Lost time-2: Зиккурат
Lost time-2: Зиккурат
Ur
Mesopotamia
Nisannu, 2090 B.C. 06.50. a.m.
F. D., сам с собой, видимо, чтобы не потерять связи с реальностью: Камень цвета виски… Вот такой я волшебный человек, fellas. Настоящий маг, не видали да? Не то, что ваши прокаженные самозванцы…
Проходит через пораженную ужасом площадь к возничему колесницы, запряженной единственной на всю площадь лошадью, тот пытается вручить ему весь комплекс, но F.D. споро выпрягает лошадь, взлетает в седло, находит взглядом строящийся зиккурат и правит к нему, преследуемый криками:
Саргон! Саргон Великий вернулся!
F. D., сам себе: Уж прямо сразу «Великий». Мне все-таки шестнадцать лет.
***
F. D. подъезжает к зиккурату, осматривает грандиозное строение, почти подведенное под «крышу». Ворчливо: Правитель-строитель, как же… Стало быть, это даже не Первая династия, а вообще… Ур-намму. Пораженно: Откуда я это знаю?
Осознает, что при его приближении работы на зиккурате останавливаются и воцаряется тишина. Дает себе время осмотреть строительство.
Огромные платформы-ступени зиккурата окрашены в разные цвета: нижний ярус выкрашен в черный (необожженный кирпич обмазан природным битумом), второй ярус облицован обожженным кирпичом и поэтому красного цвета, третий, верхний и последний ярус прямо у него на глазах красят белым - это обычная штукатурка, но сочетание контрастных дистанцированных цветов выглядит весьма эффектно. На нижнем ярусе уже высажены финиковые пальмы, и F. D. понимает, что отсюда пойдет легенда о висячих садах Семирамиды.
Зиккурат Ур-Намму в Уре
Решает, что ему нужно наверх, и правит жеребца к крутой и достаточно узкой лестнице, ведущей ко входу на второй ярус постройки. Местный Мусафир (для экономии усилий всадник решает, что лошадь будут звать так же, как и светло-серого из ХХ века) не очень доволен, возмущенно ржет, поднимается на дыбы, бьет передними копытами в воздухе, задевает стену и вышибает один кирпич, который летит вниз. F. D. наклоняется к уху жеребца и что-то успокаивающе ему говорит, похлопывая по шее, тот подчиняется всаднику и начинает подъем по лестнице под изумленные взгляды строителей.
Въезжает в высокий проход, ведущий на площадку второго яруса, проезжает недлинным коридором и обнаруживает себя в достаточно просторном помещении в противоположной стене которого видит проход на площадку. В середине закрытого зала Мусафир встает вмертвую.
F. D., лошади: Ты решил стать ослом, мой друг?
Конь обиженно ржет, но не движется с места.
F. D., вздохнув, достает из кармана морковку (люди, вжавшиеся в стены, видят, что тот, кого они принимают за инкарнацию Саргона, достает ее из складок одеяния) и предлагает Мусафиру.
Жеребец обиженно принимает лакомство, но идти отказывается.
F. D. спешивается и обнаруживает, что не может преодолеть невидимую преграду.
Один рабочий, обращаясь к другому, философски, потихонечку отступая в глубину строящегося сооружения:
А я предупреждал; да. Я, Шури, и предупреждал, и говорил всем, чьи уши не залепил песок, пока мой язык не опух и не вывалился между моих губ: все это непросто. Да. Все это не просто так. Жил человек в грязи - и жил бы себе. А зачем это все строить?
На всякий случай не сводит глаз с человека на гнедом жеребце, который похож на аккадца, если, конечно, Шури правильно представляет аккадцев: все-таки Аккад был уничтожен век назад. Тем более нет оснований думать, что от этого человека приходится ожидать чего-то хорошего.
Продолжает бормотать:
Этажи, подходы. Я, Шури, все понимаю. Надо построить хорошо и красиво, богоугодно, пресвященно, чтоб Нанна, да не устанут мои губы произносить ему хвалу, возрадовался и вос... возобратил внимание. Но Нанна, да не устанут мои губы, и вот это всё, я спрашиваю вас, сейчас где? А этот, пришедший из глубины веков, вот он, передо мной стоит, я его вижу во плоти так же, (обращается к другому рабочему) как тебя, Гибил (не знаю уж, почему тебя так назвали, и толку-то нет в этом), - а только, кто знает, что он там стоит? Чего ждет? Вряд ли он пришел о погоде поговорить, о пылевых бурях. А самое интересное - что он сейчас достанет из одежды после морковки. Но Шури ждать не будет; Шури свою оплату заработал и сейчас пойдет домой, да.
Убедившись, что отошел на безопасное расстояние, пускается бежать и скрывается в темных строительных ходах великого зиккурата. Гибил следует за ним.
Абгаль оглядывается по сторонам, бормоча себе что-то под нос. Слышит шум внизу. Подволакивая ногу (уже некоторое время он провел, пытаясь чуть исправить то плачевное состояние, в котором обнаружил его F.D., и ему это отчасти удалось - внешность его уже не столь отталкивающа, и дышит он без омерзительного булькания), спускается со своего уровня вниз и видит F.D. в обличье Саргона (которого он узнает безошибочно, как и в прошлый раз); тот пытается миновать невидимую преграду.
