Чили: музыка и диктатура (3)
Следующий рассказ из подборки Джоан Поттлицер (США) "Под поверхностью музыки: знаки грядущего сопротивления при Пиночете" (2001).
************
АНХЕЛЬ ПАРРА, композитор, певец
[Анхель Парра - представитель замечательной семьи. Один из его дядьёв был поэтом и бардом, другой посвятил всю жизнь профсоюзному движению; ещё один дядя, Никанор Парра, - физик и самый известный в мире чилийский поэт после Неруды. Его сестра Исабель - выдающаяся певица и музыкант, ту же стезю выбрали его сын Анхель и племянница Тита. Его мать, Виолета Парра, - одна из истинных народных героев Чили; её блистательный талант композитора и поэта вдохновил многих из тех, кто создавал движение Новой чилийской песни в 60-х и 70-х. В 1965 году Анхель и Исабель устроили в доме, который они приобрели незадолго до этого, небольшой клуб - Peña de los Parra, где выступали представители Новой чилийской песни. Люди приходили туда, чтобы услышать Виктора Хару, Роландо Аларкона, Патрисио Маннса, Исабель, Анхеля, множество молодых музыкантов. Позже пеньи появились в разных городах по всей стране, и все они в точности копировали Пенью де лос Парра: низкие столики, вино не в бутылках, а в графинах, empanadas* и крокеты, продававшиеся в перерыве].
Эти тысяча дней [правительства Народного Единства Альенде] как бы слились в один-единственный день, один день и одну ночь - до 11 сентября. Весь энтузиазм, уличные праздники, танцы, настенную живопись тех дней заслонила мрачная тень другой реальности - подобно тому, как посреди великолепного солнечного дня внезапно небо затягивается тучами и начинается ужасная буря.
С 14 сентября 1973-го до середины 1974 года я находился в заключении в разных местах. Я был на Национальном стадионе до дня его закрытия - 9 ноября [1973], - и шесть месяцев в Чакабуко. Меня выдал сосед, живший в доме рядом. Но я знал, что рано или поздно за мной придут. Я думаю, было два человека, над которыми военные хотели устроить показательную расправу: Виктор и я. В тот день [11 сентября] Виктор находился в Техническом университете, и в тот же самый день его арестовали**. Я был схвачен на три дня позже. Я всегда говорил, совершенно серьёзно, что гибель Виктора спасла мне жизнь. Вопрос был в том, кого они схватят первым, на чьём примере дадут наглядный урок - вот, мол, что бывает со всякими там музыкантишками, когда они лезут в политику. То, что я лично испытал на Национальном стадионе, было очень мучительно, я стараюсь об этом не вспоминать. Но когда-нибудь я вспомню***. Вот, наверное, самое важное из того, что можно рассказать: когда мы были в заключении и все об этом знали, мы развернули в тюрьмах Чили колоссальную по своему размаху культурную программу. В местах заключения находились сотни агитаторов - деятелей культуры. И настало время, когда диктатуре оказалось выгоднее спровадить нас за границу, чем держать в тюрьме, потому что внутри мы производили больше шума, чем снаружи.
В лагере Чакабуко, на севере, мы жили в корпусах, оставшихся от шахтёрского городка. В начале XX века Чакабуко принадлежал английской компании, добывавшей нитраты. Когда медь вытеснила селитру с позиции главного экспортного продукта, месторождение и постройки были постепенно заброшены. Сальвадор Альенде решил превратить этот шахтёрский городок в первый в стране мемориал рабочего класса. Состоялось торжественное открытие, - а дальше кончилось тем, что рабочие оказались там в качестве заключенных, так же как и художники. Домик состоял из двух комнат и маленького дворика-патио с жаровней, на которой мы готовили еду. Крыш у этих домиков не было - вместо них мы натягивали холстину. Двери и окна мы занавешивали arpilleras [лоскутные ковры ручной работы, изготовленные женщинами в мастерских, которые организовал в начале 1974 года Комитет борьбы за мир, чтобы как-то помочь им в беде и тревоге. Женщины были в основном из окрестных рабочих посёлков; их мужья, возлюбленные, сыновья и отцы лишились работы или же были арестованы и пропали без вести].
Я помню, как актёр Гонсало Пальта, наш товарищ по заключению, возглавил в Чакабуко одну из театральных групп в качестве режиссёра. Молодой человек, который раньше дирижировал хором Организации коммунистической молодёжи, создал хор, в котором пели более 400 заключённых. Мы выпускали стенгазеты. Среди сидевших было множество журналистов, а также блестящих иллюстраторов и карикатуристов, так что фотографы нам не требовались, - к тому же у нас и не было фотоаппаратов. Рисовали карандашами. Человек, о котором было известно, что он находится в заключении, имел право получать посылки с воли - продукты, книги, письменные принадлежности. Некоторые из нас писали там стихи.
