Десять дней молчания. Часть 3.
День 6 - один из самых тяжелых, предупреждают нас. В процессе очищения ума начинают всплывать старые санкары, это может сопровождаться болью - как физической (грубыми, неприятными ощущениями во время медитации), так и душевной.
Аддхитана делается три раза в день: с 8 до 9, с 14.30 до 15.30 и с 18 до 19 часов. В остальное время мы с короткими перерывами медитируем в общем зале или у себя в комнате. Внимание направляется от макушки головы к пальцам ног, проходя по всему телу свободным потоком, потом в обратном направлении. Если в каких-то участках тела ощущений нет, это «слепое пятно» изучается отдельно.
После всех этих предупреждений я опасаюсь какого-нибудь бэд трипа. Но нет, никаких грубых ощущений не возникает - наоборот, у меня больше не болят колени, я могу час медитировать неподвижно. Никаких чудовищ из бессознательного не всплывает - я сохраняю полную уравновешенность. Если ум сбивается с ощущений на теле на какой-нибудь другой предмет, то я приятно поражаюсь той эффективности, с которой он разбирается с любой темой. Возникает вопрос - ум тут же находит ответ. При этом не забывая констатировать в себе ощущение приятности от такой эффективности и предупреждая об опасности развить влечение к этим приятным ощущениям.
Потребность в сне снизилась. Подъем в 4 утра больше не составляет трудности, сон после завтрака и после обеда перестал быть нужен. В свободное время я брожу по лужайке и думаю про историю полугодичной давности - ту, которая заставила усомниться, нужно ли счастье такой ценой. Предполагалось, что на Випассане я буду думать о ней непрерывно, и в первые дни я в самом деле постоянно сбивалась на свой уже такой привычный мысленный монолог, состоящий из бесконечных «почему». «Почему это случилось со мной?» «Почему именно так и именно тогда?» «Почему ты меня бросил?» «Почему нельзя было это сделать по-другому?» Сейчас все становится совершенно понятным и никаких эмоций не вызывает. Какое отношение к любви имели мои истерические всхлипы: «Я не могу без тебя жить»? Никакого. Мне так хотелось вернуть себе те хорошие ощущения, которые были вначале. Такое сильное влечение, такая страсть - но не любовь. Лишившись приятных ощущений, я стала такая несчастная и делала несчастными всех вокруг. Такой эгоизм. Такое безумие (голосом Гоенки, с оттенком легкого удивления и сожаления). «Ну да, конечно, - недовольно говорит внутренний голос. - Ты промыла себе мозги всем этим буддизмом, и теперь уже никакой любви нет, сплошные привязанности, от которых надо избавиться, все это скучно и фальшиво». «Внутренний голос говорит, что это скучно, потому что у меня есть некоторое влечение к театральным страстям и к образу трагической страдалицы, - спокойно отвечает мой эффективный ум. - Внутренний голос, заткнись, все с тобой понятно». При этом совершенно очевидно, что попытайся кто полечить меня таким образом за несколько месяцев до того, я бы в ответ без колебаний врезала такому «благодетелю» между глаз.
Шестой день проходит очень спокойно, очень уравновешенно. Мне это даже странно. Где же мои санкары? Только горло начинает болеть. Погода уже несколько дней стоит дождливая, многие студенты ходят простуженные и в перерывах полощут горло. Успокаиваю себя тем, что болит несильно и осталось всего 4 дня. Время уже не тянется так медленно, как вначале.
День 7. В ночь с 6-го на 7-й день уснуть почти не удалось, потому что к ощущениям в горле добавился насморк, нормально дышать стало невозможно, я лежала без сна и думала, что вот сейчас я начну кашлять, всех разбужу, и соседки будут меня ненавидеть. Почему-то мысль о том, что на Випассане можно заболеть, не пришла мне в голову заранее, и я не взяла с собой лекарства. Лекарства там, впрочем, можно принимать только после обсуждения с учителем (кроме тех, что пьются при хронических заболеваниях, - это обговаривается заранее).