Обращается к визитеру:
Зачем ты пришел? Во время свое ты был великим, объединитель, сокрушитель войск, жрец помазанный, разоритель Урука, разоритель Э-Нинмара, разоритель Уммы; разрушитель стен, прошедший через пятьдесят великих энси так, как серп в умелой руке проходит через пятьдесят колосьев, - даже и не заметив их. Но что тебе здесь нужно? Я уже падал тебе в ноги, думал, унижусь, тебе достанет этого, и ты канешь обратно в черноту своих лет, из которых явился неведомо как, разве сам Асаг тебя вытащил...
Все-таки кашляет.
Какие тут у тебя дела? Зачем ты пришел мешать мне? Я ведь тебе не мешал.
Сзади него, мягко ступая, появляется сирруш с характерным вопросительным выражением на морде.
Мушхушшу (великий красный змей) , задумчиво и немного обиженно:
Этот, с бородой, брал острое и хотел наделать неправильно, подразумевая битву. Зачем-то хотел отрезать мне лицо, что ли.
Облизывается. Подходит к Абгалю, но встает чуть поодаль, как бы показывая тем самым, что имеет свое мнение насчет происходящего.
А этот гниенный кидался грязью и что-то бормотал. Он вечно бормочет.
Кажется, что внутри сирруша несколько сущностей, и сейчас одна докладывает другой. Садится на задние лапы, как кот, после чего удобно устраивается, удлинившись и свившись поверх лап, как змея, а еще поверх получившихся витков складывает передние лапы, на которые укладывает голову; выглядит это одновременно малоприятно и домашне.
Мушхушшу (великий красный змей) by ccuc
Какие-то интересы тут, по всей видимости, пересекаются.
Издает звяканье, которое больше подобает ключам, а не живому существу.
Вот я сам и не пойму, что делать. Этому помогать, от которого кусочки отваливаются?
Вдруг становится понятно, что, пока мушхушшу рассуждает, время загустевает; и Саргон, и Абгаль движутся как в желе.
Но он весьма противный. Я не хочу иметь с ним дело. Его время вырвало из себя. А этот, который пришел, - он интересный. Да еще и лошадь. Она наверняка вкусная.
Некоторое время с удовольствием размышляет о том, какой, должно быть, вкусный жеребец под Саргоном, но понимает, что Мардук бы не одобрил, хотя в то время, в котором они находятся, строго говоря, мнение Мардука еще не должно ничего значить. С грустью перевоспитавшегося пирата:
Хорошо. Пока пусть так, а потом посмотрим.
Мягко сливается с полом, постепенно пропадая из вида. Преграда, выставленная Абгалем, начинает истаивать.
F. D. похоже и хотел бы удивиться, но что-то внутри подсказывает ему, что чего-то в этом роде он ожидал. Уже готовится так или иначе «расколдовать» невидимую преграду, но она исчезла сама по себе. Проходит немного вперед, останавливается на некотором расстоянии от Абгаля.
Я пришел осмотреть свое утерянное царство, о Абгаль. Посмотреть, хорошо ли ты строишь зиккурат, и поговорить с великим Ур-Намму.
Немного помолчав: Помимо этого мне интересно, нет ли здесь одного моего знакомца, потерявшегося по дороге. Оглядывает строителей, но ожидаемо не видит никого, кто бы мог быть похожим на английского юношу по имени Эрик.
С некоторым недовольством: Твоя зверушка не очень хорошо воспитана, но так и быть - простим ей на второй раз.
Абгаль, с досадой и обидой: Пришел посмотреть, как строится твой зиккурат? Да что же твоего в этом зиккурате? У всякой легенды своя историческая плоть, всякому богу отведено свое место - на земле, на полях, на небесах... Твое время уж и отошло! Лучше б ты воздвиг какой-нибудь обелиск на том месте, где некогда раскинут был твой Аккад! - будущему это больше бы понравилось.
Премерзко смеется.
Знали бы, где копать!
Помещение погружается во тьму, сам же он, судорожно потирая пальцами, как муха, тщательными и быстрыми вспышками перемещает свое болезненное тело на следующий ярус зиккурата. Бормочет (ровно как и замечал сирруш), иногда покашливая:
Ур-Намму! Ур-Намму! Кого б еще ты хотел увидеть, - почему бы сразу не Энкиду? При чем тут Ур-Намму... дело вовсе и не в нем!.. Дело вообще не в людях!
Неожиданно сильно кричит с грудным клекотом, и этот крик волнами скатывается с зиккурата вниз, распугивая немногих оставшихся рабочих:
Дело отдельно от людей!
Смеется как безумец (каким, видимо, и является). Cледующий ярус, куда он пробрался, открыт всем ветрам; здесь от зубцов не законченной еще арки к краям площадки отходят, как швартовочные канаты, белесые веревки, как будто сплетенные гигантским пауком, а в них висят в полукоконах два тела - одно слева от арки, одно справа.
Потирая руки, лихорадочно:
Мне не нужны здесь все эти лугали, самозванцы, из какого бы времени они ни прибыли, - да заберут их галлу! Мне нужна вечность, бессмертие, нерушимость, непреходящесть! На этом камне построю я...
Подходит к недвижному телу в коконе слева, наклоняет голову, прислушивается (от прикосновения его прокаженного уха на белом коконе остается неприятный след). Озабоченно:
Этот почти уж высох. Времени терять нельзя!
С усилием тянет себя за ногти на указательном и среднем пальцах правой руки. Ногти удлиняются, как лезвие кинжала, и дают густой голодный матовый отблеск. Тыкает получившимся лезвием в бок кокона; оттуда доносится слабый стон.
Удовлетворенно: Хорошо…
Мушхушшу, с неудовольствием:
«Твоя зверушка»! Вот наглость. Я не зверушка! И уж тем более я не зверушка этого загнивайки.
