О врачевании. Ч. 1

[andrey2]

11 правило 6-го Вселенского Собора гласит:

Никто из принадлежащих к священному чину, или из мирян, отнюдь не должен ясти опресноки, даваемыя иудеями, или вступать в содружество с ними, ни в болезнях призывать их, и врачества принимать от них, ни в банях купно с ними мытися. Если же кто дерзнет сие творить: то клирик да будет извержен, а мирянин да будет отлучен. (Перевод Книги Правил)*

Никто из числящихся в священном сане, или мирян, не должен есть опресноков у иудеев, или входить c ними в содружество, или принимать от них лекарства, или мыться с ними в бане. Если кто отважится сие делать, то если клирик, да будет извержен, а если мирянин, да будет отлучен. (Перевод Деяний Вселенских Соборов)*

В современной церковной жизни давно смотрят сквозь пальцы на это правило. Не замедлили появиться и соответствующие толкователи и толкования. Утверждения таких толкователей состоят например в том, что обыкновенному христианину, дескать, недоступны глубокие контексты и тонкие подоплёки, что "теперь" это совсем не то, что "раньше", что современные врачи из евреев совсем не те, что прежние иудеи, поэтому на них не может распространяться это правило, даже вплоть до резона "где ж теперь взять врача - не еврея" и т.п. в этом же духе. **

При этом выпускается как-то само собой из виду, что Святое Евангелие содержит и христианские взгляды на врачевание и преизобилует примерами практического применения оного. И, таким образом, если рассмотреть данное правило вкупе с Христовым учением, то становится ясным и прозрачным его смысл: если Иисус Христос открыл дорогу к врачеванию Божественному, то негоже искать альтернативных кривых путей и слепых проводников, тем более злонамеренно отвергшихся Бога истинного. Каковые поиски Церковь резонно и объявила грехом. Причём, если врачевание иудеев прежних и современных равно далеки от Христова Учения, то обращаться к ним - это один и тот же грех, независимо от степени древности или современности. И основания для применения этого Соборного правила ничуть не исчезли и не видоизменились. Упомянутые запретительные правила Церкви исходят, таким образом, из заботы о душевной частоте Её чад, помогают удержаться от страшного греха причащения Плоти и Крови Христовой в осуждение себе и побуждают болящих, страждущих и заботящихся о них искать врачевателей истинных, Христовых, обладающих таким даром от Бога, а ещё лучше - самими стать такими врачевателями, милостию Божией.

Может возникнуть мысль, что, вероятно, простое решение этой проблемы состоит в том, чтобы при обращению к врачу заранее выяснять его религиозную принадлежность, проводить заблаговременное расследование его этно-конфессиональных корней. Выявить таким образом круг православных воцерковлённых врачей, даже врачующих по благословению духовника, и таким образом гарантированно соблюсти букву этого пункта Соборных правил.
Даже малейшее знакомство с содержательной стороной современной медицины развеивает эту иллюзию. Дело в том, что т.наз. "официальная", господствующая сейчас медицина чуть менее, чем полностью - нехристианская, и в части воззрений, и в части применяемых практик. В медицинских учебных заведениях вообще не изучается и не упоминается ни Христово учение, ни примеры применения его Апостолами и Святыми. Для преподаваемой медицинской науки этого учения просто не существует, и тщетно искать упоминаний о нём в учебниках, по которым учатся будущие врачи - чего нет, того нет. Врачебное сословие чтит древних и не очень, легендарных и даже полумифических врачевателей: Асклепий, Гиппократ, Гален, Авиценна, Парацельс... но не ищите в этих списках ни Бога Иисуса Христа, ни великих христианских Святых, исцелявших безнадежных и воскрешавших умерших. Возможно, не так много в этом врачебном иконостасе этнических евреев - но уже самая малая любознательность позволяет узнать о не особенно скрываемом обстоятельстве, что например Парацельс, лекарь в десятом или пятнадцатом поколении, изучал каббалистику, а алхимические штудии европейских ученых просто подразумеваются по умолчанию. О связи алхимии и иудейского предания и учений (т.е. каббалы и талмуда) говорить излишне: алхимия немыслима без этих источников и тесно с ними переплетена. По видимости, современное учение о врачевании довольно далеко ушло от тех алхимических и иудейских первоисточников - но никто и никогда не ставил задачи возвращения к чистоте Христова учения о врачевании. Произошло нечто противоположное и дотоле почти неслыханное: на Руси, куда въезд иудеям был, обыкновенно, запрещён, сами цари стали прибегать к услугам лекарей-иудеев. Ещё чуть позже настали времена, когда часть евреев по тем или иным причинам решила расстаться с традиционным иудейским укладом жизни ("выйти из гетто"), и они нашли себе вполне комфортное общество в лице людей и сословий, удалившихся от Христа, отпавших. В этой быстро расширявшейся среде, где вопрос "Како веруеши?" считался неприличным, и продолжила развитие европейская наука и, а вместе с ней и медицина. Внуки раввинов обучались в одних университетских аудиториях с детьми православных священников, и учили их профессора либо получившие степени за границей, либо вовсе иностранные (т.е. иноверцы), православным же фактически предлагалось оставить свои религиозные принципы (включая разумеется и обсуждаемое Соборное правило) за оградой университета и клиники: здесь давно правили бал другие авторитеты.

