Как выходили из душевного кризиса я, Таранов и Толстой

Nov 25, 2014 20:02




внимание: если в вашей жизни всё хорошо и гладко, не нужно заглядывать под кат украдкой. а то ведь знаете, как оно бывает - кто диагнозы читает, потом симптомы у себя обнаружает. возьмите пост себе на заметку, когда станет туманно, попадите в ответ метко.

со мной это случилось в 2005, полгода длилось. прям тошнило от нежелания жить. потому что всё казалось напрасным. я уже не помню, по каким следам я обнаруживал ручейки понимания, которые вывели меня на широкую реку смысла. но что это за река, откуда берет начало и почему круты её берега - теперь знаю наверняка. не буду заходить издалека, берем сразу быка за рога:

что такое мыслитель? пока он не объяснит мне Вселенную,
плевать мне на его мысли. (c) Ренар

1. нужно принять идею, что человек - часть какой-то Системы,
2. в которой есть ключевые понятия и правила.
3. по внешним признакам вычислить их,

4. активно пользуясь при этом подсказками со стороны.
очевидно, что раз мы этого не сделали раньше,
значит, это было вне наших сил. теперь же, когда свет не мил,
и мы у гол зажаты, должны быть все меры предприняты,
чтоб правила игры были поняты,

5. иметь в виду временность пониманья и быть готовым
пересмотреть наши ментальные достояния
* постоянно пересматривай свою Карту Мира

то есть, нужно принять на Веру всеохватный набор правил,
и потом регулярно их уточнять и под свой нрав подгонять:

вера - это то, что именно вы думаете о мире, о Вселенной и всём остальном, о том, как устроена жизнь. вы можете верить во что угодно. ваша вера поддержит вас в трудные времена и ответит на ваши вопросы. вам должно быть удобно с вашей верой. пока у вас будет вера, вы будете в более выгодном положении, чем те, у кого веры нет. неопределённость не приводит к успеху и счастливой жизни. при этом вера должна быть верой. не следует доказывать её правоту кому бы то ни было или переубеждать кого-либо. (с) Ричард Темплар - далее * Вера vs. Религия - разница между ними

6. этот набор пониманий должен отвечать на все наши ключевые вопросы.
пусть ответы будут казаться другим людям дикими - но на то они и ДРУГИЕ.

мои понимания Мира можно узнать из этих постов
* 3 самых важных показателя человека
* чего хочет Бог - 5 законов и 20 следствий
* 12 законов взаимодействующих Систем
* 94 вещи, которым я бы научил своего ребенка

эта система пониманий позволяет мне для себя понять причину и перспективы военных конфликтов, добра и зла, голода и болезней, любви и страсти, уберечь от любой жизненной напасти. поэтому не стоит убеждать меня, что я не прав. а вот показать свой набор пониманий - будет очень даже здорово, для меня и других людей. я всегда готов научиться и поправить свое понимание.

- чем правильней наша карта, тем лучше мы можем угадывать,
какого рода вещи скрываются в этих белых местах.
- На основе каких критериев делать вывод о правильности карты? (с) bavi
вопрос под постом * постоянно пересматривай свою Карту Мира

мы ведь постоянно строим прогнозы, в какую сторону и как быстро будут проходить внутренние и внешние перемены в каких-то близких нам людях, нашей профессии, в городе, стране и в целом мире. если через время наши прогнозы сбылись - значит, у нас правильная Карта Мира. если не сбылись - самое время сделать её пересмотр. это довольно болезненно - делать такой пересмотр, признавать свои ошибки.

верхний рисунок в посте - Орел - рисовался мною в библиотеке итальянского города Brescia, в апреле месяце. начинался туристический сезон, и я верил, что больше не буду спать на улице, потому что смогу найти работу. я был очень рад и открыт предстоящему, и ветер свободы и полета уносил в облака мои мысли * как я был в Италии russo turista немножко бомжиста

В 30 лет +/- 3 года ум переживает серьезный кризис своего роста: нестыковку между "имею", "могу", "понимаю". Разлад душевного спокойствия здесь выражается в недовольстве и несогласии с жизнью.

Показательны в этой связи размышления Григория Печорина перед дуэлью (см.: роман М. Ю. Лермонтова "Герой нашего времени", 1840 г.). Печорину аккурат чуть-чуть недостаёт до тридцати. Он мечется, ничем не дорожит, весь опутан беспокойством, которого не видит, и тяжестью, которую не понимает: "Пробегаю в памяти всё моё прошедшее и спрашиваю себя невольно: "зачем я жил? для какой цели родился?.. А верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные...".
Это странное одновременное и бессилие горькое и "силы необъятные" и есть центральная проблемная нота в скрутке нас ОКОЛО-ТРИДЦАТИЛЕТНОСТЬЮ.

