П.Павленко. Письмо домой

[0gnev]

П.Павленко || « Красная звезда» №73, 28 марта 1943 года

Если враг не сдается - его уничтожают. М.ГОРЬКИЙ

# Все статьи за 28 марта 1943 года.




Ночью немец крепко бомбил. Мы плохо спали, и сейчас, по утру, сидя у окна хаты, в котором вылетели за ночь стекла, говорили о своих семьях.

Опасность обостряет нежность к близким. Никогда так не дороги они, как после пережитых испытаний, никогда человек не бывает и так правдив с самим собой, как в эти часы заново начинаемой, напоминающей молодость, жизни.

Собеседник мой, лейтенант артиллерии, - боксер по всем замашкам, драчун по характеру, любивший, рассказывая, иллюстрировать дело приемами бокса, - они всегда оказывались самыми нужными и даже, можно сказать, неизбежными по ходу лейтенантских переживаний, - сегодня был молчалив. Но вот он полез в карман кителя.

- Я хочу, - сказал он, - прочесть вам письмо от жены и мой ответ ей. Можно? Смеяться не будете?

- Прочтите. Я тоже прочту свое.

Он слегка покраснел, рука его задержалась у сердца.

- Я, знаете, пишу плоховато… Ну, да ладно.

Вот что писала ему жена из далекой Сибири:

«Котя, родной мой.

Когда я подумаю, что ты еще не видел нашего мальчика, мне делается так грустно, что я каждый раз плачу. Уж лучше бы я тогда не рожала. Но потом я начинаю утешать себя и думаю, что тебе на фронте лучше, когда ты знаешь, что в Сибири тебя ждут двое - я и Сережка, и что Сережка, несмотря на свои десять месяцев, - самый близкий мой друг. Он всё понимает и во всем согласен со мною, и мы оба одинаково любим тебя. Я его теперь так приучила, что когда скажу, «папа», он, негодяй, сейчас же оборачивается к двери. Я толком так и не знаю, на кого больше похож он: на тебя или на меня. Одно знаю, что в нем заложены и твои, и мои черты, и я никогда так хорошо не разбиралась в тебе, как сейчас, когда могу часами наблюдать за Сережкой и находить в его поступках ответы на многое, чего я не понимала в тебе.

Сын наш, скажу тебе с гордостью, очень храброе существо и, как ты, страшно задиристое, драчливое, но отходчивое. И, как ты, болтлив. С возрастом он станет, конечно, мягче, потому что в нем, как я тебе уже сказала, есть и мои черты. Среди тех хороших, которыми ты сам гордился, есть и моя дурная - ужасное самолюбие. Я всегда хотела, чтобы ты был самым лучшим мужем, чего бы тебе это ни стоило, и сама старалась быть самой лучшей женой и обижалась, если у нас это не выходило. Но в общем мы хорошо жили. Правда, Котя? И вот я иногда думаю: что было бы, если бы ты, Котя, погиб? Сердце мое так сжимается, что кажется, вздохну разок - и смерть. Ты мне больше, чем муж, ты мне - товарищ и друг. И всё же скажу тебе: воюй, как надо, не жалей ни себя, ни нас, чтобы, когда вернешься, не пришлось скрывать от меня и Сережки чего-нибудь плохого.

Знай - нам без тебя будет плохо, но с тобой плохим - еще хуже. Ты будешь не тем, кого мы крепко и честно любим. И если тебе придется погибнуть, Котя, - знай, что этим ты навек свяжешь меня с собою. Мертвому тебе не изменю, всегда буду твоей, и наш Сережка никогда не будет знать другого отца. Пусть так и знают все меня, как твою вдову. Может, это опять из самолюбия, но я такая и не хочу меняться. Не щади себя ты, и я не пощажу себя.

Ну, расписалась… Пора кончать письмо. Ночь. Завтра надо рано вставать - дежурю в госпитале.

Сережка и я здоровы, живем хорошо…

Навеки твоя жена Людмила».




Прочитав письмо жены, лейтенант потряс руками, точно пробовал силу плеч, на которые предстояло принять ему непосильную тяжесть, и, не глядя на меня, приступил ко второму письму.