Раздумывает, не воплотиться ли, но решает пока не воплощаться и наблюдает за всем из воздуха.
F. D. со смесью изумления и омерзения прослеживает метаморфозы и перемещения Абгаля. Снова поднимается на Мусафира, и тот в несколько быстрых скачков взлетает на платформу, где обосновался Абгаль.
F. D. некоторое время оценивает увиденное, затем достает свою наваху, выщелкивает бритвенно-острое лезвие. Весело:
Да ты наглец получше своего сирруша, Абгаль. Ногти не стрижешь, плетешь паутину заговора... Что - и Ур-намму уже смотал в кокон, как этих несчастных?
Подходит к левому кокону, видит, что из места, в которое ударил Абгаль, струится вполне живая человеческая красная кровь. Абгалю, стоящему рядом, с зубосводящим холодом:
Давай-ка ты перестанешь тыкать острыми предметами в людей, прокаженная твоя рожа, а то я ткну в тебя вот этим, да не один раз.
Немного взмахивает навахой, она обращается в меч (отметим, что железа на тот момент человечество еще не изобрело, но меч самозванного Саргона вполне стальной). Продолжая тему:
Укоротим ногти... вместе с руками.
Не спешиваясь, перерубает веревку, держащую спеленатое тело, оно мягко планирует на площадку, как будто на облаке.
Мушхушшу, не материализуясь полностью, высовывает из воздуха голову и клацает зубами прямо перед мордой Мусафира, от чего тот вскидывается и встает на дыбы. Протянувшись под брюхом лошади, хватает F. D. задними лапами поперек туловища и, чуть поднапрягшись, сбрасывает с жеребца, после чего воплощается рядом. Укоризненно-назидательно:
Это - за зверушку. Я еще не определил, на чьей стороне, но неуважения, конечно, не потерплю.
Пропадает. Мусафир ржет, прядает и испуганно таращит глаза.
Абгаль, зло: Чем ты меня надумал испугать, разрушитель, разоритель? Смертью? Да я уже мертв, считай!
Бросается ко второму кокону и начинает разрезать его когтями. В отличие от первого, во втором свертке содержится кто-то более живой, и это содержимое пытается оказывать сопротивление и тонко кричит.
Пыхтя, с пузырями в голосе:
Тихо, тихо. Сейчас уже закончим. Сейчас я втащу тебя вот сюда, моя царевна, моя вечная... Сейчас мы с тобой сделаем все, как уложено вечным миропорядком... Будешь ты у меня растворена в этом памятнике, как и предназначено... Пуаби, Пуаби, незримо присутствующая, тысячелетняя, сопровождаемая тысячами...
F. D. одним движением поднимается на ноги. Не тратя времени на комментарии, кидается к Абгалю и кому-то, кого тот назвал «Пуаби», экономным ударом меча отрубает Абгалю руку, держащую второй кокон, локтем бьет его в челюсть и валит на свежие кирпичи недостроенного яруса.
На всякий случай быстро оглядывается, чтобы отсечь возможность стать объектом нападения сирруша, но того снова не видно. Мусафир хрипит, бьет копытом в землю и периодически встает на дыбы.
Все-таки бормочет:
Возомнил себя первым арабским жеребцом в истории...
Начинает разрезать кокон с девушкой, но понимает, что он зачарован. Быстро извлекает из кармана сердоликовый камешек, кладет его на то место, которое полагает лбом жертвы и, лихорадочно что-то сообразив, читает заклинания собственного производства на смеси латыни и древнегреческого. Кокон начинает распадаться.
Перебегает к первому кокону, по пути пнув корчащегося Абгаля, кладет второй, лазуритовый камешек на лоб кокона с первой жертвой и продолжает свои импровизированные чтения. Видя, что и первый кокон поддается, выдыхает, отходит и, подняв голову к беспощадному солнцу, достает из кармана темные очки и надевает. Сам себе:
Бородатый - это он обо мне? Вот так так...
Мушхушшу (великий красный змей) воплощается рядом с Абгалем. Время вокруг опять начинает загустевать: F. D. очень медленно надевает темные очки, а коконы практически замерли, так и не расплетясь. Доверительно, обращаясь к жрецу:
Я бы тебя съел, но ты слишком отвратительный. Я понимаю, что все эти жидкости и так есть внутри вас, но я предпочитаю их не видеть.
Опять ложится рядом, уютно свившись.
Честно говоря, не понимаю, что ты пытаешься сделать. Ведь это ты убил Ур-Намму, он же в умирающем своем дыхании произвел проклятье, чтоб ты распался на части. Чему уж тут удивляться?
Задумчиво: Возможно, в этом и есть корень проблемы. Знаешь, когда-то давно Мардук, называемый также Воином; Царем Небес и Земли; Золотым Быком, Асаллухи, Шазу, Думу-дуку, Э-зискуром...
Некоторое время молча перечисляет про себя имена Мардука, от чего по его телу пробегают волны удовлетворения. Продолжает вслух: Так вот, когда воздвигали Эсагилу - тебе, конечно, об этом неведомо, так как это будет существенно позже - что за путаница тут у вас! - я ему и говорю, - да-да, говорю Мардуку!
Вытягивает шею и кивает, издавая характерное позвякивание. Печально: Ты, говорю, учти, что всякому храму отведено свое время. И все ровно так и случилось - каких-то двух тысяч лет не прошло, она и развалилась. Тьфу! Но ты и сам, крошащийся, то же самое говорил... богам, мол, каждому свое поле, или что-то в этом духе. Что же ты пытаешься сделать? Зачем тянешь девушку во тьму? Ну ладно этот второй в коконе, мужичонка, - им, мужчинам, положено погибать ни за что. Но девушка-то красивая, свежая, вкусная. Зачем ее на фундамент тратить?
mau: Сирруш
Хищно смотрит в сторону второго кокона. С сомнением: Я, положим, и мог бы помочь тебе. Но смысла не вижу.
