Александр Тарасов: "..посильнее «Фауста» Гёте!" (2 часть)
( Начало+ Литература) Вас, Павел, заклинающего «Скепсис» именем Маркса, должно, наверное, заинтересовать и то, что сам Маркс думал о Бланки не так, как вы. Он называл Бланки «действительным вождем пролетарской партии»[52], указывал, что во Франции «пролетариат все более объединяется вокруг революционного социализма, вокруг коммунизма, который сама буржуазия окрестила именем Бланки»[53].
Он именовал Бланки «человеком, которого всегда считал головой и сердцем пролетарской партии во Франции»[54]. Он обращал внимание на проницательность Тьера в 1871 году: «Коммуна несколько раз предлагала обменять архиепископа и многих других священников на одного только Бланки, находившегося в руках Тьера. Но последний упорно отказывался от этого обмена. Он знал, что, освобождая Бланки, он даст Коммуне голову»[55]. Наконец, Маркс в июне 1879 года - сразу после освобождения Бланки из тюрьмы - через своего зятя Поля Лафарга приглашает Бланки приехать и пожить у них в Лондоне несколько недель. В том же письме содержится прямое заявление, что Бланки - единственный во Франции человек, способный «создать пролетарскую партию и повести ее на завоевание политической власти»[56].
Пятое (и последнее) относительно ваших, Павел, исторических примеров. Всеобщее избирательное право и «честные выборы», столь милые вашему сердцу. Что они дали рабочим, совершившим революцию 1848 года? Вообще-то, требование всеобщего избирательного права было требованием мелкой буржуазии, выдвинутым еще при Июльской монархии[57]. Рабочие, то есть, добились осуществления чужого политического требования. Сами выборы, состоявшиеся в апреле 1848 года, принесли революции полное поражение: на выборах абсолютную победу одержала реакция, в том числе крайняя реакция - монархисты[58].
Третируемый вами, Павел, Бланки предупреждал, что так и случится. Он выступал против столь милых вам выборов. Он говорил, что выделенного на предвыборную кампанию месяца недостаточно, чтобы даже просто донести революционную, социалистическую пропаганду до всех избирателей - не говоря уже о том, чтобы убедить их. «Франция далеко не революционна», - предупреждал он[59]. «В течение пятидесяти лет во Франции одна лишь контрреволюция поднимает свой голос. … политическое … воспитание масс, проводившееся устным путем, находилось, и теперь находится, в руках врагов Республики. Внимание народа, в особенности в деревнях, привлекают только знатные представители побежденных партий; люди же, преданные демократическому делу, остаются почти неизвестными народу. … В сельских местностях все влияние сосредоточено в руках духовенства и аристократии. … Несчастные крестьяне, доведенные до положения рабов, стали бы служить ступенью для возвышения своих врагов, угнетающих и эксплуатирующих их. … Народ не знает правды; надо, чтобы он ее узнал. Это дело не одного дня и не одного месяца. … Надо, чтобы свет проник всюду, в самые маленькие, бедные деревушки, надо, чтобы согнутые рабством трудящиеся разогнули спины и поднялись из того состояния прострации и отупения, в котором держат их под своей пятой господствующие касты. … Если выборы состоятся сейчас, они будут реакционными. … Роялистская партия, единственная организованная благодаря своему длительному господству, будет руководить выборами при помощи интриг, подкупа, используя свое общественное влияние; урны принесут ей победу»[60].
Бланки был прав. Крестьянство - большинство населения Франции - проголосовало так, как указали на проповедях кюре. Как вспоминал Луи Менар, «жители деревень легко дали себя убедить, что коммунисты - разбойники и поджигатели, требующие раздела имуществ и общности женщин, и что к ним нельзя не питать достаточно сильной ненависти»[61]. Реакция развернула грандиозную кампанию антикоммунистической клеветы и запугивания - и мелкая буржуазия в панике проголосовала за тех, кто мог охранить ее от этих ужасных рабочих-социалистов. Как писал лидер фурьеристов Виктор Консидеран (кстати, избранный в Национальное собрание), «спросите любого из этих добропорядочных слабоумных буржуа: кто такой социалист? И он обязательно ответит вам, что социалист - это опасный, безнравственный человек, который мечтает о поджогах и грабежах, о разделе земель и требует общности жен»[62].