С утра самочувствие ужасное. Мысль о том, что может стать еще хуже, мешает концентрации, медитировать не получается. Горло болит очень сильно, нос не дышит, кажется, что ухудшился слух, - это от отека, общее состояние такое, что я решаю пойти поискать градусник. Жду куратора, подступает паника. Что мне делать, если окажется, что температура? Я не хочу тут болеть. Возможно, нужно сразу пить антибиотики - ощущения в горле такие же, как в прошлый раз, когда я пыталась обойтись без антибиотиков, и это плохо кончилось. Откуда мне тут взять антибиотики? А вдруг мне их не дадут? Тогда я уеду, уеду домой, я не хочу тут оставаться с бронхитом и без лекарств. Внезапно я понимаю, что уезжать тоже не хочу, потому что это будет ужасно. Випассана для меня не закончилась, я только успела порушить себе прежнее мировосприятие и ничего не построила взамен, мне никто не объяснил, как жить дальше с сознанием того, что всё - лишь преходящие ощущения, и если я сейчас уеду, то попаду в мир, где яблочные пироги сделаны из картона, где нет любви, а есть только эгоизм, где я не смогу обнять своего ребенка без холодноватой мысли, что и это - лишь ощущение.
Приходит куратор, дает мне градусник, мы сидим у нее в комнате, я меряю температуру и интересуюсь, есть ли какие-нибудь лекарства. «Сейчас посмотрим, - говорит она. - Но ты не беспокойся, это все у тебя и так пройдет, это просто санкары». «Это бронхит, а не санкары, - думаю я уныло. - Это третий бронхит за полгода. И я попала в руки фанатиков, которые мне сейчас не дадут лечиться». От этой мысли мне делается совсем грустно, и я начинаю реветь от жалости к себе. Почему это должно было случиться? Почему именно на Випассане? Почему именно со мной? Почему другие болеют без температуры, а у меня еще и температура?
Лекарств нет. Точнее, есть, но только растительного происхождения. У меня 37.7. «Сейчас мы пойдем к Джерри и спросим, можно ли тебе растительные таблетки от горла», - говорит куратор. Я отчетливо понимаю, что если я пожалуюсь Джерри на то, что совсем плохо себя чувствую, он скажет: «Да, ты переживаешь страдание. Наблюдай - оно пройдет». И это все так, нет тут ничего противоестественного и несправедливого, да, я переживаю страдание, да, это первая Благородная истина, жизнь - это страдание, да, оно пройдет, может, через недельку-другую, и все это время я буду кашлять, и по ночам, и не давать спать своим соседкам, и они будут молча проклинать меня, о нет, я не хочу, я отказываюсь, я уеду отсюда.
Мы идем к Джерри, я закутана в шаль и одеяло, как кулема, у меня зареванное, опухшее лицо, и я готова снова начать реветь, как только он скажет мне, что это все просто мои санкары, а он наверняка сейчас так и скажет.
Джерри говорит: «Если ты считаешь, что нужны антибиотики, давай мы пошлем за ними в аптеку. Напиши, что тебе нужно, и человек, который пойдет в поселок за продуктами, тебе всё купит. А пока пойди полежи в комнате, не ходи сегодня никуда». Какое счастье. Это нормальные люди.
Мне приносят лекарства. С опозданием понимаю, что нужно было просить еще и жаропонижающее. Температура поднимается до 39. Нахожу в косметичке три таблетки тайленола, это окончательно успокаивает - можно будет ночью выпить, если будет дальше подниматься. С температурой 39 иду на лекцию, сижу в углу, замотавшись шарфом. В медитационном зале почему-то удается нормально дышать носом. После лекции остаюсь на короткую медитацию. Как будто становится лучше. В комнате меряю температуру - она снижается. На следующее утро она становится нормальной и больше не повышается.
День 8. Иду к Джерри, чтобы спросить, почему он сказал купить лекарства, а не терпеть и ждать, пока все пройдет. «Ты сказала, что уверена, что без лекарств не обойтись. - Иначе я бы, наверно, уехала. - Но вот ты не уехала. Нам было важно, чтобы ты осталась».
Я не знаю, что это было и почему поднялась температура. Но паттерн моей реакции хорошо узнаваем.