Абгаль говорит с присвистом, но в целом живее, чем можно было бы ожидать; видимо, он попал в поле времени сирруша, и воспринимает происходящее соответственно (а терять куски тела ему привычно):
Как тебе не понять этого?! Тебе, воплощению божественных отношений, тебе, кто существует в подчинении верховной силе и в удовлетворении от нее! Храмы оттого и рушатся, что люди перестают верить в них, а где нет веры, а под верою нет готовности к пожертвованию, - там нет ничего!
Ждет реакции сирруша, но тот закрыл глаза и слушает, периодически высовывая раздвоенный язык и поводя им туда-сюда. Продолжает фанатически бормотать:
Пуаби нужна так же, как нужен камень краеугольный, замкòвый; только скрепленное кровью работает, только насаженное на веру неподвластно времени! Что тебе эта девчонка? Дай мне ее! Хочешь полакомиться, так забери себе этих двоих - один пришел сюда по ошибке, а другой специально вошел в коридор, но не мешай же моей работе... Тем более что жизни моей остались крохи, не дай ей истечь низачем! Ведь тебя, верю, сами боги прислали сюда в помощь мне, моему делу... а не этим пришельцам.
Мушхушшу, терпеливо, чуть изменив позу и перетекая поближе к F. D.: Так какому делу-то?
Абгаль, яростно, из последних сил вздергивает себя на ноги.
Зиккурат должен стоять!
Пользуясь временным замедлением сирруша (хоть и без разрешения того), бросается к телу в правом коконе, выхватывает лазурит и глотает.
F. D., продолжая помогать лазуриту и сердолику чтениями, понимает, что рассинхронизироался с Абгалем и сиррушем, резко останавливается.
Удивленно:
Зачем ты съел лазурит, Абгаль? Совсем утерял связь с действительностью?
Медленно разводит руки в стороны, закрывает глаза (под его прекрасными темными очками этого не видно), поворачивается вокруг своей оси. По мере прохождения круга он лишается морока: одежды и внешность зрелого мужа и великого воина Саргона (вместе с красивой аккадской бородой) исчезают, остается молодой человек шестнадцати лет в непривычном для этих мест и этого тысячелетия одеянии. Завершив круг, он поднимается в воздух и достигает верхней точки строящегося зиккурата. Зиккурат под ним начинает подрастать и выстраивает острую вершину, на которой он стоит, как на полу бального зала, - спокойно и устойчиво. Медленно:
Ме, благодать покидает твой город, Абгаль, цареубийца и скверный строитель. Позавидовал Ур-намму? Жаждешь закладной жертвы? Так давай ею станешь ты сам, хоть ты и мерзок.
Мушхушшу, великий змей, ты понимаешь разные языки... я готов пожать тебе благородную лапу, попросить прощения и угостить морковкой.
Последнее предупреждение, Абгаль: выпускаем пленников, и великая башня Схождения Неба и Земли будет стоять вечно. Без всякой крови, смотри.
Слетает со своего шпиля и снова подходит к кокону с девушкой. Видит в разлохмаченных путах лицо Эсме.
Мушхушшу с любопытством наблюдает за эволюциями F. D. Одобрительно:
Героично! Совершенно непонятно: кто ты? Что здесь делаешь?
Протыкает мордой действительность и частично исчезает из виду; выглядит это так, как будто между F.D. и Абгалем осталось лежать его туловище, а головы нет. Спустя несколько секунд возвращается. Понимающе, как будто ему что-то объяснили (или он сам что-то узнал):
А-а-а-а...
Обвивается вокруг F. D. и, обняв его передними лапами, с интересом заглядывает в лицо. Параллельно второй конец его обрастает абсолютно симметричной мордой, но пока вдумчивая половина придерживает F. D., другая несколько раз обматывается вокруг Абгаля, после чего, как веревка, привязанная к гарпуну, с пружинистым стартом энергично устремляется к плоскому своду шумеро-аккадского космоса, зажав исцеленное лазуритом и активно сопротивляющееся тело жреца в безжалостных кольцах. Разъясняющим тоном:
Я же все-таки и змей, и божество.
Конец, несущий Абгаля, со стуком ударяется о жесткое небо. Вокруг разбросаны звезды; совсем рядом с Абгалем, которого ощутимо ушибло о небосклон, висит золотая лира.
Деловито: Возьми-ка инструмент.
Абгаль хрипит (но не прокаженно, а как и полагается хрипеть человеку, которого божественная змея вломила в небо, как таран в ворота):
что... ты делаешь?.. мы же... из одного... гнезда...
Под взглядом сирруша, стремительно теряющим остатки человеческого, соскребает своими когтями с неба золотую лиру.
Тело Мушхушшу сокращается стремительно, как тетива, успокаивающаяся после того, как из лука выпустили стрелу. Он ударяется второй половиной о землю с такой силой, что по сооружению пробегают волны, как от землетрясения. Абгаль лежит в центральном проеме зиккурата, глаза его смотрят вверх, руки сжимают лиру; слышна ее негромкая мелодия.
Говорит первой половиной, обращаясь к F. D.:
Ты все сказал верно: хочешь принести кого-нибудь в жертву - принеси себя.
Пропадает.
