Domus Nostrum Часть №3
Оригинал взят у kiev_andrash
Domus Nostrum Часть №1
Domus Nostrum Часть №2
Без Ромеи невозможно осознать мир Средиземноморья и его окрест.
Разумеется Рим, если таковой когда либо был, жил и жив отнюдь не в одной стране по сторонам Эгейского моря. В какой то степени Римская империя никогда не умирала. Мифическая передача римского духа состоялась по всем частям Европы и Северной Африки.
Римское наследие маркирует весь цивилизаторский бассейн Средиземного моря и только Османское господство помогло стереть его с южных берегов.
Но стерло ли?
Здесь, оно скорее его заменило.
Немецкие Рейхи с их про-римским духом, перекрашенные на новый лад Максимилианом, получили свое античное оправдание - утратив Италию и власть над ней, Священная империя приобщилась к ее сказаниям о древности. Впрочем, нет ни одной причины считать, что сами итальянцы когда либо знали свою древность вне контекста нарративов своих пришлых завоевателей с севера.
Следует помнить, что говоря об истории прошлого, любого исторического прошлого, мы действуем исключительно в рамках концепций историцизма настоящего. Без этой преемственности ничего нет. Фактически, мы оперируем исключительно нашим прошлым, тем, которое представлено и, по сути, существует, только в нашем времени и есть отражение наших концепций. Все, что нам известно о прошлом, это исключительно и только то, что есть в нашем настоящем, будь то остатки руин, легенды, источники, летописи и тому подобное. Без осознания того, что мы проецируем в прошлое свои представления о нем, почерпнутые из сохранившейся в нашем времени традиции, никакое прошлое невозможно деконструировать к состоянию вещи в себе.
Поэтому оценка прошлого всегда исходит из доминирующих идей внутри исторического сознания настоящего.
В следствии чего, любые споры о прошлом, это диалог настоящего с настоящим, включая методологию изложения.
Это указатель на рамки представлений, которыми мы форматируем прошлое. Одной из них, внутри исторического сознания, является идея падения Рима, захватившая умы с XVIII века и постоянно выступающая как водораздел миров - естественно актуальный для XVIII века, который в своей элитарной части мирровозрения, напрямую считал себя продолжателем Рима возрожденного и умысливал свой Рим-в-прошлом-настоящем-будущем.
Так, классический вариант разорения Рима варварами, есть не более чем историографическая легенда. При детальном рассмотрении, что указывалось уже - Рим не был столицей Западной Империи.
Ею был город Равенна.
Концепция столицы-captitale, которую проецируют на Рим, лишь внешне схожа с Urbi et Orbi - ставка императора была в разных местах, Сенат не перестал заседать в Риме, формально император правил до 480 г в Далмации, римская провинция Галлия в своей урезанной части существовала до 486 года, а на Востоке продолжили правление члены семьи связанные с прошлыми императорами. Те в концепции падения Рима в 476 году по официальной хронологии, лежат заведомо ложные предпосылки - что Рим был столицей и что падение столицы означало в античности конец государства. Что Римская империя была семейным и монархическим государством и конец династии означал конец государству. Что варвары создали принципиально новое государство, а не интегрировались в уже расшатанную, но знакомую им картину мира.
И так далее.
Другими словами, все это допущения, которые лишь утверждают конец некой нарративной точки отсчета, в данном случае, годичных правлений неких императоров с латинскими именами.
Та же нарративная история игнорирует факт, что потери территорий и смены династий в Восточной Империи, приводили к не меньшим потерям и переменам. В равной степени падение Константинополя латинянам, было лишь отчасти захватом - фактически латиняне уже были внутри Города и доминирование Венеции и Генуи, а так же их постоянное присутствие впоследствии, никак не коррелирует с идеями захвата. Равно как и тот факт, что остатки Ромеи на различных территориях, считали себя продолжениями Ромеи, споря о том, чьи права возобладают. Нет никакого ясного понимания, было ли избрание Карла или Оттона в 800 и 962 гг соответственно, узурпациями римской диадемы или воссозданиями чего-то наново из идеи римской империи. особенно, если учесть, что первый создавал империю франков и мы доподлинно не уверены, что он вкладывал в слово империя в своем мире-времени. Равно, как нет даже четкого согласия, когда же начался Упадок и когда наступило Падение.
Отсюда повтор одного и того же нарратива - Рим, варвары, падение.
Сама эта концепция, несмотря на долгую традицию. определенно принадлежит нашему времени и очевидно пропитана как жаждой иного, так и страхом повторения подобного краха, который описывался как коллапс всех управленческих структур и главное, правовых концепций. В той же степени повторяется отношение к городу - Константинополю, который мыслится как отдельная вещь в себе, по аналогии с латинским Римом.
Этот город, нынешний Стамбул, Константинополь или Византий, в своей судьбе города, видится как совокупность поселений и строений в пределах определенных точек бифуркаций исторического прошлого, создавших лоскутное одеяло нынешней топографии Большого Города.
В пределах видимой оптики прошлого, это были в первую очередь "европейская деревня", часть отмеченная на картах в посте. Эти "уделы" в пределах обжитого пространства, являли собой автономные коммуны, часть из которых, генуэзцы, впоследствии переместились на иной берег в виде города Галата. Обширные стены, охватывающие полуостров кольцами, есть производное намного более позднего времени.
Внутреннее пространство было заселено сравнительно поздно.
Фортификационно, идея большой внешней стены, есть производное позднего средневековья, которая далее трансформировалась в идею цепи фортов и укреплений, создающих Большой Круг Города, наподобие того, что имел Нюрнберг.
Это в некой степени есть наследие предельных границ расширения в сторону материка, с одновременным сжиманием территорий на материке. Учитывая запустение и разорение обширной территории, в приближении к оптике истории, эти внешние строительные инициативы следует отнести к периоду до Чумы, когда бы она не была и к периоду после 1200 года, знаменовавшего конец старого Константинополя.
Тут наступает момент отступления - латиняне за почти 60 лет своего господства в Городе так и не смогли каким то образом получить финансовую стабильность. Разграбленное уплыло, средств на содержание города не было и как кажется, их братья по вере из Италии, свято хранили свои кварталы от вторжения феодалов Латинской Империи. Внутренняя структура стокад говорит в пользу того, что город сохранился в своей самой старой части аккурат между гаванями "Европейской деревни" и гаванями местных:
Форумы Феодосия (Тавра) и Константина создают его центральное посредническое ядро. Комклекс строений - Дворец, Ипподром, Святая София - стоял поодаль. Место будущего Сераля пустовало.
Таким образом древнее "византийское" ядро было невостребовано:
Если сложить картинку воедино, то возможной реконструкцией этого Города, станет таковой рисунок:
Красной линией обозначен центр изначального города, черной очерчена "Европейская деревня" (хотя вернее было бы ее назвать Итальянской и даже еще вернее, деревней Экзархата Равенны, учитывая, что там были представлены исключительно владения или аффилированные территории Византии).
Отдельно выделен дворцовый комплекс императоров, отдельно структура между двумя форумами - Быка и Тавра. Последняя по сути часть священной дороги и иллюстрация к новому порту.
Подобная реконструкция идет несомненно в разрез с официальной историей и имеет свои неровности. Но многое заставляет признать, что то, что нам известно как Константинополь, активно развивалось начиная с XII века, когда собственно скорее всего и появились комплексы Дворца и Храма.
Учитывая сложность и многослойность истории Ромеи, некоторые смещения и допущения имеют место быть. Полное финансовое фиаско латинян обусловлено во многом примитивной формой экономики, которую они не сумели адаптировать к реалиям содержания огромного города. Впрочем, вопрос еще в том, чья экономика была примитивной - их, или тех кого они захватили. Немаловажен фактор утраты связей с источниками поставок сырья и продуктов, полностью бывший в руках греков и итальянцев - последние не считали франков своими родичами, даже исповедуя одну религию.
Упадок черноморской торговли, относимый в раннее средневековье, на деле мог лежать в этом временном промежутке.
