Мера ненависти
А.Ростков || « Правда» №229, 17 августа 1942 года
Воин Красной Армии! Судьба Родины решается твоим оружием, твоей стойкостью! Бей врага, не зная страха! Победа будет за нами!
# Все статьи за 17 августа 1942 года.
Человек он был неприметный и в кругу товарищей почти ничем не выделялся. Низкого роста, широкоплечий, уже немолодой, с руками, загрубевшими от работы, с лицом, испещренным морщинками времени и невзгод, техник-лейтенант Михаил Бушмакин был как тысячи других.
Разговаривать он не любил и чаще всего отделывался молчанием или короткой репликой. Только Зеленову - военкому роты, молодому, голубоглазому человеку, с волосами, в которых густо пробивалась седина, - рассказывал Бушмакин о своей жизни, полной скитаний, жизненных неудач.
Очень рано Михаил остался без отца и без матери. Беспризорничая, воруя, переезжая из города в город, маленький бродяга иногда с завистью наблюдал жизнь своих сверстников, обласканных нежными заботами матерей, имеющих дом, хороших друзей, стремящихся к заветной цели. Но у него никого не было, и он не знал, что с ним будет. Он мечтал тогда обрести дом и счастье, стать настоящим человеком, он хотел работать и учиться, чтобы стать хозяином своей жизни.
И его мечты исполнились. Советская власть помогла Михаилу Бушмакину достигнуть своей цели. Бывший беспризорник стал рабочим, а затем техником. Он познал радость труда, научился уважать людей, как говорят, вышел в люди.
Теперь его домом, его семьей, его матерью стала родина. И когда фашистская орда кровавым потоком хлынула на нашу землю, он стал воином. С болью в сердце покидал он родную Белоруссию - зеленую страну лесов и полей. Пылали пожарами села, и под артиллерийскую канонаду по земле, изрытой воронками, как по истерзанному телу, шел он на восток. И каждый километр пройденной земли больно ранил его в самое сердце. В те суровые дни отчизна стала ему еще милее, еще дороже, и в нем родилась тогда ненависть. С тех пор потерял покой Михаил Бушмакин.
Он видел кровавые следы врага в освобожденных нами селах, он видел страдания людей, потерявших свой кров и близких, и ненависть в нем укреплялась. Газеты он читал с каким-то нервным напряжением и после этого становился еще более мрачным. Лишь немногие у нас знали, что в Минске осталась у техника-лейтенанта жена, которую он горячо любил. Однажды какими-то путями Бушмакин узнал, что гитлеровцы убили его жену. Известие это он внешне принял довольно спокойно, но в тот день еще одна морщинка прибавилась на его лице.
Больше всего Михаила Бушмакина угнетала неотступная мысль - как отомстить врагу? Он работал в танковой роте техником и непосредственно на поле боя с врагом не соприкасался. Много сил он отдавал на то, чтобы машины работали бесперебойно. Иногда, рискуя жизнью, ему приходилось вытаскивать подбитый танк с поля боя. Он делал это старательно и бесстрашно, и когда его хвалили, он хмурился и был недоволен собою, - недоволен тем, что ему опять не удалось убить ни одного немца.
Измученный этой мыслью, истосковавшийся по мести, мрачный, иногда даже злой, уходил он в сторону, ложился на землю, клал руки под голову и, не мигая, смотрел в небо. Так он лежал подолгу, не шевелясь, не разговаривая и, казалось, не думая. Над ним было синее, чистое, высокое небо, и, может быть, сквозь эту непорочную синеву он видел свою зеленую Белоруссию, шумный Минск, поля и реки, которые так любил. А может быть, ему вспоминалось, как он, молодой, сильный, счастливый, идет с любимой подругой по городскому парку, переполненному праздничным весельем.
Танкисты свыклись с молчаливым, хмурым техником, и некоторые даже сочли его черствым человеком. И, кажется, только один раз они увидели Бушмакина иным - каким-то особенно добрым, чистосердечным и мягким. Было это теплым летним вечером. Солнце уходило к закату. Пахло сосной, свежим сеном, тянуло медовым ароматом полевых цветов. Неподалеку тихо раскачивалась на ветру грузная золотистая, созревающая рожь. Танкисты, расположившись на опушке леса, пели. Бушмакин, занятый своими мыслями, сначала тихо подпевал, потом увлекся и запел громче. И вдруг все заметили, что у него чистый, грудной, идущий изнутри тенор: казалось, что это поет не он, а что-то широкое, большое бьется там, в груди, и вырывается наружу.
