Л.Булаховский. Возвращение к жизни
« Литература и искусство» №37, 11 сентября 1943 года
Наши войска отбили у немцев ДОНЕЦКИЙ БАССЕЙН - важнейший угольный и промышленный район страны, освободили города Конотоп и Бахмач. Вчера советской родине возвращены Барвенково и Мариуполь, Чаплино и Волноваха.
Слава нашей могучей Красной Армии, наносящей сокрушительные удары по врагу!
# Все статьи за 11 сентября 1943 года.
Я провёл в родном городе десять дней. 23 августа, когда мы, группа работников украинской культуры - Павло Тычина, Максим Рыльский, Юрий Яновский и я, в’ехали в Харьков, ещё пылали пожары, сильно несло гарью от развалин зданий; не везде были убраны трупы врагов, и едкий запах тления доносился до нас. Дороги, у которых валялись разбитые немецкие танки и орудия, дороги, по которым непрерывной цепью двигались наши красноармейские части и перевозилось военное имущество, представляли собой ещё почти настоящий фронт.
Два предшествующих дня уже подготовили меня к зрелищу жестоких разрушений городов, городов почти вымерших. Но то были небольшие города, которые я видел впервые. Я мысленно готовился к тому, чтобы увидеть Харьков не таким, каким я знал его в течение полувека, предполагал, что не все привычное найду сохранившим свой прежний вид.
Картина разрушения оказалась намного страшнее того к чему было готово воображение: груды щебня на месте недавно стоявших красивых зданий, обугленные фасады многоэтажных домов, развалины, каркасы, по которым только и можно узнать прежние строения, рухнувшие мосты - одна сплошная лента опустошения и застывшего за ним человеческого страдания и горя. Взгляд почти удивленно останавливается на зданиях, которые кажутся целыми - без зияющих пробоин, с немногими выбитыми окнами, и провалившимися крышами.
Обходим улицу за улицей, заглядываем во дворы и дома, спешим разыскать людей и учреждения, где надеемся узнать что-либо о судьбе оставшихся в Харькове людей и ещё недавно богатых библиотек, лабораторий, музеев старого города цветущей Украины.
Если слёзы - те слёзы, с которыми трудно совладать и мужчине - всё время подступают к горлу, когда на каждом шагу видишь гибель векового труда, затраченного на строительство родного города, то какое-то особое чувство омерзения и гнева охватывает, когда читаешь немецкие плакаты, это яркое выражение подлости «арийских» мракобесов. С заборов глядят на нас многоцветные, лубочно расписанные картинки с изображением весело смеющихся обитателей немецкого «рая», а надписи на них, рассчитанные, очевидно, на стопроцентных глупцов, издевательски приглашают «ехать» в Германию, чтобы «принять участие в немецком домашнем хозяйстве».
Жители Харькова наперебой рассказывают о самом разном, но из всех рассказов узнаешь об одном - о полном бесправии, ужасе немецкой охоты за молодежью, продажности властей и торговле жизнями, проституированной «культуре» везде и во всем - от комнаты фашистского постояльца до театральных «развлечений» наглых «культуртрегеров». Страх, нищета, ужас. И так почти два года…
Никого из писателей, естественно, не обнаруживаем. Уцелел только кое-кто из членов их семейств, преимущественно пожилые женщины. Одни плача, другие смеясь, приветствуют среди нас своих знакомых, задают вопросы о близких и сообщают, что знают о тех, кто был в городе - погиб или выжил - о том, как «жил» почти не говорится.