С другой стороны, только наличие "античной" части в истории города, рисует картины грандиозности и масштабов.
На деле все могло быть куда проще и меньше. Экономически город имеет смысл как гавань посредник между продуктами Черного моря, перекресток контролирующий доступ с севера к Средиземью и далее, на Восток, как и база для отплытия на Запад.
Скорее всего это была окраина, а не центр торговли.
Разумеется, эта окраина была центром для еще менее приближенных. Как место перехода между двумя континентами. Как административный центр прилегающих территорий.
Сугубо ради эксперимента и как иллюстрацию, можно взять обычную карту Римской империи в ее зените, сделав над ней несколько манипуляций.
- Во-первых, карту мы перевернем для избавления от привычного умысливания.
- Внутри на Босфоре станет точка Города Константина.
- Далее, отложим от нее круги в равной степени отходящие от центра. Эти круги охватят через морское пространство все известные области ромейско-византийского влияния - Италия, Египет (до утраты оного арабам), Иллирия, Эллада, Малая Азия, берега Черного моря.
- Желтыми ромбами отмечены места античного присутствия в пределах данных кругов.
- Завоевание Дакии Траяном и Киев как центр влияния так же нашли свое место.
- Синими неровными формациями обозначены горные массивы.
- Два зеленых прямоугольника определяют кипящие очаги жизни Франкократии - латиняне в пределах бывших ромейских земель и генуэзцы на берегах Черного моря.
- Фиолетовыми овалами отмечены места связанные с именем Ангелов-Анжуйцев (Неаполь, бывшие земли Арпадов, Ягеллония Литвы и Польши), вновь таки в пределах этого круга.
Далее посмотрим на ту же схожую по принципам построения картинку, в пределах условного исторического XIV века:
Добавим национальный элемент в пределах древнего мира:
И наконец, картинку из эпохи около 1600 года:
Наконец появляются логические последствия этой долгой экспансии изнутри моста морей. Отнюдь не значащие, что все "античное" или ромейское есть заслуга Порты, но указывающие, что и религия и язык и культура Ромеи, были агентами действий, проторенным путем, чьими бенефициариями оказались Османы.
Разумеется, в той же степени верно, что связи, укрепленные и восссозданные (созданные??) Османами, в той же мере, могли воображением обратной ретроспекции, позволить думать, буд-то это наследие, а не достижение.
Ни этническая, ни политическая обстановка никак не способствовали созданию этой империи самое по себе. Ее пределы естественного распространения застыли в границах максимума Никейских императоров.
География и общность религии, как видно из легкого крушения всей конструкции нарративной Византии в XII веке, так же не были основой единства.
Но что тогда?
Ответ может лежать (помимо многого прочего) в пространстве не земного владения этой Империи. Это была, бесспорно, морская держава - все ее центры в той или ной степени связаны с морем.
Впрочем, вопрос в том, кто был на этом море, а кто стоял на суше?
Огромная ее часть приписывается суше.
Но что это была за суша?
Анатолия представляет собой разнообразный ландшафт, где долины гор и горные хребты покрывают немалую территорию, затрудняя доступ, особенно на Востоке. Чем дальше от моря - тем больше архаики и меньше данных. Неудивительно, что главный победитель за наследство старой Ромеи, Никейская империя (она же Конийская, она же Империя Победителей (Нике), Румский султанат, Староязычная и тд), обосновалась в пределах Средиземноморской зоны, среди удобных гаваней, развитых путей сообщения и преимущественно греко-говорящего населения.
Впрочем, язык называемый греческим не более чем условное обозначение.
Мы лишь верим, что на огромных пространствах Эллады говорили на этом языке.
Но так ли это?
Говорили ли на эллинском языке дальше городских улиц?
Койне, разве это не язык монет (coines) и собак (canes) - священных псов морей, плывущих в сторону Пса, в котором сияет Сириус, Сотис Египта?
Но, что создало эту морскую державу и что двигало ей?
Ответом может быть - еда.
Зерно, которое в другом месте и в другие времена, заставляло магнатов Речи Посполитой расширять беспредельно свои латифундии, было их источником силы и власти. Сами поляки ели черный хлеб, отправляя дорогое белое зерно в богатые города и страны Западной Европы. То же самое делали колонисты Северного и Южного Причерноморья, грузившие суда полные зерна в сторону Средиземноморья. Сицилия и Египет играли роль житниц во многие периоды времени и вся конструкция Римской Империи и Рима аки Метрополии, лежала в этом простом факте привезенной еды.
В свою очередь, этот акцент на зерне, делает "античных" колонистов современниками Штауфенов - есть много данных в пользу того, что нынешнее зерно пшеницы, как вид еды, было принято к культивации и распространению лишь после 1150 года.
Сиречь, основой питания зерно стало недавно, это привнесенная мода.
Пшеница прежняя, имела свои особенности, свои нормы и свою историю - если верить Вавилову, пшеница чужестранка для Европы и завозной продукт.
Впрочем, это теории, которые редко берутся в оборот - ведь в вавиловских центрах нет места Египту-житнице - он злаковая периферия, перекресток между Абиссинией и Передней Асией.
Но этот момент совершенно по иному ставит все вопросы колонизации Северного Причерноморья в якобы древней античности. Колонизация и выращивание нового продукта началась аккурат с потерей доступа к старым ареалам разведения - восточной Анатолии, Закавказья, Передней Асии. Равно верно и обратное - контроль за этими зонами выращивания зерна, был ключевым аспектом войн т.н. арабов и их калифата.
Именно утрата этих регионов, вместе с Египтом, могла вынудить Ромею искать новых путей создания ресурса - отсюда переключение на север и попытка использовать эти земли. Равно как и причина интереса к ним итальянских купцов, "монголов" и прочих фигурантов.
Едва лишь была разрушена система коммуникаций, а так же выросла роль разведения зерна в землях самой Европы, эти регионы утратили свой "античный" слой. Нет ресурса, нет колоний, нет агентов колонизации и причин оной. Ведь поселенцы избирали Северное Причерноморье по причине доступности хорошего побережья, вдоль которого есть водные ресурсы, плодородные земли и легкость коммуникации. Однако это никак не мешало им быть в первую очередь факториями, а не городами в полноценном смысле полиса.
До XV века, кто бы что ни говорил про чудеса весельных судов и умения моряков "античности", все суда шли вдоль берегов. Мы не знаем какова была судоходная часть морей, но город на Золотом Роге с его гаванями, перекрестным расположением, оказался в нужном месте и в нужное время. Именно он стал источником власти и контроля над торговыми путями. Это был вовсе не центр в нынешнем понимании Столицы или управляющего органа. Скорее это была совокупность явлений, некий общий структурный интерес между земельной аристократией, которая особенно была сильна в эпоху X-XII вв, когда магнаты наподобие Фоки, утверждали свою власть над всей Империей. То, что в этот период большинство крупной земельной аристократии было выходцами из Малой Азии, а сами владетельные магнаты, в основном военными, говорит о концентрации власти в руках тех, кто был способен содержать армию и ее прокормить.
Ручейки данных из разных эпох, стекаются в общую сферу, создавая объемное видение ситуации, начиная с походов Гераклидов в Малую Азию, где они схлестнулись с семитами-арабами (якобы мусульманами завоевателями), заканчивая утратой Малой Азии и перехода власти к торговой партии, подкрепленной итальянскими агентами, которые как думается, пусть и формально, но были провинциалами Империи.
Итальянцы так же усилено осваивали Египет и ввоз специй через страну Фатимидов, а затем Мамелюков. Вплоть до начала атлантических мореплаваний и становления более современной формы экономики, перемещение ресурсов и контроль над системой этих перемещений был ключевым моментом для всей государственной машины. Именно с этой точки зрения стоит рассматривать само понятие Ромеи, как функционала не над-идеи, но обслуживающей структуры в виде армии, бюрократии, системы воззрений и управителей, представленных как пирамидальная иерархия того, что мы сейчас называем государством. Отголоски этой единой системы раскинулись на огромной территории. По большому счету, крупнейшие морские республики, сами выходцы из византийского круга, Генуя и Венеция - это две уменьшенные копии Ромеи. Но если Генуя была скорее ее латинской копией, то Венеция в своей манере, перенесла ромейскую архаику вплоть до конца своих дней.