Самым первым результатом всеобщих выборов была руанская бойня. В Руане, где также победила реакция, рабочие сочли, что выборы были сфальсифицированы, - и вышли на улицу. Имела ли место фальсификация - выяснить уже невозможно. Однако представляется вероятным, что никаких фальсификаций не было: если реакция победила по всей стране, почему в Руане должно было быть по-другому? Рабочий протест был подавлен ружейным и артиллерийским огнем. Потом началась расправа в рабочих кварталах и массовые аресты республиканцев (не обязательно социалистов!). Итог: около 100 убитых (в том числе много женщин и детей), несколько сот раненых[63]. После этого буржуазия стала спокойно готовить расправу над парижскими рабочими, которые все еще были опасной вооруженной силой. Сначала рабочее движение обезглавили. 15 мая, во время массовой рабочей манифестации в Национальном собрании, когда с парламентской трибуны Бланки напомнил о руанской бойне и потребовал расследования и наказания виновных[64], буржуазия руками провокатора - Луи Юбера - придала этой акции такой оборот, который позволил обвинить рабочих лидеров в попытке захвата власти[65]. В результате все ведущие вожди рабочих были арестованы. Дольше всех скрывался Бланки - его удалось схватить лишь 26 мая[66].
Оставалось спровоцировать рабочих на восстание - в невыгодный для них момент. В качестве провокации было выбрано внезапное закрытие Национальных мастерских. Накануне обнародования этого решения - 19-20 июня - в Париже проводились массовые аресты наиболее активных рабочих (по 200 человек в день)[67]. 22 июня было объявлено, что Национальные мастерские закрываются, рабочим в возрасте 21-25 лет (абсолютному меньшинству) предлагалось вступить в армию, а остальные должны были отправиться в провинцию Солонь на осушение болот[68]. То есть 100 тысяч рабочих предполагалось отправить на самые настоящие каторжные работы - без вины и без решения суда!
Как и рассчитывала буржуазия, это вызвало восстание. Восстал весь рабочий Париж, однако реальное число уличных бойцов составляло 40 тысяч (еще 10 тысяч было в активном резерве) - повстанцы были ограничены количеством имевшихся на руках ружей и пистолетов. Между тем правительство уже стянуло к Парижу вооруженную силу (регулярная армия, национальная гвардия, мобильная гвардия и республиканская гвардия) в размере 110 тысяч человек. К 25 июня, к концу восстания, у правительства было уже 150 тысяч человек и еще 150 тысяч подтягивалось к столице. Повстанцы испытывали острую нехватку боеприпасов и не имели артиллерии, в то время как правительство впервые в истории Парижа массово применило артиллерию в уличных боях[69].
Несмотря на невероятный массовый героизм рабочих и невиданные ни до, ни после баррикады (достигавшие высоты четвертого этажа и выдерживавшие часовой артиллерийский обстрел), восстание кончилось так, как и планировала буржуазия - поражением. Кстати, Бланки предсказал июньские события[70].
После подавления восстания в Париже воцарился «белый террор». На баррикадах погибло (с обеих сторон) 3035 человек, а жертвами «белого террора» стали 11 тысяч (по другим данным - 12). 25 тысяч было арестовано. Была введена такая мера наказания, как ссылка в отдаленные колонии без суда и следствия. 11,5 тысяч человек все же предстали перед судом - и 6374 были по суду оправданы и освобождены. Кроме того, так и не подсчитано число повстанцев, умерших в госпиталях. Известно только, что если из раненых правительственных солдат умирал каждый пятнадцатый, то из раненых повстанцев - каждый пятый[71]. Рабочий класс Парижа был обескровлен до такой степени, что даже и не пытался затем воспрепятствовать установлению Второй империи, - и лишь через 20 лет вновь заявил о себе. Вот что получили левые, вот что получили рабочие от всеобщего избирательного права, от «честных выборов»!
