Мое первое знакомство с советским народом
Мишель Горде (Michel Gordey), « Gazette de Lausanne», Швейцария.
# Все статьи за 19 августа 1950 года.
Мишель Горде - первый специальный корреспондент западного издания некоммунистического толка, попавший в СССР после окончания войны. Он прекрасно говорит по-русски. Этой весной он провел больше двух месяцев в Советском Союзе. Он жил в Москве и объездил европейскую часть СССР с севера на юг, от Ленинграда до Сталинграда и от Москвы до кавказского Тбилиси, то есть от границы с Финляндией до границы с Турцией.
Его путешествие, разумеется, было полностью организовано советским Министерством иностранных дел. Однако благодаря знанию языка и обычаев страны Мишель Горде смог увидеть ряд аспектов советской жизни, которые обычно укрываются от иностранцев. Он представил нам бесстрастную и беспристрастную, почти фотографически точную картину этой страны.
☆ ☆ ☆
На часах 18:00, электрический свет льется на широкие асфальтированные проспекты. За окном машины проплывают магазины с огромными светящимися витринами, желтые и красные автобусы, синие троллейбусы. На тротуарах толпы народа, на проезжей части - сияющие машины, красные и зеленые сигналы светофора, милиционеры, одетые в длинные синие шинели и серые меховые шапки. Таков мой первый взгляд на Москву 1950 года.
Внезапно я вижу Кремль, окруженный высокими кирпичными стенами, с остроконечными башенками и золотыми луковками куполов. Мы переезжаем через широкую реку - Москву, затем движемся по широким бульварам, пересекаем несколько громадных площадей, равных по размеру площади Согласия в Париже.
И вот машина останавливается перед большим красноватым зданием. Надпись латинскими и русскими буквами гласит: "Интурист. Гостиница "Националь". Швейцар в голубой ливрее (довольно потертой) с золотыми галунами спешит к машине. Здесь мне забронировала - или скорее предназначила - номер организация, опекающая иностранных туристов в СССР, тот самый "Интурист", представители которого встретили меня на аэродроме.
В холле меня уже ждут две женщины средних лет. Одна - "администратор" (то есть управляющая) гостиницы, другая - заведующая бюро "Интуриста " в "Национале". Они были очень удивлены тем, что я бегло говорю по-русски. Мне представляют молодого человека с серьезным лицом, в черепаховых очках и черном костюме.
- Товарищ Попов должен был быть Вашим переводчиком, но раз Вы говорите по-русски, он просто будет Вас везде сопровождать. Он полностью в Вашем распоряжении.
Я пожимаю руку товарищу Попову, который молча мне кланяется.
Лифт. На третьем этаже мне открывают дверь моей "квартиры" две горничные в белых фартуках и шапочках. У чемоданов ждет носильщик. Это еще десять рублей (870 франков). Он горячо благодарит меня. Советский режим еще не отменил чаевые.
Моя "квартира" - это огромная комната: позолоченная мебель, фарфоровые вазы, восточные ковры, три стола в стиле ампир, ультрасовременная ванная. Это скорее музей, чем гостиничный номер. Взглянув на все это великолепие, я подумал, что на него уйдет половина моих финансов, и тут же спустился вниз, чтобы попросить комнату поскромнее.
- У нас во Франции есть поговорка: "Невеста слишком хороша!". Она очень подходит к той комнате, что вы мне забронировали. Я не привык жить в столь пышных покоях.
- Мы дали Вам довольно заурядный номер, - отвечает "администратор". Он стоит всего 50 рублей в день (4350 франков). Впрочем, номер без ванной будет стоить 35 рублей (примерно 2600 франков), но сейчас у нас таких номеров нет.
(Месяц спустя, когда я еще буду в Москве, в аналогичном номере в той же гостинице поселится г-н Трюгве Ли (Trygve Lie), генеральный секретарь Организации Объединенных Наций. "Националь" в принципе предназначается для именитых иностранных гостей и делегаций. Я не знаю, почему меня автоматически записали в эту же элитную категорию).