Black Opium
Дальше: Туман
Оглавление
Раньше: Саргон
Ur
Mesopotamia
Nisannu, 2090 B.C. 06.50. a.m.
F. D., сам с собой, видимо, чтобы не потерять связи с реальностью: Камень цвета виски… Вот такой я волшебный человек, fellas. Настоящий маг, не видали да? Не то, что ваши прокаженные самозванцы…
Проходит через пораженную ужасом площадь к возничему колесницы, запряженной единственной на всю площадь лошадью, тот пытается вручить ему весь комплекс, но F.D. споро выпрягает лошадь, взлетает в седло, находит взглядом строящийся зиккурат и правит к нему, преследуемый криками:
Саргон! Саргон Великий вернулся!
F. D., сам себе: Уж прямо сразу «Великий». Мне все-таки шестнадцать лет.
***
F. D. подъезжает к зиккурату, осматривает грандиозное строение, почти подведенное под «крышу». Ворчливо: Правитель-строитель, как же… Стало быть, это даже не Первая династия, а вообще… Ур-намму. Пораженно: Откуда я это знаю?
Осознает, что при его приближении работы на зиккурате останавливаются и воцаряется тишина. Дает себе время осмотреть строительство.
Огромные платформы-ступени зиккурата окрашены в разные цвета: нижний ярус выкрашен в черный (необожженный кирпич обмазан природным битумом), второй ярус облицован обожженным кирпичом и поэтому красного цвета, третий, верхний и последний ярус прямо у него на глазах красят белым - это обычная штукатурка, но сочетание контрастных дистанцированных цветов выглядит весьма эффектно. На нижнем ярусе уже высажены финиковые пальмы, и F. D. понимает, что отсюда пойдет легенда о висячих садах Семирамиды.
Зиккурат Ур-Намму в Уре
Решает, что ему нужно наверх, и правит жеребца к крутой и достаточно узкой лестнице, ведущей ко входу на второй ярус постройки. Местный Мусафир (для экономии усилий всадник решает, что лошадь будут звать так же, как и светло-серого из ХХ века) не очень доволен, возмущенно ржет, поднимается на дыбы, бьет передними копытами в воздухе, задевает стену и вышибает один кирпич, который летит вниз. F. D. наклоняется к уху жеребца и что-то успокаивающе ему говорит, похлопывая по шее, тот подчиняется всаднику и начинает подъем по лестнице под изумленные взгляды строителей.
Въезжает в высокий проход, ведущий на площадку второго яруса, проезжает недлинным коридором и обнаруживает себя в достаточно просторном помещении в противоположной стене которого видит проход на площадку. В середине закрытого зала Мусафир встает вмертвую.
F. D., лошади: Ты решил стать ослом, мой друг?
Конь обиженно ржет, но не движется с места.
F. D., вздохнув, достает из кармана морковку (люди, вжавшиеся в стены, видят, что тот, кого они принимают за инкарнацию Саргона, достает ее из складок одеяния) и предлагает Мусафиру.
Жеребец обиженно принимает лакомство, но идти отказывается.
F. D. спешивается и обнаруживает, что не может преодолеть невидимую преграду.
Один рабочий, обращаясь к другому, философски, потихонечку отступая в глубину строящегося сооружения:
А я предупреждал; да. Я, Шури, и предупреждал, и говорил всем, чьи уши не залепил песок, пока мой язык не опух и не вывалился между моих губ: все это непросто. Да. Все это не просто так. Жил человек в грязи - и жил бы себе. А зачем это все строить?
На всякий случай не сводит глаз с человека на гнедом жеребце, который похож на аккадца, если, конечно, Шури правильно представляет аккадцев: все-таки Аккад был уничтожен век назад. Тем более нет оснований думать, что от этого человека приходится ожидать чего-то хорошего.
Продолжает бормотать:
Этажи, подходы. Я, Шури, все понимаю. Надо построить хорошо и красиво, богоугодно, пресвященно, чтоб Нанна, да не устанут мои губы произносить ему хвалу, возрадовался и вос... возобратил внимание. Но Нанна, да не устанут мои губы, и вот это всё, я спрашиваю вас, сейчас где? А этот, пришедший из глубины веков, вот он, передо мной стоит, я его вижу во плоти так же, (обращается к другому рабочему) как тебя, Гибил (не знаю уж, почему тебя так назвали, и толку-то нет в этом), - а только, кто знает, что он там стоит? Чего ждет? Вряд ли он пришел о погоде поговорить, о пылевых бурях. А самое интересное - что он сейчас достанет из одежды после морковки. Но Шури ждать не будет; Шури свою оплату заработал и сейчас пойдет домой, да.
Убедившись, что отошел на безопасное расстояние, пускается бежать и скрывается в темных строительных ходах великого зиккурата. Гибил следует за ним.
Абгаль оглядывается по сторонам, бормоча себе что-то под нос. Слышит шум внизу. Подволакивая ногу (уже некоторое время он провел, пытаясь чуть исправить то плачевное состояние, в котором обнаружил его F.D., и ему это отчасти удалось - внешность его уже не столь отталкивающа, и дышит он без омерзительного булькания), спускается со своего уровня вниз и видит F.D. в обличье Саргона (которого он узнает безошибочно, как и в прошлый раз); тот пытается миновать невидимую преграду.
Обращается к визитеру:
Зачем ты пришел? Во время свое ты был великим, объединитель, сокрушитель войск, жрец помазанный, разоритель Урука, разоритель Э-Нинмара, разоритель Уммы; разрушитель стен, прошедший через пятьдесят великих энси так, как серп в умелой руке проходит через пятьдесят колосьев, - даже и не заметив их. Но что тебе здесь нужно? Я уже падал тебе в ноги, думал, унижусь, тебе достанет этого, и ты канешь обратно в черноту своих лет, из которых явился неведомо как, разве сам Асаг тебя вытащил...
