(no subject)
Странная сказка о маленьком трубаче Ваньке, серебряном блюзе и о
несостоявшейся гражданской войне
Семейству Игнатьевых -
с любовью и уважением
Белые генералы и красные командармы сидели в парадной палате Зимнего Дворца, спешно переоборудованного под штаб, и ожесточённо ругались. Занимались они этим каждый день, и ругаться ходили как на работу. Впрочем, на работу они и ходили.
Шла подготовка к Великой Битве.
- Да мы вас, буржуев недорезанных, на фонарях развешаем! - страшно вращая глазами и поминутно хватаясь за шашку, - вопил Семён Михайлович Будённый.
- А пока вы будете висеть - мы карманчики ваши почистим, фраерочки,- ласково добавлял сверкающий бритым черепом Котовский, который никак не мог откреститься от своего криминального прошлого.
Все неодобрительно глянули на Котовского.
- Изволите ли видеть, господа, вы совершенно напрасно собираетесь брать нас на понт, - хладнокровно отзывался адмирал Колчак. - В конце концов, у нас профессионально подготовленные войсковые части. А что у вас? Полыхающие от революционного энтузиазма конюхи и слесари?
- Декаданс у вас сплошной, а не войсковые части, - хмуро возражал маршал Ворошилов. - Куда вашим закинувшимся кокаином юнкерам против Первой Конармии, к примеру, а?
- А всяких особо уверенных в себе краснопузых товарищей мы будем грузить на баржи, и кормить ими рыбок в Волге! - не оставался в долгу барон Врангель.
- А вот мы...
- А вот мы здесь вот так, а здесь ещё неожиданней, а?
- А мы бронепоезд задействуем!
- А наши партизаны вас - под откос!
- А ежели мы...?
- Дя-я-яденька-а-а-а!!!
Генералы и командармы переглянулись.
- Дяденька, пропустите меня! - надрывался у двери штаба детский голосок. - Мне очень важное сказать дядям генералам надо!
- Ну, кто там ещё? - недовольно пробурчал генерал Юденич. - Очередной деревенский сирота, требующий компенсации?
- Пропустите, - неожиданно для всех сказал адмирал Колчак.
- У нас тут подготовка к Великой Битве или как? - осведомился маршал Ворошилов. - Мы сейчас будем всяких выпускников детского сада «Голодный Колобок № 14» выслушивать?
- А почему бы и нет? - сказал адмирал Колчак
На пороге появился маленький белоголовый парнишка, прижимающий к груди серебряную трубу.
- Ну-с, молодой человек, слушаем вас, - вежливо сказал генерал Каппель.
Мальчонка прижал к груди трубу ещё сильнее и горячо заговорил:
- Вы же сейчас Великую Битву обсуждаете, правильно?
- Именно её, - ответил маршал Ворошилов. - И что вы нам, юноша, хотите подсказать?
- Я хочу спросить. А по какому сигналу она начнётся?
Белые генералы и красные командармы растерянно переглянулись.
- А на хрена нам сигнал? - с революционной прямотой отрезал Будённый. - Вон, в барабан постучим - и вперёд!
- А как же вы пойдёте в атаку?
- Как-как.... Пешком! Ножками!
- Нет-нет! - неожиданно полыхающим голосом сказал маленький трубач. - Как же вы пойдёте в бой без сигнала? Без звенящего марша, серебряного звука трубы, зовущего вас к победе?
- М-да, - согласились белые и красные военачальники. - Это дело нужное, да. Ну что, мальчик - вот ты нам и протрубишь!
- А я пока ещё не умею играть, - внезапно покраснев, робко сказал маленький трубач.
- Так учись! - рявкнули в один голос белые генералы и красные командармы.
- Обязательно, - согласился маленький трубач. - Вот! - и он показал всем подписанные ректором анкету и заявление о приёме в Гнесинку.
- Ну что? - спросил барон Врангель, обращаясь, собственно, к Будённому. - Подождём?
- А куды деваться? - буркнул Семён Михайлович. - Подождём, конечно. Пускай учится, музыкантишка телегентский ...