После июньской бойни буржуазная пресса развернула кампанию травли своих вчерашних якобы союзников - социалистов. Она отказывалась признавать, что имела место борьба между социальной республикой и буржуазной республикой. Александр-Тома Мари, клявшийся накануне революции в любви к рабочим[72] и ставший после июньской бойни министром юстиции, говорил с трибуны Национального собрания: «Это не Республика сражалась с Республикой; это было варварство, которое осмелилось поднять голову против цивилизации»[73]. После этого, видимо, впервые в истории дело массовой антикоммунистической и антисоциалистической пропаганды было поставлено на постоянную, систематическую основу, к нему привлекли и академические кадры, и журналистов, и публицистов, и прозаиков, и драматургов. За это хорошо платили. Представители гражданского общества, тогдашние акунины и парфеновы, с готовностью продавались. Результаты этой систематической пропаганды ощутили на себе даже парижские коммунары 1871 года. Вот образчик такой пропаганды для массового читателя: «Красный - это не человек, это красный; он не рассуждает, он уже не думает. У него уже нет ни чувства истины, ни чувства справедливости, ни чувства красоты и добра. Это уже не есть нравственное, разумное и свободное существо, каковы вы и я. Без достоинства, без нравственного чувства, без разумности, он приносит в жертву своим самым диким, самым грубым страстям свою свободу, свои инстинкты, свои идеи; это падшее и выродившееся существо. Самое его лицо носит признаки этого вырождения. Лицо у него забитое, огрубевшее, без выражения; мутные, бегающие глаза, никогда не смотрящие в лицо, избегающие взгляда, как глаза свиньи; грубые, негармоничные черты лица; низкий, холодный, сдавленный и плоский лоб; немой, невыразительный, как у осла, рот; крупные, выдающиеся губы, - признак низких страстей; толстый, широкий, неподвижный, без тонкости очертаний и крепко посаженный нос; вот общие характерные, которые вы найдете у большинства раздельщиков. На их лицах начертаны глупость учений и идей, которыми они живут»[74]. Вот что думают о таких, как мы с вами, Павел, представители того самого «гражданского общества», с которыми вы призываете объединяться, - конечно, тогда, когда они не стесняются!
А затем последовали - одна за другой - отмены всех тех достижений рабочего класса, о которых, Павел, вы так гордо писали. В августе 1848 года было восстановлено тюремное заключение за долги[75]. В сентябре были отменены 10-11-часовой рабочий день и «право на труд»[76]. Говорить об отмене смертной казни после массовых бессудных расстрелов июня 1848 года - просто нелепо. Единственное, что осталось, - это отмена рабства в колониях, но это было требование буржуазное: именно капитализм нуждается не в рабе, а в «свободном» наемном работнике. Наконец, через год - в июне 1849 года - крупная буржуазия вышибла из официальной политики пинком под зад буржуазию мелкую: рабочие были разгромлены, крупная буржуазия больше не нуждалась ни в каких союзниках[77]. Маркс справедливо назвал это «возмездием за июнь 1848 года»[78]. Напоминаю вам, Павел, то, что я писал об отношениях крупной буржуазии и мелкой в «Бунте кастратов».
Возникает вопрос: правы ли вы, можно ли проводить сравнение между сегодняшней Россией и Францией 1848 года? Конечно, можно! Можно и нужно!
В первую очередь, для того, чтобы еще раз напомнить левым, что они ни в коем случае не должны таскать каштаны из огня для классового противника. Вон в 1848 году во Франции они это сделали - и чем всё кончилось? А вы, Павел, призываете именно к этому!
Во вторую - для того, чтобы и вы, и все, кто думает так же, как вы (а таких много), могли убедиться, что в отличие от 1848 года во Франции сегодня в России никакой революции не происходит. Во Франции рабочие вооруженным путем свергли буржуазную монархию Луи-Филиппа, принудили королевскую семью к бегству из страны. Под руководством членов тайных обществ, имевших опыт уличной вооруженной, баррикадной борьбы, они захватили оружие и в бою подавили сопротивление верных монархии войск.
Вы, Павел, много вооруженных людей видели на Болотной площади или на проспекте Сахарова? С какими именно силами, верными режиму, и где они вступали в бой? Вы призываете «Скепсис» идти на баррикады, но сами эти баррикады существуют исключительно в вашем воображении! Напоминаю вам, что в 1848 году королевский дворец пал потому, что повстанцы взяли штурмом пост Шато д’О. Если вы думаете, что этот пост был какой-то будкой, вы ошибаетесь. Это было серьезное оборонительное сооружение, способное выдерживать длительную осаду. Вот скажите мне, какой важный опорный пункт карательного аппарата власти - армии, полиции, ФСБ - взяли штурмом «болотные» демонстранты? Как вы вообще себе это представляете? Хомячки, берущие штурмом здание ФСБ - это тема для карикатуры. Или для Кончаловского - в продолжение «Щелкунчика».
