Моя Арда, теория
( 1, 2)
Когда Толкиен написал "Хоббита", эта книга сразу и прочно встала на полку английской детской классики.
Когда Толкиен написал "Властелина колец", эта книга стала одним из этапных романов 20 века, степень влияния которого на массовую культуру сложно переоценить. Но на тот момент лишь высоколобые критики могли позволить себе рассуждать о том, что у автора был "какой-то свой, индивидуальный мир". Для многих людей, которые не читали приложения, все эти красивые слова ("Гондолин, Феанор, Моргот") оставались именно красивыми словами - необходимыми для создания сказочной атмосферы и ощущения древней истории, но не несущими в себе никакой дополнительной информации. Никто ведь не требовал у Лавкрафта предъявить полный текст "Некромоникона", правда? Если Ватсон мимоходом упоминает разные интригующие дела, которые он расследовал вместе с Холмсом, это не значит, что сам Конан-Дойл мог бы нам о них рассказать.
Когда Кристофер Толкиен издал "Сильмариллион", это изменило всё. Свойства толкиеновской вселенной необратимо изменились. [Мне действительно сложно представить, как люди воспринимали "Властелин колец" без "Сильмарилиона".] Да, мне нравится "Сильмариллион". "Властелин колец", в каком-то смысле, это чересчур нормальный роман. Обычный и написанный по формуле - и, с моей точки зрения, проваливающийся в тех моментах, которые делают роман романом: диалоги, любовные страсти, внезапные сюжетные повороты. Так вот, "нормальность" "Властелина колец" выглядела так: "Ну конечно же, современный человек - это жалкое днище. Гениальность авторского подхода проявилась в том, центре повествования находятся хоббиты, которые по определению являются днищами, а весь остальной мир крутится вокруг них, и именно от них зависит судьба мира. Героических персонажей мы воспринимаем глазами хоббитов, и это очень правильно, иначе пафосные герои не вызывали бы у нас никакого отклика или симпатии. Текст "Хоббита" и "Властелина колец" начинается с уютной хоббитской жизни, понятной современному человеку, и только потом постепенно погружается в пространство сказки и рыцарского романа, никогда не теряя изначальной привязки к обыденной реальности". Так писали тогда, иногда и сейчас так пишут. Толкиен, начитавшись подобных статей, сам начинал в это верить, и писал в письмах, что людям вряд ли понравится "Сильмариллион" - ведь там нет хоббитов, нет обыденности, нет привычных зацепок, и вообще это не роман в обычном смысле слова.
...А потом "Сильмариллион" вышел, и оказалось, что библейский эпический формат вполне себе работает. Людей зацепило. Художественное творчество по мотивам "Сильмариллиона" - яркое тому доказательство. Да, без успеха "Хоббита" не было бы "Властелина колец", а без "Властелина колец" не было бы "Сильмариллиона". Но появление "Сильмариллиона" превратило "Хоббита" и "Властелин колец" в развёрнутые комментарии-иллюстрации к отдельным эпизодам "Сильма". И это круто. В этом смысле, мне плевать, что Кристофер создавал печатный "Сильмариллион" по принципу "я тебя слепила из того, что было", и что отдельные (редкие) эпизоды ему приходилось реконструировать на основе таких источников, как записки на салфетках, разговоры с отцом и разговоры с отцом во сне. ("Разговоры с отцом во сне", 15-й том "Истории Средиземья".) Печатный "Сильмариллион" существует как цельное, законченное и очень сильное произведение.
Но вот когда Кристофер Толкиен начал издавать тома "История Средиземья" , тогда-то всё и стало по-настоящему круто. Опубликованные черновики Толкиена не просто дали читателю возможность понять замысел автора в его эволюционном развитии. В моём восприятии они образовали некий сверхроман, метароман. Темой этого метаромана является Творчество - и, естественно, Творение и Творец. Этот метароман каким-то образом захватывает и включает в себя всё, с чем соприкасается - от Ветхого завета до личных "квент" русских толкинистов девяностых. (Люди воображают себя персонажами и придумывают себе биографии в рамках сюжета - да, это не часть классического текста, который фиксирован и неизменен в своей печатной форме, но это неотъемлемая часть метатекста; если мы хотим понять творчество Шекспира во всей его полноте, мы должны изучать и историю постановок его пьес на сцене.) Но главное свойство метаромана - его изоморфность реальности, согласно принципу Гермеса Трисмегиста, "как вверху, так и внизу". Реальность текста подобна реальности, окружающей текст, и они влияют друг на друга. Об этом я и хотел бы написать, помимо всего прочего.