Все-таки кашляет.
Какие тут у тебя дела? Зачем ты пришел мешать мне? Я ведь тебе не мешал.
Сзади него, мягко ступая, появляется сирруш с характерным вопросительным выражением на морде.
Мушхушшу (великий красный змей) , задумчиво и немного обиженно:
Этот, с бородой, брал острое и хотел наделать неправильно, подразумевая битву. Зачем-то хотел отрезать мне лицо, что ли.
Облизывается. Подходит к Абгалю, но встает чуть поодаль, как бы показывая тем самым, что имеет свое мнение насчет происходящего.
А этот гниенный кидался грязью и что-то бормотал. Он вечно бормочет.
Кажется, что внутри сирруша несколько сущностей, и сейчас одна докладывает другой. Садится на задние лапы, как кот, после чего удобно устраивается, удлинившись и свившись поверх лап, как змея, а еще поверх получившихся витков складывает передние лапы, на которые укладывает голову; выглядит это одновременно малоприятно и домашне.
Мушхушшу (великий красный змей) by ccuc
Какие-то интересы тут, по всей видимости, пересекаются.
Издает звяканье, которое больше подобает ключам, а не живому существу.
Вот я сам и не пойму, что делать. Этому помогать, от которого кусочки отваливаются?
Вдруг становится понятно, что, пока мушхушшу рассуждает, время загустевает; и Саргон, и Абгаль движутся как в желе.
Но он весьма противный. Я не хочу иметь с ним дело. Его время вырвало из себя. А этот, который пришел, - он интересный. Да еще и лошадь. Она наверняка вкусная.
Некоторое время с удовольствием размышляет о том, какой, должно быть, вкусный жеребец под Саргоном, но понимает, что Мардук бы не одобрил, хотя в то время, в котором они находятся, строго говоря, мнение Мардука еще не должно ничего значить. С грустью перевоспитавшегося пирата:
Хорошо. Пока пусть так, а потом посмотрим.
Мягко сливается с полом, постепенно пропадая из вида. Преграда, выставленная Абгалем, начинает истаивать.
F. D. похоже и хотел бы удивиться, но что-то внутри подсказывает ему, что чего-то в этом роде он ожидал. Уже готовится так или иначе «расколдовать» невидимую преграду, но она исчезла сама по себе. Проходит немного вперед, останавливается на некотором расстоянии от Абгаля.
Я пришел осмотреть свое утерянное царство, о Абгаль. Посмотреть, хорошо ли ты строишь зиккурат, и поговорить с великим Ур-Намму.
Немного помолчав: Помимо этого мне интересно, нет ли здесь одного моего знакомца, потерявшегося по дороге. Оглядывает строителей, но ожидаемо не видит никого, кто бы мог быть похожим на английского юношу по имени Эрик.
С некоторым недовольством: Твоя зверушка не очень хорошо воспитана, но так и быть - простим ей на второй раз.
Абгаль, с досадой и обидой: Пришел посмотреть, как строится твой зиккурат? Да что же твоего в этом зиккурате? У всякой легенды своя историческая плоть, всякому богу отведено свое место - на земле, на полях, на небесах... Твое время уж и отошло! Лучше б ты воздвиг какой-нибудь обелиск на том месте, где некогда раскинут был твой Аккад! - будущему это больше бы понравилось.
Премерзко смеется.
Знали бы, где копать!
Помещение погружается во тьму, сам же он, судорожно потирая пальцами, как муха, тщательными и быстрыми вспышками перемещает свое болезненное тело на следующий ярус зиккурата. Бормочет (ровно как и замечал сирруш), иногда покашливая:
Ур-Намму! Ур-Намму! Кого б еще ты хотел увидеть, - почему бы сразу не Энкиду? При чем тут Ур-Намму... дело вовсе и не в нем!.. Дело вообще не в людях!
Неожиданно сильно кричит с грудным клекотом, и этот крик волнами скатывается с зиккурата вниз, распугивая немногих оставшихся рабочих:
Дело отдельно от людей!
Смеется как безумец (каким, видимо, и является). Cледующий ярус, куда он пробрался, открыт всем ветрам; здесь от зубцов не законченной еще арки к краям площадки отходят, как швартовочные канаты, белесые веревки, как будто сплетенные гигантским пауком, а в них висят в полукоконах два тела - одно слева от арки, одно справа.
Потирая руки, лихорадочно:
Мне не нужны здесь все эти лугали, самозванцы, из какого бы времени они ни прибыли, - да заберут их галлу! Мне нужна вечность, бессмертие, нерушимость, непреходящесть! На этом камне построю я...
Подходит к недвижному телу в коконе слева, наклоняет голову, прислушивается (от прикосновения его прокаженного уха на белом коконе остается неприятный след). Озабоченно:
Этот почти уж высох. Времени терять нельзя!
С усилием тянет себя за ногти на указательном и среднем пальцах правой руки. Ногти удлиняются, как лезвие кинжала, и дают густой голодный матовый отблеск. Тыкает получившимся лезвием в бок кокона; оттуда доносится слабый стон.
Удовлетворенно: Хорошо…
Мушхушшу, с неудовольствием:
«Твоя зверушка»! Вот наглость. Я не зверушка! И уж тем более я не зверушка этого загнивайки.
Раздумывает, не воплотиться ли, но решает пока не воплощаться и наблюдает за всем из воздуха.
