Академгородок, 1960. Часть 5.
Академгородок, 1960. Продолжение.
Начало см. Академгородок, 1960. Части 1, 2, 3, 4.
См. также Академгородок, 1959. "Как я попал в Академгородок". Части 1 - 20.
приспособить квартиры под магазины
и предприятия бытового обслуживания
Временно занимать квартиры под магазины и предприятия бытового обслуживания - выдумка не наша. Я уже рассказывал о том, что в первом же сданном доме в одной из квартир строители открыли маленький магазинчик. Правда, сделали они это не для жителей, а для рабочих-строителей. Но пример для нас был. И по этому примеру мы добились открытия хлебного магазина в угловой квартире дома №1. Потом были открыты и ясельки в доме №3.
Бытовая комиссия (она впоследствии была совмещена с комиссией общественного контроля) лучше всех понимала сложившуюся ситуацию. К нам шли люди со всеми своими бедами. Да мы и сами жили тут же и терпели все эти неурядицы. Бедные женщины! Они были терпеливы, но постоянно спрашивали у нас, когда же все это будет. И народ не понимал, почему весь этот, как тогда говорили в УКСе - соцкультбыт, - не был нормальным образом запланирован.
И мы не понимали тоже, почему этот соцкультбыт строится в последнюю очередь. Вообще-то говоря, тогда это была обычная практика. Жители новых районов в любой части нашей страны, вселяясь в новые квартиры, годами не имели магазинов и этого самого соцкультбыта. Я знаю многих людей, в том числе и близких мне, которые ежедневно после работы (в старом районе) покупали в магазине рядом с работой продукты, и с ними добирались до дома. Да, годами. Между домами стояли пустыри, где по влану должны были быть, магазины, столовые, детские сады, дома быта... Такова была порочная советская практика. И люди терпели. Но я был молод и не понимал, почему нельзя было спланировать так, чтобы все вводилось в эксплуатацию одновременно. И на этой почве я постоянно осаждал хозяйственных руководителей СО АН, особенно УКСа - Каргальцева и Ладинского, - и заместителей председателя по общим вопросам и по строительству - Лаврова и Белянина. Теперь я бывал у каждого из них минимум два раза в неделю, тщательно разбирался во всех проектах и планах, думаю, что надоел всем до чертиков, и, наверное, знал уже каждого работника УКСа. Разобравшись, я от имени нашей комиссии потребовал корректировки плана строительства и сдачи объектов.
Должен сказать, что наш голос вскоре зазвучал весьма громко. Хотя поддержки от председателя Объединеного комитета Мосиенко и его заместителя Щербакова практически не было никакой. Но они и не мешали пока. Уже за это спасибо.
движение за коммунистический труд
Все трудные кляузные дела по Академгородку Мосиенко и Щербаков отдали мне и ни во что не вмешивались. Главной их задачей в то время было «развертывание движения за коммунистический труд». Газеты в то время писали о передовых бригадах, принявших повышенные социалистические обязательства. Им присваивалось звание «бригад коммунистического труда». На слуху было имя бригадира бригады прядильщиц Валентины Гагановой, которая из хорошей бригады переходила в отстающую и через некоторое время выводила ее в передовые. И так два или три раза.
Но в народе подсмеивались над этим. Помню частушку:
... Буду, как Гаганова.
Брошу милого, хорошего,
Заведу поганого.
Щербаков уделял движению за коммунистический труд очень большое внимание. В месткомах всех институтов были созданы научно-производственные комиссии, в них был назначен специальный человек, ответственный за то, чтобы это движение развивалось. Проводились собрания. Вырабатывались какие-то аспекты этого движения, присущие только научным учреждениям.
Я это все игнорировал. Я не видел никакой пользы в этом ни для себя, ни для научной работы вообще и не хотел этим заниматься. Вслух я это никак не мотивировал, объясняя Щербакову мои отказы даже от выполнения его отдельных поручений большой загруженностью.