Речь идет о том, что в возрасте 30 лет +- 3 года с натурами неординарными, одарёнными, подлинно творческими происходит - с прямо-таки "железным" постоянством и обязательностью! - нечто странное:
- наблюдается тяга к уединению и одиночеству;
- люди впадают в апатию и депрессию;
- задаются вопросами о смысле жизни;
- испытывают острое разочарование в предыдущей жизни;
- все их суждения наполняются скепсисом и негативируются;
- возникает устойчивое ощущение полной никчемности;
- резко падает самооценка;
- проявляется зависимость от внешнего мнения;
- появляется неодолимая потребность в критике существующего строя;
- нарастает желание расстаться с жизнью;
- "личностное" начало неконтролируемо берет верх над началом "человеческим".

[читать далее мысли Павла Таранова...]Это и нe болезнь вроде, но такая встряска здоровья, от которой не все, бывает, оправляются. Это период суицида, почувствований своей никчемности, апатии, полная перестройка мыслительного поведения. Это точка диссонанса между жизневосприятием (накопленными знаниями и приобретенным опытом) и перерабатывающими возможностями (упорядочивание, интерпретация, понимательное одоление) мозга. Здесь особенно видно, как ум бывает непотребно холоден к жару жизни. В эти моменты особенно востребовательно помогающее (всё ставящее по своим местам - и раскладочное, и уважительно доброе, и научительно-добавляющее) слово извне.

Я описал этот феномен в книге "120 философов" (Симферополь,"Реноме", 2002 г., в 2 т.) и всем бы порекомендовал проясниться с этим вопросом, ведь даже такие титаны ума, как, скажем, Л. Н. Толстой, были на грани того, чтобы наложить на себя руки. И никому не надо стесняться своих состояний, надо просто знать, что у ума тоже есть болезни, и лечить их так же должно, как и остальные хвори.

Видимо, следует констатировать, что, кроме болезней тела, есть еще и болезни духа. Они не заразны, но крайне специфичны и необыкновенно тяжелы в последствиях. Так называемая проблема "лишних людей" в русской литературе XIX века и "обломовщина" как социально-коррозийное явление - всё это симптомы околотридцатилетнего возраста.

Что же до выхода из кризиса при попадании в эту "возрастную" болезнь, то рекомендация здесь проста: достаточно знать о нем (кризисе) и спокойно переждать.

* я не согласен. да, можно просто ждать - в душе и в уме всё равно будет происходить перетасовка понятий. если делать это осознанно - дело пойдет мощноее. если неосознанно - может вскочить в кем-то наезженную колею.

Чтобы почувствовать и испытать все аспекты и нюансы этого синдрома, на мой взгляд, лучше всего и достаточно прочитать "Исповедь" Л. Н. Толстого. (с) из книги: П.С.Таранов "Стратегия мудрости", М: Эксмо, 2003. * далее много буков, но я важное у Толстого выделил

.
[узнать, что про это думает Лев Толстой...]Так я жил, но пять лет тому назад со мною стало случаться что-то очень
странное: на меня стали находить минуты сначала недоумения, остановки жизни,
как будто я не знал, как мне жить, что мне делать, и я терялся и впадал в
уныние. Но это проходило, и я продолжал жить по-прежнему. Потом эти минуты
недоумения стали повторяться чаще и чаще и всё в той же самой форме. Эти
остановки жизни выражались всегда одинаковыми вопросами: Зачем?
Ну, а потом?