F. D. со смесью изумления и омерзения прослеживает метаморфозы и перемещения Абгаля. Снова поднимается на Мусафира, и тот в несколько быстрых скачков взлетает на платформу, где обосновался Абгаль.
F. D. некоторое время оценивает увиденное, затем достает свою наваху, выщелкивает бритвенно-острое лезвие. Весело:
Да ты наглец получше своего сирруша, Абгаль. Ногти не стрижешь, плетешь паутину заговора... Что - и Ур-намму уже смотал в кокон, как этих несчастных?
Подходит к левому кокону, видит, что из места, в которое ударил Абгаль, струится вполне живая человеческая красная кровь. Абгалю, стоящему рядом, с зубосводящим холодом:
Давай-ка ты перестанешь тыкать острыми предметами в людей, прокаженная твоя рожа, а то я ткну в тебя вот этим, да не один раз.
Немного взмахивает навахой, она обращается в меч (отметим, что железа на тот момент человечество еще не изобрело, но меч самозванного Саргона вполне стальной). Продолжая тему:
Укоротим ногти... вместе с руками.
Не спешиваясь, перерубает веревку, держащую спеленатое тело, оно мягко планирует на площадку, как будто на облаке.
Мушхушшу, не материализуясь полностью, высовывает из воздуха голову и клацает зубами прямо перед мордой Мусафира, от чего тот вскидывается и встает на дыбы. Протянувшись под брюхом лошади, хватает F. D. задними лапами поперек туловища и, чуть поднапрягшись, сбрасывает с жеребца, после чего воплощается рядом. Укоризненно-назидательно:
Это - за зверушку. Я еще не определил, на чьей стороне, но неуважения, конечно, не потерплю.
Пропадает. Мусафир ржет, прядает и испуганно таращит глаза.
Абгаль, зло: Чем ты меня надумал испугать, разрушитель, разоритель? Смертью? Да я уже мертв, считай!
Бросается ко второму кокону и начинает разрезать его когтями. В отличие от первого, во втором свертке содержится кто-то более живой, и это содержимое пытается оказывать сопротивление и тонко кричит.
Пыхтя, с пузырями в голосе:
Тихо, тихо. Сейчас уже закончим. Сейчас я втащу тебя вот сюда, моя царевна, моя вечная... Сейчас мы с тобой сделаем все, как уложено вечным миропорядком... Будешь ты у меня растворена в этом памятнике, как и предназначено... Пуаби, Пуаби, незримо присутствующая, тысячелетняя, сопровождаемая тысячами...
F. D. одним движением поднимается на ноги. Не тратя времени на комментарии, кидается к Абгалю и кому-то, кого тот назвал «Пуаби», экономным ударом меча отрубает Абгалю руку, держащую второй кокон, локтем бьет его в челюсть и валит на свежие кирпичи недостроенного яруса.
На всякий случай быстро оглядывается, чтобы отсечь возможность стать объектом нападения сирруша, но того снова не видно. Мусафир хрипит, бьет копытом в землю и периодически встает на дыбы.
Все-таки бормочет:
Возомнил себя первым арабским жеребцом в истории...
Начинает разрезать кокон с девушкой, но понимает, что он зачарован. Быстро извлекает из кармана сердоликовый камешек, кладет его на то место, которое полагает лбом жертвы и, лихорадочно что-то сообразив, читает заклинания собственного производства на смеси латыни и древнегреческого. Кокон начинает распадаться.
Перебегает к первому кокону, по пути пнув корчащегося Абгаля, кладет второй, лазуритовый камешек на лоб кокона с первой жертвой и продолжает свои импровизированные чтения. Видя, что и первый кокон поддается, выдыхает, отходит и, подняв голову к беспощадному солнцу, достает из кармана темные очки и надевает. Сам себе:
Бородатый - это он обо мне? Вот так так...
Мушхушшу (великий красный змей) воплощается рядом с Абгалем. Время вокруг опять начинает загустевать: F. D. очень медленно надевает темные очки, а коконы практически замерли, так и не расплетясь. Доверительно, обращаясь к жрецу:
Я бы тебя съел, но ты слишком отвратительный. Я понимаю, что все эти жидкости и так есть внутри вас, но я предпочитаю их не видеть.
Опять ложится рядом, уютно свившись.
Честно говоря, не понимаю, что ты пытаешься сделать. Ведь это ты убил Ур-Намму, он же в умирающем своем дыхании произвел проклятье, чтоб ты распался на части. Чему уж тут удивляться?
Задумчиво: Возможно, в этом и есть корень проблемы. Знаешь, когда-то давно Мардук, называемый также Воином; Царем Небес и Земли; Золотым Быком, Асаллухи, Шазу, Думу-дуку, Э-зискуром...
Некоторое время молча перечисляет про себя имена Мардука, от чего по его телу пробегают волны удовлетворения. Продолжает вслух: Так вот, когда воздвигали Эсагилу - тебе, конечно, об этом неведомо, так как это будет существенно позже - что за путаница тут у вас! - я ему и говорю, - да-да, говорю Мардуку!
Вытягивает шею и кивает, издавая характерное позвякивание. Печально: Ты, говорю, учти, что всякому храму отведено свое время. И все ровно так и случилось - каких-то двух тысяч лет не прошло, она и развалилась. Тьфу! Но ты и сам, крошащийся, то же самое говорил... богам, мол, каждому свое поле, или что-то в этом духе. Что же ты пытаешься сделать? Зачем тянешь девушку во тьму? Ну ладно этот второй в коконе, мужичонка, - им, мужчинам, положено погибать ни за что. Но девушка-то красивая, свежая, вкусная. Зачем ее на фундамент тратить?
mau: Сирруш
Хищно смотрит в сторону второго кокона. С сомнением: Я, положим, и мог бы помочь тебе. Но смысла не вижу.