Накануне в лекции Гоенка сокрушенно сообщил нам, что осталось всего два серьезных дня, когда можно по-настоящему работать. Десятый день - так называемый счастливый день, нам разрешат разговаривать, и медитировать с толком уже не удастся. Поэтому в оставшиеся два дня мы должны медитировать непрерывно - осознавать свои ощущения при ходьбе, во время еды, каждую минуту. При достигнутом уровне тренировки внимания это уже несложно. Внимание - как луч фонарика, его можно в любой момент устремить куда угодно. Порой возникает чувство, что осознанность как-то уже зашкаливает и ощущения слишком переполняют ум. Я выхожу из дома немного побродить, ощущая при этом неровности тропинки через подошвы, прикосновение одежды, прохладу воздуха... Поднимаю глаза и вижу лес, он очень красивый, умытая дождем зелень изумрудного оттенка. Учитель говорит не реагировать ни на какие внешние стимулы - ни на зрительные, ни на слуховые. Все это лишь вызывает ощущения. Но как можно не реагировать? Разве это не значит обкрадывать себя? Разве природа не прекрасна? Надо будет спросить об этом у Джерри. Тут же понимаю, что природа кажется мне прекрасной потому, что я сейчас нахожусь в таком хорошем, приятном состоянии. Если бы я гуляла среди серых промышленных зданий, я бы и в них увидела какую-нибудь особую трогательную красоту. Они прекрасны в своем уродстве, сказала бы я.
Подхожу к зеркалу и смотрю на себя. Я сегодня очень красивая. Очень красивые, спокойные глаза. А вчера, когда была больная и зареванная, была жуткой уродиной. Очевидно, это и имеют в виду, когда говорят: красота - в глазах смотрящего.
День 9. Концентрация как-то снижается. Есть ощущение какой-то ментальной перегрузки, и снова хочется домой, к своим привычным ощущениям. Десятый день еще не настал, а медитировать с толком уже не получается. Одна из соседок - юная барышня с длинными белокурыми волосами, которой, по-видимому, пришлось хуже других, потому что сначала она часто плакала, а потом в основном спала и иногда что-то записывала в блокнот, - накрутила свои волосы на бигуди. Готовится к большому празднику.
На десятый день нам обещан «бальзам на нашу рану» - новая медитация, так называемая Метта-бхавана, медитация любящей доброты. У меня, между тем, как-то сама собой разрешилась Проблема яблочного пирога, которую можно было сформулировать так: «Как и зачем что-либо делать, если всё это - только ощущения, а любые ощущения - это анича?» Особенно меня волновал, конечно же, не пирог и не мороженое, а отношения с людьми.
Волновало это не меня одну - одна из девушек спрашивала у Джерри, как же ей решить, с кем создавать отношения, если получается, что всё, что она чувствует к человеку, это лишь влечение или отвращение, возникающее из-за ее санкар? Как можно делать выбор, если сохраняешь полную уравновешенность? Джерри сказал ей, что, сохраняя уравновешенность, как раз и можно сделать наилучший выбор. Но ее ответ, похоже, не устроил. Вечером она была в слезах, а потом и вовсе уехала.
Мне же внезапно стало совершенно понятно, что сознание того, что всё есть лишь ощущения, и понимание их конечности никак не мешают этим ощущениям быть яркими и доставлять радость, которая, да, тоже пройдет, ну и что же. А уравновешенность не мешает любить людей - любить по-настоящему, а не пытаться с их помощью и часто без их согласия решить свои проблемы.
В эти дни я больше не задаю Джерри вопросов, потому что ответы сами возникают в голове.
День 10. «Вот и наступило то самое завтра...» Дождливый рассвет. Мы идем в медитационный зал, чтобы нам рассказали про Метта-бхавану. Ее нужно делать после завершения Випассаны; обычно во время практики не произносится никаких слов и не представляется никаких образов, но во время медитации любящей доброты Гоенка проговаривает текст по-английски, который нам, очевидно, тоже нужно про себя повторять: «Пусть покинет меня ненависть и любая недоброжелательность. Пусть будет внутри у меня мир и покой. Пусть будут счастливы все живые существа, пусть живут они в мире. Я делюсь с ними своей добротой и любовью. Пусть разделят они со мной мои заслуги» (как-то так, точный текст в памяти не сохранился).
Разделят мои заслуги? Какие-такие заслуги? Звучит как-то нескромно. Но пусть разделят. Наверно, за эти десять дней на моем астральном счету появились какие-то заслуги, пусть разделят, мне не жалко.
Потом Гоенка начинает петь. Его песнопения всегда были довольно заунывны, но те, что начинали и завершали обычную медитацию, несли в себе нечто духоподъемное. Сейчас же он скрипит, как несмазанная дверь, и интонации его ну никак не соответствуют идее поделиться с миром любовью и добротой. Чувствую разочарование. Метта-бхавана явно не удалась. Наконец, медитация заканчивается, учителя почему-то молча выходят из зала, а нам с этого момента вроде бы можно разговаривать, но никто ничего не говорит. Двери зала открываются, все выходят наружу, там светит солнце, это неожиданно, потому что все последние дни стояла дождливая погода, и даже сегодняшнее утро было пасмурным. Все щурятся и моргают, будто вышли на свет из подземелья.