Сначала мне казалось, что это так -- бесцельные, неуместные вопросы.
Мне казалось, что это всё известно и что если я когда и захочу заняться их
разрешением, это не будет стоить мне труда, -- что теперь только мне некогда
этим заниматься, а когда вздумаю, тогда и найду ответы. Но чаще и чаще стали
повторяться вопросы, настоятельнее и настоятельнее требовались ответы, и как
точки, падая всё на одно место, сплотились эти вопросы без ответов в одно
чёрное пятно.
.
Случилось то, что случается с каждым заболевающим смертельною
внутреннею болезнью. Сначала появляются ничтожные признаки недомогания, на
которые больной не обращает внимания, потом признаки эти повторяются чаще и
чаще и сливаются в одно нераздельное по времени страдание. Страдание растёт,
и больной не успеет оглянуться, как уже сознаёт, что то, что он принимал за
недомогание, есть то, что для него значительнее всего в мире, что это --
смерть.
.
То же случилось и со мной. Я понял, что это -- не случайное
недомогание, а что-то очень важное, и что если повторяются всё те же
.
вопросы, то надо ответить на них. И я попытался ответить.
.
Вопросы казались такими глупыми, простыми, детскими вопросами.
.
Но только что я тронул их и попытался разрешить,
.
я тотчас же убедился, во-первых, в том, что это не
детские и глупые вопросы, а самые важные и глубокие вопросы в жизни, и,
во-вторых, в том, что я не могу и не могу, сколько бы я ни думал, разрешить
их. Прежде чем заняться самарским имением, воспитанием сына, писанием книги,
надо знать, зачем я это буду делать. Пока я не знаю -- зачем, я не могу
ничего делать. Среди моих мыслей о хозяйстве, которые очень занимали меня в
то время, мне вдруг приходил в голову вопрос: "Ну хорошо, у тебя будет 6000
десятин в Самарской губернии, 300 голов лошадей, а потом?.." И я совершенно
опешивал и не знал, что думать дальше. Или, начиная думать о том, как я
воспитаю детей, я говорил себе: "Зачем?" Или, рассуждая о том, как народ
может достигнуть благосостояния, я вдруг говорил себе: "А мне что за дело?"
Или, думая о той славе, которую приобретут мне мои сочинения, я говорил
себе: "Ну хорошо, ты будешь славнее Гоголя, Пушкина, Шекспира, Мольера, всех
писателей в мире, -- ну и что ж!.." И я ничего и ничего не мог ответить.

IV

Жизнь моя остановилась. Я мог дышать, есть, пить, спать, и не мог не
дышать, не есть, не пить, не спать; но жизни не было, потому что не было
таких желаний, удовлетворение которых я находил бы разумным. Если я желал
чего, то я вперёд знал, что, удовлетворю или не удовлетворю моё желание, из
этого ничего не выйдет.
Если бы пришла волшебница и предложила мне исполнить мои желания,
.
я бы не знал, что сказать.
.
Если есть у меня не желания, но привычки желаний прежних, в пьяные
минуты, то я в трезвые минуты знаю, что это -- обман, что нечего желать.
Даже узнать истину я не мог желать, потому что я догадывался, в чём она
состояла. Истина была то, что жизнь есть бессмыслица.
Я как будто жил-жил, шёл-шёл и пришёл к пропасти и ясно увидал, что
впереди ничего нет, кроме погибели. И остановиться нельзя, и назад нельзя, и
закрыть глаза нельзя, чтобы не видать, что ничего нет впереди, кроме обмана
жизни и счастья и настоящих страданий и настоящей смерти -- полного
уничтожения.
.
Жизнь мне опостылела -- какая-то непреодолимая сила влекла меня к тому,
чтобы как-нибудь избавиться от неё. Нельзя сказать, чтоб я хотел убить себя.
Сила, которая влекла меня прочь от жизни, была сильнее, полнее, общего
хотенья. Это была сила, подобная прежнему стремлению жизни, только в
обратном отношении. Я всеми силами стремился прочь от жизни. Мысль о
самоубийстве пришла мне так же естественно, как прежде приходили мысли об
улучшении жизни. Мысль эта была так соблазнительна, что я должен был
употреблять против себя хитрости, чтобы не привести её слишком поспешно в
исполнение. Я не хотел торопиться только потому, что хотелось употребить все
усилия, чтобы распутаться! Если не распутаюсь, то всегда успею, говорил я
себе. И вот тогда я, счастливый человек, вынес из своей комнаты, где я
каждый вечер бывал один, раздеваясь, шнурок, чтобы не повеситься на
перекладине между шкапами, и перестал ходить с ружьём на охоту, чтобы не
соблазниться слишком лёгким способом избавления себя от жизни. Я сам не
знал, чего я хочу: я боялся жизни, стремился прочь от неё и, между тем,
чего-то ещё надеялся от неё.