Он отвечал жене так:

«Людмила!

Прочел твое письмо и долго в ту ночь не спал - боялся, как засну - заплачу. А утром был в бою и только на следующий день нашел время ответить тебе. Пишешь, что если я погибну, то ты навек останешься вдовой. Не делай такой глупости, Мила! Скажу тебе прямо, ты чересчур была для меня хорошая, и я часто думал, что ты меня всё равно бросишь за всякие глупости, но ты сделала меня другим. В твоих руках я был, как Сережка десятимесячный. Сама скажи: разве я теперь не другой стал? Так что вот слушай, Мила. Гибнуть я, вообще-то говоря, и не собираюсь. Я сильнее любого немца, а весь наш народ сильнее Германии, мы их побьем. Верь мне. Если же меня не станет, выйди замуж за хорошего человека и прибавь к его характеру свой. Ты слишком большая душа, чтобы быть одной. Мне жалко, если ты будешь одна и никто не узнает, какая ты замечательная, и не получит от тебя того, что получил я. Пусть те живут одни, у кого ничего нет за душой, а ты не должна, Мила. Это я приказываю тебе, как командир и товарищ.

Пребывая в опасности, я хочу знать, что жизнь твоя поднимается выше и выше. Но если так произойдет, что выйдешь ты замуж, Сережке всегда напоминай, что отец его был черноморский моряк, севастополец, воевал в Крыму, на Кубани, под Новороссийском. Подрастет - свези его в эти места. Тут меня и живого все знают, а если погибну - тем более. Слава есть все-таки кое-какая и сейчас. Пусть Сережка знает, кто такой его отец. Сделаешь, Мила? А если будет у тебя второй сын, прошу назови его Константином, в мою честь. А если дочка будет, то Джалитой. Ты знаешь, почему я прошу об этом.

Вот только не езди со вторым мужем в те места, где мы бывали с тобою. Что мое, пусть моим и останется. И что твое было со мной, пусть так и сохранится в памяти и не повторится. Конечно, если выйдешь за моряка, так это невозможно не быть ни в Севастополе, ни в Балаклаве, но ты сама поймешь, где не надо бывать, и если на тех местах, где мы встречались, новые цветы выросли, так уж пусть и растут в мою память. О самом главном пишу в конце. Живется тебе с Сережкой трудновато, ты меня не обманывай. Мы тут все письмами делимся, как табаком или хлебом, и я знаю, - все жены пишут, что живут отлично, вроде как и войны нет. Знаю, что врешь, но спасибо тебе, так и надо. Советская женщина, Мила, всё понимает. Это только немецкие стервы могут унижаться, просят своих шелудивых прислать чулки или трусики, - русская душа не способна на это. Мы тут с Володькой Берзелем как-то смеялись, что было бы, если б мы прислали вам домой краденые чулки и туфли. Не знаю, какая у него жена, а ты бы меня из дому выгнала, это точно. Так вот о самом главном хочу сказать: за меня не опасайся, я на компромиссы не пойду и с позором к тебе не вернусь. Если встречу смерть, обходить стороной не стану, а мой характер ты, кажется, знаешь. Твой Константин».




Лейтенант откашлялся и, царапая ногтем стол, спросил, глядя в окно:

- Ну, как?

Я сказал:

- Дайте мне ваше письмо. Я никогда не сумел бы написать лучше.

Лейтенант встал и, продолжая глядеть в окно, через плечо отдал мне листик письма.

- Возьмите, - сказал он просто. - Я не послал его почтой. Кто ее знает, почту… А сейчас такое начнется…

И вот я посылаю письмо его Людмиле, и своей Наталье, и вашей Нине, и всем нашим подругам, потому что действительно трудно написать письмо лучше. // П.Павленко. ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ.
____________________________________________
Письма на фронт* ("Красная звезда", СССР)*
Е.Габрилович: Письмо* ("Красная звезда", СССР)

************************************************************************************************************
КАРЕЛЬСКИЙ ФРОНТ. На снимках: 1. Бойцы-оленеводы направляются на разведку в тыл врага. 2. Вывозка раненых с поля боя на оленьих нартах.

