Андрогин
Ну опять. (Первый текст написан раньше.)
И вот тогда захотелось разобраться, в чем, собственно, здесь новизна и в чем величие молодого румынского кино. Когда о нем заговорили пять-шесть лет назад, не было явной точки отсчета: новая волна родилась в этой стране практически на пустом месте. Правда, в конце 80-х - начале 90-х на фестивальных орбитах вращались фильмы Лучана Пинтилие и Раду Михаэляну, но погоды они не сделали и про румын быстро забыли. Когда появились картины Кристи Пую, Кристиана Мунджу и Корнелиу Порумбою, ассоциация возникла разве что с чешским кино эпохи Пражской весны: их роднили зоркость описания нравов провинции и черноватый юмор, напоминавший ранних Формана и Менцеля.
О румынском кино всерьез заговорили пять-семь лет назад, причем особенно поражало, что "новая волна" родилась в этой стране практически на пустом месте. Правда, в конце 1980-х - начале 1990-х, уже после декабрьской революции, на фестивальных орбитах вращались фильмы Лучана Пинтилие и Раду Михаэляну, но погоды они не сделали, и про румын быстро забыли. Когда появились картины Кристи Пую, Кристиана Мунчжиу и Корнелиу Порумбою, ассоциация возникла разве что с чешским кино эпохи "пражской весны": их роднили точность описания нравов провинции и черноватый юмор, напоминавший раннего Милоша Формана с Иржи Менцелем.
Через горький опыт тоталитарного и посттоталитарного общества "постдекабристы" Пую, Мунджу, Порумбою сумели подняться до высокой метафизики и христианского стоицизма, при этом не впадая в пафос, сентиментальность и патетику. Именно в этом причина того, что "Смерть господина Лазареску", "4 месяца, 3 недели и 2 дня", "12:08 к востоку от Бухареста", "Полицейский, прилагательное" заняли особое место в анналах современной кинокультуры.
Через горький опыт тоталитарного и посттоталитарного общества "постдекабристы" Пую, Мунчжиу, Порумбою и другие их коллеги-режиссеры сумели подняться до высокой метафизики и христианского стоицизма, при этом не впадая в пафос, сентиментальность и патетику. Именно здесь причина того, что "Смерть господина Лазареску", "4 месяца, 3 недели и 2 дня", "12.08 к востоку от Бухареста", "Полицейский, прилагательное" стали современной киноклассикой.
Хотя этот сюжет явно обнаруживает свое театральное происхождение (сценарий был переработан режиссером вместе с Кэтэлином Митулеску из пьесы Андреи Вэляна), однако следов несовместимой с экраном театральности практически не осталось. В первой половине фильм, снятый оператором Марьюсом Пандуру подвижной камерой, избегающий всяких красивостей и условностей, дает жесткое, подробное описание будней колонии - с вечными разборками между заключенными, с тюремной рутиной и удивительными типажами (в основном в картине снимались реальные колонисты). В галерею этих лиц прекрасно вписывается актер Джордже Пиштеряну - большегубый юнец с насупленными бровями и прожигающим упрямым взглядом: увидишь раз - не забудешь, персонаж с харизмой.
Хотя сюжет обнаруживает свое театральное происхождение (в основе сценария, написанного режиссером Флорином Шербаном вместе с Каталином Мутулеску, - пьеса Андреа Валеана), однако следов несовместимой с экраном театральности практически не осталось. Первая половина фильма - жесткое, подробное описание будней колонии для несовершеннолетних: коридоры, камеры, тюремные дворы и населяющие их занятые вечными разборками колоритные типы, в основном реальные "колонисты". В галерею этих аутентичных лиц прекрасно вписывается актер Георге Пиштеряну - большегубый юнец с насупленными бровями и прожигающим упрямым взглядом: увидишь раз - не забудешь, персонаж с харизмой... Напряжение усиливается благодаря отличной работе оператора Мариуса Пандуры, который снимает тюремное пространство подвижной камерой, избегая всяких красивостей и условностей, и, не впадая в экспрессионизм, создает эффект клаустрофобии.
...уже в этот момент начинаешь несколько сомневаться в адекватности героя...
...уже в этот момент начинаешь несколько сомневаться в адекватности героя...