"Семья"... -- говорил я себе; -- но семья -- жена, дети; они тоже люди.
.
Они находятся в тех же самых условиях, в каких и я: они или должны жить во
.
лжи, или видеть ужасную истину. Зачем же им жить? Зачем мне любить их,
.
беречь, растить и блюсти их?
Для того же отчаяния, которое во мне, или для
тупоумия! Любя их, я не могу скрывать от них истины, -- всякий шаг в
познании ведёт их к этой истине. А истина -- смерть.
.
"Искусство, поэзия?.." Долго под влиянием успеха похвалы людской я
уверял себя, что это -- дело, которое можно делать, несмотря на то, что
придёт смерть, которая уничтожит всё -- и меня, и мои дела, и память о них;
но скоро я увидал, что и это -- обман. Мне было ясно, что искусство есть
украшение жизни, заманка к жизни. Но жизнь потеряла для меня свою
заманчивость, как же я могу заманивать других?


V

"Но, может быть, я просмотрел что-нибудь, не понял чего-нибудь? --
несколько раз говорил я себе. -- Не может же быть, чтобы это состояние
отчаяния было свойственно людям". И я искал объяснения на мои вопросы во
всех тех знаниях, которые приобрели люди. И я мучительно и долго искал, и не
из праздного любопытства, не вяло искал, но искал мучительно, упорно, дни и
ночи, -- искал, как ищет погибающий человек спасенья, -- и ничего не нашёл.
.
Я искал во всех знаниях и не только не нашёл, но убедился, что все те,
.
которые так же, как и я, искали в знании, точно так же ничего не нашли.
.
И не только не нашли, но ясно признали, что то самое, что приводило меня в
отчаяние -- бессмыслица жизни, -- есть единственное несомненное знание,
доступное человеку.


"Зачем же мне жить, зачем чего-нибудь желать, зачем что-нибудь делать?"
Ещё иначе выразить вопрос можно так: "Есть ли в моей жизни такой смысл,
.
который не уничтожался бы неизбежно предстоящей мне смертью?"
На этот-то, один и тот же, различно выраженный вопрос я искал ответа в
человеческом знании. … и пока я не поставил себе ясно своего вопроса,
пока вопрос этот не вырос сам во мне, требуя настоятельно разрешения,
до тех пор я удовлетворялся теми подделками ответов
на вопрос, которые даёт знание.
.
* вот правильная постановка вопроса:
будут ли иметь ЦЕННОСТЬ наши труды ПОСЛЕ НАШЕЙ СМЕРТИ.
и кается ли это лишь ДРУГИХ людей или НАС ТОЖЕ.
.
В области опытной, я говорил себе: "Всё развивается,
дифференцируется, идёт к усложнению и усовершенствованию, и есть законы,
руководящие этим ходом. Ты -- часть целого. Познав, насколько возможно,
целое и познав закон развития, ты познаёшь и своё место в этом целом, и
самого себя". Как ни совестно мне признаться, но было время, когда я как
будто удовлетворялся этим. Это было то самое время, когда я сам усложнялся и
развивался. Мускулы мои росли и укреплялись, память обогащалась, способность
мышления и понимания увеличивалась, я рос и развивался, и, чувствуя в себе
этот рост, мне естественно было думать, что это-то и есть закон всего мира,
в котором я найду разрешение и вопросов моей жизни. Но пришло время, когда
рост во мне прекратился -- я почувствовал, что не развиваюсь, а ссыхаюсь,
мускулы мои слабеют, зубы падают, -- и я увидал, что этот закон не только
ничего мне не объясняет, но что и закона такого никогда не было и не могло
быть, а что я принял за закон то, что нашёл в себе в известную пору жизни.

Вообще отношение наук опытных к вопросу жизни может быть выражено так:
Вопрос: Зачем я живу? -- Ответ: В бесконечно большом пространстве, в
бесконечно долгое время, бесконечно малые частицы видоизменяются в
бесконечной сложности, и когда ты поймёшь законы этих видоизменений, тогда
поймёшь, зачем ты живёшь.

Странность, чтобы не
сказать -- глупость, этого воззрения состоит в том, что для того, чтоб
ответить на вопрос, предстоящий каждому человеку: "что я такое" или: "зачем
я живу", или: "что мне делать", -- человек должен прежде разрешить вопрос:
"что такое жизнь всего неизвестного ему человечества, из которой ему
известна одна крошечная часть в один крошечный период времени". Для того
чтобы понять, что он такое, человек должен прежде понять, что такое всё это
таинственное человечество, состоящее из таких же людей, как и он сам, не
понимающих самих себя.

Опытная наука тогда только даёт положительное знание и являет величие
человеческого ума, когда она не вводит в свой исследования конечной причины.
И наоборот, умозрительная наука -- тогда только наука и являет величие
человеческого ума, когда она устраняет совершенно вопросы о
последовательности причинных явлений и рассматривает человека только по
отношению к конечной причине. Такова в этой области наука, составляющая
полюс этой полусферы, -- метафизика, или умозрительная философия.
... И философия не только не отвечает, а сама только
это и спрашивает. И если она -- истинная философия, то вся её работа только
в том и состоит, чтоб ясно поставить этот вопрос.