Что есть Византия\Ромея?
Это достаточно несвязное, протяженное образование, со множеством вставных элементов, существующее как опорная сеть между центрами выращивания зерна, если говорить более обобщенно - еды, чья основная задача была вначале обмен ресурсов и контроль над едой, защита в отношении пришлых угроз и обеспечение центра самое себя ресурсами для выживания.
Для лучшей наглядности стоит вновь отметить на карте точки именно византийского, достаточно долгого присутствия (красные круги), потерянные в раннем времени территории (синие круги), зоны сильного культурного влияния (зеленые круги) и проведем фиолетовым цветом пурпура границу по красным зонам:
Все это на политической карте Европы четырнадцатого века. Все это в пределах границ Македонской династии. Весьма интересно отметить, что отпавшая арабам часть - это Загорье Анатолии, которая сама по себе была слаба заселена и вдоль границы Тавра и Понтийских гор, шли наиболее жесткие противостояния так называемых арабов с ромеями.
Эта же зона в конце концов очертила раздел между семитическими наречиями (арамейским языком) и эллинским наречием (якобы греческим языком). Нонче эта сумеречная зона целиком заселена курдами и армянами - в зависимости, кто говорит. На западе как крайняя точка Юстиниана (Справедливого), лежит испанская территория вокруг Картахены и она же, последняя точка владений мавров в Иберии. Вся суть в упрощенном действе, сводится к Понтиаде (землям вокруг Мраморного моря) и Южной Италии. Именно в этом была суть конфликта Ромеи и норманнов, отобравших у Византии ее владения в Италии.
При рассмотрении этих территорий в их рельефном отношении, становится очевиден факт долинного мира:
Фракия, район вокруг Салоник, Апулия в Италии, вкупе с самой известной долиной реки По на Апеннинах - все это чаши, окруженные ободком гор, внутри которых способна была развиваться жизнь.
Именно поэтому плавающие народы. аки венецианцы, генуэзцы, пизанцы, амальфийцы и прочие, сумели захватить коммуникацию в свои руки. В то же самое время, ромеи, будучи всецело зависимы от моря, так и не смогли стать сильной морской державой, предпочитая, как и античные спартанцы, в большинстве случаев наземную войну.
Впрочем, это могло быть реакцией на ту, до-морскую историю флота, в которой тот флот, каким владела Ромея, был самым развитым и самым сильным по меркам того времени, что ныне утратили свою актуальность. Мы же больше склонны мерить флот по тем критериям, что возникли, когда Ромеи уже не было. Возможно дело и в том, что враги Византии редко приходили с моря.
Не трудно заметить, что основные пути связи на Балканах, шли через Эпир и через Сербию. Именно эти коридоры были самыми уязвимыми и именно их утрачивали быстрее всего. Но именно там укреплялись т.н. славянские племена - сиречь банды грабителей, обосновавшиеся в этих горных краях.
Византия не могла контролировать эти земли при скудости ресурсов. В свою очередь, ее экспансия на север, в Причерноморье, сама была агрессией, когда более сильная сторона могла контролировать более слабую на уязвимой территории. Вновь же, концепция федератов и полу-дружественных союзов, позволяла окружать себя поясом, пусть и часто враждебных, но полу-схожих государств. Таковы были Сербия-Карусия, Албания и отчасти полунезависимые ромейские же дуки в Дураццо, Феодоро в Тавриде, вся Готия Крыма, князья Грузии и Армении, хазары и порой болгары, которые находились в постоянном противостоянии с Ромеей, будучи нацией стремящейся контролировать и зоны производства зерна и пути его транспортировки по морю. Именно в этом периоде лежат основные культурные коды, породившие все свои производные для этого региона.
Если Эгеида и Ионийское море были как то обжиты во все времена - так говорят, то вопрос по Причерноморью остается постоянно открытым. Информации так много, что ее слишком мало для достоверной картины.
Внизу стандартная карта расселения греческих колонистов античного мира:
Она весьма показательно указывает на зону интереса - болота Тамани, восток Крыма - густота поселков сравнима с генуэзской колониальной картой:
Эти две локации топографически используют практически одни и те же места, что создает впечатление повышенного интереса к восточной части Черного Моря и особенно к Азову.
Позднее, в эпоху Османов, эти местности будут центром работорговли и солевого промысла (на севере Крыма). Азовское море станет местом пиратства со стороны дончаков и запорожцев (в меньшей степени) и главную роль в экономике региона будут играть фронтирность и присутствие больших держав. Западная же часть Черного моря смотрится несколько бедно в этом раскладе.
Впрочем, если учесть тот самый климатический фактор перемен, то возможно богатство этого региона ныне покоится на дне морском:
Здесь постоянно пересекаются античность, средневековье и новое время - эти переходы из одного в иное, словно путешествие сквозь, по прямой сферы времени, есть та самая прямая преемственность, не разделенная периодами пустот, что призваны пустить иные сферы в мир иной.
Без демографии не обойтись и здесь.
Колонии греков имели в лучшем случае от 2 до 5 тысяч жителей. Самой многочисленной была Тира - до 2,3 тысяч в момент расцвета. Она имела свои фактории - поселения торговых площадок с охранными отрядами имеющими наделы и живущими в укрепленных подобиях бургов вдоль рек (во всяком случае, эта теория ничуть не хуже иных). Это даст от силы 50-60 тысяч жителей на всех. Некое Боспорское царство, находилось аккурат в этом же месте, на проливах Керчи\Пантикапея, охватывая сам пролив, часть Тамани и устье Дона. Вспоминая роль Кафы при генуэзцах имевшей от 1,5 до 2 тысяч жителей, что считалось не малым городом), вполне возможно, что главный путь работорговли, лежал здесь.
Учитывая размеры укреплений и данные, доставшиеся от "историков", этот конгломерат варварства и античности, мог меть потенциал в несколько десятков тысяч жителей - возможно и более 200 (огромная цифра в величинах масштаба того времени). Нарративная же Великая Скифия, едва насчитывала эти 200 тыс жителей от Дона до Днестра. Удивительно, но если следовать хронологической линии, Малая Скифия вдоль Днепра и на Крыму, имела более высокую плотность населения, чем ее славная предшественница. Но цифры того времени весьма обманчивы. "Племена", "народы" - это в лучшем случае несколько десятков тысяч семей, кочующие по своим путям вдоль географических локаций.
Позднее, в уже Ромейское время, условный грек проникает куда севернее - по сути вся линия лесостепи, это подлинная граница ромейского мира.
Этот сам факт наличия зоны византийского пограничья в лесостепи и ромейского круга колонизации по Днепру, есть фактор изменения и понимания причин признания ромейского в этих землях.
Момент северного фронтира для Ромеи, оказался куда более жизненным в процессе трансформации и передачи памяти, чем поглощенные арабами области восточного пространства ее былых владений.
Создаваемая в XIX веке теория национальностей, этно-групп тождественных государству, определила грекам наследие далекой Эллады, отказав в более близкой Византии, ставшей предметом интереса и описаний со стороны галлов, в первую очередь считавших себя потомками франков, а франков завоевателями Константинополя.
Вновь, образы накладываются один на один, создавая два отражения на оси времени. Словно две крайние точки, смотрящие аккурат друг на друга.
Латинская империя, была пиком расширения на Восток франков.
Это и есть то самое, отделенное и сокрытое, что упредило умысливание этого места - тут, на пике дотянувшегося роя латинян, на руинах чего то прошлого, было последнее пришлое расширение на Восток света, который больше не сиял и остался тусклым свечением.
Легкость, с какой некая великая Ромея распалась на части в 1204 году, лишь итог, а не причина.
