А.И.Солженицын об Украине и украинцах (часть вторая)
Продолжение (начало здесь).
"Пасхальное обращение к канадским украинцам" (03.05.1975)
Эта краткая речь важна для нас, главным образом, благодаря упоминанию голода на Украине в 1932-3 гг., в дальнейшем, как известно, превратившегося в предмет бесконечных и лишённых всякой логики дискуссий, не говоря уже об использовании его в политических играх. Как мы увидим, ни малейшего намёка на появившуюся позже горечь в этом выступлении Солженицына ещё нет.
Дорогие мои братья, канадские украинцы!
Христос Воскресе!
Привелось так, что я попал сюда на нашу с вами Страстную неделю и Светлое Воскресенье и могу обратиться к вам по канадскому радио в этот общий для нас великий день.
Я сказал - дорогие братья, здесь несколько смыслов: как все христиане мы братья, и ещё особенно как православные. Но, кроме того, во мне большая доля украинской крови, моя мать была почти полная украинка. Мой дед по матери - единственный мужчина в семье за смертью моего отца - был украинец, погиб в ГПУ. Его живая речь и жизненные наставления на украинском языке до сих пор живы в моих ушах. Я сам не говорю бегло на украинском, но понимаю всё.
Поэтому об украинской судьбе я не думаю как о посторонней, но как о собственной своей, - я никогда не забывал никаких страданий украинского народа, особенно страшный великий голод его, унесший 6 миллионов жизней.
Об этом голоде писал американский корреспондент Томас Уокер, но западные газеты от-вергли его корреспонденции. Я недавно напомнил французской прессе о бесчувственности Европы к страданиям украинского народа.
Со многими украинцами из Галиции я сидел в каторжных лагерях и тем более сроднился с ними. Много моих друзей осталось там, на Западной Украине. Обо всём этом будет скоро в третьем томе «Архипелага ГУЛага»; жаль, что его ещё не читают по-украински, надо переводить.
В наше страшное время, когда Запад потерял мужество, и разум, и трезвость, ослабел духом, отдаёт коммунизму и атеизму на погибель страну за страной, - будем крепиться в нашем горьком опыте, и в нашей христианской вере, будем поддерживать друг друга, этого ждут наши народы и весь мир.
Храни вас Бог на чужбине, пошли Он всем нам силы и веру.
Это выступление - последнее подобного рода. В дальнейшем во всех статьях и речах Солженицына, где так или иначе затрагивается украинский вопрос, всё сильнее и отчётливее звучит горечь от осознания того, теперь уже очевидного факта, что солженицынская планида и здесь осталась себе верна: не в первый - и далеко не в последний - раз пришлось ему убедиться, что те, кого он считал союзниками в борьбе против общего идеологического врага, рассматривали как врага отнюдь не коммунизм, а ту самую историческую Россию и её народ, за которых он, по слову Спасителя, "положил душу", а его самого - как орудие в борьбе именно против этого врага. Первый подобный пример - письменное обращение к конференции по русско-украинским отношениям в Торонто в 1981 (привожу с небольшими купюрами):
Многоуважаемые господа!
Сердечно благодарю вас за приглашение на конференцию. К сожалению, уже многие годы интенсивность моей работы не позволяет мне выезжать и принимать участие в общественных мероприятиях.
Но ваше приглашение даёт мне повод и право высказать некоторые соображения письменно.
Я совершенно согласен, что русско-украинский вопрос - из важнейших современных вопросов, и во всяком случае решительно важен для наших народов. Но я считаю губительным тот накал страстей, ту температуру, которая вокруг него вздувается.
В сталинских лагерях мои русские друзья и я всегда были заедино с украинцами, и мы стояли одной стеной против коммунизма, и между нами не возникало упрёков и обвинений. А в последние годы созданный мною Русский Общественный Фонд широко помогает зэкам украинцам или литовцам, никак не меньше, чем русским, - да не знает он национальных различий, но только жертвы коммунизма...