VI

"Мы приблизимся к истине только настолько, насколько мы удалимся от
жизни, -- говорит Сократ, готовясь к смерти, -- К чему мы, любящие истину,
стремимся в жизни? -- К тому, чтоб освободиться от тела и от всего зла,
вытекающего из жизни тела. Если так, то как же нам не радоваться, когда
смерть приходит к нам?"
"Всё в мире -- и глупость и мудрость, и богатство и нищета, и веселье и
горе -- всё суета и пустяки. Человек умрёт, и ничего не останется. И это
глупо", говорит Соломон.

Так что блуждание моё в знаниях не только не вывело
.
меня из моего отчаяния, но только усилило его.
.
Одно знание не отвечало на вопросы жизни,
.
другое же знание ответило, прямо подтверждая моё отчаяние
.
и указывая, что то, к чему я пришёл, не есть плод моего заблуждения,
болезненного состояния ума, -- напротив, оно подтвердило мне то,
что я думал верно и сошёлся с выводами сильнейших умов человечества.
Обманывать себя нечего. Всё -- суета.

VII

Не найдя разъяснения в знании, я стал искать этого разъяснения в жизни,
надеясь в людях, окружающих меня, найти его, и я стал наблюдать людей --
таких же, как я, как они живут вокруг меня и как они относятся к этому
вопросу, приведшему меня к отчаянию.
И вот что я нашёл у людей, находящихся в одном со мною положении по
образованию и образу жизни. Я нашёл, что
.
для людей моего круга есть четыре выхода из того ужасного
.
положения, в котором мы все находимся.

Первый выход есть выход неведения. Он состоит в том, чтобы не знать, не
понимать того, что жизнь есть зло и бессмыслица. Люди этого разряда --
большею частью женщины, или очень молодые, или очень тупые люди -- ещё не
поняли того вопроса жизни, который представился Шопенгауэру, Соломону,
Будде. Они не видят ни дракона, ожидающего их, ни мышей, подтачивающих
кусты, за которые они держатся, и лижут капли мёду. Но они лижут эти капли
мёда только до времени: что-нибудь обратит их внимание на дракона и мышей, и
-- коней их лизанью. От них мне нечему научиться, нельзя перестать знать
того, что знаешь.
.
Второй выход -- это выход эпикурейства. Он состоит в том, чтобы, зная
безнадёжность жизни, пользоваться покамест теми благами, какие есть, не
смотреть ни на дракона, ни на мышей, а лизать мёд самым лучшим образом,
особенно если его на кусте попалось много. Соломон выражает этот выход так:
"И похвалил я веселье, потому что нет лучшего для человека под солнцем,
как есть, пить и веселиться: это сопровождает его в трудах во дни жизни его,
которые дал ему Бог под солнцем.
.
Этого второго вывода придерживается большинство людей нашего круга.
Условия, в которых они находятся, делают то, что благ у них больше, чем зол,
а нравственная тупость даёт им возможность забывать, что выгода их положения
случайна, что всем нельзя иметь 1000 женщин и дворцов, как Соломон, что на
каждого человека с 1000 жён есть 1000 людей без жён, и на каждый дворец есть
1000 людей, в поте лица строящих его, и что та случайность, которая нынче
сделала меня Соломоном, завтра может сделать меня рабом Соломона. Тупость же
воображения этих людей даёт им возможность забывать про то, что не дало
покоя Будде -- неизбежность болезни, старости и смерти, которая не
нынче-завтра разрушит все эти удовольствия. То, что некоторые из этих людей
утверждают, что тупость их мысли и воображения есть философия, которую они
называют позитивной, не выделяет их, на мой взгляд, из разряда тех, которые,
не видя вопроса, лижут мёд. И этим людям я не мог подражать: не имея их
тупости воображения, я не мог её искусственно произвести в себе.
.
Третий выход есть выход силы и энергии. Он состоит в том, чтобы, поняв,
что жизнь есть зло и бессмыслица, уничтожить её. Так поступают редкие
сильные и последовательные люди. Поняв всю глупость шутки, какая над ними
сыграна, и поняв, что блага умерших паче благ живых и что лучше всего не
быть, так и поступают и кончают сразу эту глупую шутку, благо есть средства:
петля на шею, вода, нож, чтоб им проткнуть сердце, поезды на железных
дорогах. И людей из нашего круга, поступающих так, становится всё больше и
больше. И поступают люди так большею частью в самый лучший период жизни,
когда силы души находятся в самом расцвете, а унижающих человеческий разум
привычек ещё усвоено мало. Я видел, что это самый достойный выход, и хотел
поступить так.
.
Четвёртый выход есть выход слабости. Он состоит в том, чтобы, понимая
зло и бессмысленность жизни, продолжать тянуть её, зная вперёд, что ничего
из неё выйти не может. Люди этого разбора знают, что смерть лучше жизни, но,
не имея сил поступить разумно -- поскорее кончить обман и убить себя,
чего-то как будто ждут. Это есть выход слабости, ибо если я знаю лучшее и
оно в моей власти, почему не отдаться лучшему?... Я находился в этом
разряде.
.
Так люди моего разбора четырьмя путями спасаются от ужасного
противоречия. Сколько я ни напрягал своего умственного внимания, кроме этих
четырёх выходов я не видал ещё иного. Один выход: не понимать того, что
жизнь есть бессмыслица, суета и зло и что лучше не жить. Я не мог не знать
этого и, когда раз узнал, не мог закрыть на это глаза.
.
Другой выход --
пользоваться жизнью такою, какая есть, не думая о будущем. И этого не мог
сделать. Я, как Сакиа-Муни, не мог ехать на охоту, когда знал, что есть
старость, страдания, смерть. Воображение у меня было слишком живо. Кроме
того, я не мог радоваться минутной случайности, кинувшей на мгновение
наслаждение на мою долю.
.
Третий выход: поняв, что жизнь есть зло и глупость,
прекратить, убить себя. Я понял это, но почему-то всё ещё не убивал себя.
Четвёртый выход -- жить в положении Соломона, Шопенгауэра -- знать, что
жизнь есть глупая, сыгранная надо мною шутка, и всё-таки жить, умываться,
одеваться, обедать, говорить и даже книжки писать. Это было для меня
отвратительно, мучительно, но я оставался в этом положении. Теперь я вижу, что
.
если я не убил себя, то причиной тому было смутное
.
сознание несправедливости моих мыслей.
.
Как ни убедителен и несомненен
казался мне ход моей мысли и мыслей мудрых, приведших нас к признанию
бессмыслицы жизни, во мне оставалось неясное сомнение в истинности исходной
точки моего рассуждения.