Россия терпеливо ждала, пока маленький трубач Ванька учился в Гнесинке. Бардак в стране был, конечно, кромешный, поскольку общего правительства не существовало, но страна как-то жила. Возник нэп. Занял позиции в экономике. И остался. Потому что даже самые твердолобокаменные коммунисты поняли: когда в магазине очень много колбасы - это почему-то лучше, чем когда в магазине вообще нет колбасы. И раскулачивания не было. По крайней мере, как-то раз нарком Цурюпа заглянул к Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому и поинтересовался:
- Мы этих мироедов раскулачивать будем или нет?
Железный Феликс зябко укутался в свою шинель и хмуро ответил:
- Нет. Пока Великой Битвы не произошло - пусть пшеничку сеют. И батраков нанимают, чёрт с ними.
- А то, может, продразвёрсточку организуем? - намекнул нарком продовольствия товарищ Цурюпа.
- Не надо.
- А может...
- Ты слышал, что я тебе сказал, товарищ нарком?
Поскольку беседа происходила в подвалах Лубянки, нарком Цурюпа как-то чутко уловил, что рекомендации Железного Феликса надо выполнять быстро и неукоснительно.
Дата Великой Битвы была назначена, и озвучена во всех газетах, и прозвучала даже по совсем недавно изобретённому радио. Войска сошлись на огромном поле, выстроились в ряды, проверили оружие…
Блистающие штыки и сверкающие клинки блеснули на солнце.
Занималась ранняя утренняя заря.
Маленький трубач пошёл босиком по росистой траве, крепко держа трубу в руках. Вот он остановился прямо посередине поля.
Войска ждали. Белое воинство ожидало, видимо, что-то вроде «Боже, царя храни» или какой-нибудь отрывок из Глинки. Красное воинство, судя по всему, ожидало что-то типа: «Дрожи, буржуй, настал последний час…»
Ага. Ванька кинул всех.
Маленький трубач взметнул серебряную трубу к небу.
И внезапно, хитро ухмыльнувшись, заиграл «Summertime»
По полю битвы поплыл жаркий и серебряный летний блюз.
«Ах, славная и тёплая пора лета! - выводила труба. - Цветёт хлопок, и плещется рыба в реке, и порхают пёстрые бабочки!»
Качнулись в недоумении блестящие штыки и померкли на минуту сверкающие клинки, не понимая - что они тут делают?
«Спи, мой мальчик! - звенела труба. - Однажды ты взлетишь в небо, но пока нет причин для тревоги. Цветёт хлопок и плещется рыба в реке..»
Красные дивизии и белые бригады очень серьёзно задумались - а зачем они здесь?
Серебряный блюз заканчивался и рассыпался по траве серебряными каплями.
Ленка Райзенберг поняла, что маленькому трубачу Ваньке без неё не справиться.
Маленького трубача Ваньку любила вся Гнесинка. И неудивительно.
Маленький, добрый и улыбчивый, с огромными, распахнутыми навстречу миру глазищами в обрамлении длиннющих ресниц... Каждому хотелось погладить его по голове и помочь в чём угодно. Даже Элеонора Давидовна, суровейшая преподавательница сольфеджио, от одного имени которой у пятого курса начиналась нервная икота, таскала для Ваньки из дома пирожки. По слухам, она даже сама их пекла.
А Ленка Райзенберг любила маленького трубача Ваньку по-настоящему. С первого мгновения, как только он появился в институте.
Шансов у Ленки не было никаких. Она была старше Ваньки на три курса и выше на две головы. Смугловатая, тощая, большеносая и нескладная, она даже не пыталась с Ванькой познакомиться. Самым ярким её воспоминанием был тот вечер, когда они каким-то образом остались в концертном зале вдвоём, и Ванька расспрашивал её о тонкостях нотной записи, а она что-то ему отвечала, совершенно не помня что, и просто вспоминала его огромные глаза...
А сейчас Ленка Райзенберг шла маленькому трубачу на помощь. И она совершенно забыла о том, что кажется многим некрасивой. Сейчас она шла между рядами войск по будущему полю боя в открытом концертном платье, с гордо выпрямленной спиной, и ветер трепал гриву её чёрных кудрей, и те, кто мог видеть хоть чуточку больше и глубже, чем донышко ближайшей миски с гречневой кашей, видел, как в такт движению худеньких лопаток за её спиной покачиваются огромные радужные крылья.
И в руках у неё была скрипка.
Маленький трубач Ванька заканчивал последнюю вариацию серебряного и жаркого блюза. Ленка подошла вовремя, и вплела тоненький голос скрипки в последний куплет.