Что я имею в виду?
Например, Толкиен пишет, в "Преображённых мифах":
"Валар "увядают" и становятся слабее по мере того, как очертания и устройство вещей определяются и укрепляются. Чем длиннее Прошлое, тем ближе Будущее, и тем меньше места для важных изменений (беспрепятственных действий на физическом плане, не деструктивных в своем назначении). Прошлое, однажды "достигнутое", стало частью "Музыки в Бытии". Только Эру может изменять "Музыку"".
И это состояние самого Толкиена на тот момент, в поздний период существования его легендариума. Ему кажется, что многие вещи были задуманы неправильно, что их с самого начала нужно было делать иначе. Но он чувствует, как на него давит груз уже написанного. Чем больше текст, тем сложнее внести в него радикальные поправки. Однажды написанное стало частью общего сюжета. Каждая деталь связана с другой множеством незримых смысловых нитей. Если начать переписывать что-то одно, может рухнуть вся конструкция. Толкиену перестали нравиться: плоская Арда, Столпы со Светильниками, многотысячелетняя звёздная ночь Средиземья, сотворение валарами "малых" Солнца и Луны, которые вращались вокруг плоской Арды, пробуждение первых людей с первым восходом светила, последующее "закругление" мира и появление настоящей Солнечной системы и настоящей Вселенной. Но на эти эпизоды было завязано слишком многое из того, что уже было им создано.
Или вот, из "Сильмариллиона":
"Однако сами синдары до Войны мало пользовались [рунами] и не вели летописей, а многое, что хранилось в памяти, погибло при разорении Дориата".
Толкиен написал это в тридцатые годы, а имелось в виду следующее. У нас мало данных о событиях, которые привели к разорению Дориата, а всё потому, что ранняя версия автора перестала устраивать, а новую он ещё не придумал. В итоге, Толкиен так и не создал полную историю Дориата, и Кристоферу пришлось рожать версию "Сильмариллиона" из разрозненных и противоречивых отрывков (см. выше). Эх, надо было синдарам серьёзнее относиться к ведению исторических хроник!
"Однако говорилось среди эльдаров, что валары всегда стремились, вопреки Мелькору, править Землей и подготовить ее к приходу Первородных; и они создавали земли, а Мелькор разрушал их; выравнивали долины - Мелькор вздымал их вверх; воздвигали горы - Мелькор низвергал их; заполняли моря - Мелькор иссушал их; и не было нигде ни покоя, ни мира, ибо, едва начинали валары какой-нибудь труд, Мелькор разрушал содеянное или портил его. И все же труды их были не напрасны; и хотя ни в одном деле их воля и помыслы не свершились полностью и все имеет иной облик, чем хотелось вначале валарам, - тем не менее, хоть и медленно, Земля обрела вид и форму".
"Ни в одном деле помыслы не свершились полностью и всё имеет другой облик, чем хотелось вначале" - это, опять же, авторский комментарий к собственному тексту. Сюжет не воплотился так, как он задумывался, и результатом работы над текстом стало нечто совсем другое, неожиданное. Опубликованные черновики как раз и позволяют понять, как выглядела Изначальная Арда в голове у автора, что там должно было происходить, и как всё это менялось в привычную нам сторону.
"Но тема развивалась - и в душе Ме́лькора запало искушение повести мелодию по-своему, не так, как задумал Илуватар: ибо так мыслил он возвысить силу и блеск партии, назначенной ему".
Это то, что привело в движение сюжет "Сильмариллиона - и это сквозная тема метаромана в целом. Если смотреть черновики, то в десятые-двадцатые годы Мелько - это один из четырёх "стихийных" братьев, который сильнее большинства валаров, не считая Манвэ, в схватке один на один, но слабее двух сильных, например, Тулкаса и Мандоса. В тридцатые годы Мелькор уже сильнее каждого валара по отдельности, но слабее, чем совокупность валаров в целом. К шестидесятым годам Моргот - это какой-то запредельный космический бог, который изначально сильнее всех планетарных божков, вместе взятых. Что это, как не результат борьбы за возвеличивание своей роли?
***
Итак, изоморфность.
Толкиен периодически "ныряет" в свой мир, в тот или иной временной период, и начинает описывать, что там было и как оно вообще выглядело. При этом, в сущности, история в целом так и не была рассказана, и ни один придуманный язык не был завершён на все сто процентов. Это длилось на протяжении 50 лет. Всё это время существовали отдельные фрагменты истории Арды, которые не обязаны были соответствовать друг другу, потому что они создавались в разное время, в разном настроении, с разными целями. Пока доводился до готовности один кусок, второй переставал нравится автору, и автор его переписывал или просто сносил и начинал всё заново. При этом, Арда в целом как бы присутствует, то есть в каждый отдельный момент времени Толкиен может представить её смутные очертания в своей голове. Просто концепция несколько раз менялась. Да, в дополнение ко всему, Толкиен некоторые (на самом деле, почти все) тексты пишет изнутри собственного мира, оставляя за собой право считать получившееся повествование "легендой" или "мнением".