И мне приходило в голову: а что как я чего-нибудь ещё не знаю? Ведь
точно так поступает незнание. Незнание ведь всегда это самое говорит. Когда
оно не знает чего-нибудь, оно говорит, что глупо то, чего оно не знает.

* когда мы чего-нибудь не знаем, в 98% случаев это от того, что не понимаем,
частью какой БОЛЕЕ КРУПНОЙ СИСТЕМЫ являемся, каким законам подчиняемся.

IX

Ошибка была в том, что я мыслил несоответственно поставленному мною
вопросу. Вопрос был тот: зачем мне жить, т. е. что выйдет настоящего, не
уничтожающегося из моей призрачной, уничтожающейся жизни, какой смысл имеет
моё конечное существование в этом бесконечном мире? И чтоб ответить на этот
вопрос, я изучал жизнь.

И я вспомнил весь ход своей внутренней работы и ужаснулся. Теперь мне
было ясно, что для того, чтобы человек мог жить, ему нужно или не видеть
бесконечного, или иметь такое объяснение смысла жизни, при котором конечное
приравнивалось бы бесконечному. Такое объяснение у меня было, но оно мне
было не нужно, пока я верил в конечное, и я стал разумом проверять его. И
перед светом разума всё прежнее объяснение разлетелось прахом.

Что такое я? -- часть бесконечного. Ведь уже в этих двух словах лежит
вся задача. Неужели этот вопрос только со вчерашнего дня сделало себе
человечество? И неужели никто до меня не сделал себе этого вопроса --
вопроса такого простого, просящегося на язык каждому умному дитяти?
…Если бы не было так ужасно, было бы смешно, с какой гордостью и
самодовольством мы, как дети, разбираем часы, вынимаем пружину, делаем из
неё игрушку и потом удивляемся, что часы перестают идти.
.
…Я понимал, 1) что моё положение с Шопенгауэром и Соломоном, несмотря на нашу
мудрость, глупо: мы понимаем, что жизнь есть зло, и всё-таки живём. Это явно
глупо, потому что, если жизнь глупа, -- а я так люблю всё разумное, -- то
надо уничтожить жизнь, и некому будет отрицать её. 2) Я понимал, что все
наши рассуждения вертятся в заколдованном круге, как колесо, не цепляющееся
за шестерню. Сколько бы и как бы хорошо мы ни рассуждали, мы не можем
получить ответа на вопрос. и всегда будет 0 = 0, и что потому путь наш,
вероятно, ошибочен. 3) Я начинал понимать, что в ответах, даваемых верою,
хранится глубочайшая мудрость человечества, и что я не имел права отрицать
их на основании разума, и что, главное, ответы эти одни отвечают на вопрос
жизни.

