Российско-американские сюжеты

May 08, 2011 14:17

Несколько американцев приняли особое участие в судьбах России после Октябрьской революции. А Россия, конечно, изменила их собственные судьбы. К этой группе левых граждан США относился, безусловно, и Макс Истмен (Max Forrester Eastman).



Макс ИстменРодившийся в 1883 году Макс рос в семье двух священников (его мать была одной из первых в США женщин, рукоположенных в сан конгрегационалистской церкви; это произошло в 1889 году). В юности родители познакомили его с Сэмюелем Клеменсом, подписывавшим свои произведения как Марк Твен, однако его любимым чтением был Р.У.Эмерсон.

С 1907 по 1911 годы Марк учился в Колумбийском университете у знаменитого философа Джона Дьюи, но не стал защищать диссертацию, переехал в богемную Гринвич-Вилледж, где писал стихи и мечтал о путешествии на Амазонку. Соседями и приятелями Истмена в Гринвич-Виллидж в эти годы стали анархистка Эмма Голдман и будущий коммунист Джон Рид с Луизой Брайант, а также чудаковатая балерина, которая выйдет замуж за русского поэта, Айседора Дункан.

Предвоенные годы были "золотым веком американского социализма". В 1912 году кандидат социалистов Юджин Дебс получил 6% голосов американских избирателей: лучший результат, когда-либо достигнутый "левыми". В том же 1912 году Истмен стал редактором социалистического журнала Массы (The Masses).


В журнале печатались ведущие левые публицисты того времени: карикатурист Арт Янг, писатель и журналист Эптон Синклер, репортер Джон Рид. "Массы" боролся против вступления США в Первую мировую войну, из-за чего у журнала начались проблемы с властями.

Летом 1917 года Истмен писал: "это не война за демократию... Вместо того, чтобы демократизировать Пруссию, мы опруссачим себя".

В конце 1917 года журнал был закрыт, успев анонсировать репортаж своего специального корреспондента Джона Рида о большевистской революции в России.


Последняя страница обложки последнего выпуска журнала The Masses
Текст заслуживает перевода:
"Помните, что Джон Рид в Петрограде. Он пишет правду о Русской революции. Его статьи будут публиковаться исключительно в The Masses. Его рассказ о Первой пролетарской революции станет событием мировой литературы. Его история борьбы между большевиками (I.W.W.?) и меньшевиками (A.F.L.?) ответит на вопросы, которые задают все социалисты и все либералы. Если цензор разрешит, мы опубликуем его первую статью в следующем номере" (любопытно сравнение большевиков с "Индустриальными рабочими мира", а меньшевиков - с Американской федерацией труда, профсоюзным центром).
Следующий номер не вышел, но Истмен быстро создал другой журнал The Liberator ("Освободитель"), подхвативший редакционный портфель The Masses.


Обложка первого выпуска журнала The Liberator (март 1918 г.) с первой статьей Джона Рида о революции большевиков.



Юджин Дебс, Макс Истмен и Роза Строукс в 1918 году
Интерес ко всем аспектам русской революции был необычайно велик. Показательно, что социальные преобразования включали в себя и революцию в отношении полов: "В России, - писал Истмен в 1920 году на основании рассказов друзей, - мужчина не запирает женщину дома. (...) В России женщина может обратиться к правительству за работой, и она идет и работает, и вместе с мужем ужинает в советском ресторане (...). Женщина всегда может заработать на жизнь, и страсть между мужчиной и женщиной выигрывает от их независимости". (Тут надо напомнить, что еще в 1910 году Макс Истмен был одним из создателей мужской суффражисткой лиги, то есть организации мужчин за право голоса для женщин).

В марте 1919 года Истмен воображает диалог между Лениным и Вильсоном: все его симпатии на стороне первого. Ошибкой Вильсона Истмен считал исключение России из Версальских переговоров, еще более тяжелой ошибкой была интервенция в Архангельске. В это время он утверждал, что правительство России "более справедливо, мудро и гуманно", чем правительство Америки. Ленина он считал политическим сверхчеловеком и, защищая большевизм от нападок, обильно цитировал Ницше. Большевики, говорил Истмен, "не христианские святые, но ницшеанские люди свободного духа". Его учитель Дьюи считал основой философии дух эксперимента, Истмен увидел в русской революции самый большой из экспериментов.


"Левыми" в то время были многие интеллектуалы и люди искусства. На этой фотографии Макс Истмен с Чарли Чаплиным в Голливуде в 1919 году
В 1922 году Истмен вступил в американскую компартию и сам отправился в Россию. Он выучил русский язык, познакомился с советскими лидерами и женился на сестре одного из них, Николая Крыленко, бывшего наркомвоенмора, будущего генерального прокурора.