Так что выбора у меня не было, и я решил оставить за собой этот "заурядный номер" с двумя громадными окнами (с двойными створками, которые зимой законопатили замазкой и в которых для проветривания можно открыть лишь маленькую форточку сверху). У меня великолепный вид на Кремль, Красную площадь, мавзолей Ленина и, чуть далее, собор Василия Блаженного, разноцветного, как детская игрушка.
Нескончаемый ужин
Я в одиночестве спускаюсь в ресторан при гостинице, работающий, как гласит табличка, до 3 часов утра. Здесь в гардеробе тоже работают мужчины в галунах, а официантки одеты в черные платья и белые фартуки и шапочки. Большой зал с лепным потолком. В глубине танцевальный оркестр производит страшный шум, но играют они не джаз.
Я делаю заказ молодой официантке, которая очень торопится. Прошло добрых полчаса, прежде чем она принесла мне первое блюдо: бутерброд с черной икрой по цене в 4 р. 35 коп. (примерно 380 франков).
Еще полчаса - и вот приносят мясо: телячий язык с зеленым горошком за 9 рублей (около 780 франков). Через двадцать минут после того как я съел это блюдо, принесли десерт: ванильное мороженое, которое здесь называют "пломбиром" и которое стоит 3 р. 35 коп. (290 франков).
Кофе - весьма скверный, со вкусом цикория, напомнивший мне старые добрые времена в Париже 1945 года - обошелся мне в 1 р. 35 коп. (115 франков). Если прибавить к этому небольшую стопку водки (300 франков), бутылку минеральной воды (100 франков) и хлеб (70 франков), общий счет выйдет на сумму 24 рубля (примерно 2100 франков) - за в целом весьма скромный обед. Потому что бутерброд с икрой стоил меньше, чем обычно стоит салат, а мясные блюда, бывает, продаются по цене, вдвое превышающей цену моего телячьего языка. Официантка как само собой разумеющееся принимает три рубля чаевых (260 франков). Еще полчаса у нее ушло на то, чтобы рассчитать меня. Так что два часа мне пришлось в основном ждать и наблюдать.
В ресторане "Интуриста", который, вероятно, считается одним из лучших в Москве, вокруг себя - за исключением столика, за которым расположились южноамериканцы - я вижу только русских. (На самом деле, он далеко не самый дорогой, наоборот, цены в нем "среднего порядка" ).
Судя по одежде и манере себя вести за столом, все эти русские принадлежат к весьма разнообразным социальным слоям. Там много военных: за каждым четвертым столиком сидят офицеры в мундирах цвета хаки и темно-синего цвета, которые им очень идут, их грудь увешана наградами, черные ботинки хорошо начищены, на ногах галифе. У многих из них череп гладко выбрит.
Гражданские - любых видов. Есть рабочие в рубашках без галстуков, с черными от работы руками; интеллигенты, одетые, как наши добрые буржуа, с пристёгивающимися воротничками, в галстуках и двубортных пиджаках (правда, покрой их одежды очень отличается от нашего). Есть женщины в длинных платьях, совсем другого, чем в Париже, фасона, так как их "элегантные" платья мешковаты и спадают вниз, ничем не перехваченные в талии. Есть и юные студентки в простых блузках и очень коротких юбках.
Эти люди смеются, громко спорят, едят (а главное - пьют) намного больше, чем я, выражают недовольство (тщетно) столь медленным обслуживанием и время от времени танцуют на площадке, где молодые и пожилые пары движутся под звуки шумного оркестра, который играет русские мелодии в ритме фокстрота. Громче всех звучит аккордеон. Самая популярная мелодия, кажется, "Голубой Дунай", а также "Валенсия", которая была в моде в Париже в 1924 году. За те два часа, что я там провел, не прозвучало ни одной джазовой мелодии (к джазу в СССР плохо относятся, считая эту музыку "сделанной в США").