Итак в течение нескольких исторических периодов иудаизм под тем или иным предлогом, в том или ином виде, через тех или иных проводников, в смеси с теми или иным античными языческими представлениями, проникал в медицину христианского мiра. В каком разделе повлиял больше, в каком меньше - сейчас, спустя столетия, и после многих революционных переворотов, открытий и реформ в медицинской науке, не имеет смысла расследовать, как сцеплены между собой ошибки, заблуждения, искажения, предрассудки, подлоги, а современное состояние медицины это итог именно этой истории, где влияние иудаизма неустранимо. (Скажем, несложно усмотреть, что за учением о т.наз. "микроэлементном", "гормональном" и т.п. "балансах", "витаминах" стоит каббалистическое учение о равновесии природных начал в человеке, каковое учение в свою очередь заимствовано и адаптировано евреями у древних язычников, с которыми они контактировали в ходе своей длительной истории, и т.п.) Это при том, что среди рядовых практикующих врачей и тем более в провинции евреи отнюдь не преобладают численно, хотя издавна это одно их их излюбленных занятий в рассеянии. Лишь в качестве редчайшего исключения среди видных представителей этой медицины встречаются те, чья православность удостоверена Церковью: например, широко почитается святитель Лука, архиерей и практикующий хирург, впрочем его деятельность именно на медицинском поприще, насколько мне известно, не выходит за границы этого главного русла, то есть его творческим наследием в этой хирургической области может пользоваться с равным успехом врач и из атеистов, и мусульман, и католиков, и иудеев.

Это был набросок той неафишируемой подоплёки и содержания современной медицины, от которых недвусмысленно предостерегает Церковь в своём своде Правил. Что же предлагает Христос Своим последователям? Мимо этой стороны вопроса умудряются пройти современные интерпретаторы, не удостоив её своим вниманием.

У Матфея Апостола читаем "И призвав двенадцать учеников Своих, Он дал им власть над нечистыми духами, чтобы изгонять их и врачевать всякую болезнь и всякую немощь... больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте; даром получили, даром давайте." (Мф. 10, 1 и 8)
У Марка Евангелиста (Мк. 16, 17-18 ): "Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы."

Если дать своему воображению труд представить себе, что Евангельские примеры исцелений, кажущиеся теперь неслыханными, невероятными, совершаются на наших глазах, теперь и сейчас, то уже одно это даёт представление о грандиозности потери, совершаемой христианином, если он идёт за врачевством к безбожнику и т ем более к иудею. Дисциплинарные меры Правил Церкви предстают как увещевание к неразумным, меняющим первородство на плошку похлёбки, притом в высшей степени сомнительной. И, конечно, полноценное врачевание христианское не подразумевает больниц: исцеление совершается сразу и полностью, без всяких "курсов лечения": исцелённый "встал, взял постель свою и пошел в дом свой" (Мф. 9, 7). Больницы могут появиться разве что как вынужденная уступка ветхости и немощности человека, как признак охлаждения веры, когда становится совсем редким дар врачевания и люди, волей-неволей, обращаются к врачевателям другим.

