Зараза "антилевачества" как неадекватная реакция на зло маркузианства и марксизма

Dec 08, 2019 20:38

Настоящая статья продолжает начатую в предыдущей моей статье тему о подменщиках в русском национализме - т. е. о тех, кто умышленно либо в силу добросовестного заблуждения распространяет провокаторские манипулятивные идеи, направленные на 1) подмену фундаментальных целей и устремлений русского национализма либо 2) подмену общностей, воспринимаемых русскими националистами в качестве политических врагов. Первому была посвящена предыдущая статья, а второму - настоящая.

Речь здесь пойдёт о перенаправлении активности русских националистов с борьбы против сионистских и просионистских мультикультуралистов, которые в основном являются социально-экономическими правыми либералами, на борьбу с социально левыми. От идеологии правого либерализма вышеназванные силы легко и с удовольствием отступают, когда им надо обеспечить колоссальные госдотации для частных банков или создать государственные преференции для определённых предпринимателей во вред их непривилегированным конкурентам, но это другой вопрос: в сфере социальной защиты широких масс идей правого либерализма они держатся твёрдо.

Комплекс взглядов, включающий в себя приверженность мультикультурализму, привилегиям разнообразных меньшинств, насаждению нестандартной половой и семейной морали и фанатичную нетерпимость к сторонникам иных точек зрения, вытекает из идеологии, разработанной т. н. "Франкфуртской школой" - группой еврейских и в большинстве - сионистских профессоров, но главным образом - сионистским политическим философом Гербертом Маркузе, который является подлинным предтечей названного комплекса взглядов. Именно Г. Маркузе своими работами «Марксизм и феминизм», «Эссе об освобождении» (увы, отсутствует в открытом доступе в русском переводе) и «Репрессивная толерантность» дал начало идеологии, которая, во-первых, направлена на разрушение традиционной половой и семейной морали, во-вторых, утверждает тезис о коллективной виновности белых и о цветных меньшинствах, студентах и маргиналах как новой революционной силе взамен бесперспективного белого пролетариата и в-третьих, криво обосновывает негативным историческим опытом гитлеризма необходимость отказа от свободы слова, фанатичную нетерпимость к противникам разрушения традиционных устоев общества, коих ставит на одну доску с нацистами, и необходимость репрессивного подавления оппонентов. Поэтому названный комплекс взглядов и основанное на нём мощное, господствующее в последнее время на Западе, социально-политическое течение верно и точно можно обозначать термином «маркузианство». Надо заметить, что большинство пропагандистов, которые через СМИ и систему образования внедряли в головы жителей Запада маркузианское мировоззрение, редко упоминали Маркузе в качестве предтечи - да он и сам не стремился к известности за пределами академических кругов и узкого слоя социальных активистов, и поэтому современные маркузианцы, в отличие от марксистов, сталинистов или гитлеристов, в большинстве своём своего предтечу не знают; но это не отменяет того, что они являются маркузианцами по сути.

Маркузианство изначально имело прокапиталистический провокаторский лжелевый характер и уводило движение борцов за большую социальную справедливость в рамках рыночной экономики и расширение демократии в сторону от борьбы с социально-экономическими изъянами западных обществ. Социальные цели трудящихся масс стран Запада были лживо объявлены уже достигнутыми и более неактуальными - и это в 1970-е годы, когда на всём Западе наметилась тенденция к росту социального расслоения, а в США, где жил и работал Маркузе, не были реализованы ни 8-часовой рабочий день, ни доступные высшее образование и медицина! Взамен же прежних социальных целей трудящихся актуальной была объявлена новая цель разрушения якобы буржуазной, а на самом деле общенародной традиционной семейной и половой морали. Эта мораль была объявлена нетерпимым злом вместе с устоями западного общества вообще, за исключением принципов функционирования государственного аппарата и капиталистической экономики. Из такой позиции закономерно вытекает и оправдание замещающей инокультурной иммиграции и мультикультурализма, ибо традиционный европейский этнический состав населения западных стран в рамках маркузианского мировоззрения также отнесён к реакционному наследию прошлого.

Отмечу примечательную деталь: Маркузе, как и последователей его идей, вплоть до современных радикал-феминисток, интересовала и интересует защита прав и интересов женщин, но очень выборочно: защита права женщины на аборт интересует, а вот защита её же права на рождение ребёнка в ситуации, когда муж или любовник передумал заводить ребёнка после его зачатия и понуждает женщину к аборту, не интересовала совсем и никогда. Не придавал Маркузе никакого значения и социальным интересам матерей-одиночек, как и женщин, работающих в тяжёлых условиях.

Маркузианство не породило женское движение, но лишь спровоцировало изменение его изначально справедливого и конструктивного характера на экстремистский и деструктивный (т. н. феминизм третьей волны). Не породило оно и движение секс-меньшинств, которое изначально ограничивалось разумным и справедливым требованием прекращения всяческого третирования людей, которые часто не по своей вине неспособны вести свою личную жизнь нормально, лишь за эту их специфику - но придало этому движению деструктивный и экстремистский характер: с требованиями обязательной популяризации гомосексуализма с детского сада, разрешения усыновлений детей гей-парами и прочей подобной подрывной гнусью.