Я смотрю по сторонам - и на меня смотрят - с любопытством. Я перехватываю взгляды, ясно говорящие о том, что по одежде русские уже опознали во мне иностранца. Ресторан переполнен, публика, похоже, денег не считает, царит веселая атмосфера. На свободные стулья у уже занятых столиков садятся незнакомые люди. Но за мой столик не садится никто, хотя он довольно большой.
Получив деньги и чаевые, официантка сказала мне: "Спасибо, господин!". Всем моим соседям она говорила "товарищ". Она тоже моментально меня вычислила. С первого же взгляда она, как и все остальные, определяет меня как буржуа, капиталиста, вероятно, постояльца гостиницы "Националь", то есть "господина". (Ибо слово "господин" исчезло из лексикона, употребляемого русскими в разговорах между собой, с установлением советского режима в 1917 году ).
Карточка постояльца заполнена по всем правилам
Поднявшись в 9 утра, я заказываю завтрак мальчику в белой курточке. Чай, хлеб, масло, сыр. Жду полчаса. Счет: 7 рублей (600 франков), плюс рубль чаевых.
Спускаюсь на первый этаж, где находится "бюро услуг" "Интуриста". Там сидят три молодые женщины и одна постарше, блондинка с глазами цвета стали, заведующая бюро. Для начала она просит у меня шесть фотографий и заставляет подписать три длинные анкеты. Затем товарищ Минаичева - так ее зовут - начинает своего рода допрос:
- Вы уже приезжали в СССР?
- Нет! После того как в семилетнем возрасте уехал отсюда с родителями.
- Вы никогда не возвращались сюда до 1950 года?
- Нет.
- Где Ваши родители?
- Во Франции.
- Как их зовут? Сколько им лет? Где они родились? Где живут сейчас?
- (Я подробно отвечаю на все эти вопросы).
Взгляд моей собеседницы суровеет:
- У Вас есть родственники в СССР?
- Нет.
- Никого?
- Говорю же вам, нет!
- Вы женаты? Как зовут Вашу жену? Сколько ей лет? Где она живет? Какая у нее национальность?
- (Я отвечаю на все эти вопросы).
- Как долго Вы собираетесь оставаться в СССР?
- Два месяца.
- Какие города Вы собираетесь посетить?
- Я поговорю об этом с пресс-службой советского Министерства иностранных дел.
За этим следует еще дюжина вопросов. Все мои ответы записываются товарищем Минаичевой на длинных листах бумаги, которые я подписываю в трех экземплярах. Эта процедура длится добрых полчаса. Если я правильно понимаю, я только что сделал то, что во Франции называется "заполнить карточку постояльца" в гостинице.
Затем товарищ заведующая объявила мне, что ее "бюро услуг" находится в моем распоряжении и готово достать мне билеты в театр и предоставить автомобиль (за 30-50 рублей в час, то есть 2500-4300 франков). Также они могут "организовать для меня экскурсии" и вообще "помогать мне" всеми возможными способами.
- Как Вы уже могли заметить, - сказал я ей, - я прекрасно говорю по-русски. Думаю, я справлюсь сам. Мне не нужен автомобиль, я буду ездить на метро или автобусе - а если нужно, возьму такси. Но все равно спасибо.
В этот момент в комнату входит молодой человек, которого мне представили вчера вечером - товарищ Попов из "Интуриста". Он в моем распоряжении и может совершить со мной первую прогулку по Москве. Ко всеобщему разочарованию, я предпочитаю отправиться на нее один. Но я прошу товарища Попова попросить о встрече с отделом прессы Министерства иностранных дел: я хочу получить аккредитацию и обсудить с компетентными чиновниками детали написания моего репортажа об СССР. Он обещает мне этим заняться.
Пешая прогулка по Москве. В одиночестве
10 часов утра. Моя первая прогулка по дневной Москве 1950 года. Я иду по улице Горького, Елисейским полям советской столицы. Этот проспект в два раза шире наших бульваров, он полностью заново застроен полтора десятка лет назад. По обеим сторонам большие магазины и новые дома. Это улица московских "шикарных" магазинов. Магазины моды, большие книжные, театры, несколько гастрономов (лучших бакалейных и молочных магазинов столицы). Я прохожу мимо огромной витрины с надписью "советское шампанское". Есть там и несколько "Мосторгов"- московских универсальных магазинов типа "Галери Лафайет". Вот новое здание Моссовета, а вот Центральный телеграф, над входом в который висит вращающийся день и ночь большой глобус.