Волнуясь, спешим к самому центру города - узнать о судьбе главных библиотек и университета - давней гордости Харькова. Славу Харьковского университета, основанного на восемь лет раньше берлинского, создавали в течение полутора веков лингвисты Срезневский, Потебня, Овсянико-Куликовский, Нетушил, литературоведы Кирпичников, Сумцов, историки Бузескул и Багалей, математики Ляпунов, Стеклов и Бернштейн, медики Гиршман и Данилевский. Тяжело смотреть на запущенные сейчас корпуса, на полуразрушенное здание одного из новейших корпусов - химического, на руины - старого юридического. Три раза беседовал я в стенах всегда для меня дорогой и такою оставшейся и после перенесенных ею страданий и унижений alma mater со старыми и молодыми товарищами. Мы расцеловались почти без слов: я - с радостью человека, принесшего в старую близкую семью весть об освобождении и слова бодрости; они… думаю, с чувством, которое хорошо понимают только те, кому пришлось пройти через страдания, печать которых слишком явно лежит на многих из них. Я не сразу узнал многие, в прошлом хорошо знакомые лица, небритые, изможденные, худые или со следами нездоровой, голодной одутловатости.
Как жили? Делали спички, обрабатывали огороды, продавали что можно. Занятий в университете не было. Лаборатории и музеи сильно пострадали от мародерства и бомб.
Хочется сказать хоть два слова об этой категории людей, самоотверженно преданных делу нашей культуры. Просто, бесхитростно рассказывает нам старый «служитель» одной из химических лабораторий о том, как он укрывал от немцев наиболее ценные предметы «своей» лаборатории, и так же просто, вряд ли догадываясь о героизме того, что он делал, скромный музейный работник любовно показывает, что он сберег, и сообщает нам о спрятанном им в разных «похоронках».
Беседа с несколькими жителями возле библиотеки им. Короленко подготовляет нас к тяжелому переживанию, к которому мы собственно уже готовы, - достаточно поглядеть с улицы на старое, давно знакомое, теперь кажущееся полуразрушенным помещение библиотеки. Нам рассказывают, как в марте этого года немцы на улице жгли взятые из библиотеки, сложенные кучами книги. Сгорела от пожара (около библиотеки была размещена кухня итальянской военной части) или уничтожена в порядке из’ятия приблизительно четверть огромных богатств библиотеки. Директор с особенной печалью говорит о гибели всей детской литературы, долго и любовно им собиравшейся. Два концерта, данные при нас в театре им. Шевченко лучшими артистами Союза и Украины вызвали общий восторг.
30 августа на митинге, собравшем тысячные массы населения, звучали гордые слова освободителей города - руководителя большевиков Украины Никиты Сергеевича Хрущева и командующего Степным фронтом генерала армии Конева. Устами старого профессора А.В.Терещенко интеллигенция многострадального города рассказала о перенесенных ею страданиях и унижениях и о своем счастье соединения с советским народом. Старый художник, заслуженный деятель искусства УССР Прохоров прочитал горячее обращение митинга к товарищу Сталину.
Пусть скорее забудется проклятое недавнее прошлое родного города! Уже пришло время думать о новой славе и процветании второй столицы Украины. Скоро доблестная Красная Армия, руководимая своим великим вождем и его соратниками, окончательно разгромит фашистских злодеев, и советский народ восстановит разрушенное лютыми захватчиками. Снова на родной земле зацветет жизнь разумная и счастливая. Мы в это верим всей полнотою своего сердца, как верим в справедливость той страшной расплаты, которую заслужила за свои злодеяния фашистская нечисть, надругавшаяся над жизнью и трудом поколений, превратившая в руины то, что строилось веками. // Академик Л.Булаховский.
_______________________________
Д.Заславский: Немцы-дикари ("Правда", СССР)**
Б.Полевой: Свиньи в аудиториях* ("Правда", СССР)**
************************************************************************************************************
ЛЕНИНГРАД ЛЕТОМ
ИЗ II ЧАСТИ ПОЭМЫ «ПУЛКОВСКИЙ МЕРИДИАН».
1.
Какой сегодня жаркий-жаркий день,
С какою быстротой созрело лето.
Еще немного - и ночная темь
Начнёт от круглосуточного света
Неумолимо отрезать в пути
Сначала ломтики, потом ломти.
2.
С восьми утра до часу или двух
Под деревом работаю, пишу там.
Подобием мельчайших парашютов
В саду летает тополиный пух.
Мгновение - и воздух рассекло
Пикирующей ласточки крыло.
3.
Ее сынок, а может быть, и дочка,
Топорща крылышки, глядит на мать.