Жюль Пасен. Портрет Елены КрыленкоАмериканец жил в Москве, путешествовал по Кавказу. Днем он тренировал свой русский язык, опрашивая людей на улице об их отношении к советской власти, а вечера проводил с партийцами, удивляя их новыми познаниями. Он присутствовал на двух партийных съездах, Двенадцатом и Тринадцатом. Елена Крыленко предоставила ему свободу для романов с местными красавицами, что было необходимо, как считали оба, в терапевтических целях (что, в общем, вполне соответствовало бытовавшим в той среде представлениям; вспомним, хотя бы, тексты Александры Коллонтай).

На основе новых впечатлений Макс Истмен писал роман "Авантюра" (Venture), а когда не писалось, переводил на английский пушкинскую "Гавриилиаду".


Макс Истмен, Джеймс Кэннон и "Большой Билл" Хейвуд в Москве, 1922 год
(Уильям Хейвуд возглавлял тех самых "Индустриальных рабочих мира", которых Иствуд сравнивал с большевиками в анонсе репортажей Джона Рида в 1917 году)
Он знал многих русских революционеров, но его героем стал Лев Троцкий. Зимой 1923 года Истмен решил писать его биографию. Вождь ответил не на все из его вопросов, но материала хватило для небольшой апологетической книжки "Лев Троцкий. Портрет молодого человека" (1926).

Так мир узнал о подпольной молодости диктатора, его романтической внешности и высокой образованности. Близость к Троцкому, однако, ни для кого не проходила даром. В кулуарах партийного съезда Троцкий познакомил Истмена со знаменитым письмом Ленина (существует версия, что письмо передала Истмену сама Н.К.Крупская). Когда партийная элита проголосовала за то, чтобы скрыть письмо покойного вождя от съезда, Троцкий умело организовал утечку: на следующий день Истмен отбывал из России. В 1925 году вышла книжка Истмена "С тех пор, как умер Ленин" (Since Lenin Died), из которой мир, и, в частности, сама Россия, узнали о завещании Ленина.

Связь между двумя издательскими проектами Истмена была очевидной. Книга о Ленине завладела вниманием высшей партийно-государственной власти на весь летне-осенний сезон 1925 года. О второй брошюре по канонам большевистской пуританской этики молчали (дескать, не в биографии Троцкого дело, речь идет о чести, достоинстве и памяти великого Ленина). Книжки Истмена до такой степени околдовали Кремль, что парализовали многие идеологические, внешнеполитические и народнохозяйственные проекты молодого сталинского руководства. Книге о смерти Ленина, об обстоятельствах ее появления на свет и последствиям ее публикации были посвящены многочисленные директивные решения Политбюро. Еще больше документов осталось за кадром истории: переписка Сталина с соратниками, справки, лихорадочные проекты постановлений, черновики статей-ответов Крупской и Троцкого, переводы книг Истмена, согласования между ведомствами, координация полушпионских акций со стороны ОГПУ, военной разведки и коминтерновской агентуры, ажиотаж партийной полиции. В архиве Сталина сохранились десятки, если не сотни, материалов, подобных записке без даты на бланке «К заседанию Политбюро»: «Расследовать обязательно нужно. Об этом поговоримте во вторник. Меня больше всего интересует то, чтобы определить отношение Троцкого к делу о брошюре Истмена и поставить вопрос об открытом отмежевании Троцкого от Истмена и его “труда”. Я думаю, что брошюра написана с ведома (а может быть, даже по директиве) Троцкого».
Книгу Истмена Сталин не мог оставить без внимания по определению. В этом была новизна сталинского стиля руководства идеологией и культурой, отныне становившегося обязательным законом советской политики на многие десятилетия вперед. Атеистический режим воспринимал духовное как материальное. По сути дела, он мобилизовал колоссальную энергию сопротивления и перманентных контрударов на борьбу с бумажными тиграми.

Сталин был, видимо, прав в том, что ленинские документы попали к Истмену от Троцкого. Именно после этой истории общение с западными журналистами и писателями стало приравниваться ЦК-ЧК к контактам с официальными представителями враждебных стран. Несанкционированное общение отныне расценивалось как предательство, попытка совершить измену Родине, перейти на сторону врага или, в лучшем случае, совершить деяния, направленные на подрыв советского общественного и государственного строя.
Сталин сумел выкрутить руки Троцкому, и он публично, в Daily Worker в августе 1925 года, опроверг сведения Истмена. Ленинского завещания не было, писал Троцкий, а книга Истмена есть "клевета на Центральный Комитет". Так ницшеанские боги русской революции показали себя одному из истово верующих.