Надо же что-то говорить! Но что? Кому? И главное, зачем?
Но постепенно, конечно, все начинают разговаривать, знакомятся, проверяют, правильно ли угадали имена друг друга, обсуждают ощущения, спрашивают, кто есть кто и кто чем занимается, сообщают друг другу то, что хотели сказать уже давно. Выясняется, что Метта-бхавана не удалась не мне одной.
В этот день можно сдать пожертвования. Випассана бесплатна; в конце, если ты решаешь, что она была тебе полезна, можно пожертвовать такую сумму денег, какую считаешь для себя возможной. Весь этот центр, в котором мы провели 10 дней, был организован на пожертвования старых студентов; все, кто там работает, делает это бесплатно, в качестве служения Дхамме.
Медитаций в этот день практически нет, и все общаются до глубокой ночи. Одна соседка говорит: «Я все-таки не поняла из лекций, есть в этой концепции Бог или нет». Другая соседка, призывавшая всех умолкнуть, наконец, и спать, начинает объяснять ей про буддизм Махаяны и Хинаяны; широта ее познаний впечатляет. Из соседней комнаты слышится смех. Атмосфера, как в пионерском лагере, на территории коего мы и находимся.
День 11. Опять пасмурно, дождь. Заключительная медитация в 4.30. Беседа о том, как важно продолжать медитировать по часу утром и вечером и жить в соответствии с Дхаммой. Нам возвращают телефоны. Я беру в руки свой айфон и впервые замечаю, какой он яркий и красивый, какие приятные ощущения он вызывает. Постепенно все разъезжаются, некоторые остаются помочь с уборкой. Радости от окончания этих десяти дней я не чувствую, есть только уравновешенность и некое непонимание того, что дальше. Совершенно очевидно, что никакого чуда не произошло и не произойдет. Весь этот опыт возник не по волшебству, а в результате усилий, и если не продолжать прилагать усилия, то его, как и все на свете, постигнет анича. По возвращении домой я собираюсь поскорее записать все, что помню об этих десяти днях.
Я заканчиваю писать этот рассказ на пятый день после завершения Випассаны. Первые три дня я исправно медитировала по часу утром и вечером, вчера и сегодня не получилось: хотелось спать и дописать рассказ. Я по-прежнему очень уравновешенная, ничто за это время не вызвало у меня ни тени раздражения. Правда, и жизнь происходит спокойно и не бьет ключом по голове, так что испытанием на прочность эти дни явно не были. Я не побывала в «Старлайте» и не съела яблочный пирог с мороженым, но глазированные сырки и хачапури все так же вкусны.
Не могу сказать, что после Випассаны я стала счастливее - в первую очередь, потому, что успела снова почувствовать себя счастливой еще до того.
В позапрошлом феврале я была в гостях у моих друзей в Сиэтле, и там тоже делалась некая практика, куда менее продолжительная и не требующая особых усилий, которая тоже иногда приводит к себе. Я в тот момент задавалась вопросом: «Как же так, в моей жизни совсем не было и нет страданий, а что, если они на меня обрушатся? Ведь я к ним не готова, что же мне делать? Как же я буду?» И возник ответ: «Не надо беспокоиться. Когда страдания возникнут, они будут протекать через тебя, как вода протекает по трубам. Ты для этого идеально подходишь». Через некоторое время страдания возникли, но не протекали легко, а наоборот, застряли, и я все спрашивала у кого-то: «Ну почему? Почему со мной? Почему сейчас? Почему температура? Почему меня бросили? Почему именно так?» Страдания не проходили, а наоборот, усиливались.
Випассана - это просто инструмент, с помощью которого можно сделать так, чтобы всё - и счастье, и страдание - протекало легко. Випассана - не результат, а путь, по которому можно прийти к лучшей жизни. Но по пути нужно идти, а инструментом нужно пользоваться. Я пришла к началу этого пути и сделала по нему один шаг, и от меня зависит, что будет дальше. Только от меня. В НЛП, кажется, есть определение хорошо поставленной цели - это такая цель, для достижения которой не надо полагаться ни на кого, кроме себя. Вот это как раз такой случай.