Вскоре после этого вечера роте пришлось участвовать в тяжелом, кровопролитном бою. Немцы, стянув на этот участок большие силы, остервенело лезли вперед, пытаясь всеми силами прорваться сквозь линию нашей обороны. Танки роты были выдвинуты на окраину села, в засаду. Здесь был огромный яблоневый сад, поросший высокой травой и кустами стройного ивняка. И сразу же после сада начиналось поле, шумевшее спелой рожью. Поле уходило в гору, и мягкие волны золотистой ржи, медленно перекатываясь, убегали к горизонту.
Был полдень. Палящий зной не давал людям покоя. Замаскировав машины, танкисты смотрели вперед, на высотку. Но у горизонта, там, откуда должен был появиться враг, было необычайно тихо. Гитлеровцы утром предприняли здесь атаку, которая захлебнулась в самом же начале. Потерпев неудачу, фашисты тайно готовились к новому, более сильному удару.
Техник-лейтенант Михаил Бушмакин обходил танки, чтобы еще раз убедиться в их готовности к бою. Легко перепрыгивая канавки, минуя кусты, с автоматом за плечами, он быстро переходил от машины к машине. Лицо его было оживленно, и весь он, невысокий, ладный, повеселел.
Незаметно для себя техник-лейтенант отдалился от товарищей. Глубокая канава срезывала угол сада. Бушмакин спрыгнул в нее и посмотрел в поле. Сначала он ничего не увидел, но вот в одном месте рожь колыхнулась, и на поверхности золотой волны показался зеленый мундир. «Немец!» - отметил Бушмакин и снял автомат с плеча. Минуты через две рядом с этой ползущей фигурой появились новые. С каждой секундой их становилось все больше и больше, и скоро зеленые спины немцев заняли весь участок поля. Группа фашистов, переползавшая по ржи, была похожа на стадо свиней, ворвавшееся в огород.
Михаил Бушмакин, не отрываясь, смотрел вперед. Глаза его налились кровью, под кожей щек бегали жесткие желваки. Бешеная, неудержимая ненависть захлестнула его. Вот он, подлый, коварный враг, подумал техник, он идет с другой стороны, чтобы застать врасплох.
- Не выйдет! Не выйдет! - повторил про себя Бушмакин. В это время он услышал выстрелы, доносившиеся со стороны наших танков. «Наши вступают в бой, - подумал он, - мое место здесь».
В этот миг он забыл о себе. Ему не пришло даже в голову, что он один, а гитлеровцев - много. Охваченный порывом мести, он не успел подумать об опасности. Он видел перед собой врага и решил драться с ним. Он оглянулся вокруг: сад, небольшой участок поля и синее небо. Как никогда раньше, всем существом своим он вдруг ощутил, что этот сад, это поле, это небо, этот небольшой клочок земли и есть его родина. Каждая травинка, каждый колосок приобрели теперь для него невыразимое значение, и он решил отстоять этот угол сада во что бы то ни стало.
Между тем гитлеровцы приближались. Они двигались медленно, молча, стараясь не шуметь. Техник-лейтенант прижался к краю канавы, выставил вперед автомат и стал ждать. Секунды проходили долго и томительно. От напряжения и зноя рука, лежащая на автомате, вспотела, и на лбу выступила испарина.
И когда зеленые мундиры были уже совсем близко, Михаил Бушмакин нажал спуск. Короткая очередь отчетливо прозвенела в воздухе. Два идущих впереди фашиста скрылись во ржи. Остальные повскакали на ноги и что-то гортанно и взволнованно закричали. Воспользовавшись мгновенным замешательством врага, техник-интендант дал еще две очереди. И еще несколько гитлеровцев упали в рожь.
Немецкие солдаты опомнились. Уперев автоматы в животы, они открыли беспорядочную стрельбу по саду и двинулись вперед. Бушмакин перебежал по канаве на другое место и выстрелил еще два раза. Затем опять мгновенно переменил позицию и открыл стрельбу с новой позиции. Так, перебегая по канаве с места на место, обманывая противника, Бушмакин стрелял, стрелял, стрелял. Сраженные гитлеровцы один за другим падали в рожь, и это еще больше воодушевляло Бушмакина. Фашисты, потерявшие за несколько минут неравного боя более двух десятков солдат, дрогнули и, отстреливаясь, отступили.