Ее Ангелы пали, каждый в свою глубину, после которой, возшедшая новая Ромея в виде автократии победителей - Никеа, стала эталоном определения всего греческого и имперского. Вплоть до образа двух-главого орла, впервые появившегося в изображениях эпохи Палеологов.
По сути, все, что известно до, неизбежно есть продукт редакции этого периода.
"Славная" история, в которой Ромея есть цивилизатор и единственный источник эталонного знания, во многом зависит от контекста времени и точки умысливания.
Присутствие схожих и идентичных по канве нарратива сюжетов, едва ли случайность.
В ней можно увидеть единство общего, по крайне мере до момента разделения - нынешние летописи с их множеством слов и богатством вокабуляра, такие близкие к нашему способу мыслить, есть тогда и творчество позднее.
Иначе мы бы не воспринимали с такой легкостью эти сюжеты.
Впрочем, возможно именно наша не-способность к иным пониманиям, создала подобные нарартивы.
Сам спор о наследии Ромеи, есть мифотворческий спор.
Здесь нет смысла спорить, в какой степени и чем была Ромея. Она передала свой импульс на Запад, Север, Восток и даже Юг.
Но в ее любой ретроспективе, несмотря на кажущуюся выверенность нарративов, нет уверенности ни в чем.
Название страны - Византия, историографическое удобство, но не историческая достоверность. Имя главного города - Константинополь, не-официальное название, истинное имя - Новый Рим, Новый Город. Привычное представление о Ромее\Византии, как о деспотии религиозного толка не более, чем превратное толкование. Как и увтерждение, что греческий язык был главным языком этого образования. Религиозность вошла в некий культурный тренд не ранее все тех же Палеологов, которые творчески переосмыслили все мифы прошлого и заложили фундамент своего Мифа про Великую Ромею прошлого, в котором мы барахтаемся до сих пор.
Сама Ромея на Босфоре именовала себя республикой или политией, но вовсе не империей в нашем понимании - стоит помнить, что древние делили государства не на формы управления, но на способ владения - личная зависимость, или общее благо, которым (рес публикой), могли управлять как советы, так и монархи. Сами титулы "императоров" - автократ, базилевс, деспот и тд, не ясны в полной мере, как и их тронные имена - Иоанн, Дмитрий, Василий.
Как кажется, эта традиция сугубо поздняя и рождена скорее из западной манеры, привнесенной спорами немецких королей римлян с папством (которые сами носят титул греческого происхождения) о природе власти императора римлян - божественном праве править.
Другими слова вся картина представлений о "божественном базилевсе" которого сопровождает церковь, ставшая частью мифа Третьего Рима, на деле заимствование с Запада после Флорентийской унии, начавшееся с эпохи Палеологов.
Сиречь - это попытка установить феодальный порядок в государстве, которого уже не было и в какой то мере объяснить природу Византии в новой перспективе. Вся мифология византийского деспотизма основана на представлениях Запада о веке абсолютизма европейских монархов.
Пик этого "византиеведения", приходится на 1930-е годы, когда фактически на Западе сформировалась авторитарная картина о Византии, которую долго считали неизменной. Этот моедернисткий облик деспотии стал хрестоматийным остовом любого умысливания Ромеи.
Разумется, исключительно через призму абсолютной христианизации.
Греческая "античная" колонизация становится проводником в мир Ренессанса в позднем средневековье, героическая Эллада прекрасный фон для франкских рыцарей, а гибнущая Ромея предстает как обратный всплеск - торговая-республика-монархия, с западными представлениями о власти на момент своей гибели.
Эта ретроспектива определенно не вписывается в модель чахнущей Империи.
Напротив, в момент своего заката, Ромея была как раз тем, чем и должна была быть - территориальные приобретения Генуи и Венеции вполне адекватно идентичны состоянию дел в Ромее на пресловутый 1453 год. Как и собственно история Византии\Ромеи, которая после 1282 сугубо протекает в русле местных альянсов и склок, едва только некий Андроник Палеолог (Мужественный Старословец), не отказался от Лионской унии (Львиного союза - не с Венецией ли??) - попытки соединить две церкви.
Эти аллюзии на ромейское есть производное от самого восприятия себя как сопричастных ромеям - сербы, болгары и влахи, все они использовали и претендовали на наследие ромеев. Деспоты, государи, цари - все это отсылка к системе власти и управления Ромеи, рожденной, в свою очередь, из соприкосновения и осмысления латинского посыла, что ставит под сомнение привычный тезис о дикости франков и развитости ромейцев. Как думается, этот процесс шел взаимным - франки с восхищением приняли языческие мифы и легенды про героев Эллады, создав свое полотно в славяно-греко-фракийском море этносов, а ромейцы трансформировали свою религию избранных управителей и военных деспотов в семейный культ родовой монархии, поставив в свою очередь, пример для все еще вольных франков пример наследственной феодальной системы привилегий и передачи прав.
Ведь допущение того, что романская греческая вера есть нечто отличное от нынешнего ортодоксального христианства - прямоверие, осевое мышление, есть нечто отличное от мира рационального, пришедшего хронологически похже и, одновременно, отличное от чего-то, так же романского, но бывшего чем то иным и хронологически раньшим.
Так, романское в Италии и Романское в Германии, романское на Балканах и романское в Иберии, что из них есть что и к чему стоит приложить слово романское?
К локации, как сделано с городом Римом Италийским и областью вокруг врат меж двух морей, к культуре, к вере или к способу обустройства мира?
Добавим сюда осмысление окружающих в каждое миро-время прошлого, нынешнего и будущего, перемены от насилия и перемены от развития, локации с собственной традицией и что останется от привычной картины мира прошлого?
Что будет здесь первично - территория, правители, этносы, способ организации и мышления, религия или язык?
Значит ли лев на гербах отсылку к ромейскому автократизму или собственно львы Ромеи, есть принятие чуждого образа власти, привнесенного извне внешними?
С приходом Ренессанса, на деле приходит условно иной способ мышления, рациональный и ориентированный на homo.
Все римское превращается в способ апперцепции.
Форма власти, форма искусства, форма чего то иного - все это, якобы "античное", на деле прямое продолжение героев - ведь идеал правителя, Принца, гуманизма - это образ поведения, возможности ума и локация.
Прежним скитаниям в поиска обретения земли, походе за Крестом вслед мигрирующему Нечто, нет больше места в поместье нового мира, укорененного в том месте, где он есть и осевшему, дабы пустить корни, повсюду через самое себя реализовывая мифы прошлого.
Рассыпавшийся рой обретал свое место под Domus, осознавая что их земля есть Nostrum Dame.
Эта эволюция мышления, видового изменения, переставшая быть уделом только избранных воинствующих, чье видение и ярость были рычагом их поступков в толпе, вводит новую точку отсчета - новый вид и способ осмысления себя в мире - тот самый homo, который поднимается с позиции вещи, до статуса мерила всех вещей.
Гуманизм - это история поиска сверхчеловека, обретение божества в себе, осколка внутри, той самой искры, что оставила рой-костер. Грань восприятия Нечто, отошедшая от совокупного камалания - ощущения, становится проводником одиночества ума в сферу, которую ранее он не сознавал.
Разум не есть нечто вечное.
Поэтому все длинные и убористые тексты, которые мы с легкостью понимаем нашим умом, следует считать нашими текстами. Они не старше инструмента, который их породил.
В тот момент, где заканчивается Ромея, заканчивается и способ иного мышления, последний реликт иного ума, который будет задрапирован спорами его наследников и приемников. Увлеченные автократией, они не смогут увидеть за образом проявленного царя образ иного способа мыслить, все более и более нанизывая свои нарративы на прошлое, которого уже нет.
Но отчистив этот остов от плоти слов, готовы ли мы увидеть его истинный облик и форму?
Куда приятней верить в империю ромеев или сказочный мир Эллады. Но там, где родился наш разум, та условная эпоха Возрождения, лежит водораздел от прошлого, которое весьма отлично от того, как мы его себе описали.
Ренессанс - это дно наших снов, Все демоны этого мира рождаются там.