Х

Я понимал это, но от этого мне было не легче. Я готов был принять
теперь всякую веру, только бы она не требовала от меня прямого отрицания
разума, которое было бы ложью. И я изучал и буддизм, и магометанство по
книгам, и более всего христианство и по книгам, и по живым людям, окружавшим
меня.
.
Я, естественно, обратился прежде всего к верующим людям моего круга, к
людям учёным, к православным богословам, к монахам-старцам, к православным
богословам нового оттенка и даже к так называемым новым христианам,
исповедующим спасение верою в искупление. И я ухватывался за этих верующих и
допрашивал их о том, как они верят и в чём видят смысл жизни.
.
* церковь считает, что мы живем лишь однажды. какое невежество!
.
Несмотря на то, что я делал всевозможные уступки, избегал всяких
споров, я не мог принять веры этих людей, -- я видел, что то, что выдавали
они за веру, было не объяснение, а затемнение смысла жизни, и что сами они
утверждали свою веру не для того, чтоб ответить на тот вопрос жизни, который
привёл меня к вере, а для каких-то других, чуждых мне целей.
.
… И я понял, что вера этих людей -- не та вера, которой я искал, что их
вера не есть вера, а только одно из эпикурейских утешений в жизни. Я понял,
что эта вера годится, может быть, хоть не для утешения, а для некоторого
рассеяния раскаивающемуся Соломону на смертном одре, но она не может
годиться для огромного большинства человечества, которое призвано не
потешаться, пользуясь трудами других, а творить жизнь.
.
И я стал сближаться с верующими из бедных, простых, неучёных людей, с
странниками, монахами, раскольниками, мужиками. Вероучение этих людей из
народа было тоже христианское, как вероучение мнимоверующих из нашего круга.
И я стал
вглядываться в жизнь и верования этих людей, и чем больше я вглядывался, тем
больше убеждался, что у них есть настоящая вера, что вера их необходима для
них и одна даёт им смысл и возможность жизни. В противуположность того, что
я видел в нашем кругу, где возможна жизнь без веры и где из тысячи едва ли
один признаёт себя верующим, в их среде едва ли один неверующий на тысячи. В
противуположность того, что я видел в нашем кругу, где вся жизнь проходит в
праздности, потехах и недовольстве жизнью, я видел, что вся жизнь этих
людей, проходила в тяжёлом труде, и они были менее недовольны жизнью, чем
богатые. В противуположность тому, что люди нашего круга противились и
негодовали на судьбу за лишения и страдания, эти люди принимали болезни и
горести без всякого недоумения, противления, а с спокойною и твёрдою
уверенностью в том, что всё это должно быть и не может быть иначе, что всё
это -- добро. В противуположность тому, что чем мы умнее, тем менее понимаем
смысл жизни и видим какую-то злую насмешку в том, что мы страдаем и умираем,
эти люди живут, страдают и приближаются к смерти с спокойствием, чаще же
всего с радостью.
.
…И таких людей лишённых всего того, что для нас с Соломоном есть
единственное благо жизни, и испытывающих при этом величайшее счастье, --
многое множество. Я оглянулся шире вокруг себя.
.
Я вгляделся в жизнь
.
прошедших и современных огромных масс людей.
.
И я видел таких, понявших смысл
жизни, умеющих жить и умирать, не двух, трёх, десять, а сотни, тысячи,
миллионы. И все они, бесконечно различные по своему нраву, уму, образованию,
положению, все одинаково и совершенно противуположно моему неведению знали
смысл жизни и смерти, спокойно трудились, переносили лишения и страдания,
жили и умирали, видя в этом не суету, а добро.
.
И я полюбил этих людей. Чем больше я вникал в их жизнь живых людей и
.
жизнь таких же умерших людей, про которых читал и слышал тем больше я любил
.
их, и тем легче мне самому становилось жить. Я жил так года два, и со мной
случился переворот, который давно готовился во мне и задатки которого всегда
были во мне. Со мной случилось то, что жизнь нашего круга -- богатых, учёных
-- не только опротивела мне, но потеряла всякий смысл. Все наши действия,
рассуждения, наука, искусства -- всё это предстало мне как баловство. Я
понял, что искать смысла в этом нельзя. Действия же трудящегося народа,
творящего жизнь, представились мне единым настоящим делом. И я понял, что
смысл, придаваемый этой жизни, есть истина, и я принял его.