В эпоху Нового Завета болезни даются не в наказание - хотя многими воспринимаются в таком качестве. Они даются в помощь, в подсказку и наущение, во отрезвление и вразумление и болящим, в испытание и приобретение опыта, который может понадобиться только через многие годы. Причём это относится и к болящим, и к тем, кто их окружает, их близким. Богу всемогущему совершенно нетрудно было бы сделать человека невосприимчивым к болезням - но в таком случае не было бы самой возможности такой подсказки к вразумлению. Болезнь телесная временна, как временно наше пребывание в этом Творении, и её длительность, как бы ни была мучительна - ничто и мимолётность по сравнению с грядущей жизнью вечной, и окончание земного бега бренного тела означает и прекращение этой временной болезни. Одной из вероятных причин бесплодности молитв о здравии и выздоровлении, возносимых к Богу, может быть то, что Бог, читающий в душах, ясно видит, что молящиеся отнюдь не горят желанием разбирать смысл этой подсказки от Бога, помогать болящим в поиске и выявлении таких причин болезней - ведь гораздо легче "подать записочку", распространить "платёжные реквизиты", поучаствовать в благотворительном сборе денежных средств на лечение "поднять шум", наконец - с тем, чтобы отдать само лечение на откуп весьма понимающим в денежных вопросах последователям Асклепия. и Парацельса. Разбираться же в потёмках и нечистотах душ это дело неприятное, многотрудное и рискованное, и требует много сочувствия к людям, подчас и неприятным. А главная неприятность - это требует, по учению Христову, прежде разобраться со своими грехами и освободиться от подвластности бесам, ибо человек подвластный бесу конечно не в состоянии увидеть, что данному бесу подвластен брат.

Дар исцелений оказывается, в таком случае, связанным со способностью христианского врачевателя увидеть грехи человеческие, приведшие к болезням и немощам , как причинно сцеплены они между собой, как распутать эти сети дьявольские, которые и есть причина болезней - ведь Бог ждёт от нас именно очищения души от грехов, то есть нашего покаяния, по Завету. Недаром ветхозаветным прообразом врачевателя христианского, то есть Святого, Бог назначил священника и его сына - см. гл. 13 кн. Левит, где первым делом священник, к которому пришел пораженный болезнью, подробным осмотром исследует и выясняет характер нечистоты этого больного. Установить причину болезни, таким образом, означает увидеть, какого рода нечистота, и чья именно (не обязательно больного) приводит к болезни, ведь, для того, чтобы изгнать беса, надо сначала ясно видеть, что именно следовало бы очищать, и это видение, если достаточно ясное и отчетливое, подскажет способы к тому.
Так, библейский рассказ о пророке Елисее заканчивается (4Цар. 13, 14-20) тем, что умер он от болезни - нечасто такая смерть встречается в библейском повествовании, и тем более неожиданна она для Пророка Божьего. Всё же, в его жизнеописании упоминается, что он, ученик великого пророка Илии, просил для себя: "дух, который в тебе, пусть будет на мне вдвойне" (4Цар., 2, 9). Просящий такого не свободен от некоторого тщеславия, стремления возвыситься даже и над учителем, и , если так, то этот червячок точил его, надо думать, всю жизнь. При том, что невозможно отрицать, что он, Пророк, был рабом и исполнителем воли Божией, и в другом был чист весьма перед Господом, чтобы на него пал выбор Господа. И всё же, окончание жизни его было совсем другим: смертельный недуг, а учитель его величественно был вознесён на небо в огненном галгале. Такое предположение можно сделать о причине болезни Елисея пророка: как и всякий бренный человек, он имел пятна или пятнышки нечистоты на своей душе бессмертной.