Абгаль говорит с присвистом, но в целом живее, чем можно было бы ожидать; видимо, он попал в поле времени сирруша, и воспринимает происходящее соответственно (а терять куски тела ему привычно):
Как тебе не понять этого?! Тебе, воплощению божественных отношений, тебе, кто существует в подчинении верховной силе и в удовлетворении от нее! Храмы оттого и рушатся, что люди перестают верить в них, а где нет веры, а под верою нет готовности к пожертвованию, - там нет ничего!
Ждет реакции сирруша, но тот закрыл глаза и слушает, периодически высовывая раздвоенный язык и поводя им туда-сюда. Продолжает фанатически бормотать:
Пуаби нужна так же, как нужен камень краеугольный, замкòвый; только скрепленное кровью работает, только насаженное на веру неподвластно времени! Что тебе эта девчонка? Дай мне ее! Хочешь полакомиться, так забери себе этих двоих - один пришел сюда по ошибке, а другой специально вошел в коридор, но не мешай же моей работе... Тем более что жизни моей остались крохи, не дай ей истечь низачем! Ведь тебя, верю, сами боги прислали сюда в помощь мне, моему делу... а не этим пришельцам.
Мушхушшу, терпеливо, чуть изменив позу и перетекая поближе к F. D.: Так какому делу-то?
Абгаль, яростно, из последних сил вздергивает себя на ноги.
Зиккурат должен стоять!
Пользуясь временным замедлением сирруша (хоть и без разрешения того), бросается к телу в правом коконе, выхватывает лазурит и глотает.
F. D., продолжая помогать лазуриту и сердолику чтениями, понимает, что рассинхронизироался с Абгалем и сиррушем, резко останавливается.
Удивленно:
Зачем ты съел лазурит, Абгаль? Совсем утерял связь с действительностью?
Медленно разводит руки в стороны, закрывает глаза (под его прекрасными темными очками этого не видно), поворачивается вокруг своей оси. По мере прохождения круга он лишается морока: одежды и внешность зрелого мужа и великого воина Саргона (вместе с красивой аккадской бородой) исчезают, остается молодой человек шестнадцати лет в непривычном для этих мест и этого тысячелетия одеянии. Завершив круг, он поднимается в воздух и достигает верхней точки строящегося зиккурата. Зиккурат под ним начинает подрастать и выстраивает острую вершину, на которой он стоит, как на полу бального зала, - спокойно и устойчиво. Медленно:
Ме, благодать покидает твой город, Абгаль, цареубийца и скверный строитель. Позавидовал Ур-намму? Жаждешь закладной жертвы? Так давай ею станешь ты сам, хоть ты и мерзок.
Мушхушшу, великий змей, ты понимаешь разные языки... я готов пожать тебе благородную лапу, попросить прощения и угостить морковкой.
Последнее предупреждение, Абгаль: выпускаем пленников, и великая башня Схождения Неба и Земли будет стоять вечно. Без всякой крови, смотри.
Слетает со своего шпиля и снова подходит к кокону с девушкой. Видит в разлохмаченных путах лицо Эсме.
Мушхушшу с любопытством наблюдает за эволюциями F. D. Одобрительно:
Героично! Совершенно непонятно: кто ты? Что здесь делаешь?
Протыкает мордой действительность и частично исчезает из виду; выглядит это так, как будто между F.D. и Абгалем осталось лежать его туловище, а головы нет. Спустя несколько секунд возвращается. Понимающе, как будто ему что-то объяснили (или он сам что-то узнал):
А-а-а-а...
Обвивается вокруг F. D. и, обняв его передними лапами, с интересом заглядывает в лицо. Параллельно второй конец его обрастает абсолютно симметричной мордой, но пока вдумчивая половина придерживает F. D., другая несколько раз обматывается вокруг Абгаля, после чего, как веревка, привязанная к гарпуну, с пружинистым стартом энергично устремляется к плоскому своду шумеро-аккадского космоса, зажав исцеленное лазуритом и активно сопротивляющееся тело жреца в безжалостных кольцах. Разъясняющим тоном:
Я же все-таки и змей, и божество.
Конец, несущий Абгаля, со стуком ударяется о жесткое небо. Вокруг разбросаны звезды; совсем рядом с Абгалем, которого ощутимо ушибло о небосклон, висит золотая лира.
Деловито: Возьми-ка инструмент.
Абгаль хрипит (но не прокаженно, а как и полагается хрипеть человеку, которого божественная змея вломила в небо, как таран в ворота):
что... ты делаешь?.. мы же... из одного... гнезда...
Под взглядом сирруша, стремительно теряющим остатки человеческого, соскребает своими когтями с неба золотую лиру.
Тело Мушхушшу сокращается стремительно, как тетива, успокаивающаяся после того, как из лука выпустили стрелу. Он ударяется второй половиной о землю с такой силой, что по сооружению пробегают волны, как от землетрясения. Абгаль лежит в центральном проеме зиккурата, глаза его смотрят вверх, руки сжимают лиру; слышна ее негромкая мелодия.
Говорит первой половиной, обращаясь к F. D.:
Ты все сказал верно: хочешь принести кого-нибудь в жертву - принеси себя.
Пропадает.
Black Opium
Click to viewДальше: Туман
Оглавление
Раньше: Саргон