Выходит, это в порядке вещей у них. Белая зависть.
И вот тогда захотелось разобраться, в чем, собственно, здесь новизна и в чем величие молодого румынского кино. Когда о нем заговорили пять-шесть лет назад, не было явной точки отсчета: новая волна родилась в этой стране практически на пустом месте. Правда, в конце 80-х - начале 90-х на фестивальных орбитах вращались фильмы Лучана Пинтилие и Раду Михаэляну, но погоды они не сделали и про румын быстро забыли. Когда появились картины Кристи Пую, Кристиана Мунджу и Корнелиу Порумбою, ассоциация возникла разве что с чешским кино эпохи Пражской весны: их роднили зоркость описания нравов провинции и черноватый юмор, напоминавший ранних Формана и Менцеля.
О румынском кино всерьез заговорили пять-семь лет назад, причем особенно поражало, что "новая волна" родилась в этой стране практически на пустом месте. Правда, в конце 1980-х - начале 1990-х, уже после декабрьской революции, на фестивальных орбитах вращались фильмы Лучана Пинтилие и Раду Михаэляну, но погоды они не сделали, и про румын быстро забыли. Когда появились картины Кристи Пую, Кристиана Мунчжиу и Корнелиу Порумбою, ассоциация возникла разве что с чешским кино эпохи "пражской весны": их роднили точность описания нравов провинции и черноватый юмор, напоминавший раннего Милоша Формана с Иржи Менцелем.
Через горький опыт тоталитарного и посттоталитарного общества "постдекабристы" Пую, Мунджу, Порумбою сумели подняться до высокой метафизики и христианского стоицизма, при этом не впадая в пафос, сентиментальность и патетику. Именно в этом причина того, что "Смерть господина Лазареску", "4 месяца, 3 недели и 2 дня", "12:08 к востоку от Бухареста", "Полицейский, прилагательное" заняли особое место в анналах современной кинокультуры.
Через горький опыт тоталитарного и посттоталитарного общества "постдекабристы" Пую, Мунчжиу, Порумбою и другие их коллеги-режиссеры сумели подняться до высокой метафизики и христианского стоицизма, при этом не впадая в пафос, сентиментальность и патетику. Именно здесь причина того, что "Смерть господина Лазареску", "4 месяца, 3 недели и 2 дня", "12.08 к востоку от Бухареста", "Полицейский, прилагательное" стали современной киноклассикой.
Хотя этот сюжет явно обнаруживает свое театральное происхождение (сценарий был переработан режиссером вместе с Кэтэлином Митулеску из пьесы Андреи Вэляна), однако следов несовместимой с экраном театральности практически не осталось. В первой половине фильм, снятый оператором Марьюсом Пандуру подвижной камерой, избегающий всяких красивостей и условностей, дает жесткое, подробное описание будней колонии - с вечными разборками между заключенными, с тюремной рутиной и удивительными типажами (в основном в картине снимались реальные колонисты). В галерею этих лиц прекрасно вписывается актер Джордже Пиштеряну - большегубый юнец с насупленными бровями и прожигающим упрямым взглядом: увидишь раз - не забудешь, персонаж с харизмой.
Хотя сюжет обнаруживает свое театральное происхождение (в основе сценария, написанного режиссером Флорином Шербаном вместе с Каталином Мутулеску, - пьеса Андреа Валеана), однако следов несовместимой с экраном театральности практически не осталось. Первая половина фильма - жесткое, подробное описание будней колонии для несовершеннолетних: коридоры, камеры, тюремные дворы и населяющие их занятые вечными разборками колоритные типы, в основном реальные "колонисты". В галерею этих аутентичных лиц прекрасно вписывается актер Георге Пиштеряну - большегубый юнец с насупленными бровями и прожигающим упрямым взглядом: увидишь раз - не забудешь, персонаж с харизмой... Напряжение усиливается благодаря отличной работе оператора Мариуса Пандуры, который снимает тюремное пространство подвижной камерой, избегая всяких красивостей и условностей, и, не впадая в экспрессионизм, создает эффект клаустрофобии.
...уже в этот момент начинаешь несколько сомневаться в адекватности героя...
...уже в этот момент начинаешь несколько сомневаться в адекватности героя...
Выходит, это в порядке вещей у них. Белая зависть.