Птенцу и страх как хочется летать,
И страшно оторваться от кусточка.
Он смотрит на верхушки тополей,
От мамы ни на шаг не отходя.
А та ему: «Смелей, смелей, дитя!»
4.
Под деревом еще один птенец,
Ручонкою держась за край коляски,
Колеблется - решился наконец.
Он делает шажок, не без опаски,
От мамы ни на шаг не отходя.
А та ему: «Смелей, смелей, дитя!»
5.
Как много птиц и маленьких детей
Опять щебечет в гнездах Ленинграда.
О, детский мир! Цвети и не скудей
В пределах комнат и в аллеях сада.
И после двух блокадных наших зим
Чаруй нас возрождением своим...
6.
В одиннадцать часов еще светло.
Еще на западе, не улетая,
Лежит заката алое крыло,
И даже полночь будет золотая.
Она уже в движенье привела
Аэростатов легкие тела.
7.
Луну с её лебяжьим опереньем
Зеркально опрокинула в Неву.
И соловей поёт в кистях сирени:
«Я счастлив, счастлив, я жив-жив-живу!»
В самозабвении, без тени страха,
Выводит, трели маленькая птаха.
Вверху рычат германские моторы:
8.
«Мы фюррера покоррные ррабы,
Мы превращаем горрода в грробы.
Мы - смеррть. Тебя уже не будет скорро».
А соловей свое: «Я тут, я тут. Я жив.
Меня отсюда не сметут».
Вера ИНБЕР.
________________________________________________
Харьков* || «Красная звезда» №39, 17 февраля 1943 года
И.Ле: Освобождение* || «Известия» №39, 17 февраля 1943 года
И.Эренбург: Харьков* || «Красная звезда» №62, 16 марта 1943 года
М.Тихомиров: В Харькове* || «Красная звезда» №41, 19 февраля 1943 года
Б.Азбукин, М.Тихомиров: Наши войска овладели Харьковом* || «Красная звезда» №39, 17 февраля 1943 года
«Литература и искусство» №37 (89), 11 сентября 1943 года
Наши войска отбили у немцев ДОНЕЦКИЙ БАССЕЙН - важнейший угольный и промышленный район страны, освободили города Конотоп и Бахмач. Вчера советской родине возвращены Барвенково и Мариуполь, Чаплино и Волноваха.
Слава нашей могучей Красной Армии, наносящей сокрушительные удары по врагу!
# Все статьи за 11 сентября 1943 года.
Я провёл в родном городе десять дней. 23 августа, когда мы, группа работников украинской культуры - Павло Тычина, Максим Рыльский, Юрий Яновский и я, в’ехали в Харьков, ещё пылали пожары, сильно несло гарью от развалин зданий; не везде были убраны трупы врагов, и едкий запах тления доносился до нас. Дороги, у которых валялись разбитые немецкие танки и орудия, дороги, по которым непрерывной цепью двигались наши красноармейские части и перевозилось военное имущество, представляли собой ещё почти настоящий фронт.
Два предшествующих дня уже подготовили меня к зрелищу жестоких разрушений городов, городов почти вымерших. Но то были небольшие города, которые я видел впервые. Я мысленно готовился к тому, чтобы увидеть Харьков не таким, каким я знал его в течение полувека, предполагал, что не все привычное найду сохранившим свой прежний вид.
Картина разрушения оказалась намного страшнее того к чему было готово воображение: груды щебня на месте недавно стоявших красивых зданий, обугленные фасады многоэтажных домов, развалины, каркасы, по которым только и можно узнать прежние строения, рухнувшие мосты - одна сплошная лента опустошения и застывшего за ним человеческого страдания и горя. Взгляд почти удивленно останавливается на зданиях, которые кажутся целыми - без зияющих пробоин, с немногими выбитыми окнами, и провалившимися крышами.
Обходим улицу за улицей, заглядываем во дворы и дома, спешим разыскать людей и учреждения, где надеемся узнать что-либо о судьбе оставшихся в Харькове людей и ещё недавно богатых библиотек, лабораторий, музеев старого города цветущей Украины.