...…И обидно, что этот спор быстро теряет всякую нравственную высоту, всякую мыслимую глубину, все исторические объёмы, а сводится только к лезвию: сепаратизм или федерация (как будто по ту сторону этой струны уже не будет ни одной проблемы). Может быть, и от меня хотят услышать только этот единственный ответ? Я неоднократно высказывался и могу повторить, что никто никого не может держать при себе силой, ни от какой из спорящих сторон не может быть применено насилие ни к другой стороне, ни к своей собственной, ни к народу в целом, ни к любому малому меньшинству, включённому в него, - ибо в каждом меньшинстве оказывается своё меньшинство. И желание группы в 50 человек должно быть также выслушано и уважено, как желание 50 миллионов. Во всех случаях должно быть узнано и осуществлено местное мнение. А поэтому и все вопросы по-настоящему могут быть решены лишь местным населением, а не в дальних эмигрантских спорах при деформированных ощущениях.
Эта здешняя искажённая атмосфера, увы, уже известна. Но приведу характерный пример. Год назад в американском журнале "Foreign Affairs" я напечатал статью, всё содержание и смысл которой был: упасти Запад от того, чтобы величайшее интернациональное и уже полуторавековое (если не двухвековое, от якобинцев) зло коммунизма успокоительно понимать как русское национальное явление. Я подчёркивал, что все народы, захваченные коммунизмом в любое десятилетие и в любой части планеты, являются (и могут стать) жертвами его. Казалось бы, в наше время, когда коммунизм уже гнойно роится на четырёх континентах и захватил полмира, среди каждого народа найдя себе и добровольных слуг, - такое ложное предубеждение не могло бы держаться, и особенно у людей и наций, близко коснувшихся коммунизма. Но, к изумлению моему, некоторая часть украинской общественности в Соединённых Штатах реагировала на мою статью (не содержавшую ни слова худого об Украине) - бурно враждебно и совершенно парадоксально. Укажу, например, статью Л. Добрянского, помещённую в "Congressional Record" (июнь 1980), затем брошюру "Порабощённые нации в 1980", изданную американским комитетом Украинского Конгресса. За то одно моё утверждение, что русский народ, как и все остальные, порабощён коммунизмом (и никаких претензий на особенные в чём-нибудь права русского народа), - только за это я был осыпан вереницей обвинений в "воинствующем национализме", "русском шовинизме" и даже подведен под "коммунистического квислинга". Статья Добрянского переполнена исступлённой, навязчиво-повторительной ненавистью к русским, предлагает понимать Россию по Марксу, а нынешний коммунизм называет мифическим! Так же и брошюра использует о России ходячую ленинскую формулу. Авторы брошюры и сегодня настаивают, что, например, континентальный Китай и Тибет захвачены русскими и русский народ является всеобщим в мире поработителем (очевидно сам от того процветая?)…
...Мне особенно больно от такой яростной нетерпимости обсуждения русско-украинского вопроса (губительной для обеих наций и полезной только для их врагов), что сам я - смешанного русско-украинского происхождения, и вырос в совместном влиянии этих обеих культур, и никогда не видел и не вижу антагонизма между ними. Мне не раз приходилось и писать и публично говорить об Украине и её народе, о трагедии украинского голода, у меня немало старых друзей на Украине, я всегда знал страдания русские и страдания украинские в едином ряду подкоммунистических страданий. В моём сердечном ощущении нет места для русско-украинского конфликта, и, если, упаси нас Бог, дошло бы до края, могу сказать: никогда, ни при каких обстоятельствах, ни сам я не пойду, ни сыновей своих не пущу на русско-украинскую стычку, - как бы ни тянули нас к ней безумные головы.