В октябре 1926 года, когда Троцкий вновь покаялся перед партией, New York Times  опубликовала текст ленинского завещания вместе с объяснениями Истмена. Так или иначе, факт предсмертного конфликта Ленина со Сталиным вошел в историю благодаря американскому коммунисту (понятно, к тому времени исключенному из партии).

Позже, после эмиграции Троцкого, Истмен помирился с ним и стал его литературным агентом. Он сам перевел несколько книг Троцкого, в частности, "Историю русской революции".

В объяснительных схемах русской истории бывший студент Дьюи обратился к знакомому предмету. Беда не в русской политике, утверждал Истмен в 1926 году, а в немецкой философии. "Ясный и реалистичный интеллект", иными словами, разум американца, может понять диалектику "только тем способом, каким доктора понимают безумие". Главным объектом критики стал Гегель; Маркс был назван "мистиком, веровавшим в неизбежность тысячелетнего царства". Что касается России по Истмену, то там диалектика стала "утопической мечтой", или "государственной религией".

К этому времени его шурин Николай Крыленко стал одним из организаторов репрессий в СССР, а через несколько лет сам падет их жертвой.


"Шахтинский процесс". Выступает прокурор Н.Крыленко
Истмен был на редкость разносторонним человеком. В 1934 году он опубликовал книгу "Художники в форме" (Artists in Uniform):

В книге Макс Истмен впервые рассказал Америке о преследованиях, которым подвергались советские писатели. В центре его внимания напостовцы и прочие интеллектуальные террористы, а с другой стороны, - жертвы режима - Есенин, Маяковский, Бабель, Замятин, Воронский, Пильняк. Он подробно рассказывает и о менее заметных явлениях. К примеру, ленинградских "космистов" он в симпатией характеризует как "первый и, вероятно, самый подлинный образец действительно пролетарской литературы". Большая детальная глава посвящена Замятину и неприятностям, связанных с его романом "Мы". В целом Истмен рисует широкую и на удивление верную картину. Из множества русских мемуаров и американских травлогов можно узнать, что в 1934 году люди не видели ужесточения режима и вообще не понимали, что происходит. На этом привычном фоне проницательность Истмена заслуживает того, чтобы ее помнили в России.

Подвергшись яростной критике слева, Истмен выпускает еще несколько книг ("Конец социализма в России", 1937; "Россия Сталина и кризис социализма", 1940; "Размышления о неудаче социализма", 1955), все более резких в отношении советского опыта. Во время пакта Молотова-Риббентропа Истмен провозгласил тождество обеих систем, советской и нацистской, и предложил понятие тоталитаризма как общее для обеих.

"Сталинизм хуже фашизма по своей грубости, варварству, несправедливости, аморальности, антидемократичности", - писал Истмен в 1940 году. Московские процессы были живы в памяти, Европа разделена поровну, а уничтожение евреев было еще неизвестно. Истмен насчитывает 21 признак, общий для тоталитарных режимов и, по его оптимистичному мнению, неизвестный в демократиях: национализм, однопартийность, подавление общественного мнения, антиинтеллектуализм, формирование новой религии, в которой лидер заменяет Бога и пр. Единственным противоядием против тоталитаризма, писал Истмен в 1945 году, является частная собственность. Свобода не может выжить при социализме, поэтому проект социальной демократии нежизнеспособен. Насколько привычны эти речи сегодня, настолько казались радикальными шестьдесят пять лет назад.


Вот как карикатурист изобразил превращение Макса Истмена из опасного радикала в консервативного члена общества (Дэвид Левин, 1965)
С 1941 года Истмен редактирует "Ридерз дайджест", а в годы маккартизма даже поддержал Маккарти (но быстро отошел от него, объявив, что дело антикоммунизма оказалось в руках реакционеров). Позднее он выступал против участия США в войне во Вьетнаме, входил в общество Мон Пелерин, организованное Мизесом и Хайеком.


Помимо политических произведений, он опубликовал пять книг стихов, роман, труды о научном методе, юморе, фрейдистской психологии, а также мемуары, в которых рассказал о своих встречах со множеством знаменитых людей.


Соммерсет Моэм и Макс Истмен
Макс Истмен прожил 86 лет и умер в марте 1969 года.

Источники: Александр Эткинд. Толкование путешествий, Максименков Л. Очерки номенклатурной истории советской литературы. Западные пилигримы у сталинского престола (Фейхтвангер и другие), вики.

Макс Истмен, российско-американские отношения, субботнее, Российско-американские отношения

Previous post Next post
Up