Если слёзы - те слёзы, с которыми трудно совладать и мужчине - всё время подступают к горлу, когда на каждом шагу видишь гибель векового труда, затраченного на строительство родного города, то какое-то особое чувство омерзения и гнева охватывает, когда читаешь немецкие плакаты, это яркое выражение подлости «арийских» мракобесов. С заборов глядят на нас многоцветные, лубочно расписанные картинки с изображением весело смеющихся обитателей немецкого «рая», а надписи на них, рассчитанные, очевидно, на стопроцентных глупцов, издевательски приглашают «ехать» в Германию, чтобы «принять участие в немецком домашнем хозяйстве».
Жители Харькова наперебой рассказывают о самом разном, но из всех рассказов узнаешь об одном - о полном бесправии, ужасе немецкой охоты за молодежью, продажности властей и торговле жизнями, проституированной «культуре» везде и во всем - от комнаты фашистского постояльца до театральных «развлечений» наглых «культуртрегеров». Страх, нищета, ужас. И так почти два года…
Никого из писателей, естественно, не обнаруживаем. Уцелел только кое-кто из членов их семейств, преимущественно пожилые женщины. Одни плача, другие смеясь, приветствуют среди нас своих знакомых, задают вопросы о близких и сообщают, что знают о тех, кто был в городе - погиб или выжил - о том, как «жил» почти не говорится.
Волнуясь, спешим к самому центру города - узнать о судьбе главных библиотек и университета - давней гордости Харькова. Славу Харьковского университета, основанного на восемь лет раньше берлинского, создавали в течение полутора веков лингвисты Срезневский, Потебня, Овсянико-Куликовский, Нетушил, литературоведы Кирпичников, Сумцов, историки Бузескул и Багалей, математики Ляпунов, Стеклов и Бернштейн, медики Гиршман и Данилевский. Тяжело смотреть на запущенные сейчас корпуса, на полуразрушенное здание одного из новейших корпусов - химического, на руины - старого юридического. Три раза беседовал я в стенах всегда для меня дорогой и такою оставшейся и после перенесенных ею страданий и унижений alma mater со старыми и молодыми товарищами. Мы расцеловались почти без слов: я - с радостью человека, принесшего в старую близкую семью весть об освобождении и слова бодрости; они… думаю, с чувством, которое хорошо понимают только те, кому пришлось пройти через страдания, печать которых слишком явно лежит на многих из них. Я не сразу узнал многие, в прошлом хорошо знакомые лица, небритые, изможденные, худые или со следами нездоровой, голодной одутловатости.
Как жили? Делали спички, обрабатывали огороды, продавали что можно. Занятий в университете не было. Лаборатории и музеи сильно пострадали от мародерства и бомб.
Хочется сказать хоть два слова об этой категории людей, самоотверженно преданных делу нашей культуры. Просто, бесхитростно рассказывает нам старый «служитель» одной из химических лабораторий о том, как он укрывал от немцев наиболее ценные предметы «своей» лаборатории, и так же просто, вряд ли догадываясь о героизме того, что он делал, скромный музейный работник любовно показывает, что он сберег, и сообщает нам о спрятанном им в разных «похоронках».
Беседа с несколькими жителями возле библиотеки им. Короленко подготовляет нас к тяжелому переживанию, к которому мы собственно уже готовы, - достаточно поглядеть с улицы на старое, давно знакомое, теперь кажущееся полуразрушенным помещение библиотеки. Нам рассказывают, как в марте этого года немцы на улице жгли взятые из библиотеки, сложенные кучами книги. Сгорела от пожара (около библиотеки была размещена кухня итальянской военной части) или уничтожена в порядке из’ятия приблизительно четверть огромных богатств библиотеки. Директор с особенной печалью говорит о гибели всей детской литературы, долго и любовно им собиравшейся. Два концерта, данные при нас в театре им. Шевченко лучшими артистами Союза и Украины вызвали общий восторг.