Блюз отгорел и рассыпался по траве маленькими каплями ртути.
И склонились на мгновение блестящие штыки, и качнулись сверкающие клинки, и заполоскали по ветру одновременно алое знамя и стяг с двуглавым орлом.
И над полем боя повисла непонятная никому пауза, когда никто не знал, что делать.
Ленка улыбнулась. Улыбнулась ещё раз и ласково подмигнула маленькому трубачу.
И заиграла чардаш Монти.
«Си-до-си-ля-я-я-я-я» - поплыл над полем тягучий медовый голос скрипки, выводящий вступление.
Ванька чмокнул Ленку в плечо и повёл на трубе второй голос.
Чардаш не звенел. Чардаш полыхал и пламенел. Чёрные кудри Ленки вились по ветру в такт, а серебряная трель Ванькиной трубы подхватывала и вела, уходила вниз и взвивалась вверх короткими, но такими нужными вариациями…
Бешеная пляска лилась над полем. Конечно, никто из конников не слез с коней, и никто из гвардейцев не бросил винтовку. Но как хотелось…
Пылало утреннее солнце и ветер нёсся над полем, и нёс в себе запахи чужой земли и чужого веселья.
Войска пошатнулись, но остались стоять в строю. Ванька и Ленка растерянно обернулись и посмотрели по сторонам.
Андрюшка Игнатьев понял, что этим детям без него не справиться.
И пошёл, закинув за спину баян.
Андрюха, вообще-то, явно вырастет здоровенным лосем. Покрупнее папы. Но пока что он немножко тощий и нескладный подросток. И когда он идёт по полю не начавшейся битвы, между рядами врагов - он напоминает чуточку некузявого верблюда, которому плохо привязали вьюк.
Но это совершенно неважно.
Потому что Андрюшка Игнатьев дошёл до центра, сгрёб Ваньку и Ленку себе за спину и перевесил баян на грудь.
Войска оживились. Гармошку любили все. Кажется, белое воинство и стоящее напротив красное воинство ожидало что-то типа «Камаринской»
Ща-а-а-а-аз.
Андрюшка Игнатьев чуть-чуть пробежался пальчиками по кнопкам, решительно растянул мехи и заиграл Баха.
Да-да, именно. Токката и фуга ре-минор.
Вы вообще, слышали, как Андрюшка играет?
А я слышал и видел. И я до сих пор в изумлении и не понимаю, как на этой несчастной гармошке можно играть такую классику, и как можно попадать пальчиками по всей этой куче кнопочек, причём попадать правильно, да ещё и в ритм…
И всё это Андрюшка делает совершенно с каменной мордой, даже не смотря на эти маленькие кнопочки. Он их просто руками чувствует.
«Та-да-да-да, та-да-да-да, та-да-да-да, та-да-да-да,» - неслось над полем.
Баян пел огромным хором, лучше всяких человеческих голосов и пел он Баха.
Время замерло.
Ветер притих, и облака остановились на пару минут в небе, заслушавшись.
Но даже самая лучшая в мире вещь когда-то кончается. И над полем будущей Великой Битвы вновь повисла тишина.
Качнулись блестящие штыки и полыхнули сверкающие клинки. И два великих войска замерли в недоумении - ну, мы драться будем или как?
После Гершвина - как-то глупо. После чардаша Монти - да какое там драться, танцевать надо!
А после Баха - надо вообще тихо сесть и подумать за жизнь.
Андрюшка стоял, обняв за плечи Ленку и Ваньку. И они все втроём ждали - куда качнётся чаша мировых весов?
Положение спас, конечно, Василий Иванович Чапаев. Не зря он у нас народный герой. Он сердцем чувствует!
Чапаев подъехал к барону Врангелю, сдвинул на затылок папаху, подкрутил усы, и протянув руку, сказал:
- Ну чё, генерал... Пойдём, что ли, водки треснем?
- Это единственный выход из подобной ситуации, который я вижу, - довольно охотно согласился Врангель. - Спорим, что мои гвардейцы ваших конников перепьют?
Чапаев обернулся и вопросительно глянул на Первую Чапаевскую дивизию.
Те довольно рассёдлывали коней, убирали шашки, вытаскивали из вещмешков сало и огурцы.
- Не волнуйся, комдив, сдюжим! - озвучил общее мнение комиссар Фурманов.