Негативно отношусь к коммунизму и марксизму, но справедливости ради отмечу, что идеология Маркузе, вопреки лживым заверениям его самого, вовсе не является развитием марксизма, и «неомарксизмом» или "культур-марксизмом" она названа необоснованно: ввиду как прокапиталистических взглядов Маркузе в экономике, так и консервативных взглядов Маркса на семью и брак.

Маркузе и группа близких ему учёных из Франкфуртской школы левое движение в целом не контролировали никогда. При этом первое время они контролировали течение «новых левых», но вскоре утратили контроль и над ним. Отмечу, что Маркузе жёстко критиковал новых левых 1960-70-х годов за их осуждение израильской агрессии и репрессивной политики против окрестных арабов, что и стало основной причиной его разрыва с новыми левыми.

Кем-то из националистов для обозначения псевдо-интернационалистической идеологии, направленной на всяческое подавление государствообразующего этноса страны, был введён замечательный меткий термин «интернацизм». Однако термины «маркузианцы» и «интернацисты» в русско-националистическом дискурсе, увы, почти не используются, а термины "сионисты" и "глобалисты" используется редко. Вместо них для обозначения сторонников мультикультурализма и привилегий нацменьшинств - антагонистов русского национализма в России и белых национализмов на Западе с некоторых пор стали активно использоваться слово «леваки» и словосочетание «левые либералы». Однако распространение этих обозначений в русско-националистическом дискурсе не обоснованно ни логически, ни исторически и несёт в себе большую опасность. Термином «левые» в общепринятой политической терминологии называются любые борцы за интересы обделённых групп против интересов доминирующих групп - в т. ч. и борцы за социальные интересы широких народных масс против несправедливых интересов элиты: профсоюзные активисты и социалисты. Вместе с тем, тот комплекс взглядов, который в новейшем националистическом дискурсе именуется «левацким» или «леволиберальным», согласно общепринятому определению политической левизны левым вообще не является, ибо нет ничего левого ни в стремлении разрушить до основания традиционные семейные отношения, ни в стремлении поставить в привилегированное положение определённые нацменьшинства и частично заместить государствообразующий народ инокультурными иммигрантами.* Учебники политологии содержат характеристики лево-либерального течения, и ничего общего с открытостью границ, ксенофилией, толерантностью и гендерной теорией они не имеют. Настоящий лево-либерализм характеризуется приверженностью активной социальной политике в рамках рыночной экономики в противовес социал-дарвинизму правого либерализма, а также демократии участия (или партиципаторной демократии) в противовес сугубо представительной демократии, которой привержены правые либералы.

Таким образом, маркузианство представляет собой принципиально новую человеконенавистническую идеологию анти-белой направленности, которая не имеет отношения равно ни к левой, ни к либеральной мысли.

При этом давать терминам «левые» и «левые либералы» антинаучные определения, под которые не подпадали бы социалисты, социал-либералы и профсоюзные активисты, никто из националистов не пытается (и правильно). При таком положении дел националисту, крепко запомнившему, что он борется с «леваками» (или «левыми либералами»), заинтересованные люди резонно заметят, что борцы за социальные права трудящихся и против выгодного бизнесу миграционного демпинга на рынке труда являются левыми, а значит, грубо говоря, теми самыми леваками, с которыми должен бороться националист. Также резонно заметят, что сторонники развитой системы социальных гарантий в рамках рыночной экономики являются левыми либералами, противостоящими правым либералам - а потому противниками националистов. А дальше собственно националистическая активность сбитого с толку такой манипуляцией националиста уменьшается либо перенаправляется в нужное противнику русло борьбы с социалистами и даже социал-либералами…**

Аналогичным образом дело обстоит и с русско-националистическим антикоммунизмом: вместо целого ряда точных слов, обозначающих адептов коммунистической идеологии: коммунисты, красные, сталинисты и т. д. (да хотя бы даже «совки» или «коммуняки» на худой конец!), начинает использоваться опять то же слово «левые» (или «леваки»), которое, кроме коммунистов, обозначает также и невраждебных русскому национализму некоммунистических борцов за социально-экономические интересы масс. А это чревато созданием искусственных и вредных противоречий между националистами и некоммунистическими социалистами.

Вообще, в соцсетях последних лет стала заметна дурная тенденция использовать в речи и мышлении родовое понятие «левые» вместо подчинённых ему видовых понятий, обозначающих различные сильно отличные друг от друга и уже век с лишним противостоящие друг другу левые идеологии: социал-либерализм, социал-демократию, коммунизм. А это ведёт к радикальному снижению уровня осмысления политических процессов - проще говоря, отупению в этой сфере, как и любой отказ от видовых понятий в пользу родовых в любой области. Например, аналогично умственный уровень зоологии (и агрономии) был бы радикально понижен, если бы вместо массы понятий, соответствующих различных видам и подвидам животных, стали бы использовать исключительно обозначения их классов: птицы, млекопитающие, рыбы и т. д.