XI

…Я понял, что мой вопрос о
том, что есть моя жизнь, и ответ: зло, -- был совершенно правилен.
Неправильно было только то, что ответ, относящийся только ко мне, я отнёс к
жизни вообще: я спросил себя, что такое моя жизнь, и получил ответ: зло и
бессмыслица. И точно, моя жизнь -- жизнь потворства похоти -- была
бессмысленна и зла, и потому ответ: "жизнь зла и бессмысленна" -- относился
только к моей жизни, а не к жизни людской вообще. Я понял ту истину,
впоследствии найденную мною в Евангелии, что люди более возлюбили тьму,
нежели свет, потому что дела их были злы. Ибо всякий, делающий худые дела,
ненавидит свет и не идёт к свету, чтобы не обличились дела его. Я понял, что
для того, чтобы понять смысл жизни, надо прежде всего, чтобы жизнь была не
бессмысленна и зла, а потом уже -- разум для того, чтобы понять её. Я понял,
почему я так долго ходил около такой очевидной истины, и что если думать и
говорить о жизни человечества, то
надо говорить и думать о жизни
.
человечества, а не о жизни нескольких паразитов жизни….
Я полюбил хороших людей,
возненавидел себя, и я признал истину. Теперь мне всё ясно стало.
.
… Жизнь мира совершается по чьей-то воле, -- кто-то этою жизнью всего
мира и нашими жизнями делает своё какое-то дело. Чтоб иметь надежду понять
смысл этой воли, надо прежде всего исполнять её -- делать то, чего от нас
хотят. А если я не буду делать того, чего хотят от меня, то и не пойму
никогда и того, чего хотят от меня, а уж тем менее -- чего хотят от всех нас
и от всего мира.
.
* "Жизнь мира совершается по чьей-то воле," - в этом вся суть.
.
Если голого, голодного нищего взяли с перекрёстка, привели в крытое
место прекрасного заведения, накормили, напоили и заставили двигать вверх и
вниз какую-то палку, то очевидно, что прежде, чем разбирать, зачем его
взяли, зачем двигать палкой, разумно ли устройство всего заведения, нищему
прежде всего нужно двигать палкой. Если он будет двигать палкой, тогда он
поймёт, что палка эта движет насос, что насос накачивает воду, что вода идёт
по грядкам; тогда его выведут из крытого колодца и поставят на другое дело,
и он будет собирать плоды и войдёт в радость господина своего и, переходя от
низшего дела к высшему, всё дальше и дальше понимая устройство всего
заведения и участвуя в нём, никогда и не подумает спрашивать, зачем он
здесь, и уж никак не станет упрекать хозяина.
.
Так и не упрекают хозяина те, которые делают его волю, люди простые,
рабочие, неучёные, те, которых мы считаем скотами; а мы вот, мудрецы, есть
едим всё хозяйское, а делать не делаем того, чего от нас хочет хозяин, и
вместо того, чтобы делать, сели в кружок и рассуждаем: "Зачем это двигать
палкой? Ведь это глупо". Вот и додумались. Додумались до того, что хозяин
глуп или его нет, а мы умны, только чувствуем, что никуда не годимся, и надо
нам как-нибудь самим от себя избавиться.

ХII

Сознание ошибки разумного знания помогло мне освободиться от соблазна
праздного умствования. Убеждение в том, что знание истины можно найти только
жизнью, побудило меня усомниться в правильности моей жизни; но спасло меня
только то, что я успел вырваться из своей исключительности и увидать жизнь
настоящую простого рабочего народа и понять, что это только есть настоящая
жизнь. Я понял, что если я хочу понять жизнь и смысл её, мне надо жить не
.
жизнью паразита, а настоящей жизнью и, приняв тот смысл, который придаёт ей
.
настоящее человечество, слившись с этой жизнью, проверить его.



это пост я написал после вопросов под * Эмоциональное выгорание: кто виноват и что делать

про людские отношения, про Жизнь Системно

Previous post Next post
Up