В первом послании коринфянам Павла Апостола (1Кор.12, 8-10) читаем: "Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания, тем же Духом; иному вера, тем же Духом; иному дары исцелений, тем же Духом; иному чудотворения, иному пророчество, иному различение духов, иному разные языки, иному истолкование языков." ( Дальее Апостол желает, чтобы мы ревновали о дарах духовных, в том числе перечисленных здесь.) И, если болезни и немощи связаны с духами, то дар исцелений оказывается близким к упомянутому в том же месте послания дару различения духов, различие пожалуй только в том, что упоминаемые здесь духи, Ангелы Божии и аггелы отпавшие, входят в более широкую иерархию, нежели духи, ввергающие в болезни.

И, само собой разумеется, дар исцелений невозможен без сочувствия человеку, без чуткости и обрезанности сердца. Тогда, если мы следуем Завету, исцеление телесное даётся хотя бы и простым символическим наложением рук (как сказано у Евангелиста, Мк. 16 ), и даже авансом, и даже на расстоянии такое возможно, при великой вере, ведь Бог, по всеблагости Своей, видя одно только движение души человеческой к Христу, искру веры в Него, уже дарует исцеление - так, как это описано во многих местах Святого Евангелия. Но смертельной опасности подвергает себя человек, если за радостью о дарованном выздоровлении телесном забывает, что Бог ждёт от него усилий по очищению души, то есть покаяния.

Далее, в разговоре о болезнях и их причинах уместно затронуть способность человека чувствовать боль телесную. Всегда ли от Сотворения была боль (например, если бы Адам в хлопотах о саде поранился), или боль появилась после и по причине грехопадения? Сейчас мы уже не можем спросить о том Адама и Еву, но имеются сведения косвенные, которые позволяют предположить, что телесной боли не было до первого грехопадения. Если Эдемский период жизни является прообразом для пребывания плода в лоне материнском, то исследования внутриутробного периода могут пролить некоторый свет на эту проблему. Правда, исследования эти проводятся, в том числе, эскулапами, производящими внутриутробное умерщвление плода - поэтому относится к ним следует настороженно. Выводы из этих наблюдений известны, и они гласят, что плод в матке чувствует много чего - но ощущения боли телесной ему неведомы, в том числе даже и тогда, когда он подвергается расчленению заживо в ходе аборта. Чувствуя, что ему отделяют, отрывают например руку, он вполне отдаёт себе в том отчёт, сопротивляется тому и брыкается, пытается отвести орудия - но боль, мучение тела ему как таковые неведомы. Если душа человеческая в лоне материнском чиста, до поры, перед Богом, подобно тому, как чист был Адам с Евой в Эдеме, то естественно предположить, что Господь не даёт мучений безгрешному убиваемому.

Боль появляется после первого согрешения против Бога, первородного греха, приведшего к родовым мукам матери, и способность к боли появляется, вероятно, так. Новорождённый, заставивший страдать маму, впервые встречается с адским пламенем, источник которого - его грех, и пламя это сжигает его душу - но не тело. Тело лишь встречается с новой, прежде незнакомой, средой, и впечатления от этой встречи - грандиозны и обескураживающи, но только вследствие новизны, непереносимого же и тем более убийственного в них ничего нет. Неотступность же смертного пламени, объявшего душу (ибо душа нетленна и, горя, не может сгореть), довольно скоро приводит к тому, что новорождённый начинает искать убежища от него. Заслон от мук совести (а речь идёт именно о них) должен быть более лёгким, не таким невыносимым, но по внутренней оценке новорожденного он должен выглядеть, казаться ужасающим, угрожающим, почти смертельным. Эти новые ощущения и являются тем немногим располагаемым, из чего может быть сооружен, и сооружается, этот заслон. Отсюда понятно, что, для того, чтобы так исказить, переоценить ощущения, новорожденный должен поддаться некоторому искушению изменить своё естество, и не в лучшую сторону. Так, выдумывается иллюзия, создаваемая постепенно по мере того, как улетучивается надежда освобождения от этого греха (люди окружающие по неведению своему лишают этой надежды). Получается, что способность чувствовать боль, а точнее сказать, вызывать у себя ощущение боли, у новорожденного развивается не сразу и не вдруг. Например, ощущение проникновения в плоть орудий хирурга, дотоле безболезненное, неизбежно вызывая воспоминания о материнских родовых муках (первых в череде таких воспоминаний) и, главное, о причине этих мук, немедленно по несловесной воле оперируемого раздувается до едва ли непереносимой катастрофы - только чтобы перекричать внутренним криком это воспоминание. Вероятно, не будет ошибкой интерпретировать это как призывание соответствующего демона и попадание в плен к оному - что Богом попускаемо, ибо без боли телесной, но только с душевной, жизнь становится адом.

