(no subject)
В пустыне сдохла ящерица.
Казалось бы - сдохла и сдохла, чёрт с ней. Но не так-то всё просто…
Вечереет, и караван начинает отбрасывать длинные тени. Пора становиться на ночлег. Маджид-бей, старый караван-баши, видит дохлую ящерицу, и нахмурившись, бормочет: «Дурной знак. Становиться здесь не будем». И повинуясь взмаху его руки, караван идёт ещё полчаса.
Старый Маджид-бей уже забыл про ящерицу. Он, улыбаясь в седые усы, думает о своём внуке, юном Кериме, который, хвала Аллаху, наконец-то пристроен к делу. Сам почтенный Сулейман-эфенди, каирский торговец шёлком, взял его в помощники.
Идущий в самом конце каравана безземельный феллах Абу-бен-Хиджази, взятый ухаживать за верблюдами, наклоняется и подбирает ящерицу. Сухая чешуя тихо шелестит за пазухой бурнуса.
На каирском базаре Абу-бен-Хиджази пытается продать ящерицу торговцу магическими зельями. Он рвёт на себе бурнус и уверяет, что ящерица плевалась пламенем и разговаривала человеческим голосом. Разумеется, над ним только смеются.
Случайно оказавшийся в лавке почтенный ювелир Салах-ибн-Джаббан, сжалившись над бедным погонщиком, покупает у него ящерицу за четверть мараведи.
Спустя неделю ювелир Салах-ибн-Джаббан делает из кожи ящерицы симпатичный браслет. Тело браслета обтянуто отлакированной чешуёй, голова ящерицы тщательно вычищена, залита смолой, а в глазницы вставлены два крохотных рубина. Браслет занимает своё место на витрине ювелирной лавки.
Месяц спустя на него падает взгляд мессира Винченце Пьяттро, уважаемого генуэзского негоцианта. У мессира Пьяттро хорошее настроение, браслет ему нравится, и он покупает его в подарок своей супруге, донне Аурелии.
Удачно завершив свои дела в Каире, почтенный Винченце не менее удачно возвращается домой, и помимо прочих подарков вручает супруге ящеричный браслет.
Дела торгового дома требуют от мессира Винченце постоянных разъездов. Несколько лет спустя, вернувшись из очередной дальней поездки, он обнаруживает, что супруга родила ему сына Джованни. Семейство Пьяттро все как один бледные и рыжеватые, а младенец смугл, кучеряв, горбонос, и вообще как две капли воды похож на юного Керима, помощника почтенного каирского купца Сулеймана-эфенди. Как вспоминает мессир Винченце, они гостили несколько дней в его доме аккурат девять месяцев назад.
Донне Аурелии приходится потратить две недели и море слёз, прежде чем она убеждает почтенного негоцианта, что во всём виноват проклятый браслет. И вообще, ей несколько раз снилось, как ожившая мерзостная ящерица кусает её в низ живота, просто она про этот сон не рассказывала, дабы не огорчать любимого супруга. И вообще, негоже добропорядочному негоцианту шляться по каким-то подозрительным странам и покупать какие-то подозрительные браслеты. Право же, золотой с сапфирами был бы лучше…
Её истерики, наконец, возымеют своё действие. Почтенный мессир Винченце, дабы не позорить доброе имя семьи, соглашается признать кучерявого Джованни своим сыном.
Десятилетний Джованни, играя на чердаке, находит в старом сундуке великолепный браслет в форме ящерицы. Каким-то внутренним чувством он ощущает, что об этой находке никому не надо говорить. Пока что он прячет его в тайничке под расшатанной половицей, а потом, повзрослев, носит его на шнурке под рубахой.
По достижении совершеннолетия юный Джованни отправляется в своё первое торговое путешествие. С караваном старого Маджид-бея он прибывает в Каир. Оказавшись в блистательном городе, без родительской опеки, он, естественно, пускается во все тяжкие.
Во время пьяного дебоша в одном из каирских публичных домов он случайно убивает оказавшегося там в недобрый для себя час старого Салаха-ибн-Джаббан, известнейшего каирского ювелира.
Опасаясь наказания за совершённое убийство, юный Джованни бежит из города. Очень кстати подвернувшийся пожилой оборванец по имени Абу-бен-Хиджази обещает провести его через пустыню в Александрию.
На ближайшем ночлеге Абу-бен-Хиджази убивает Джованни ради оставшихся у того пятнадцати сольдо.
Из-за горизонта поднимается солнце. Труп юного Джованни лежит у подножия бархана.
Рядом сидит ящерица, и её немигающий взгляд не выражает ничего, кроме презрения.