Продолжение следует.
Картинка кликабильна
Domus Nostrum Часть №1
Domus Nostrum Часть №2
Без Ромеи невозможно осознать мир Средиземноморья и его окрест.
Разумеется Рим, если таковой когда либо был, жил и жив отнюдь не в одной стране по сторонам Эгейского моря. В какой то степени Римская империя никогда не умирала. Мифическая передача римского духа состоялась по всем частям Европы и Северной Африки.
Римское наследие маркирует весь цивилизаторский бассейн Средиземного моря и только Османское господство помогло стереть его с южных берегов.
Но стерло ли?
Здесь, оно скорее его заменило.
Немецкие Рейхи с их про-римским духом, перекрашенные на новый лад Максимилианом, получили свое античное оправдание - утратив Италию и власть над ней, Священная империя приобщилась к ее сказаниям о древности. Впрочем, нет ни одной причины считать, что сами итальянцы когда либо знали свою древность вне контекста нарративов своих пришлых завоевателей с севера.
Следует помнить, что говоря об истории прошлого, любого исторического прошлого, мы действуем исключительно в рамках концепций историцизма настоящего. Без этой преемственности ничего нет. Фактически, мы оперируем исключительно нашим прошлым, тем, которое представлено и, по сути, существует, только в нашем времени и есть отражение наших концепций. Все, что нам известно о прошлом, это исключительно и только то, что есть в нашем настоящем, будь то остатки руин, легенды, источники, летописи и тому подобное. Без осознания того, что мы проецируем в прошлое свои представления о нем, почерпнутые из сохранившейся в нашем времени традиции, никакое прошлое невозможно деконструировать к состоянию вещи в себе.
Поэтому оценка прошлого всегда исходит из доминирующих идей внутри исторического сознания настоящего.
В следствии чего, любые споры о прошлом, это диалог настоящего с настоящим, включая методологию изложения.
Это указатель на рамки представлений, которыми мы форматируем прошлое. Одной из них, внутри исторического сознания, является идея падения Рима, захватившая умы с XVIII века и постоянно выступающая как водораздел миров - естественно актуальный для XVIII века, который в своей элитарной части мирровозрения, напрямую считал себя продолжателем Рима возрожденного и умысливал свой Рим-в-прошлом-настоящем-будущем.
Так, классический вариант разорения Рима варварами, есть не более чем историографическая легенда. При детальном рассмотрении, что указывалось уже - Рим не был столицей Западной Империи.
Ею был город Равенна.
Концепция столицы-captitale, которую проецируют на Рим, лишь внешне схожа с Urbi et Orbi - ставка императора была в разных местах, Сенат не перестал заседать в Риме, формально император правил до 480 г в Далмации, римская провинция Галлия в своей урезанной части существовала до 486 года, а на Востоке продолжили правление члены семьи связанные с прошлыми императорами. Те в концепции падения Рима в 476 году по официальной хронологии, лежат заведомо ложные предпосылки - что Рим был столицей и что падение столицы означало в античности конец государства. Что Римская империя была семейным и монархическим государством и конец династии означал конец государству. Что варвары создали принципиально новое государство, а не интегрировались в уже расшатанную, но знакомую им картину мира.
И так далее.
Другими словами, все это допущения, которые лишь утверждают конец некой нарративной точки отсчета, в данном случае, годичных правлений неких императоров с латинскими именами.
Та же нарративная история игнорирует факт, что потери территорий и смены династий в Восточной Империи, приводили к не меньшим потерям и переменам. В равной степени падение Константинополя латинянам, было лишь отчасти захватом - фактически латиняне уже были внутри Города и доминирование Венеции и Генуи, а так же их постоянное присутствие впоследствии, никак не коррелирует с идеями захвата. Равно как и тот факт, что остатки Ромеи на различных территориях, считали себя продолжениями Ромеи, споря о том, чьи права возобладают. Нет никакого ясного понимания, было ли избрание Карла или Оттона в 800 и 962 гг соответственно, узурпациями римской диадемы или воссозданиями чего-то наново из идеи римской империи. особенно, если учесть, что первый создавал империю франков и мы доподлинно не уверены, что он вкладывал в слово империя в своем мире-времени. Равно, как нет даже четкого согласия, когда же начался Упадок и когда наступило Падение.
Отсюда повтор одного и того же нарратива - Рим, варвары, падение.
Сама эта концепция, несмотря на долгую традицию. определенно принадлежит нашему времени и очевидно пропитана как жаждой иного, так и страхом повторения подобного краха, который описывался как коллапс всех управленческих структур и главное, правовых концепций. В той же степени повторяется отношение к городу - Константинополю, который мыслится как отдельная вещь в себе, по аналогии с латинским Римом.
Этот город, нынешний Стамбул, Константинополь или Византий, в своей судьбе города, видится как совокупность поселений и строений в пределах определенных точек бифуркаций исторического прошлого, создавших лоскутное одеяло нынешней топографии Большого Города.
В пределах видимой оптики прошлого, это были в первую очередь "европейская деревня", часть отмеченная на картах в посте. Эти "уделы" в пределах обжитого пространства, являли собой автономные коммуны, часть из которых, генуэзцы, впоследствии переместились на иной берег в виде города Галата. Обширные стены, охватывающие полуостров кольцами, есть производное намного более позднего времени.
Внутреннее пространство было заселено сравнительно поздно.
Фортификационно, идея большой внешней стены, есть производное позднего средневековья, которая далее трансформировалась в идею цепи фортов и укреплений, создающих Большой Круг Города, наподобие того, что имел Нюрнберг.
Это в некой степени есть наследие предельных границ расширения в сторону материка, с одновременным сжиманием территорий на материке. Учитывая запустение и разорение обширной территории, в приближении к оптике истории, эти внешние строительные инициативы следует отнести к периоду до Чумы, когда бы она не была и к периоду после 1200 года, знаменовавшего конец старого Константинополя.
Тут наступает момент отступления - латиняне за почти 60 лет своего господства в Городе так и не смогли каким то образом получить финансовую стабильность. Разграбленное уплыло, средств на содержание города не было и как кажется, их братья по вере из Италии, свято хранили свои кварталы от вторжения феодалов Латинской Империи. Внутренняя структура стокад говорит в пользу того, что город сохранился в своей самой старой части аккурат между гаванями "Европейской деревни" и гаванями местных:
Форумы Феодосия (Тавра) и Константина создают его центральное посредническое ядро. Комклекс строений - Дворец, Ипподром, Святая София - стоял поодаль. Место будущего Сераля пустовало.
Таким образом древнее "византийское" ядро было невостребовано:
Если сложить картинку воедино, то возможной реконструкцией этого Города, станет таковой рисунок:
Красной линией обозначен центр изначального города, черной очерчена "Европейская деревня" (хотя вернее было бы ее назвать Итальянской и даже еще вернее, деревней Экзархата Равенны, учитывая, что там были представлены исключительно владения или аффилированные территории Византии).
Отдельно выделен дворцовый комплекс императоров, отдельно структура между двумя форумами - Быка и Тавра. Последняя по сути часть священной дороги и иллюстрация к новому порту.
Подобная реконструкция идет несомненно в разрез с официальной историей и имеет свои неровности. Но многое заставляет признать, что то, что нам известно как Константинополь, активно развивалось начиная с XII века, когда собственно скорее всего и появились комплексы Дворца и Храма.
Учитывая сложность и многослойность истории Ромеи, некоторые смещения и допущения имеют место быть. Полное финансовое фиаско латинян обусловлено во многом примитивной формой экономики, которую они не сумели адаптировать к реалиям содержания огромного города. Впрочем, вопрос еще в том, чья экономика была примитивной - их, или тех кого они захватили. Немаловажен фактор утраты связей с источниками поставок сырья и продуктов, полностью бывший в руках греков и итальянцев - последние не считали франков своими родичами, даже исповедуя одну религию.
Упадок черноморской торговли, относимый в раннее средневековье, на деле мог лежать в этом временном промежутке.