Кристофер Толкиен периодически "ныряет" в отцовские черновики и письма, и пытается составить из них более-менее гладкое повествование. При этом, временами ему приходится признавать, что на предыдущем витке редактирования он перестарался, или исправил то, чего не надо было исправлять, или не знал того, что необходимо было знать. (Пример из его комментариев к "Детям Хурина": подготовил текст, затем обнаружил, что существовала более поздняя версия одного эпизода, в которой отец уже успел поменять имя одному из ключевых персонажей. Толкиен, кстати, обожал это делать, в смысле, пройтись по тексту и поменять имена на более удачные. И так несколько раз подряд.)
Любитель Толкиена периодически "ныряет" в материалы, которые ему в клюве принёс Кристофер, и постепенно собирает из них "свою" Арду, придерживаясь того или иного произвольного принципа. Итогом становится субъективно непротиворечивая картина, которая, тем не менее, у каждого своя. А объективных критериев, вроде как, и нет. Понятно, что надо в первую очередь следовать авторскому тексту. Но авторский легендариум внутренне противоречив и всегда таким был. Некоторые фрагменты текста сознательно создавались автором в качестве недостоверных человеческих легенд о прошлом, некоторые фрагменты получали такой статус позже, но тоже волей автора. Принцип, согласно которому более поздний текст автоматически считается более правильным, также не работает. Многие поздние наброски создавались Толкиеным в качестве рассуждений вслух или внутренней критики собственных идей, что само по себе ещё не было созданием нового канона. Отдельные поздние фрагменты, вдобавок, явным образом противоречат другим фрагментам, которые необходимы для истории в целом, но для которых не существует более поздних и более логичных версий.
***
Уф. Вы не представляете, сколько времени у меня занял этот простой текст. Но он был мне необходим, чтобы иметь возможность перебросить от него мостик к другим задуманным текстам.
Когда Толкиен написал "Хоббита", эта книга сразу и прочно встала на полку английской детской классики.
Когда Толкиен написал "Властелина колец", эта книга стала одним из этапных романов 20 века, степень влияния которого на массовую культуру сложно переоценить. Но на тот момент лишь высоколобые критики могли позволить себе рассуждать о том, что у автора был "какой-то свой, индивидуальный мир". Для многих людей, которые не читали приложения, все эти красивые слова ("Гондолин, Феанор, Моргот") оставались именно красивыми словами - необходимыми для создания сказочной атмосферы и ощущения древней истории, но не несущими в себе никакой дополнительной информации. Никто ведь не требовал у Лавкрафта предъявить полный текст "Некромоникона", правда? Если Ватсон мимоходом упоминает разные интригующие дела, которые он расследовал вместе с Холмсом, это не значит, что сам Конан-Дойл мог бы нам о них рассказать.
Когда Кристофер Толкиен издал "Сильмариллион", это изменило всё. Свойства толкиеновской вселенной необратимо изменились. [Мне действительно сложно представить, как люди воспринимали "Властелин колец" без "Сильмарилиона".] Да, мне нравится "Сильмариллион". "Властелин колец", в каком-то смысле, это чересчур нормальный роман. Обычный и написанный по формуле - и, с моей точки зрения, проваливающийся в тех моментах, которые делают роман романом: диалоги, любовные страсти, внезапные сюжетные повороты. Так вот, "нормальность" "Властелина колец" выглядела так: "Ну конечно же, современный человек - это жалкое днище. Гениальность авторского подхода проявилась в том, центре повествования находятся хоббиты, которые по определению являются днищами, а весь остальной мир крутится вокруг них, и именно от них зависит судьба мира. Героических персонажей мы воспринимаем глазами хоббитов, и это очень правильно, иначе пафосные герои не вызывали бы у нас никакого отклика или симпатии. Текст "Хоббита" и "Властелина колец" начинается с уютной хоббитской жизни, понятной современному человеку, и только потом постепенно погружается в пространство сказки и рыцарского романа, никогда не теряя изначальной привязки к обыденной реальности". Так писали тогда, иногда и сейчас так пишут. Толкиен, начитавшись подобных статей, сам начинал в это верить, и писал в письмах, что людям вряд ли понравится "Сильмариллион" - ведь там нет хоббитов, нет обыденности, нет привычных зацепок, и вообще это не роман в обычном смысле слова.