Щербаков же все аккуратно записывал. Видно было, что он собирает материал для чего-то. Я знал, что он учится заочно в школе профдвижения, но не думал, что он уже думает о заделе на будущее. Когда он приезжал в Академгородок, среди 40-60 вопросов, которые он мне задавал, всегда был десяток по движению за коммунистический труд. Но я никогда ни на один из них не мог ответить. Я этим принципиально не занимался. Постепенно Щербаков перестал задавать мне такие вопросы и давать поручения на эту тему, чему я был очень рад.
телевидение
Мы купили небольшой черно-белый телевизор. С каждым годом телевидение становилось все более интересным.
В феврале 1960 года появился тележурнал «Здоровье» с ведущей Мелик-Пашаевой. Потом передачу стала вести врач Белянчикова, и все старались обязательно придти домой к этой передаче.
В марте начал работать еще один тележурнал «Клуб кинопутешествий». Передачу вел Шнейдеров, которого сразу все полюбили. Эту передачу тоже не хотелось пропускать, потому что это было окно в незнакомую жизнь, о которой мы ничего не знали. А рассказывал Шнейдеров блестяще, хотя и очень коротко.
Начало работать и интервидение, и дверь в мир распахнулась еще чуть шире.
театр-студия в подвале
В подвале нашего дома неожиданно кто-то организовал театр-студию. Два раза в неделю по вечерам приезжал из Новосибирска артист то ли театра «Красный факел», то ли ТЮЗа Ямпольский. Узнав о существовании театра, Любочка непременно захотела участвовать в его работе. Мне это не нравилось. Я ревновал. Ни к чему, ни к кому, а просто так. Сидел дома и мучился.
Ревность - совершенно жуткое чувство. Я представлял, как там разыгрываются любовные сцены, и Любочка целуется с другим. Ревность раздирала мне душу, но Любочка продолжала туда ходить и совершенно не понимала, почему я ревную. Она звала меня с собой, но я категорически отказался. Нехватало только, чтобы Любочка целовалась с кем-то в моем присутствии. Я не мог думать ни о чем другом, - только об этом. Я даже подумал, что ревность - это какая-то болезнь, раз это чувство, раз возникнув, больше тебя уже не отпускает.
Любочке нравилось ходить туда и репетировать. Ямпольский пытался поставить пьесу «Диплом на звание человека». Слава богу, эта пытка через месяца три закончилось. Ямпольский перестал ездить, и театр прекратил свое существование. А я освободился от чувства ревности, и вздохнул с облегчением.
воспоминания Любочки об этом театре и поэтической жизни
Мы репетировали пьесу Шура «Диплом на звание человека». У меня была главная роль. Но спектакля не получилось Наш режиссер Ямпольский устал добираться из города (30 км) зимой.
Но в это время я уже начала работать в университете. Сначала лаборантом, а потом ассистентом на кафедре общей химии. А в университете жизнь била ключом. В том числе и поэтическая. Были поэтические собрания, вечера. Поэтов было много. Многие пишут и до сих пор. Но профессионалом стала только Нина Грехова, которая, впрочем, в университете не училась, а приезжала из города на семинары и кружки.
Исаак Соломонович Шур
Шур Исаак Соломонович (17 (30) декабря 1913 - 13 февраля 1976). Писатель, драматург, член Союза писателей (1962). Родился в г. Смоленске. В 1930 с родителями уехал на Сахалин, куда был сослан его отец, меньшевик, не отказавшийся ни от взглядов, ни от товарищей..В 1940 году Окончил Лесотехническую академию в Ленинграде. В 1938-1939 был арестован, как «террорист - прогрессивист» но оправдан по суду. В 1940 окончил Ленинградскую лесотехническую академию. Работал на Байкале, Севере, Кубани, Кавказе. Участник Великой Отечественной войны. Награжден боевыми орденами и медалями. Работал в министерстве лесной промышленности. С 1957 жил в г. Кирове, работал на комбинате «Кирлес», потом на Кировском телевидении главным редактором кинопроизводства.
После войны начал литературную деятельность. Его первая пьеса была поставлена в 1955. Пьесы «Диплом на звание человека» и «Заводские ребята» обошли более 100 театров нашей страны каждая. Кировскому ТЮЗу за спектакль «Письма к другу» (по пьесе И. Шура и А.Лиханова) была присуждена премия Ленинского комсомола (1967). Умер в г. Кирове. Эти сведения об Исааке Соломоновиче Шуре изложены в «Энциклопедии земли Вятской», в томе «Знатные люди».