You can watch this video on www.livejournal.com
30 августа на митинге, собравшем тысячные массы населения, звучали гордые слова освободителей города - руководителя большевиков Украины Никиты Сергеевича Хрущева и командующего Степным фронтом генерала армии Конева. Устами старого профессора А.В.Терещенко интеллигенция многострадального города рассказала о перенесенных ею страданиях и унижениях и о своем счастье соединения с советским народом. Старый художник, заслуженный деятель искусства УССР Прохоров прочитал горячее обращение митинга к товарищу Сталину.
Пусть скорее забудется проклятое недавнее прошлое родного города! Уже пришло время думать о новой славе и процветании второй столицы Украины. Скоро доблестная Красная Армия, руководимая своим великим вождем и его соратниками, окончательно разгромит фашистских злодеев, и советский народ восстановит разрушенное лютыми захватчиками. Снова на родной земле зацветет жизнь разумная и счастливая. Мы в это верим всей полнотою своего сердца, как верим в справедливость той страшной расплаты, которую заслужила за свои злодеяния фашистская нечисть, надругавшаяся над жизнью и трудом поколений, превратившая в руины то, что строилось веками. // Академик Л.Булаховский.
_______________________________
Д.Заславский: Немцы-дикари ("Правда", СССР)**
Б.Полевой: Свиньи в аудиториях* ("Правда", СССР)**
************************************************************************************************************
ЛЕНИНГРАД ЛЕТОМ
ИЗ II ЧАСТИ ПОЭМЫ «ПУЛКОВСКИЙ МЕРИДИАН».
1.
Какой сегодня жаркий-жаркий день,
С какою быстротой созрело лето.
Еще немного - и ночная темь
Начнёт от круглосуточного света
Неумолимо отрезать в пути
Сначала ломтики, потом ломти.
2.
С восьми утра до часу или двух
Под деревом работаю, пишу там.
Подобием мельчайших парашютов
В саду летает тополиный пух.
Мгновение - и воздух рассекло
Пикирующей ласточки крыло.
3.
Ее сынок, а может быть, и дочка,
Топорща крылышки, глядит на мать.
Птенцу и страх как хочется летать,
И страшно оторваться от кусточка.
Он смотрит на верхушки тополей,
От мамы ни на шаг не отходя.
А та ему: «Смелей, смелей, дитя!»
4.
Под деревом еще один птенец,
Ручонкою держась за край коляски,
Колеблется - решился наконец.
Он делает шажок, не без опаски,
От мамы ни на шаг не отходя.
А та ему: «Смелей, смелей, дитя!»
5.
Как много птиц и маленьких детей
Опять щебечет в гнездах Ленинграда.
О, детский мир! Цвети и не скудей
В пределах комнат и в аллеях сада.
И после двух блокадных наших зим
Чаруй нас возрождением своим...
6.
В одиннадцать часов еще светло.
Еще на западе, не улетая,
Лежит заката алое крыло,
И даже полночь будет золотая.
Она уже в движенье привела
Аэростатов легкие тела.
7.
Луну с её лебяжьим опереньем
Зеркально опрокинула в Неву.
И соловей поёт в кистях сирени:
«Я счастлив, счастлив, я жив-жив-живу!»
В самозабвении, без тени страха,
Выводит, трели маленькая птаха.
Вверху рычат германские моторы:
8.
«Мы фюррера покоррные ррабы,
Мы превращаем горрода в грробы.
Мы - смеррть. Тебя уже не будет скорро».
А соловей свое: «Я тут, я тут. Я жив.
Меня отсюда не сметут».
Вера ИНБЕР.
________________________________________________
Харьков* || «Красная звезда» №39, 17 февраля 1943 года
И.Ле: Освобождение* || «Известия» №39, 17 февраля 1943 года
И.Эренбург: Харьков* || «Красная звезда» №62, 16 марта 1943 года
М.Тихомиров: В Харькове* || «Красная звезда» №41, 19 февраля 1943 года
Б.Азбукин, М.Тихомиров: Наши войска овладели Харьковом* || «Красная звезда» №39, 17 февраля 1943 года
«Литература и искусство» №37 (89), 11 сентября 1943 года