Снимки старшего лейтенанта С.Раскина.



★

Подвиг старшего лейтенанта Шмойкова

ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ, 20 марта. (По телеграфу от наш. корр.). На подступах к одному опорному пункту противника шел ожесточенный бой. Немцы упорно сопротивлялись. С нашей стороны был применен танковый десант. На один танк сел с шестью бойцами старший лейтенант Шмойков. Возле вражеских укреплений десантники спрыгнули с танка, атаковали немецкую траншею и выбили оттуда противника.

Однако вскоре немцы перешли в контратаку. Шмойков приказал своим бойцам держаться, пока не подоспеет подкрепление. Несколько раз гитлеровцы бросались к траншее и откатывались назад, встреченные в упор огнем автоматов и гранатами. Они теряли одного солдата за другим, но продолжали лезть к траншее.

Горстка храбрых советских воинов тоже несла потери в этом неравном бою. В конце концов все шестеро бойцов Шмойкова выбыли из строя убитыми или ранеными. Он остался один, но продолжал отбивать врага гранатами, хотя и сам был несколько раз ранен. Вот из-за укрытия появилась еще группа немцев. Шмойков бросил противотанковую гранату и уложил добрую половину атакующих. Тогда немцы отступили от траншеи, а вскоре сюда подоспело наше подкрепление. Бойцы подняли героя-командира, который уже не мог стоять на ногах, но еще продолжал вести огонь. На его теле было обнаружено 17 ранений.

Старший лейтенант Петр Шмойков родился и вырос в городе Великие Луки, работал машинистом на железной дороге. Захватив Великие Луки, немцы выгнали семью Шмойкова из дома, избили до полусмерти его отца, убили двоюродную сестру Марусю. В бою с немцами пал смертью храбрых родной брат Петра летчик Алексей Шмойков. Молодой командир-большевик крепко отомстил врагу за горе своей семьи, за брата, за разрушенный родной город. Со своими шестью бойцами он истребил в жестоком и неравном бою несколько десятков гитлеровцев.

☆ ☆ ☆

Атака опорного пункта врага

КАЛИНИНСКИЙ ФРОНТ, 27 марта. (По телеграфу от наш. корр.). Вчера Советское Информбюро сообщало об успешных действиях части, которой командует тов. Петренко. Эта часть разгромила немецкий гарнизон, истребив около 300 вражеских солдат и офицеров. Передаем некоторые подробности этого боя.

Подойдя к сильно укрепленному опорному пункту немцев, командир части решил окружить его с помощью глубокого обхода. Как только стемнело, одно подразделение под командой старшего лейтенанта Бровина скрытно пробралось лесной чащей в глубину немецкой обороны, перерезало вражескому гарнизону путь отхода и, выйдя к указанному месту, изготовилось для удара с тыла по опорному пункту.

Одновременно на фланги противника вышли два других подразделения, которые форсировали реку и взяли под контроль дороги, идущие к соседним опорным пунктам немцев. Наконец, подразделение, возглавляемое тов. Лихановым, оседлало дорогу, которую противник мог использовать для перегруппировки сил в ходе боя. Таким образом немецкий опорный пункт был отрезан от внешнего мира, потерял связь с соседями и возможность какой-либо перегруппировки своих сил.

Когда окружение было полностью закончено, командир части подал условленный сигнал, и его подразделения с четырех сторон двинулись в атаку. Неприятель был ошеломлен внезапными действиями наступающих. Гитлеровцы метались из стороны в сторону, но всюду попадали под губительный огонь наших минометов, пулеметов и автоматов. Бой вскоре закончился полным разгромом вражеского гарнизона.

____________________________________________
А.Габор: Два письма* ("Известия", СССР)
Л.Славин: Лицо врага* ("Известия", СССР)*
Письма родных и друзей* ("Красная звезда", СССР)**
Откровения фашистского ублюдка ("Красная звезда", СССР)**
В.Бредель: Письма гитлеровских бандитов ("Известия", СССР)
Н.Тихонов: Голоса из разбойничьего логова* ("Известия", СССР)*

Газета «Красная Звезда» №73 (5444), 28 марта 1943 года