Техник-лейтенант вы тер рукавом мокрый лоб и улыбнулся. Не успел он передохнуть, как немцы опять пошли в атаку. И опять он стал бегать по канаве, расстреливая немецких захватчиков. И еще несколько фашистских извергов полегло на поле.
Патроны в диске подходили к концу, и, воспользовавшись перерывом, Михаил Бушмакин помчался на другой конец сада. Подбежав к одному из наших танков, он взял два диска и так же быстро скрылся. Но когда он приближался к своей канаве, она уже была занята немцами. Он зло выругался и побежал назад. На другом конце сада он увидел десять бойцов-пехотинцев. Это были саперы. Бушмакин, размахивая автоматом, закричал:
- Немец заходит с фланга. Если мы его не убьем, он нас убьет. За мной!
И десять бойцов пошли за ним, почувствовав в этом низкорослом технике железную волю. Они залегли в кустарнике. Михаил Бушмакин полз впереди. Выбрав удобный момент, горсточка советских храбрецов, ободренная смелостью и отвагой техника-лейтенанта, бросилась в атаку. Но немцы сразу не сдавались. Несколько раз бросались одиннадцать бойцов в атаку, несколько раз шли на врага, но своего добились - гитлеровцы были выбиты из канавы и изгнаны из сада.
Теперь оборону занимал не один Бушмакин, а целая группа советских воинов. Зеленый угол сада превратился в небольшую крепость, на штурм которой враг потратил много сил и крови. Четыре раза ходили гитлеровцы в атаку и каждый раз их атаки захлебывались, и они, понеся большие потери, отходили назад. Рожь на расстоянии пятисот метров была вытоптана, подбитые, переломанные колосья свесились к земле. Фашистские трупы чернели во ржи.
День клонился к вечеру. Солнце скрывалось за садом. Немцы продолжали ожесточенно лезть вперед. Усталость сковывала бойцов, но техник-лейтенант Бушмакин, охрипший, вспотевший, ободрял товарищей, страстно звал их в бой. На вечерней заре немцы снова бросились в атаку. В этой напряженной схватке Бушмакин был тяжело ранен. Одна пуля попала ему в ногу, другая - в живот. Он не хотел уходить с поля боя; товарищи подобрали его и отнесли к танкам. Техник посмотрел на танкистов долгим, испытывающим взглядом и тяжело, обескровленными губами тихо проговорил:
- Наконец-то я отомстил им за Белоруссию и за жену. Он слабо, удовлетворенно улыбнулся и потерял сознание. Его наскоро перевязали и положили на танк, подбитый в бою. Этот танк нужно было вывести в тыл вместе с раненым техником. Танк двигался медленно. Работал только один мотор. В гору машина никак не брала. Михаил Бушмакин с широко открытыми глазами лежал на броне и смотрел в небо. Сумерки сгущались, небо опускалось все ниже. Шевельнув отяжелевшей головой, техник спрашивал:
- Что там у вас случилось? Почему стоим?
Танкисты докладывали ему причины остановки, и он, потерявший столько крови, полуживой, находил еще в себе силы и об’яснял, как сделать, чтобы танк пошел. И с его помощью танк был выведен с поля боя.
На другой день многие танкисты, узнав о подвиге техника-лейтенанта Бушмакина, говорили:
- И кто бы мог подумать, что наш тихий, незаметный техник способен на такие дела?
И это говорилось не столько с удивлением, сколько с гордостью и теплотой. // А.Ростков.
____________________________________________
Наша ненависть к врагу* ("Красная звезда", СССР)***
А.Толстой: Убей зверя! || «Красная звезда» №145, 23 июня 1942 года
М.Шолохов: Наука ненависти || «Правда» №173, 22 июня 1942 года
Б.Полевой: Школа ненависти || «Правда» №295, 22 октября 1942 года
И.Эренбург: Оправдание ненависти || «Правда» №146, 26 мая 1942 года
Газета «Правда» №229 (9000), 17 августа 1942 года