Расскажу в тему анекдот собственного сочинения. На уроке обществознания учитель спрашивает ученика: «Какие политические течения ты знаешь?» Ученик отвечает: «Правые и леваки». Учитель: «Кто такие леваки?». Ученик отвечает: «Ну, это которые выступают за однополые браки, за 8-часовой рабочий день, за повышение социальных пособий… А ещё они празднуют 7 ноября и носят гвоздики на могилу Сталина…». Увы, слишком многие взрослые политически активные пользователи соцсетей в последние годы стали сильно походить на вышеописанного ученика из анекдота. И это уже не смешно!

Вообще, дурное обыкновение смешивать маркузианство и социально-экономическую левизну в одно целое, обозначаемое негативным ярлыком «левые» и производными от него однокоренными словами-ярлыками, существует не только в русском, но и в американском консервативном дискурсе; причём, в США оно возникло раньше. И возникло оно и там, и там вряд ли случайно по чьей-то глупости, ибо в его возникновении просматривается заинтересованность капиталистической олигархии - как, впрочем, и в распространении маркузианства. Можно сказать, маркузианство и вышеописанное дурное «антилевачество» являются двумя ядовитыми побегами от одного ядовитого корня: если первое перенаправляет от природы неравнодушных и нонконформистски настроенных людей, склонных к борьбе с социальной несправедливостью, с борьбы против антинародных интересов оной олигархии на борьбу за разрушение традиционной половой морали, за интересы разнообразных привилегированных меньшинств и т. п., то второе перенаправляет национально-консервативные силы с противостояния ущемлению неэлитных белых слоёв привилегированными группами на противостояние социалистам и профсоюзным активистам. Причём, в провоцировании вменяемых и порядочных людей на борьбу с социал-демократами и профсоюзными активистами как «левыми» недобросовестно и алогично используется как антимаркузианская, так и антибольшевистская мотивация: дескать, вот что натворили левые в России при коммунизме (массовые репрессии и т. п.), вот что они натворили на Западе (мигранты, гендерная теория и т. п.) - бей сторонников бесплатной медицины, 8-часового рабочего дня и приличного МРОТа!

Среди русских националистов, впрочем, изредка встречаются персонажи, которые придерживаются праволиберальных взглядов в социально-экономической сфере и негативно относятся не только к коммунизму, но и к рыночному реформистскому социализму: напр., Игорь Артёмов и Роман Юшков. Не вдаваясь в обсуждение вопроса об оправданности такой их позиции, замечу, что их «антилевачество» хотя бы внутренне непротиворечиво и логично. Однако большинство ярых «антилеваков» среди русских националистов составляют как раз те, кто по сути своих взглядов не являются приверженцами антисоциального капитализма. И их «антилевачество», в отличие от антилевачества И. Артёмова и Р. Юшкова, нелепо и вредно для их же дела.

И мало того, что маркузианство не является на самом деле левым, оно именно в России пока что представляет собой, скорее, потенциальную опасность, чем актуальную. В Европе множества интернацистов и маркузианцев полностью совпадают, но в России ситуация иная: каждый маркузианец является интернацистом, но далеко не каждый интернацист - маркузианцем, при этом интернацисты в целом господствуют в стране, но маркузианская их часть маргинальна и слаба. Запутинские интернацисты поддерживают маркузианскую практику остервенелой ювенальной юстиции, но, надо отдать им должное, на данном этапе не поддерживают другие маркузианские идеи и практики: гендерную идеологию, гей-пропаганду среди детей, гей-усыновления и феминизм третьей волны. Сионистско-оппозиционные интернацисты индифферентны к большей части современной маркузианской повестки и стараются не вводить её в поле общественного внимания. Поэтому в России, в отличие от Европы, пока что именно немаркузианские интернацисты представляют собой первостепенную актуальную угрозу для русских интересов, а не маркузианцы. Те же русские националисты, которые сейчас первостепенной угрозой для русских считают маркузианцев, явно не учитывают отечественную специфику и, видимо, живут в каком-то своём воображаемом мире, в котором Россия и Западная Европа составляют единое общество и государство.

А причина популярности «антилевацкого» дискурса среди националистов мне видится в том, что многим националистам психологически комфортнее не ощущать себя борцами с богатой и могущественной, правящей и угнетающей расистской мафией, как оно есть на самом деле, а предаваться приятной иллюзии борьбы себя сильных с чем-то несуразным, слабым, жалким и смешным - с чем и ассоциируются «леваки».
__________________________________________________________________________________________________________________________
*См. мою статью О «правых» и «левых»

**Тезис о том, что в отличие от антагонистичной национализму маркузианской идеологии, классическая социал-демократическая идеология сонаправлена с национализмом в современных условиях, я уже обосновал в ряде своих публикаций:
О «правых» и «левых»;
Антилевачество националистов и забастовка на предприятиях Вексельберга;
О несовместимости национализма и правачества.
Previous post Next post
Up