Радио у нас не было, но музыка была - та музыка, что мы делали сами. Шахтёры из профсоюза Марии Элены**** прислали мне гитару. Позже появилась кена, затем бомбо, - и в конце концов у нас в лагере возник маленький оркестрик, исполнявший всевозможную латиноамериканскую музыку.
В области народных ремёсел тоже шла кипучая жизнь. Заключённые, занимавшиеся до ареста ручным трудом, просили различные организации, чтобы их обеспечили материалами для художественных работ. То, что удавалось найти прямо на месте, тоже шло в дело. Из металлолома, лоскутков и гальки делались украшения и другие вещицы. Такого рода культурная работа получила распространение во всех тюрьмах. Это была единственная возможность поддержать друг друга морально и духовно в противовес тем, кто держал нас в своей власти, - или полагал, что мы в их власти.
Поначалу эта активность встретила изрядное противодействие. В нашем случае - нас было на севере 1200 человек - мы сформировали так называемый «комитет старейшин» и избрали представителя для переговоров с военными властями. И когда они увидели, о чём, собственно, речь, нам позволили устраивать представления. Охранники даже просили у нас разрешения поприсутствовать. По субботам мы ставили импровизированные пьесы, их сочиняли люди, которые никогда раньше не пробовали себя в драматургии. Каждую неделю придумывался новый сценарий, рассчитанный на 40-50 минут. Естественно, это были комедии: мы не могли рассказывать там о своих драмах. Всё это имело целью поддерживать на высоте, насколько это было возможно, моральный дух и чувство собственного достоинства в заключённых.
Случались забавные вещи. Когда такого рода опыт живёт в памяти, позитивные моменты вспоминаются чаще негативных. Например, там был человек невероятно маленького роста, который исполнял в скетчах роль Тарзана, поскольку у него, единственного из всех, были плавки с расцветкой под леопарда. Благодаря этим плавкам роль всегда доставалась ему… Много было смешного.*****
Через три или четыре месяца после моего освобождения, которое ускорили обращения артистов всего мира, таких как Ив Монтан, Азнавур, Джоан Баэз, мне было предписано явиться в следственное отделение политической полиции. Чиновник объявил мне, что я должен уехать из Чили. Никакого официального документа не было, но угроза была весьма недвусмысленная. В итоге я в конце 1974-го уехал в Мексику, где прожил два года, прежде чем перебраться в Париж.
*************
ПРИМЕЧАНИЯ
* Пирожки с мясом, популярное блюдо национальной кухни.
** Виктор Хара был арестован 12 сентября 1973 года.
*** Впоследствии Анхель Парра сдержал это обещание: в 2005 году в испанском издательстве Tabla Rasa вышел его роман «Manos en la nuca» («Руки на затылок»; переведён на английский и французский языки). Книга представляет собой смесь документального свидетельства и художественного вымысла: то, что пережил автор на Национальном стадионе в первые месяцы переворота, в романе выпадает на долю его героя - ничем не примечательного молодого человека, в котором физические страдания и ужас перед происходящим пробуждают спасительный дар рассказчика. В перерывах между допросами он рассказывает товарищам по заключению бесконечную и красивую историю, которая так непохожа на его собственную неудавшуюся любовь, и временами сам забывает, где грань между явью и фантазией...
**** Мария Элена - шахтёрский городок на севере Чили.
***** Непостижимо: сколько же надо мужества, чтобы шутить и смеяться в тех условиях, после всего, что произошло со всеми и лично с каждым… Однако - да, смеялись, шутили, и тому есть документальное подтверждение. По случаю освобождения большой группы заключённых в Чакабуко был устроен прощальный концерт. И его, тайком от охраны, сумели записать на магнитофон. Записывал Луис Альберто Корвалан - сын генсека чилийский компартии, который позже, уже в эмиграции, умер от последствий пыток в возрасте 27 лет. А вывез кассету из лагеря и затем из страны, чтобы опубликовать в Европе, Анхель Парра - он как раз был одним из тех, кого товарищи провожали на волю. Вышла пластинка, и на ней всё слышно: приветствия, аплодисменты, взрывы смеха, которыми слушатели встречают очередную строчку куэки анонимного автора - комедии абсурда о том, как героя угораздило попасть в Чакабуко… И реплика одного из присутствующих: «Мы не сломлены, мы не сдаёмся».
ПРИЛОЖЕНИЕ
«Tu recuerdo, Amanda» - одна из самых известных песен Виктора Хары. Исполняет Анхель Парра (запись 2008 года):
Click to view(русский перевод Павла Грушко: http://community.livejournal.com/ru_victor/2001.html)
Анхель Парра, фрагмент оратории «Страсти по Иоанну» - одного из произведений, написанных в Чакабуко. Запись - Чакабуко, 1974 (пластинка вышла во Франции в 1976 году). Текст - из Евангелия от Иоанна: http://www.esnips.com/CreateWidgetAction.ns?type=0&objectid=8482f0c5-51e0-4bd0-85fd-edf9b26d6fdf