Стиль этих новых зданий - современный стиль советского режима - одновременно тяжел, вычурен и монументален. Кирпичные и каменные колонны, пилястры, башенки, своды и арки сменяют друг друга и перемешиваются. Средняя высота домов - 9 этажей. Преобладают серый, желтый и белый цвет. Импозантно, но некрасиво. Улица безупречно чистая, бросать окурки или бумажки на тротуар запрещено. Через каждые 5-10 метров стоят корзины для бумаг в форме урны, готовые принять ваш мусор. Проезжая часть заасфальтирована, машины едут по ней на полной скорости, резко останавливаясь на красный свет и по свистку милиционеров.
Движение гораздо менее интенсивно, чем в Париже, однако центральные проспекты здесь шире. Их построили и значительно расширили, предугадывая проблемы наступающего века.
Пешеходы имеют право переходить улицы только в местах, обозначенных желтыми столбиками. Если кто-то из них идет по проезжей части, заходя за границы этих "переходов", сначала его призовет к порядку пронзительный свисток милиционера. Однако я замечаю, что один из них спокойно продолжает свой путь. Некоторые пешеходы останавливаются и с интересом смотрят на этого нарушителя дисциплины. Что же будет дальше? Милиционер бежит к нему, дуя в свисток, берет под руку и просит предъявить документы . Потом вынимает из кармана книжку со штрафными квитанциями и тут же заставляет виновного заплатить штраф.
"Солнце в желудке"
На каждом углу этой улицы стоят деревянные киоски, в которых продают сигареты, минеральную воду, бутерброды и водку. Я покупаю сигареты (светлого табака, за 1 р. 60 коп. пачка, то есть 20 сигарет за 140 франков), а пока расплачиваюсь, замечаю, как на углу останавливается шофер грузовика. Он выходит, подбегает к киоску и говорит продавщице: "Налейте 200 грамм!".
Продавщица наливает в большой стакан жидкость, похожую на воду, шофер залпом ее выпивает, покупает кусок колбасы, потом говорит: "Еще 100 грамм". Лицо его, слегка покрасневшее, засияло радостью, и он бегом вернулся обратно. Он проглотил 300 граммов водки в 10:30 утра. За ним и другие прохожие останавливаются и столь же быстро опрокидывают в себя такое же количество "солнца в желудке", как некоторые русские называют свой национальный напиток.
Серая толпа медлительна, но тепло одета и обута. Мужчины носят пальто из плотного драпа или тулупы - что-то вроде курток на ватине. На голове у них фуражки, мягкие шляпы или меховые шапки - их примерно поровну. Женщины одеты в серые, синие или черные зимние пальто. Изредка попадаются шубы, но они посредственного качества. Женщины с длинными волосами - чаще всего это шиньоны или косы - носят полукруглые шляпы. Часто встречаются льняные косынки: белые у молодых женщин, серые или черные у гражданок постарше.
В плане одежды есть две привилегированные категории: дети и военные. Бесчисленные упитанные малыши всех возрастов, хорошо одетые, составляют единственные "цветные пятна" на общем сером фоне. Они носят маленькие цветные шерстяные или меховые комбинезоны, маленькие валенки, очень милые шапочки, обрамляющие их розовые или белые личики. Два раза в течение одного часа мне попались "бродячие детские сады": три десятка малышей, смирно шагающих парами, держась за руки, под руководством одной старушки. При их появлении милиционеры останавливают движение, и ребята переходят улицу под умиленными взглядами прохожих, которые, кажется, обожают детей.
