Оказывается, именно Сент-Илер первым употребил термин "трансформизм" - ранний синоним эволюционизма. Поскольку мне случалось получать вопросы на эту тему, скажу, что никакой разницы между терминами "трансформизм" и "эволюционизм" по содержанию я не вижу. Это именно синонимы. Употребление в первой половине XIX века термина "трансформизм" связано с тем, что термин "эволюция" тогда имел ярко выраженный преформистский оттенок (я писал об этом в
самом первом посте в этом блоге). Когда этот оттенок исчез, говорить про эволюционизм стало нормально.
* * *
Я знал, что научное поражение Ламарка и Сент-Илера затормозило развитие французской биологии, но не представлял - насколько, пока не прочитал монографию В. И. Назарова "Эволюционная теория во Франции после Дарвина".
Первой реакцией французской академической науки на "Происхождение видов" было обвинение в беспочвенной натурфилософии (Мари Жан Пьер Флуранс). Встречающиеся у Дарвина метафорические выражения - природа "выискивает", "выбирает", "трудится" - были восприняты французскими критиками как искреннее наивное одушевление природы. Флуранс (известный физиолог, между прочим) не видел никакой разницы между теорией Дарвина и теорией Ламарка, прямо говоря, что "все идеи Дарвина те же, что и у Ламарка". Язык Дарвина он назвал "метафизическим жаргоном, совершенно неуместным в естественной истории". В общем, сторонники недавно рожденного позитивизма попытались просто-таки пинками задвинуть теорию Дарвина в хорошо знакомую натурфилософскую интеллектуальную нишу, где томились старые фантазии Шеллинга, Окена, Гёте, Ламарка. Показательный пример того, насколько восприятие идей может зависеть от заранее выбранного дискурса.
Неудивительно, что Дарвин позитивистов терпеть не мог.
Неприятие дарвинизма во Франции было массовым (по крайней мере, в научных кругах). Вот цитаты из писем Дарвина на эту тему - Назаров дает кое-что из них в переводе, но я процитирую оригиналы.
В 1868 палеонтологу Альберу Годри:
"Judging from the rapid spread in all parts of Europe, excepting France, of the belief in the common descent of allied species, I must think that this belief will before long become universal. How strange it is that the country which gave birth to Buffon, the elder Geoffroy, and especially to Lamarck, should now cling so pertinaciously to the belief that species are immutable creations".
Через год Жану Луи Арману Катрфажу (упоминавшемуся в посте
про эпонимы):
"It is curious how nationality influences opinion; a week hardly passes without my hearing of some naturalist in Germany who supports my views, and often puts an exaggerated value on my works; whilst in France I have not heard of a single zoologist, except M. Gaudry (and he only partially), who supports my views".
Такая вот печаль.
Главная беда была в том, что в середине XIX века дарвинизм массово воспринимался практически как синоним эволюционизма. Поэтому в то время неприятие дарвинизма блокировало развитие эволюционной биологии вообще как таковой. И это в самый чувствительный период, когда активно работали Гексли, Рэй Ланкастер, Геккель, Мечников, Бальфур, Гегенбаур, Ковалевские (оба), - всех и не перечислить. А во Франции, например, тот же Катрфаж - действительно крупный ученый, академик - умудрился до последнего отстаивать постоянство видов и утверждать, что "трансформисты - это алхимики". А умер он в 1892 году, почти через двадцать лет после небезызвестного Агассица.
Личные отношения с Дарвином, впрочем, у Катрфажа были взаимно-уважительными. Споря, они вполне признавали друг друга крупными учеными и ценными собеседниками.
Интересно, что последняя версия научного креационизма, оформившаяся как ответ Дарвину, несмотря на свою обреченность успела приобрести собственное название: фиксизм. Точно так же в XX веке стали называть гипотезу постоянства континентов, противопоставлявшуюся мобилизму, то есть гипотезе дрейфа.
Такое торможение привело к тому, что, когда французский эволюционизм все-таки сформировался, он оказался очень оригинальным. Во Франции, например, был крайне популярен неоламаркизм. Французские эволюционисты склонны были всерьез принимать сказанное когда-то Спенсером: "Или существует наследование приобретенных признаков, или не существует эволюции". Впрочем, ламаркизмом дело не ограничилось, а своеобразие французской биологии в итоге дало некоторые весьма интересные плоды, например тератологический эволюционизм
Эмиля Гийено. Так что тут можно поразмыслить о том, хорошо это или плохо - когда наука имеет ярко выраженное национальное "лицо".