дело «террористов - прогрессивистов»
В 1934 году Исаак Шур поступил в Московский лесотехнический институт, но вскоре это учебное заведение перевели в Ленинград, и Шур стал студентом Ленинградской лесотехнической академии. Вместе с другими студентами он жил в общежитии. В одной комнате жило 8 студентов и среди них - сводный брат Льва Николаевича Гумилева - Орест Николаевич Высоцкий.
Их отец, Николай Гумилев, блестящий русский поэт начала двадцатого века, был расстрелян в 1921 году, как участник «Таганцевского заговора» против советской власти.
Супруга Николая Гумилева, великая русская поэтесса Анна Ахматова, и их сын, Лев Гумилев не отреклись от своего мужа и отца, за что в течение многих лет подвергались преследованиям.
Лев Гумилев арестовывался 4 раза и, в общей сложности, провел в тюрьме 19 лет. Через много лет Л. Н. Гумилев скажет о своих арестах: «В 1935 я сидел - за себя, в 1938 - за папу, а в 1949 - за маму».
В 1938 году он был студентом Ленинградского университета, занимался научной работой, подавая большие надежды (впоследствии он стал создателем нового направления в истории - этнологии). Причиной ареста Л. Гумилева в 1938 году стало его пререкательство с преподавателем университета Л.В. Пумпянским, который глумился над его отцом, поэтом Н. Гумилевым. Профессорского доноса оказалось достаточно для ареста Л. Гумилева. Гумилев и группа студентов университета обвинялись «в участии в молодежной антисоветской террористической организации ЛГУ и в подготовке террористического акта против А. А. Жданова».
Был арестован и сводный брат Льва Гумилева - Орест Высоцкий, студент Лесотехнической академии. Так возникло второе дело - «террористов - прогрессивистов». По нему проходили слушатели Лесотехнической академии. Оба дела вела одна и та же бригада следователей, возглавляемая Бархударьяном. Были арестованы все 8 студентов, проживавших в одной комнате с Орестом Высоцким. И среди них - Исаак Шур.
Недавно появились в печати материалы, связанных с арестом Исаака Шура, найденные в Российском государственном военном архиве. Стало известно, что
од и 9 месяцев Исаак Шур провел в печально знаменитой ленинградской тюрьме №1 («Кресты») и в здании НКВД на Литейном проспекте 1 год и 9 месяцеы. Там он подвергался всевозможным пыткам и издевательствам, т.к. отказался оговорить себя, подписать ложные показания. Шур сидел в одиночной камере, подвергался «конвейерному» допросу, который продолжался двое суток без перерыва. Следователи сменяли друг друга каждые 8 часов, подследственный не имел ни минуты передышки. У Шура были сломаны ребра, выбиты зубы, невыносимо болел затылок … Но он твердо стоял на своем - невиновен.
Во время следствия 180 студентов Лесотехнической академии вызывались на допрос в качестве свидетелей, и только трое дали нужные для НКВД показания. Но этого оказалось мало. Весь арсенал пыток не заставил Исаака Шура поставить свою подпись под тем, чего не было, оговорить себя и своих товарищей. Мужественно вела себя и Александра Тузлукова, жена И. Шура, учившаяся вместе с ним в академии. Она не поддалась нажиму секретаря комитета комсомола И. Воронова (будущего заместителя министра лесной промышленности СССР), который предложил ей выступить на открытом комсомольском собрании и отречься от любимого человека как врага народа и осудить его. Потом уже стало известно, что следователь обещал Шуру арестовать жену, если тот не подпишет протокол с признанием своей вины.
Я привел здесь краткий пересказ статьи Ивана Кантора. Исаак Шур: о времени и о себе. <http://berkovich-zametki.com/Nomer36/Kantor1.htm>, автора пьесы, «Диплом на звание человека», которую пытался поставить в Академгородке Ямпольский, артист новосибирского ТЮЗа, а, может быть, (точно не помню) «Красного факела».
Продолжение следует.