Часть 1 http://ele-ele.livejournal.com/205712.html
Часть 2 http://ele-ele.livejournal.com/205826.html
Аддхитана делается три раза в день: с 8 до 9, с 14.30 до 15.30 и с 18 до 19 часов. В остальное время мы с короткими перерывами медитируем в общем зале или у себя в комнате. Внимание направляется от макушки головы к пальцам ног, проходя по всему телу свободным потоком, потом в обратном направлении. Если в каких-то участках тела ощущений нет, это «слепое пятно» изучается отдельно.
После всех этих предупреждений я опасаюсь какого-нибудь бэд трипа. Но нет, никаких грубых ощущений не возникает - наоборот, у меня больше не болят колени, я могу час медитировать неподвижно. Никаких чудовищ из бессознательного не всплывает - я сохраняю полную уравновешенность. Если ум сбивается с ощущений на теле на какой-нибудь другой предмет, то я приятно поражаюсь той эффективности, с которой он разбирается с любой темой. Возникает вопрос - ум тут же находит ответ. При этом не забывая констатировать в себе ощущение приятности от такой эффективности и предупреждая об опасности развить влечение к этим приятным ощущениям.
Потребность в сне снизилась. Подъем в 4 утра больше не составляет трудности, сон после завтрака и после обеда перестал быть нужен. В свободное время я брожу по лужайке и думаю про историю полугодичной давности - ту, которая заставила усомниться, нужно ли счастье такой ценой. Предполагалось, что на Випассане я буду думать о ней непрерывно, и в первые дни я в самом деле постоянно сбивалась на свой уже такой привычный мысленный монолог, состоящий из бесконечных «почему». «Почему это случилось со мной?» «Почему именно так и именно тогда?» «Почему ты меня бросил?» «Почему нельзя было это сделать по-другому?» Сейчас все становится совершенно понятным и никаких эмоций не вызывает. Какое отношение к любви имели мои истерические всхлипы: «Я не могу без тебя жить»? Никакого. Мне так хотелось вернуть себе те хорошие ощущения, которые были вначале. Такое сильное влечение, такая страсть - но не любовь. Лишившись приятных ощущений, я стала такая несчастная и делала несчастными всех вокруг. Такой эгоизм. Такое безумие (голосом Гоенки, с оттенком легкого удивления и сожаления). «Ну да, конечно, - недовольно говорит внутренний голос. - Ты промыла себе мозги всем этим буддизмом, и теперь уже никакой любви нет, сплошные привязанности, от которых надо избавиться, все это скучно и фальшиво». «Внутренний голос говорит, что это скучно, потому что у меня есть некоторое влечение к театральным страстям и к образу трагической страдалицы, - спокойно отвечает мой эффективный ум. - Внутренний голос, заткнись, все с тобой понятно». При этом совершенно очевидно, что попытайся кто полечить меня таким образом за несколько месяцев до того, я бы в ответ без колебаний врезала такому «благодетелю» между глаз.
Шестой день проходит очень спокойно, очень уравновешенно. Мне это даже странно. Где же мои санкары? Только горло начинает болеть. Погода уже несколько дней стоит дождливая, многие студенты ходят простуженные и в перерывах полощут горло. Успокаиваю себя тем, что болит несильно и осталось всего 4 дня. Время уже не тянется так медленно, как вначале.
День 7. В ночь с 6-го на 7-й день уснуть почти не удалось, потому что к ощущениям в горле добавился насморк, нормально дышать стало невозможно, я лежала без сна и думала, что вот сейчас я начну кашлять, всех разбужу, и соседки будут меня ненавидеть. Почему-то мысль о том, что на Випассане можно заболеть, не пришла мне в голову заранее, и я не взяла с собой лекарства. Лекарства там, впрочем, можно принимать только после обсуждения с учителем (кроме тех, что пьются при хронических заболеваниях, - это обговаривается заранее).