...А потом "Сильмариллион" вышел, и оказалось, что библейский эпический формат вполне себе работает. Людей зацепило. Художественное творчество по мотивам "Сильмариллиона" - яркое тому доказательство. Да, без успеха "Хоббита" не было бы "Властелина колец", а без "Властелина колец" не было бы "Сильмариллиона". Но появление "Сильмариллиона" превратило "Хоббита" и "Властелин колец" в развёрнутые комментарии-иллюстрации к отдельным эпизодам "Сильма". И это круто. В этом смысле, мне плевать, что Кристофер создавал печатный "Сильмариллион" по принципу "я тебя слепила из того, что было", и что отдельные (редкие) эпизоды ему приходилось реконструировать на основе таких источников, как записки на салфетках, разговоры с отцом и разговоры с отцом во сне. ("Разговоры с отцом во сне", 15-й том "Истории Средиземья".) Печатный "Сильмариллион" существует как цельное, законченное и очень сильное произведение.
Но вот когда Кристофер Толкиен начал издавать тома "История Средиземья" , тогда-то всё и стало по-настоящему круто. Опубликованные черновики Толкиена не просто дали читателю возможность понять замысел автора в его эволюционном развитии. В моём восприятии они образовали некий сверхроман, метароман. Темой этого метаромана является Творчество - и, естественно, Творение и Творец. Этот метароман каким-то образом захватывает и включает в себя всё, с чем соприкасается - от Ветхого завета до личных "квент" русских толкинистов девяностых. (Люди воображают себя персонажами и придумывают себе биографии в рамках сюжета - да, это не часть классического текста, который фиксирован и неизменен в своей печатной форме, но это неотъемлемая часть метатекста; если мы хотим понять творчество Шекспира во всей его полноте, мы должны изучать и историю постановок его пьес на сцене.) Но главное свойство метаромана - его изоморфность реальности, согласно принципу Гермеса Трисмегиста, "как вверху, так и внизу". Реальность текста подобна реальности, окружающей текст, и они влияют друг на друга. Об этом я и хотел бы написать, помимо всего прочего.
Что я имею в виду?
Например, Толкиен пишет, в "Преображённых мифах":
"Валар "увядают" и становятся слабее по мере того, как очертания и устройство вещей определяются и укрепляются. Чем длиннее Прошлое, тем ближе Будущее, и тем меньше места для важных изменений (беспрепятственных действий на физическом плане, не деструктивных в своем назначении). Прошлое, однажды "достигнутое", стало частью "Музыки в Бытии". Только Эру может изменять "Музыку"".
И это состояние самого Толкиена на тот момент, в поздний период существования его легендариума. Ему кажется, что многие вещи были задуманы неправильно, что их с самого начала нужно было делать иначе. Но он чувствует, как на него давит груз уже написанного. Чем больше текст, тем сложнее внести в него радикальные поправки. Однажды написанное стало частью общего сюжета. Каждая деталь связана с другой множеством незримых смысловых нитей. Если начать переписывать что-то одно, может рухнуть вся конструкция. Толкиену перестали нравиться: плоская Арда, Столпы со Светильниками, многотысячелетняя звёздная ночь Средиземья, сотворение валарами "малых" Солнца и Луны, которые вращались вокруг плоской Арды, пробуждение первых людей с первым восходом светила, последующее "закругление" мира и появление настоящей Солнечной системы и настоящей Вселенной. Но на эти эпизоды было завязано слишком многое из того, что уже было им создано.
Или вот, из "Сильмариллиона":
"Однако сами синдары до Войны мало пользовались [рунами] и не вели летописей, а многое, что хранилось в памяти, погибло при разорении Дориата".
Толкиен написал это в тридцатые годы, а имелось в виду следующее. У нас мало данных о событиях, которые привели к разорению Дориата, а всё потому, что ранняя версия автора перестала устраивать, а новую он ещё не придумал. В итоге, Толкиен так и не создал полную историю Дориата, и Кристоферу пришлось рожать версию "Сильмариллиона" из разрозненных и противоречивых отрывков (см. выше). Эх, надо было синдарам серьёзнее относиться к ведению исторических хроник!