Где, то есть, вы увидели революцию? Большинство «болотных» выступает всего-навсего за скрупулезное воплощение в жизнь действующего избирательного законодательства. То есть буржуазного, антикоммунистического. Они даже не понимают, что само это законодательство незаконно, поскольку незаконен весь режим включая конституцию 1993 года, на которую он опирается.
Вынужден повторить то, что уже писал когда-то:
«Ельцинская» конституция была якобы принята избирателями в декабре на референдуме. Но дело в том, что политическое действо, которое упорно буржуазной прессой в России и на Западе называлось «референдумом», референдумом в действительности не являлось. В официальных документах оно именовалось не как референдум, а как «опрос населения», что, естественно, лишало его результаты какой-либо юридической силы. Объяснялось это просто: в стране действовал никем не отмененный закон о референдуме, в котором говорилось, что при проведении референдума по конституционным вопросам для принятия предложения требовалось большинство от ОБЩЕГО ЧИСЛА ИЗБИРАТЕЛЕЙ. Президентская же команда в положение об «опросе» заложила правило, что большинством, достаточным для принятия конституции, является большинство в 50 % + 1 голос от ПРИНЯВШИХ УЧАСТИЕ В ОПРОСЕ (при условии, что в самом «опросе» участвовало свыше 50 % зарегистрированных избирателей).
Официально было объявлено, что более половины избирателей, участвовавших в «референдуме» (то есть на самом деле в опросе населения, не имеющем юридической силы), проголосовало за новую конституцию, после чего эта конституция автоматически вступила в действие.
Но с самого начала возникли вопросы. В частности потому, что официальные цифры результатов выборов так и не были опубликованы, хотя по закону Центризбирком обязан был это сделать. Это побудило ряд журналистов провести самостоятельные расследования, приведшие их к выводу, что в декабре 1993 имела место фальсификация. Одним из первых за расчеты взялся знаменитый любитель скандалов журналист Александр Минкин - сотрудник газеты «Московский комсомолец». Минкин был известен как твердый приверженец Гайдара и яростный гонитель Руцкого и Хасбулатова. Тем интереснее приведенные им цифры. Во-первых, Минкин обнаружил, что в референдуме в апреле 1993 участвовало 107 310 374 избирателя, в то время как в декабре число зарегистрированных избирателей, по официальным данным, сократилось до 105 284 000 человек, то есть исчезли бесследно 2 млн 25 тыс. человек[79]. Такие потери возможны только в том случае, если бы Россия вела войну, сравнимую по размаху со II Мировой войной! (Людские потери СССР во II Мировой войне за полгода составляли приблизительно 3,5 миллиона человек, а если вычленить из этих потерь людские потери только Российской Федерации, то как раз и получится цифра в 2,025 млн человек.) Кроме того, в Россию с апреля по декабрь въехало от 180 до 230 тыс. беженцев и вынужденных переселенцев из других республик распавшегося СССР. Большинство этих людей получило российское гражданство и могло участвовать в «референдуме». За этот же период еще минимум 100 тыс. человек, проживающих в других республиках, получили российское гражданство.
Но изыскания А. Минкина привели к еще более разительным результатам. По данным Центризбиркома, опубликованным 13 декабря 1993, в голосовании участвовало 53 % зарегистрированных избирателей, или 55 987 000 человек. Бдительный Минкин тут же высчитал, что, следовательно, голосовавших было 48 895 000, то есть меньше, чем сообщил Центризбирком, на 7 млн человек[80]. Это означало, что голосование по «референдуму» не состоялось, так как в нем приняло участие менее половины зарегистрированных избирателей (половина от 105 284 000, как нетрудно подсчитать, это 52 642 000 человек). Если же предположить, что число избирателей было сфальсифицировано и по меньшей мере 2 млн 25 тыс. человек не были засчитаны, то тем более «референдум» по конституции не состоялся (половина от 107 310 374 человек - это 53 655 187 человек). А это значит, что в декабре «ельцинская» конституция не была принята и, следовательно, действует старая «советская» конституция, в соответствии с которой, кстати, Ельцин - мятежник, узурпатор и государственный преступник. Заодно отметим, что фальсификация общего числа зарегистрированных избирателей в сторону уменьшения имеет смысл только в одном случае: если бойкот «референдума» приобрел такой размах, что сорвал само проведение «референдума».