С утра самочувствие ужасное. Мысль о том, что может стать еще хуже, мешает концентрации, медитировать не получается. Горло болит очень сильно, нос не дышит, кажется, что ухудшился слух, - это от отека, общее состояние такое, что я решаю пойти поискать градусник. Жду куратора, подступает паника. Что мне делать, если окажется, что температура? Я не хочу тут болеть. Возможно, нужно сразу пить антибиотики - ощущения в горле такие же, как в прошлый раз, когда я пыталась обойтись без антибиотиков, и это плохо кончилось. Откуда мне тут взять антибиотики? А вдруг мне их не дадут? Тогда я уеду, уеду домой, я не хочу тут оставаться с бронхитом и без лекарств. Внезапно я понимаю, что уезжать тоже не хочу, потому что это будет ужасно. Випассана для меня не закончилась, я только успела порушить себе прежнее мировосприятие и ничего не построила взамен, мне никто не объяснил, как жить дальше с сознанием того, что всё - лишь преходящие ощущения, и если я сейчас уеду, то попаду в мир, где яблочные пироги сделаны из картона, где нет любви, а есть только эгоизм, где я не смогу обнять своего ребенка без холодноватой мысли, что и это - лишь ощущение.
Приходит куратор, дает мне градусник, мы сидим у нее в комнате, я меряю температуру и интересуюсь, есть ли какие-нибудь лекарства. «Сейчас посмотрим, - говорит она. - Но ты не беспокойся, это все у тебя и так пройдет, это просто санкары». «Это бронхит, а не санкары, - думаю я уныло. - Это третий бронхит за полгода. И я попала в руки фанатиков, которые мне сейчас не дадут лечиться». От этой мысли мне делается совсем грустно, и я начинаю реветь от жалости к себе. Почему это должно было случиться? Почему именно на Випассане? Почему именно со мной? Почему другие болеют без температуры, а у меня еще и температура?
Лекарств нет. Точнее, есть, но только растительного происхождения. У меня 37.7. «Сейчас мы пойдем к Джерри и спросим, можно ли тебе растительные таблетки от горла», - говорит куратор. Я отчетливо понимаю, что если я пожалуюсь Джерри на то, что совсем плохо себя чувствую, он скажет: «Да, ты переживаешь страдание. Наблюдай - оно пройдет». И это все так, нет тут ничего противоестественного и несправедливого, да, я переживаю страдание, да, это первая Благородная истина, жизнь - это страдание, да, оно пройдет, может, через недельку-другую, и все это время я буду кашлять, и по ночам, и не давать спать своим соседкам, и они будут молча проклинать меня, о нет, я не хочу, я отказываюсь, я уеду отсюда.
Мы идем к Джерри, я закутана в шаль и одеяло, как кулема, у меня зареванное, опухшее лицо, и я готова снова начать реветь, как только он скажет мне, что это все просто мои санкары, а он наверняка сейчас так и скажет.
Джерри говорит: «Если ты считаешь, что нужны антибиотики, давай мы пошлем за ними в аптеку. Напиши, что тебе нужно, и человек, который пойдет в поселок за продуктами, тебе всё купит. А пока пойди полежи в комнате, не ходи сегодня никуда». Какое счастье. Это нормальные люди.
Мне приносят лекарства. С опозданием понимаю, что нужно было просить еще и жаропонижающее. Температура поднимается до 39. Нахожу в косметичке три таблетки тайленола, это окончательно успокаивает - можно будет ночью выпить, если будет дальше подниматься. С температурой 39 иду на лекцию, сижу в углу, замотавшись шарфом. В медитационном зале почему-то удается нормально дышать носом. После лекции остаюсь на короткую медитацию. Как будто становится лучше. В комнате меряю температуру - она снижается. На следующее утро она становится нормальной и больше не повышается.
День 8. Иду к Джерри, чтобы спросить, почему он сказал купить лекарства, а не терпеть и ждать, пока все пройдет. «Ты сказала, что уверена, что без лекарств не обойтись. - Иначе я бы, наверно, уехала. - Но вот ты не уехала. Нам было важно, чтобы ты осталась».
Я не знаю, что это было и почему поднялась температура. Но паттерн моей реакции хорошо узнаваем.