С другой стороны, только наличие "античной" части в истории города, рисует картины грандиозности и масштабов.
На деле все могло быть куда проще и меньше. Экономически город имеет смысл как гавань посредник между продуктами Черного моря, перекресток контролирующий доступ с севера к Средиземью и далее, на Восток, как и база для отплытия на Запад.
Скорее всего это была окраина, а не центр торговли.
Разумеется, эта окраина была центром для еще менее приближенных. Как место перехода между двумя континентами. Как административный центр прилегающих территорий.
Сугубо ради эксперимента и как иллюстрацию, можно взять обычную карту Римской империи в ее зените, сделав над ней несколько манипуляций.
- Во-первых, карту мы перевернем для избавления от привычного умысливания.
- Внутри на Босфоре станет точка Города Константина.
- Далее, отложим от нее круги в равной степени отходящие от центра. Эти круги охватят через морское пространство все известные области ромейско-византийского влияния - Италия, Египет (до утраты оного арабам), Иллирия, Эллада, Малая Азия, берега Черного моря.
- Желтыми ромбами отмечены места античного присутствия в пределах данных кругов.
- Завоевание Дакии Траяном и Киев как центр влияния так же нашли свое место.
- Синими неровными формациями обозначены горные массивы.
- Два зеленых прямоугольника определяют кипящие очаги жизни Франкократии - латиняне в пределах бывших ромейских земель и генуэзцы на берегах Черного моря.
- Фиолетовыми овалами отмечены места связанные с именем Ангелов-Анжуйцев (Неаполь, бывшие земли Арпадов, Ягеллония Литвы и Польши), вновь таки в пределах этого круга.
Далее посмотрим на ту же схожую по принципам построения картинку, в пределах условного исторического XIV века:
Добавим национальный элемент в пределах древнего мира:
И наконец, картинку из эпохи около 1600 года:
Наконец появляются логические последствия этой долгой экспансии изнутри моста морей. Отнюдь не значащие, что все "античное" или ромейское есть заслуга Порты, но указывающие, что и религия и язык и культура Ромеи, были агентами действий, проторенным путем, чьими бенефициариями оказались Османы.
Разумеется, в той же степени верно, что связи, укрепленные и восссозданные (созданные??) Османами, в той же мере, могли воображением обратной ретроспекции, позволить думать, буд-то это наследие, а не достижение.
Ни этническая, ни политическая обстановка никак не способствовали созданию этой империи самое по себе. Ее пределы естественного распространения застыли в границах максимума Никейских императоров.
География и общность религии, как видно из легкого крушения всей конструкции нарративной Византии в XII веке, так же не были основой единства.
Но что тогда?
Ответ может лежать (помимо многого прочего) в пространстве не земного владения этой Империи. Это была, бесспорно, морская держава - все ее центры в той или ной степени связаны с морем.
Впрочем, вопрос в том, кто был на этом море, а кто стоял на суше?
Огромная ее часть приписывается суше.
Но что это была за суша?
Анатолия представляет собой разнообразный ландшафт, где долины гор и горные хребты покрывают немалую территорию, затрудняя доступ, особенно на Востоке. Чем дальше от моря - тем больше архаики и меньше данных. Неудивительно, что главный победитель за наследство старой Ромеи, Никейская империя (она же Конийская, она же Империя Победителей (Нике), Румский султанат, Староязычная и тд), обосновалась в пределах Средиземноморской зоны, среди удобных гаваней, развитых путей сообщения и преимущественно греко-говорящего населения.
Впрочем, язык называемый греческим не более чем условное обозначение.
Мы лишь верим, что на огромных пространствах Эллады говорили на этом языке.
Но так ли это?
Говорили ли на эллинском языке дальше городских улиц?
Койне, разве это не язык монет (coines) и собак (canes) - священных псов морей, плывущих в сторону Пса, в котором сияет Сириус, Сотис Египта?
Но, что создало эту морскую державу и что двигало ей?
Ответом может быть - еда.
Зерно, которое в другом месте и в другие времена, заставляло магнатов Речи Посполитой расширять беспредельно свои латифундии, было их источником силы и власти. Сами поляки ели черный хлеб, отправляя дорогое белое зерно в богатые города и страны Западной Европы. То же самое делали колонисты Северного и Южного Причерноморья, грузившие суда полные зерна в сторону Средиземноморья. Сицилия и Египет играли роль житниц во многие периоды времени и вся конструкция Римской Империи и Рима аки Метрополии, лежала в этом простом факте привезенной еды.
В свою очередь, этот акцент на зерне, делает "античных" колонистов современниками Штауфенов - есть много данных в пользу того, что нынешнее зерно пшеницы, как вид еды, было принято к культивации и распространению лишь после 1150 года.
Сиречь, основой питания зерно стало недавно, это привнесенная мода.
Пшеница прежняя, имела свои особенности, свои нормы и свою историю - если верить Вавилову, пшеница чужестранка для Европы и завозной продукт.
Впрочем, это теории, которые редко берутся в оборот - ведь в вавиловских центрах нет места Египту-житнице - он злаковая периферия, перекресток между Абиссинией и Передней Асией.
Но этот момент совершенно по иному ставит все вопросы колонизации Северного Причерноморья в якобы древней античности. Колонизация и выращивание нового продукта началась аккурат с потерей доступа к старым ареалам разведения - восточной Анатолии, Закавказья, Передней Асии. Равно верно и обратное - контроль за этими зонами выращивания зерна, был ключевым аспектом войн т.н. арабов и их калифата.
Именно утрата этих регионов, вместе с Египтом, могла вынудить Ромею искать новых путей создания ресурса - отсюда переключение на север и попытка использовать эти земли. Равно как и причина интереса к ним итальянских купцов, "монголов" и прочих фигурантов.
Едва лишь была разрушена система коммуникаций, а так же выросла роль разведения зерна в землях самой Европы, эти регионы утратили свой "античный" слой. Нет ресурса, нет колоний, нет агентов колонизации и причин оной. Ведь поселенцы избирали Северное Причерноморье по причине доступности хорошего побережья, вдоль которого есть водные ресурсы, плодородные земли и легкость коммуникации. Однако это никак не мешало им быть в первую очередь факториями, а не городами в полноценном смысле полиса.
До XV века, кто бы что ни говорил про чудеса весельных судов и умения моряков "античности", все суда шли вдоль берегов. Мы не знаем какова была судоходная часть морей, но город на Золотом Роге с его гаванями, перекрестным расположением, оказался в нужном месте и в нужное время. Именно он стал источником власти и контроля над торговыми путями. Это был вовсе не центр в нынешнем понимании Столицы или управляющего органа. Скорее это была совокупность явлений, некий общий структурный интерес между земельной аристократией, которая особенно была сильна в эпоху X-XII вв, когда магнаты наподобие Фоки, утверждали свою власть над всей Империей. То, что в этот период большинство крупной земельной аристократии было выходцами из Малой Азии, а сами владетельные магнаты, в основном военными, говорит о концентрации власти в руках тех, кто был способен содержать армию и ее прокормить.
Ручейки данных из разных эпох, стекаются в общую сферу, создавая объемное видение ситуации, начиная с походов Гераклидов в Малую Азию, где они схлестнулись с семитами-арабами (якобы мусульманами завоевателями), заканчивая утратой Малой Азии и перехода власти к торговой партии, подкрепленной итальянскими агентами, которые как думается, пусть и формально, но были провинциалами Империи.
Итальянцы так же усилено осваивали Египет и ввоз специй через страну Фатимидов, а затем Мамелюков. Вплоть до начала атлантических мореплаваний и становления более современной формы экономики, перемещение ресурсов и контроль над системой этих перемещений был ключевым моментом для всей государственной машины. Именно с этой точки зрения стоит рассматривать само понятие Ромеи, как функционала не над-идеи, но обслуживающей структуры в виде армии, бюрократии, системы воззрений и управителей, представленных как пирамидальная иерархия того, что мы сейчас называем государством. Отголоски этой единой системы раскинулись на огромной территории. По большому счету, крупнейшие морские республики, сами выходцы из византийского круга, Генуя и Венеция - это две уменьшенные копии Ромеи. Но если Генуя была скорее ее латинской копией, то Венеция в своей манере, перенесла ромейскую архаику вплоть до конца своих дней.