Но в толще населения, ежедневно страдающего от коммунизма, нет взаимной нетерпимости, все вопросы видятся и глубже, и ответственней. И наши взаимные проблемы XX века не решаются единственно тем, что когда-то одна наша ветвь подпала под господство татарское, а другая под польское, или выяснением, кто же был Илья Муромец на службе в Киеве - русский или украинец. Русско-украинский диалог не может идти лишь по одной линии различий и разрывов, но и - по линии трудно отрицаемой общности. Из страданий и национальных болей наших народов (всех народов Восточной Европы) надо уметь извлечь не опыт раздора, но опыт единства. Шесть лет назад я уже попытался выразить это в обращении к страсбургской конференции народов, порабощённых коммунизмом, я прилагаю сейчас его дополнением и прошу вас также огласить на вашей конференции.
Вот - всё, что я мог бы сказать в предлагаемой вами дискуссии.
Это письмо я считаю открытым.
С самыми добрыми пожеланиями
А. Солженицын
Комментировать здесь нечего - текст говорит сам за себя. Конфликт - односторонний, но оттого не менее острый - обозначен, вещи названы своими именами, но выводы ещё не сделаны. Новый виток взаимоотношений Солженицына с украинскими националистами связан с публикацией знаменитого манифеста "Как нам обустроить Россию".
Мало какой из текстов Солженицына, написанных ранее, вызывал такой поток грязи, как «Обустройство». Если его и прежде считали чужим многие из тех, кого он, в силу природной доброты (да, я не оговорился) и странной в человеке его опыта доверчивости, полагал союзниками, если и не прощали ему ни консерватизма, ни православной веры, ни стремления к справедливой оценке тягот - к примеру, деревенских стариков, доживавших свой и без того нелёгкий век на колхозную «пенсию», в сравнении с невыносимыми, с точки зрения , условно говоря, сахаровского крыла правозащитников страданиями «отказников», то теперь отчуждённость плавно и логично переросла в ненависть, вполне сопоставимую по накалу с теми чувствами, что испытывали и испытывают по его адресу верные ленинцы и ветераны НКВД. Отношение Солженицына к украинскому вопросу окончательно закрепило за ним ярлык «империалиста», повторяемый, большей частью, теми, кто не удосужился прочесть самого его «империалистического» текста. Непоздно этот пробел восполнить. Итак
"Как нам обустроить Россию" (1990)
…Да народ наш и разделялся на три ветви лишь по грозной беде монгольского нашествия да польской колонизации. Это все - придуманная невдавне фальшь, что чуть не с IX века существовал особый украинский народ с особым не-русским языком. (В этом заявлении, видимо, проявился тщательно скрываемый великорусский шовинизм: в самом деле, как можно отказывать украинцам в истории, уходящей в такую древность, когда ни одного из нынешних славянских языков и в помине не было? Д.Б.) Мы все вместе истекли из драгоценного Киева, "откуду русская земля стала есть", по летописи Нестора, откуда и засветило нам христианство. Одни и те же князья правили нами: Ярослав Мудрый разделял между сыновьями Киев, Новгород и всё протяжение от Чернигова до Рязани, Мурома и Белоозера; Владимир Мономах был одновременно и киевский князь и ростово-суздальский; и такое же единство в служении митрополитов. Народ Киевской Руси и создал Московское государство. В Литве и Польше белорусы и малороссы сознавали себя русскими и боролись против ополяченья и окатоличенья. Возврат этих земель в Россию был всеми тогда осознаваем как воссоединение.
Да, больно и позорно вспомнить указы времен Александра II (1863, 1876) о запрете украинского языка в публицистике, а затем и в литературе, - но это не продержалось долго, и это было из тех умопомрачных окостенений и в управительной, и в церковной политике, которые подготовляли падение российского государственного строя.