Накануне в лекции Гоенка сокрушенно сообщил нам, что осталось всего два серьезных дня, когда можно по-настоящему работать. Десятый день - так называемый счастливый день, нам разрешат разговаривать, и медитировать с толком уже не удастся. Поэтому в оставшиеся два дня мы должны медитировать непрерывно - осознавать свои ощущения при ходьбе, во время еды, каждую минуту. При достигнутом уровне тренировки внимания это уже несложно. Внимание - как луч фонарика, его можно в любой момент устремить куда угодно. Порой возникает чувство, что осознанность как-то уже зашкаливает и ощущения слишком переполняют ум. Я выхожу из дома немного побродить, ощущая при этом неровности тропинки через подошвы, прикосновение одежды, прохладу воздуха... Поднимаю глаза и вижу лес, он очень красивый, умытая дождем зелень изумрудного оттенка. Учитель говорит не реагировать ни на какие внешние стимулы - ни на зрительные, ни на слуховые. Все это лишь вызывает ощущения. Но как можно не реагировать? Разве это не значит обкрадывать себя? Разве природа не прекрасна? Надо будет спросить об этом у Джерри. Тут же понимаю, что природа кажется мне прекрасной потому, что я сейчас нахожусь в таком хорошем, приятном состоянии. Если бы я гуляла среди серых промышленных зданий, я бы и в них увидела какую-нибудь особую трогательную красоту. Они прекрасны в своем уродстве, сказала бы я.
Подхожу к зеркалу и смотрю на себя. Я сегодня очень красивая. Очень красивые, спокойные глаза. А вчера, когда была больная и зареванная, была жуткой уродиной. Очевидно, это и имеют в виду, когда говорят: красота - в глазах смотрящего.
День 9. Концентрация как-то снижается. Есть ощущение какой-то ментальной перегрузки, и снова хочется домой, к своим привычным ощущениям. Десятый день еще не настал, а медитировать с толком уже не получается. Одна из соседок - юная барышня с длинными белокурыми волосами, которой, по-видимому, пришлось хуже других, потому что сначала она часто плакала, а потом в основном спала и иногда что-то записывала в блокнот, - накрутила свои волосы на бигуди. Готовится к большому празднику.
На десятый день нам обещан «бальзам на нашу рану» - новая медитация, так называемая Метта-бхавана, медитация любящей доброты. У меня, между тем, как-то сама собой разрешилась Проблема яблочного пирога, которую можно было сформулировать так: «Как и зачем что-либо делать, если всё это - только ощущения, а любые ощущения - это анича?» Особенно меня волновал, конечно же, не пирог и не мороженое, а отношения с людьми.
Волновало это не меня одну - одна из девушек спрашивала у Джерри, как же ей решить, с кем создавать отношения, если получается, что всё, что она чувствует к человеку, это лишь влечение или отвращение, возникающее из-за ее санкар? Как можно делать выбор, если сохраняешь полную уравновешенность? Джерри сказал ей, что, сохраняя уравновешенность, как раз и можно сделать наилучший выбор. Но ее ответ, похоже, не устроил. Вечером она была в слезах, а потом и вовсе уехала.
Мне же внезапно стало совершенно понятно, что сознание того, что всё есть лишь ощущения, и понимание их конечности никак не мешают этим ощущениям быть яркими и доставлять радость, которая, да, тоже пройдет, ну и что же. А уравновешенность не мешает любить людей - любить по-настоящему, а не пытаться с их помощью и часто без их согласия решить свои проблемы.
В эти дни я больше не задаю Джерри вопросов, потому что ответы сами возникают в голове.
День 10. «Вот и наступило то самое завтра...» Дождливый рассвет. Мы идем в медитационный зал, чтобы нам рассказали про Метта-бхавану. Ее нужно делать после завершения Випассаны; обычно во время практики не произносится никаких слов и не представляется никаких образов, но во время медитации любящей доброты Гоенка проговаривает текст по-английски, который нам, очевидно, тоже нужно про себя повторять: «Пусть покинет меня ненависть и любая недоброжелательность. Пусть будет внутри у меня мир и покой. Пусть будут счастливы все живые существа, пусть живут они в мире. Я делюсь с ними своей добротой и любовью. Пусть разделят они со мной мои заслуги» (как-то так, точный текст в памяти не сохранился).
Разделят мои заслуги? Какие-такие заслуги? Звучит как-то нескромно. Но пусть разделят. Наверно, за эти десять дней на моем астральном счету появились какие-то заслуги, пусть разделят, мне не жалко.
Потом Гоенка начинает петь. Его песнопения всегда были довольно заунывны, но те, что начинали и завершали обычную медитацию, несли в себе нечто духоподъемное. Сейчас же он скрипит, как несмазанная дверь, и интонации его ну никак не соответствуют идее поделиться с миром любовью и добротой. Чувствую разочарование. Метта-бхавана явно не удалась. Наконец, медитация заканчивается, учителя почему-то молча выходят из зала, а нам с этого момента вроде бы можно разговаривать, но никто ничего не говорит. Двери зала открываются, все выходят наружу, там светит солнце, это неожиданно, потому что все последние дни стояла дождливая погода, и даже сегодняшнее утро было пасмурным. Все щурятся и моргают, будто вышли на свет из подземелья.