Что есть Византия\Ромея?
Это достаточно несвязное, протяженное образование, со множеством вставных элементов, существующее как опорная сеть между центрами выращивания зерна, если говорить более обобщенно - еды, чья основная задача была вначале обмен ресурсов и контроль над едой, защита в отношении пришлых угроз и обеспечение центра самое себя ресурсами для выживания.
Для лучшей наглядности стоит вновь отметить на карте точки именно византийского, достаточно долгого присутствия (красные круги), потерянные в раннем времени территории (синие круги), зоны сильного культурного влияния (зеленые круги) и проведем фиолетовым цветом пурпура границу по красным зонам:
Все это на политической карте Европы четырнадцатого века. Все это в пределах границ Македонской династии. Весьма интересно отметить, что отпавшая арабам часть - это Загорье Анатолии, которая сама по себе была слаба заселена и вдоль границы Тавра и Понтийских гор, шли наиболее жесткие противостояния так называемых арабов с ромеями.
Эта же зона в конце концов очертила раздел между семитическими наречиями (арамейским языком) и эллинским наречием (якобы греческим языком). Нонче эта сумеречная зона целиком заселена курдами и армянами - в зависимости, кто говорит. На западе как крайняя точка Юстиниана (Справедливого), лежит испанская территория вокруг Картахены и она же, последняя точка владений мавров в Иберии. Вся суть в упрощенном действе, сводится к Понтиаде (землям вокруг Мраморного моря) и Южной Италии. Именно в этом была суть конфликта Ромеи и норманнов, отобравших у Византии ее владения в Италии.
При рассмотрении этих территорий в их рельефном отношении, становится очевиден факт долинного мира:
Фракия, район вокруг Салоник, Апулия в Италии, вкупе с самой известной долиной реки По на Апеннинах - все это чаши, окруженные ободком гор, внутри которых способна была развиваться жизнь.
Именно поэтому плавающие народы. аки венецианцы, генуэзцы, пизанцы, амальфийцы и прочие, сумели захватить коммуникацию в свои руки. В то же самое время, ромеи, будучи всецело зависимы от моря, так и не смогли стать сильной морской державой, предпочитая, как и античные спартанцы, в большинстве случаев наземную войну.
Впрочем, это могло быть реакцией на ту, до-морскую историю флота, в которой тот флот, каким владела Ромея, был самым развитым и самым сильным по меркам того времени, что ныне утратили свою актуальность. Мы же больше склонны мерить флот по тем критериям, что возникли, когда Ромеи уже не было. Возможно дело и в том, что враги Византии редко приходили с моря.
Не трудно заметить, что основные пути связи на Балканах, шли через Эпир и через Сербию. Именно эти коридоры были самыми уязвимыми и именно их утрачивали быстрее всего. Но именно там укреплялись т.н. славянские племена - сиречь банды грабителей, обосновавшиеся в этих горных краях.
Византия не могла контролировать эти земли при скудости ресурсов. В свою очередь, ее экспансия на север, в Причерноморье, сама была агрессией, когда более сильная сторона могла контролировать более слабую на уязвимой территории. Вновь же, концепция федератов и полу-дружественных союзов, позволяла окружать себя поясом, пусть и часто враждебных, но полу-схожих государств. Таковы были Сербия-Карусия, Албания и отчасти полунезависимые ромейские же дуки в Дураццо, Феодоро в Тавриде, вся Готия Крыма, князья Грузии и Армении, хазары и порой болгары, которые находились в постоянном противостоянии с Ромеей, будучи нацией стремящейся контролировать и зоны производства зерна и пути его транспортировки по морю. Именно в этом периоде лежат основные культурные коды, породившие все свои производные для этого региона.
Если Эгеида и Ионийское море были как то обжиты во все времена - так говорят, то вопрос по Причерноморью остается постоянно открытым. Информации так много, что ее слишком мало для достоверной картины.
Внизу стандартная карта расселения греческих колонистов античного мира:
Она весьма показательно указывает на зону интереса - болота Тамани, восток Крыма - густота поселков сравнима с генуэзской колониальной картой:
Эти две локации топографически используют практически одни и те же места, что создает впечатление повышенного интереса к восточной части Черного Моря и особенно к Азову.
Позднее, в эпоху Османов, эти местности будут центром работорговли и солевого промысла (на севере Крыма). Азовское море станет местом пиратства со стороны дончаков и запорожцев (в меньшей степени) и главную роль в экономике региона будут играть фронтирность и присутствие больших держав. Западная же часть Черного моря смотрится несколько бедно в этом раскладе.
Впрочем, если учесть тот самый климатический фактор перемен, то возможно богатство этого региона ныне покоится на дне морском:
Здесь постоянно пересекаются античность, средневековье и новое время - эти переходы из одного в иное, словно путешествие сквозь, по прямой сферы времени, есть та самая прямая преемственность, не разделенная периодами пустот, что призваны пустить иные сферы в мир иной.
Без демографии не обойтись и здесь.
Колонии греков имели в лучшем случае от 2 до 5 тысяч жителей. Самой многочисленной была Тира - до 2,3 тысяч в момент расцвета. Она имела свои фактории - поселения торговых площадок с охранными отрядами имеющими наделы и живущими в укрепленных подобиях бургов вдоль рек (во всяком случае, эта теория ничуть не хуже иных). Это даст от силы 50-60 тысяч жителей на всех. Некое Боспорское царство, находилось аккурат в этом же месте, на проливах Керчи\Пантикапея, охватывая сам пролив, часть Тамани и устье Дона. Вспоминая роль Кафы при генуэзцах имевшей от 1,5 до 2 тысяч жителей, что считалось не малым городом), вполне возможно, что главный путь работорговли, лежал здесь.
Учитывая размеры укреплений и данные, доставшиеся от "историков", этот конгломерат варварства и античности, мог меть потенциал в несколько десятков тысяч жителей - возможно и более 200 (огромная цифра в величинах масштаба того времени). Нарративная же Великая Скифия, едва насчитывала эти 200 тыс жителей от Дона до Днестра. Удивительно, но если следовать хронологической линии, Малая Скифия вдоль Днепра и на Крыму, имела более высокую плотность населения, чем ее славная предшественница. Но цифры того времени весьма обманчивы. "Племена", "народы" - это в лучшем случае несколько десятков тысяч семей, кочующие по своим путям вдоль географических локаций.
Позднее, в уже Ромейское время, условный грек проникает куда севернее - по сути вся линия лесостепи, это подлинная граница ромейского мира.
Этот сам факт наличия зоны византийского пограничья в лесостепи и ромейского круга колонизации по Днепру, есть фактор изменения и понимания причин признания ромейского в этих землях.
Момент северного фронтира для Ромеи, оказался куда более жизненным в процессе трансформации и передачи памяти, чем поглощенные арабами области восточного пространства ее былых владений.
Создаваемая в XIX веке теория национальностей, этно-групп тождественных государству, определила грекам наследие далекой Эллады, отказав в более близкой Византии, ставшей предметом интереса и описаний со стороны галлов, в первую очередь считавших себя потомками франков, а франков завоевателями Константинополя.
Вновь, образы накладываются один на один, создавая два отражения на оси времени. Словно две крайние точки, смотрящие аккурат друг на друга.
Латинская империя, была пиком расширения на Восток франков.
Это и есть то самое, отделенное и сокрытое, что упредило умысливание этого места - тут, на пике дотянувшегося роя латинян, на руинах чего то прошлого, было последнее пришлое расширение на Восток света, который больше не сиял и остался тусклым свечением.
Легкость, с какой некая великая Ромея распалась на части в 1204 году, лишь итог, а не причина.