Однако и суетно-социалистическая Рада 1917 года составилась соглашением политиков, а не была народно избрана. И когда, переступив от федерации, объявила выход Украины из России - она не опрашивала всенародного мнения. (Вспомним из «Архипелага»: «…если б не было рубца, так не стали бы весной 1917 года образовываться украинские комитеты и Рада потом», Д.Б.) Мне уже пришлось отвечать эмигрантским украинским националистам, которые втверживают Америке, что "коммунизм - это миф, весь мир хотят захватить не коммунисты, а русские" (и вот -"русские" уже захватили Китай и Тибет, так и стоит уже 30 лет в законе американского Сената). Коммунизм - это такой миф, который и русские, и украинцы испытали на своей шее в застенках ЧК с 1918 года. Такой миф, что выгреб в Поволжьи даже семенное зерно, и отдал 29 русских губерний засухе и вымирательному голоду 1921-22 года. И тот же самый миф предательски затолкал Украину в такой же беспощадный голод 1932-33. И вместе перенеся от коммунистов общую кнуто-расстрельную коллективизацию, - неужели мы этими кровными страданиями не соединены?..
…Еще бы нам не разделить боль за смертные муки Украины в советское время. Но откуда этот замах: по живому отрубить Украину (и ту, где сроду старой Украины не было, как "Дикое Поле" кочевников - Новороссия, или Крым, Донбасс и чуть не до Каспийского моря). И если "самоопределение нации" - так нация и должна свою судьбу определять сама. Без всенародного голосования - этого не решить.
Сегодня отделять Украину - значит резать через миллионы семей и людей: какая перемесь населения; целые области с русским перевесом; сколько людей, затрудняющихся выбрать себе национальность из двух; сколькие - смешанного происхождения; сколько смешанных браков - да их никто "смешанными" до сих пор не считал. В толще основного населения нет в тени нетерпимости между украинцами и русскими.
Братья! Не надо этого жестокого раздела! - это помрачение коммунистических лет. Мы вместе перестрадали советское время, вместе попали в этот котлован - вместе и выберемся. И за два века - какое множество выдающихся имен на пересечении наших двух культур. Как формулировал М. П. Драгоманов: "Неразделимо, но и не смесимо." С дружелюбием и радостью должен быть распахнут путь украинской и белорусской культуре не только на территории Украины в Белоруссии, но и Великороссии. Никакой насильственной русификации (но и никакой насильственной украинизации, как с конца 20-х годов), ничем не стесненное развитие параллельных культур, в школьные классы на обоих языках, по выбору родителей.
Конечно, если б украинский народ действительно пожелал отделиться - никто не посмеет удерживать его силой. Но - разнообразна эта обширность, и только местное население может решать судьбу своей местности, своей области, - а каждое новообразуемое при том национальное меньшинство в этой местности - должно встретить такое же ненасилие к себе.
Здесь, помимо тех мотивов, что мы уже слышали, звучит новый, ставший в дальнейшем доминирующей нотой: тревога за судьбы конкретных людей, а не националистических абстракций. В размышлениях об Украине и украинцах в «Архипелаге» эта тема уже была намечена, но, поскольку о реализации любых соображений такого рода в середине 60-х можно было лишь мечтать, развития она тогда не получила. Как я уже писал, сам факт размышлений о будущем народоустройстве за четверть века до распада Советского Союза говорит о феноменальной прозорливости Солженицына, которой упорно не хотят замечать его оппоненты, не говоря уже о врагах (такая категория как «уважение к врагу» в наше время звучит столь же, если не более, нелепо, как обращение «сударь» или изъявление «совершенного почтения» в конце письма). Та же прозорливость позволила ему накануне распада обозначить если не все, то многие из тех проблем, о которых никто тогда не давал себе труда задуматься. Один из наиболее существенных - по крайней мере, для меня - моментов - примат интересов и мнений низовых инстанций над «верхними этажами», то, что сам А.И. называл «демократией снизу», исключающей навязывание воли номинального большинства «меньшинству», составляющему львиную долю населения на своей территории, и трезвое отношение к внутрисоюзным границам, статус которых при «разводе» должен был быть приравнен к областным.
Продолжение следует.