Надо же что-то говорить! Но что? Кому? И главное, зачем?
Но постепенно, конечно, все начинают разговаривать, знакомятся, проверяют, правильно ли угадали имена друг друга, обсуждают ощущения, спрашивают, кто есть кто и кто чем занимается, сообщают друг другу то, что хотели сказать уже давно. Выясняется, что Метта-бхавана не удалась не мне одной.
В этот день можно сдать пожертвования. Випассана бесплатна; в конце, если ты решаешь, что она была тебе полезна, можно пожертвовать такую сумму денег, какую считаешь для себя возможной. Весь этот центр, в котором мы провели 10 дней, был организован на пожертвования старых студентов; все, кто там работает, делает это бесплатно, в качестве служения Дхамме.
Медитаций в этот день практически нет, и все общаются до глубокой ночи. Одна соседка говорит: «Я все-таки не поняла из лекций, есть в этой концепции Бог или нет». Другая соседка, призывавшая всех умолкнуть, наконец, и спать, начинает объяснять ей про буддизм Махаяны и Хинаяны; широта ее познаний впечатляет. Из соседней комнаты слышится смех. Атмосфера, как в пионерском лагере, на территории коего мы и находимся.
День 11. Опять пасмурно, дождь. Заключительная медитация в 4.30. Беседа о том, как важно продолжать медитировать по часу утром и вечером и жить в соответствии с Дхаммой. Нам возвращают телефоны. Я беру в руки свой айфон и впервые замечаю, какой он яркий и красивый, какие приятные ощущения он вызывает. Постепенно все разъезжаются, некоторые остаются помочь с уборкой. Радости от окончания этих десяти дней я не чувствую, есть только уравновешенность и некое непонимание того, что дальше. Совершенно очевидно, что никакого чуда не произошло и не произойдет. Весь этот опыт возник не по волшебству, а в результате усилий, и если не продолжать прилагать усилия, то его, как и все на свете, постигнет анича. По возвращении домой я собираюсь поскорее записать все, что помню об этих десяти днях.
Я заканчиваю писать этот рассказ на пятый день после завершения Випассаны. Первые три дня я исправно медитировала по часу утром и вечером, вчера и сегодня не получилось: хотелось спать и дописать рассказ. Я по-прежнему очень уравновешенная, ничто за это время не вызвало у меня ни тени раздражения. Правда, и жизнь происходит спокойно и не бьет ключом по голове, так что испытанием на прочность эти дни явно не были. Я не побывала в «Старлайте» и не съела яблочный пирог с мороженым, но глазированные сырки и хачапури все так же вкусны.
Не могу сказать, что после Випассаны я стала счастливее - в первую очередь, потому, что успела снова почувствовать себя счастливой еще до того.
В позапрошлом феврале я была в гостях у моих друзей в Сиэтле, и там тоже делалась некая практика, куда менее продолжительная и не требующая особых усилий, которая тоже иногда приводит к себе. Я в тот момент задавалась вопросом: «Как же так, в моей жизни совсем не было и нет страданий, а что, если они на меня обрушатся? Ведь я к ним не готова, что же мне делать? Как же я буду?» И возник ответ: «Не надо беспокоиться. Когда страдания возникнут, они будут протекать через тебя, как вода протекает по трубам. Ты для этого идеально подходишь». Через некоторое время страдания возникли, но не протекали легко, а наоборот, застряли, и я все спрашивала у кого-то: «Ну почему? Почему со мной? Почему сейчас? Почему температура? Почему меня бросили? Почему именно так?» Страдания не проходили, а наоборот, усиливались.
Випассана - это просто инструмент, с помощью которого можно сделать так, чтобы всё - и счастье, и страдание - протекало легко. Випассана - не результат, а путь, по которому можно прийти к лучшей жизни. Но по пути нужно идти, а инструментом нужно пользоваться. Я пришла к началу этого пути и сделала по нему один шаг, и от меня зависит, что будет дальше. Только от меня. В НЛП, кажется, есть определение хорошо поставленной цели - это такая цель, для достижения которой не надо полагаться ни на кого, кроме себя. Вот это как раз такой случай.
Часть 1 http://ele-ele.livejournal.com/205712.html
Часть 2 http://ele-ele.livejournal.com/205826.html