"Однако говорилось среди эльдаров, что валары всегда стремились, вопреки Мелькору, править Землей и подготовить ее к приходу Первородных; и они создавали земли, а Мелькор разрушал их; выравнивали долины - Мелькор вздымал их вверх; воздвигали горы - Мелькор низвергал их; заполняли моря - Мелькор иссушал их; и не было нигде ни покоя, ни мира, ибо, едва начинали валары какой-нибудь труд, Мелькор разрушал содеянное или портил его. И все же труды их были не напрасны; и хотя ни в одном деле их воля и помыслы не свершились полностью и все имеет иной облик, чем хотелось вначале валарам, - тем не менее, хоть и медленно, Земля обрела вид и форму".
"Ни в одном деле помыслы не свершились полностью и всё имеет другой облик, чем хотелось вначале" - это, опять же, авторский комментарий к собственному тексту. Сюжет не воплотился так, как он задумывался, и результатом работы над текстом стало нечто совсем другое, неожиданное. Опубликованные черновики как раз и позволяют понять, как выглядела Изначальная Арда в голове у автора, что там должно было происходить, и как всё это менялось в привычную нам сторону.
"Но тема развивалась - и в душе Ме́лькора запало искушение повести мелодию по-своему, не так, как задумал Илуватар: ибо так мыслил он возвысить силу и блеск партии, назначенной ему".
Это то, что привело в движение сюжет "Сильмариллиона - и это сквозная тема метаромана в целом. Если смотреть черновики, то в десятые-двадцатые годы Мелько - это один из четырёх "стихийных" братьев, который сильнее большинства валаров, не считая Манвэ, в схватке один на один, но слабее двух сильных, например, Тулкаса и Мандоса. В тридцатые годы Мелькор уже сильнее каждого валара по отдельности, но слабее, чем совокупность валаров в целом. К шестидесятым годам Моргот - это какой-то запредельный космический бог, который изначально сильнее всех планетарных божков, вместе взятых. Что это, как не результат борьбы за возвеличивание своей роли?
***
Итак, изоморфность.
Толкиен периодически "ныряет" в свой мир, в тот или иной временной период, и начинает описывать, что там было и как оно вообще выглядело. При этом, в сущности, история в целом так и не была рассказана, и ни один придуманный язык не был завершён на все сто процентов. Это длилось на протяжении 50 лет. Всё это время существовали отдельные фрагменты истории Арды, которые не обязаны были соответствовать друг другу, потому что они создавались в разное время, в разном настроении, с разными целями. Пока доводился до готовности один кусок, второй переставал нравится автору, и автор его переписывал или просто сносил и начинал всё заново. При этом, Арда в целом как бы присутствует, то есть в каждый отдельный момент времени Толкиен может представить её смутные очертания в своей голове. Просто концепция несколько раз менялась. Да, в дополнение ко всему, Толкиен некоторые (на самом деле, почти все) тексты пишет изнутри собственного мира, оставляя за собой право считать получившееся повествование "легендой" или "мнением".
Кристофер Толкиен периодически "ныряет" в отцовские черновики и письма, и пытается составить из них более-менее гладкое повествование. При этом, временами ему приходится признавать, что на предыдущем витке редактирования он перестарался, или исправил то, чего не надо было исправлять, или не знал того, что необходимо было знать. (Пример из его комментариев к "Детям Хурина": подготовил текст, затем обнаружил, что существовала более поздняя версия одного эпизода, в которой отец уже успел поменять имя одному из ключевых персонажей. Толкиен, кстати, обожал это делать, в смысле, пройтись по тексту и поменять имена на более удачные. И так несколько раз подряд.)
Любитель Толкиена периодически "ныряет" в материалы, которые ему в клюве принёс Кристофер, и постепенно собирает из них "свою" Арду, придерживаясь того или иного произвольного принципа. Итогом становится субъективно непротиворечивая картина, которая, тем не менее, у каждого своя. А объективных критериев, вроде как, и нет. Понятно, что надо в первую очередь следовать авторскому тексту. Но авторский легендариум внутренне противоречив и всегда таким был. Некоторые фрагменты текста сознательно создавались автором в качестве недостоверных человеческих легенд о прошлом, некоторые фрагменты получали такой статус позже, но тоже волей автора. Принцип, согласно которому более поздний текст автоматически считается более правильным, также не работает. Многие поздние наброски создавались Толкиеным в качестве рассуждений вслух или внутренней критики собственных идей, что само по себе ещё не было созданием нового канона. Отдельные поздние фрагменты, вдобавок, явным образом противоречат другим фрагментам, которые необходимы для истории в целом, но для которых не существует более поздних и более логичных версий.
***
Уф. Вы не представляете, сколько времени у меня занял этот простой текст. Но он был мне необходим, чтобы иметь возможность перебросить от него мостик к другим задуманным текстам.