На первый взгляд, в целом эта толпа выглядит счастливой. Люди улыбаются, шутят, окликают друг друга, громко говорят и, кажется, пребывают в хорошем настроении. В магазинах полно народу. Месяц назад правительство объявило о массовом снижении цен (на 15-30%), что, по-видимому, вызвало настоящую гонку за всевозможными товарами.
Переполненные магазины
Я вхожу в Мосторг (универсальный магазин) на улице Горького. Во всех отделах толпятся покупатели; они не толкаются и не выражают какого бы то ни было недовольства. Я перехожу с этажа на этаж, от отдела к отделу. Продающиеся там товары кажутся мне довольно посредственными, но буквально все, что там лежит, находит своего покупателя - и в частности, дорогие вещи, то есть товары лучшего качества.
Толпится народ в основном в отделах готового платья и тканей - прямо как в парижском метро в 6 часов вечера. Здесь порядок тоже обеспечивают милиционеры, проявляя потрясающее спокойствие. В любом случае, люди, похоже, готовы, если надо, ждать час или два, чтобы купить отрез ткани, шляпу, блузку или костюм. Продавцы изнурены, не слишком вежливы, и, конечно, им нет нужды прикладывать какие-то усилия, чтобы у них купили их товар. Его отрывают с руками.
Такую же толпу я нахожу и в продовольственных магазинах, таких как крупный "Гастроном номер один", где громадные хрустальные люстры средь бела дня тысячами электрических огней освещают полки, прогибающиеся под тяжестью съестных припасов.
Та же картина и в больших книжных магазинах центра города. Стар и млад, рабочие и интеллигенты осаждают продавщиц отделов литературы и науки, которые, очевидно, привлекают больше покупателей, чем отдел политики (где продают "литературу" коммунистической партии, произведения и брошюры Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина).
Во время моей первой прогулки я не успел узнать и сравнить цены. Возможно, этот наплыв покупателей частично объясняется тем, что карточная система была отменена меньше двух лет назад и что местному населению всего не хватало с самого 1941 года, когда на страну напала Германия. Как бы то ни было, люди, кажется, бросаются на все, что им предлагает государство в своих магазинах.
Я покидаю большие центральные улицы и иду по маленьким извилистым переулкам. Там передо мной открывается старый город, с большими мостовыми, на которых машины исполняют нечто вроде пляски Святого Витта. Тротуары так высоки, что нужно буквально спрыгивать с них, чтобы перейти на другую сторону переулка, покрытого черноватой грязью. Маленькие деревянные домики, довольно ветхие на вид. Передние и задние дворы, где подтаявший снег слеживается, образуя огромные черные и грязные кучи. У домов валяется мусор и старые газеты. Здесь нет штрафов за брошенный окурок, нет даже урн для них. Это изнанка декорации, это старая Москва, мало изменившаяся за последний век, полугород-полудеревня, где в пятнадцати минутах ходьбы от центра я нахожу кур, спокойно клюющих что-то на проезжей части, и козу, которую пасет старушка.
Возвращаюсь в гостиницу. Товарищ Попов из "Интуриста", похоже, все это время прождал меня, оставаясь на посту с самого утра, с момента моего ухода.
- Завтра я хотел бы посетить суд, школу или библиотеку, - говорю я ему. - Полагаю, вход в эти учреждения свободный?
- Утром я звонил в Министерство иностранных дел, - отвечает мне товарищ Попов, - и Вам лучше сначала поговорить с ними. Если хотите, мы можем на днях сходить в музей или на выставку...
Смогу ли я осмотреть все, что хочу? Или у меня будут с этим проблемы? Как бы там ни было, сегодня, во время прогулки по Москве, за мной никто не следил. Завтра попробую поговорить с москвичами.
Продолжение следует / Перевод: Анастасия Вербицкая ©
________________________________________
Насколько сильна Россия? ("Time", США)
Казнь палача ("Time", США)
Охотник Берия ("Time", США)
Массовый убийца ("Time", США)
Звездный час драгуна ("Time", США)
Жданов: Умение ждать ("Time", США)
Маленький страж отцовского неба ("Time", США)