Однако Минкин не остановился в своих подсчетах и обнаружил, что официальная «Российская газета» 18 декабря 1993 сообщила, что в голосовании участвовало 58 000 000 человек, из них «за» новую конституцию высказалось 32 900 000, то есть 58,4 %. Минкин тут же провел проверку и обнаружил, что 58,4 % от 58 000 000 равняется 33 872 000. Расхождение на миллион! Дальше еще интереснее: 21 декабря 1993 «Комсомольская правда» сообщила, что «за» новую конституцию проголосовало 32 937 630 человек, то есть 58,4 % от числа голосовавших. Минкин вновь проверяет. Получается, что голосовавших было 56 400 510 человек. Опять цифры не сходятся. В тот же день, 21 декабря, «Российская газета» заявляет, что в голосовании участвовало 58 187 755 человек. Минкин справедливо приходит к выводу, что такой фантастический разнобой официальных данных свидетельствует о фальсификации, и предупреждает: «Срок хранения избирательных бюллетеней скоро истекает. Потом их сожгут»[81].
Но основной вывод из проведенного Минкиным расследования достаточно очевиден: как ни считай, а получается, что «за» новую конституцию высказалось менее 31 % граждан, имеющих право голоса. Разумеется, совершенно абсурдна ситуация, когда голоса 31 % избирателей выдаются за мнение «большинства населения».
Уже в мае 1994 в российской прессе много шума наделал доклад экспертно-аналитического центра при администрации президента Ельцина под руководством А. Собянина, из которого следовало, что результаты выборов и «референдума» в декабре 1993 были сфальсифицированы - в сторону завышения числа избирателей, принявших участие в выборах и в «референдуме». По результатам исследования группы Собянина выходило, что в действительности за принятие новой конституции высказалось лишь 46,1 % принявших участие в «референдуме». Показательно, что сначала группа Собянина направила свой доклад «по начальству», то есть Ельцину. В ответ группу разогнали, Собянина уволили. Тогда Собянин предал доклад гласности. Поскольку этот доклад подрывал само понятие законности всех действующих сегодня в России высших властей (включая и Госдуму), власти его проигнорировали. Интересно при этом, что, по сообщениям российской прессы, в западных газетах было опубликовано не зависимое от Собянина исследование, авторы которого также приходят к выводу, что за новую конституцию высказалось лишь 46 % участвовавших в референдуме[82]. Иначе говоря, весь режим Второй республики абсолютно незаконен[83]. (Выделяю всюду я)
Самые радикальные из «болотных» требуют всего-навсего бескровной, легитимной передачи власти от Путина к не-Путину. При этом не-Путиным должен быть не Айфончик, потому что с огромным, немыслимым скрипом наши тупые либералы (даже самые «радикальные» из них) доперли все-таки, что Айфончик - это просто комнатная собачка Путина и потому передача власти Айфончику - это то же самое, что передача власти Кони. Если мирная и легитимная передача власти - это революция, то, следовательно, в подавляющем большинстве стран мира революции происходят постоянно и очень часто: где - раз в четыре года, где - раз в пять лет. А бывает и чаще. Сколько правительств сменилось в Бельгии за последние несколько лет?
Жутко красиво, конечно, звучит: «“Скепсис” должен прекратить делать выпады в сторону митингов, говоря, что они бессмысленны, и заняться, наконец, тем, что он так долго проповедовал - революционной деятельностью. Перейти от слов к делу»[84]. Наши «левые» «сетевые хомячки» должны быть в восторге. Увы, дорогой Павел, вынужден вас расстроить. «Скепсис» - коллективно самоуправляющаяся структура. Она не подчиняется ничьим командам и указаниям. Даже командам и указаниям главного редактора Сергея Соловьева. Тем более - внешним..... (Продолжу скоро)