Получается, тело используется как чувствительный щит, на который и направляются удары демона. По сути это конечно размен, попытка сделки с нашей стороны, и поскольку воля обратиться за этим новоприобретением исходит от нас, и обращаемся мы при этом отнюдь не к Богу, то это шаг к отпадению, один из многих в череде таких шагов. Всё же, по благости Творца, мы устроены так, что эта иллюзорная боль телесная всегда служит к вразумлению и наущению нашему.

Предположение о связи телесной безболезненности с незапятнанностью души находит подтверждение в Святом Предании Церкви, в житиях Святых. Некоторые из них, подвергшись усекновению головы своей, совершали путешествия, держа её в руках, как св. Дионисий Ареопагит, его друг св. Лукиан Бельгийский. А ещё ранее до них усекновенная, но сохраняющая жизнь глава пророка Иоанна, человека чистейшего, назорея от чрева материнского, сказала, поднесённая на блюде, несколько слов пророческих Ироду и жене его с дочерью, что заставило Иродиаду неистовствовать. (Не исключено даже, что глава его была разрублена пополам ещё до этого, и на блюдо была положена только передняя лицевая часть, которая и говорила Ироду и окружающим. Эта реликвия сейчас хранится в соборе г. Амьен, впрочем о месте хранения имеются, как будто, и другие сведения.)
Человек современный, далёкий от святости, случись ему оказаться на их месте, испытывает сильнейший болевой шок и по милости Господней связь его души с телом быстро, мгновенно прерывается. Но так было не во все времена и не везде. Встречаются похожие рассказы о средневековых христианских витязях, которые продолжали рукопашный бой после нанесения им тяжелейших увечий, например перекладывали меч в левую руку, если им отрубали правую. К подобным же свидетельствам можно отнести сообщения белых миссионеров о коренных австралийцах, которые, случись им лишиться кисти руки или ступни, сами пешком приносили их с просьбой пришить, отнюдь не испытывая при этом болевого шока. Такое незначительное болевое ощущение может, вероятно, служить показателем того, что эти архаичные, наивные язычники не слишком сильно запятнаны перед Богом, даже по сравнению с номинальными христианами. Наконец, распространённое почти повсеместно в подобных наивных языческих сообществах испытание болью в ходе обряда инициации, часто весьма суровое испытание, не является ли оно применением наблюдения древних о том, что люди, чистые помыслами и не запятнанные грязными делами, легче переносят боль? И старейшины примечают такую молодёжь с тем, чтобы со временем передать именно достойнейшим бразды правления. Даже и европейская медицина апостасийных веков, как будто, соглашается с точкой зрения, что боль имеет скорее "субъективные", нежели "объективные" причинные основания. Наблюдения над животными, которые переносят боль телесную несравненно легче, чем теперешние люди, тоже может служить к подтверждению этого предположения: животные, хоть и понимают, что бывают виноваты, и даже был случай (см. Быт. 6, 12), позволяющий утверждать о случившемся извращении ими Божиего благословения (то есть своего рода грехе перед Богом), всё же лишены свободы и возможности грешить так же отчаянно и разнообразно, как человек. Свободные от греха первородного, не имеют необходимости развивать в себе это ощущение, и боль них, если и бывает, то другая.

Иисус Христос, Который взял на Себя наши немощи и понёс наши болезни, не имеет такого щита заслоняющего: потому чувствует и телесную боль всех нас, людей прошлых, настоящих и будущих, и терзания душ наших от грехов, которые скрываемы бывают под этой болью. Думаю, что именно таковы Его крестные страдания, и возложены они на Него по злой нашей воле человеческой.

