Хрупко поет Дилан о смерти на последнем лонгплее, пока она сосет мои пальцы, я хочу сказать ей, что между нами тысячи и тысячи голосов, но только глажу по голове и сжимаюсь до сплошного сердца.

Ты гусеница, которая пытается заснуть, зашивая собственный рот, говорит он мне.

И тихо повторит "волны, волны".

Каждое утро приходится быть начеку. Интересно, как скоро это пройдет, вот Чех играет в шлеме, но я избегаю опасных прыжков и колюще-режущих предметов.

Когда я умру, я хочу стать звуком, коротким колебанием, случайным чихом, неважным замечанием.

Мои мертвые наивные влюбленности предпочитают трупоедство сырому мясу, мои мертвые наивные влюбленности холоднее смерти, гаже любви, тверже всех неб ( Read more... )

Когда-нибудь я вырву себе сердце и весело поскачу вперед.

Я пытаюсь выхватить нужное мне из действительности. Но она только бурчит, чтобы я выключил свет и не мешал ей спать. Похмелье трезвости, возьми меня, время, и слепи из меня своего воина, чтобы я нес твое слово, твое слово вечности.

Пиши о том, что вокруг тебя. Из наушников звучит композиция по названием "Изгнание злых духов из Пентагона", а кругом великое ничего. Из этого книги не напишешь, детка.

Мягкость - это тоже преступление, трусость - грех. В конце концов, понимаешь, что жизнь - болото и никакого высокого образа свободного падения, нет, ты же никогда не думала, что это про нас. Есть только темы надвигающихся катастроф, таких желанных и далеких, что, кажется, вот-вот и мы пойдем ко дну. К своим детям. И остается только одно желание, ( Read more... )