Ее Ангелы пали, каждый в свою глубину, после которой, возшедшая новая Ромея в виде автократии победителей - Никеа, стала эталоном определения всего греческого и имперского. Вплоть до образа двух-главого орла, впервые появившегося в изображениях эпохи Палеологов.
По сути, все, что известно до, неизбежно есть продукт редакции этого периода.
"Славная" история, в которой Ромея есть цивилизатор и единственный источник эталонного знания, во многом зависит от контекста времени и точки умысливания.
Присутствие схожих и идентичных по канве нарратива сюжетов, едва ли случайность.
В ней можно увидеть единство общего, по крайне мере до момента разделения - нынешние летописи с их множеством слов и богатством вокабуляра, такие близкие к нашему способу мыслить, есть тогда и творчество позднее.
Иначе мы бы не воспринимали с такой легкостью эти сюжеты.
Впрочем, возможно именно наша не-способность к иным пониманиям, создала подобные нарартивы.
Сам спор о наследии Ромеи, есть мифотворческий спор.
Здесь нет смысла спорить, в какой степени и чем была Ромея. Она передала свой импульс на Запад, Север, Восток и даже Юг.
Но в ее любой ретроспективе, несмотря на кажущуюся выверенность нарративов, нет уверенности ни в чем.
Название страны - Византия, историографическое удобство, но не историческая достоверность. Имя главного города - Константинополь, не-официальное название, истинное имя - Новый Рим, Новый Город. Привычное представление о Ромее\Византии, как о деспотии религиозного толка не более, чем превратное толкование. Как и увтерждение, что греческий язык был главным языком этого образования. Религиозность вошла в некий культурный тренд не ранее все тех же Палеологов, которые творчески переосмыслили все мифы прошлого и заложили фундамент своего Мифа про Великую Ромею прошлого, в котором мы барахтаемся до сих пор.
Сама Ромея на Босфоре именовала себя республикой или политией, но вовсе не империей в нашем понимании - стоит помнить, что древние делили государства не на формы управления, но на способ владения - личная зависимость, или общее благо, которым (рес публикой), могли управлять как советы, так и монархи. Сами титулы "императоров" - автократ, базилевс, деспот и тд, не ясны в полной мере, как и их тронные имена - Иоанн, Дмитрий, Василий.
Как кажется, эта традиция сугубо поздняя и рождена скорее из западной манеры, привнесенной спорами немецких королей римлян с папством (которые сами носят титул греческого происхождения) о природе власти императора римлян - божественном праве править.
Другими слова вся картина представлений о "божественном базилевсе" которого сопровождает церковь, ставшая частью мифа Третьего Рима, на деле заимствование с Запада после Флорентийской унии, начавшееся с эпохи Палеологов.
Сиречь - это попытка установить феодальный порядок в государстве, которого уже не было и в какой то мере объяснить природу Византии в новой перспективе. Вся мифология византийского деспотизма основана на представлениях Запада о веке абсолютизма европейских монархов.
Пик этого "византиеведения", приходится на 1930-е годы, когда фактически на Западе сформировалась авторитарная картина о Византии, которую долго считали неизменной. Этот моедернисткий облик деспотии стал хрестоматийным остовом любого умысливания Ромеи.
Разумется, исключительно через призму абсолютной христианизации.
Греческая "античная" колонизация становится проводником в мир Ренессанса в позднем средневековье, героическая Эллада прекрасный фон для франкских рыцарей, а гибнущая Ромея предстает как обратный всплеск - торговая-республика-монархия, с западными представлениями о власти на момент своей гибели.
Эта ретроспектива определенно не вписывается в модель чахнущей Империи.
Напротив, в момент своего заката, Ромея была как раз тем, чем и должна была быть - территориальные приобретения Генуи и Венеции вполне адекватно идентичны состоянию дел в Ромее на пресловутый 1453 год. Как и собственно история Византии\Ромеи, которая после 1282 сугубо протекает в русле местных альянсов и склок, едва только некий Андроник Палеолог (Мужественный Старословец), не отказался от Лионской унии (Львиного союза - не с Венецией ли??) - попытки соединить две церкви.
Эти аллюзии на ромейское есть производное от самого восприятия себя как сопричастных ромеям - сербы, болгары и влахи, все они использовали и претендовали на наследие ромеев. Деспоты, государи, цари - все это отсылка к системе власти и управления Ромеи, рожденной, в свою очередь, из соприкосновения и осмысления латинского посыла, что ставит под сомнение привычный тезис о дикости франков и развитости ромейцев. Как думается, этот процесс шел взаимным - франки с восхищением приняли языческие мифы и легенды про героев Эллады, создав свое полотно в славяно-греко-фракийском море этносов, а ромейцы трансформировали свою религию избранных управителей и военных деспотов в семейный культ родовой монархии, поставив в свою очередь, пример для все еще вольных франков пример наследственной феодальной системы привилегий и передачи прав.
Ведь допущение того, что романская греческая вера есть нечто отличное от нынешнего ортодоксального христианства - прямоверие, осевое мышление, есть нечто отличное от мира рационального, пришедшего хронологически похже и, одновременно, отличное от чего-то, так же романского, но бывшего чем то иным и хронологически раньшим.
Так, романское в Италии и Романское в Германии, романское на Балканах и романское в Иберии, что из них есть что и к чему стоит приложить слово романское?
К локации, как сделано с городом Римом Италийским и областью вокруг врат меж двух морей, к культуре, к вере или к способу обустройства мира?
Добавим сюда осмысление окружающих в каждое миро-время прошлого, нынешнего и будущего, перемены от насилия и перемены от развития, локации с собственной традицией и что останется от привычной картины мира прошлого?
Что будет здесь первично - территория, правители, этносы, способ организации и мышления, религия или язык?
Значит ли лев на гербах отсылку к ромейскому автократизму или собственно львы Ромеи, есть принятие чуждого образа власти, привнесенного извне внешними?
С приходом Ренессанса, на деле приходит условно иной способ мышления, рациональный и ориентированный на homo.
Все римское превращается в способ апперцепции.
Форма власти, форма искусства, форма чего то иного - все это, якобы "античное", на деле прямое продолжение героев - ведь идеал правителя, Принца, гуманизма - это образ поведения, возможности ума и локация.
Прежним скитаниям в поиска обретения земли, походе за Крестом вслед мигрирующему Нечто, нет больше места в поместье нового мира, укорененного в том месте, где он есть и осевшему, дабы пустить корни, повсюду через самое себя реализовывая мифы прошлого.
Рассыпавшийся рой обретал свое место под Domus, осознавая что их земля есть Nostrum Dame.
Эта эволюция мышления, видового изменения, переставшая быть уделом только избранных воинствующих, чье видение и ярость были рычагом их поступков в толпе, вводит новую точку отсчета - новый вид и способ осмысления себя в мире - тот самый homo, который поднимается с позиции вещи, до статуса мерила всех вещей.
Гуманизм - это история поиска сверхчеловека, обретение божества в себе, осколка внутри, той самой искры, что оставила рой-костер. Грань восприятия Нечто, отошедшая от совокупного камалания - ощущения, становится проводником одиночества ума в сферу, которую ранее он не сознавал.
Разум не есть нечто вечное.
Поэтому все длинные и убористые тексты, которые мы с легкостью понимаем нашим умом, следует считать нашими текстами. Они не старше инструмента, который их породил.
В тот момент, где заканчивается Ромея, заканчивается и способ иного мышления, последний реликт иного ума, который будет задрапирован спорами его наследников и приемников. Увлеченные автократией, они не смогут увидеть за образом проявленного царя образ иного способа мыслить, все более и более нанизывая свои нарративы на прошлое, которого уже нет.
Но отчистив этот остов от плоти слов, готовы ли мы увидеть его истинный облик и форму?
Куда приятней верить в империю ромеев или сказочный мир Эллады. Но там, где родился наш разум, та условная эпоха Возрождения, лежит водораздел от прошлого, которое весьма отлично от того, как мы его себе описали.
Ренессанс - это дно наших снов, Все демоны этого мира рождаются там.
Продолжение следует.
Картинка кликабильна