Всё же боль - сама страдание, и, хотя некоторые даже холят её и лелеют, находя в ней своеобразно комфортное убежище, и небезуспешно ищут в ней повод для жалости и внимания окружающих, всё же большинству болящих она докучает и даже изводит, отравляет жизнь, лишая всякой радости и удовольствия.
Древнейшая догадка изворотливых людей состоит в том, чтобы найти нечто, что служило бы щитом уже по отношению к самой боли, то есть изобрести сильное отвлекающее средство. В качестве таковых средств с древнейших времён применяют т.наз. яды, чтобы попытаться заслонить телесную боль ощущениями отравления, то есть ощущениями приближения к границе жизни и смерти. Откуда взялись яды в Творении Божием? - ведь в Эдеме ничто не могло повредить людям бессмертным, кроме единственного известного искушения, да и в мiре, предстающем исправленным для избранных Христом, обетовано: " если что смертоносное выпьют, не повредит им..." (Мк. 16, 18). Можно догадаться, что ядовитые вещества появились как разновидность тех самых "волчцов и терниев", или же человек, познавший злую волю, как-то усугубил действие этих терниев - важно то, что в обоих случаях это было весьма близкимм итогом нераскаянного и неискупленного человеческого грехопадения, уловления во власть демонов.

В дальнейшем такое лечение ядами ( в основе которой лежит, понятно, призывание злых духов) надолго стало торной дорогой развития нехристианской медицины, и остаётся таковым до сих пор. - Неслучайно изображение змеи, сцеживающей яд, это общепринятая медицинская эмблема. Поиск новых и новых ядов и ядовитых продуктов манипуляций с веществами, изучение их действия на тело и душу человеческую, произведение во всё больших количествах, соблазнение всё большего числа людей, чтоб прибегали к этим снадобьям по нужде и в случае отсутствия оной (для этого выдумываются всё новые и новые болезни, появился даже класс окололекарственных "препаратов", которые ничего и не лечат, но "способствуют повышению качества жизни), получение всё большего барыша - в этом состоит деятельность фармацевтической науки и отрасли. Совершенно неудивительно, что само слово "фармацевт" происходит от древнегреческого "farmacoi", то есть чародеи, то есть призывающие злых духов соответсвующей разновидности.

Всё же, врачи, даже и прибегающие к помощи этих фармацевтов, чаще или реже, в той или иной степени преуспевают в лечении телесных недугов. Нельзя исключить, что им помогает Сам Бог облегчить людские страдания, чтобы больной, поправившись, даже забыл о болезни. Думаю, что причины этому вот какие: большинство современных врачей, конечно, принимает за чистую монету фармацевтические снадобья, добровольно заблуждаются, что касается их настоящего действия, уверены в правильности. Добросовестно заблуждаясь, они грешат перед Богом далеко не тем грехом, что сознательно вводящие в заблуждение, и у Бога, вероятно, больше запасено милости к таким врачам и их пациентам. Всё же, эта врачебная уверенность , часто и самоуверенность, далеко не всегда передаётся больному, тем более опытному, много болевшему. Бывает, успех в лечении сопутствует врачам, которые, независимо от их опыта и признанной людьми квалификации, умеют искренне посочувствовать больному. Такое сочувствие бывает, таково моё мнение, награждено помощью Бога в лечении, и применяемая методика и список назначенных лекарств, в общем-то, ни при чём, это нужно, скорее, врачу для поддержания его уверенности в себе. В деятельности врача, не обращающегося к Богу, тем более не следующего Христу в учении о врачевании, так или иначе присутствует и искушение врачом Господа, и сочувствие больному. Умение сочувствовать больному и умение (скорее своего рода смелость) искушать Бога не являются исключительными атрибутами медицины европейской, подобное же присуще и другим традициям, направлениям и школам, включая древние и экзотические.
________
* Цит. по http://community.livejournal.com/ustav/148530.html/ , там же греческий оригинал.
** Там же, ближе к окончанию.

[Текст был разделён на две части из-за форматных ограничений. Продолжение: http://andrey2.livejournal.com/11562.html ]