Я очень давно хочу написать о концепции "идеографического барьера" Пикитана и Шлёнского. (
Первое упоминание в моём ЖЖ - 2005 год. В том посте я ещё и про
мениппею обещаю рассказать...)
Потому что эта концепция в своё время сильно на меня повлияла, и потому что многие мои идеи, так или иначе, растут оттуда. Это полезный инструмент, хорошая оптика для обсуждения разных вопросов конспирологии и культурологии (тм).
И потому что эта концепция может кануть в лету вместе со всей ранней историей ЖЖ - она была изложена на сайте, который с тех пор умер, и никто с тех пор её не развивал и с ней не работал. А это ужасно, потому что низкая информационная связность - это то, с чем необходимо бороться.
Да, я всё ещё могу достать эти тексты через вебархив, слава ему. Проблема в том, что эти заметки уже очень сжатые (и это хорошо!), а потому их сложно дополнительно сократить для пересказа. Проще дать ссылки на тексты, но это не объяснит, на что конкретно я бы хотел обратить ваше внимание. Как бы то ни было.
"
Обзор теории"
"
Идеографический барьер"
"
Разность технологий"
"
Шекспир и три уровня понимания" - крайне спорная заметка с точки зрения конкретики, но очень важная с точки зрения общей идеи.
"
Культурология и конспирология" - у меня получилось прочесть это только через "
Декодер".
"Есть ли другой способ разобраться в деятельности по управлению обществом, помимо такой "вульгарной" конспирологии? Да, есть достаточно мощный инструмент анализа таких вещей -- культурология. Каждый человек принадлежит к определенной культуре. Культуру можно понимать как язык в самом широком смысле. Общение с другими людьми происходит через посредство этого языка, в огромной мере определяющего способ мышления, и особенности взаимодействия человека с миром.
Каждый коллектив состоит из людей определенной культуры, которая накладывает свой отпечаток на весь коллектив не в меньшей степени, чем на отдельного человека. Таким образом, сравнительное изучение культур (культурология) позволит глубоко понять особенности устройства и деятельности организаций. Мы научимся понимать возможности коллектива, которые могут быть очень различны.
Очевидно, например, что коллектив, состоящий из представителей развитой культуры кардинально отличен по своим возможностям от коллектива в неразвитой культуре (конкретная интерпретация "развитости" нам здесь неважна). (...)
Конспирология -- это теория заговора. Целенаправленная деятельность любой группы людей при условии загадочности их целей, выглядит как заговор. Однако она может и не быть заговором в прямом смысле слова, если специального сокрытия целей не происходит. Речь идет об непонимании многими исследователями самого факта наличия различных систем ценностей. Система ценностей укоренена в психике глубже, чем ментальные конструкции. Нам может показаться, что, усвоив ментальную конструкцию, мы уловили смысл сказанного другим человеком, но мы понимаем его превратно если не делаем поправки на его систему ценностей (а значит, по умолчанию приписываем ему свою).
Помимо системы ценностей есть и еще одно, даже более серьезное препятствие, мешающее пониманию происходящего. Если культура изучаемого объекта более высокая и тонкая, чем наша, нашего обычного понятийного аппарата может просто не хватить (или он может не подойти) для адекватного описания смысла и целей действий носителей более высокой культуры. Так простой человек не понимает смысла действий власти; русский не понимает англичан; дикарь не понимает, зачем нужен компьютер. В этом случае возникает заговор, в каком-то смысле помимо воли его участников, которые ничего специально не скрывают, хоть и стараются широко не афишировать свою деятельность.
Таким образом, конспирология это в большинстве случаев взгляд низких культур на более высокие или просто другие культуры как на "лукавых византийцев".
Итак, есть культуры глупые (номотетические) и умные (идеографические), развивающиеся из первых, на базе первых. Глупое общество в первую очередь описывается в терминах естественных наук, умное - гуманитарных. Цель культуры - познать саму себя. Культура, познавшая саму себя, приобретает новое качество, проходя через идеографический барьер (это сложно, мало кому удаётся, многие сорвались).
"
Люди объединяются для действия, и чтобы достичь успеха, им необходимо владеть способностью правильно оценивать обстановку. Надо иметь представление о мире, основанное на объективном знании (а не на предрассудках и заблуждениях). Поэтому мы рассматриваем культуру в первую очередь с точки зрения познания Реальности человеком -- в какой степени она препятствует, а в какой способствует процессу познания.
Изучая процесс познания прежде всего следует, вслед за Бэконом, обращать внимание на препятствия к познанию. Когда препятствия устранены (идолы низвергнуты), Реальность сама открывается нашим глазам. Главным же препятствием к познанию является культура. Культура -- это в первую очередь собрание заблуждений и предрассудков. Это квинтэссенция того, что человек получил в процессе воспитания и жизни в обществе. Подробнее об этом мы пишем в статье "
Дмитрий Галковский и познание истории". Сейчас для нас важно, что разобраться в своих заблуждениях -- почти то же, что понять (осознать) свою культуру.
Такое понимание, раз появившись в культуре, изменяет ее. С этого момента культура и каждый ее представитель, имеют возможность приобрести качественно более глубокое понимание мира, чем они имели до того (хоть и не все этой возможностью воспользуются). Такая культура приобретает качественное преимущество перед другими культурами. Чтобы точнее сформулировать, что мы имеем в виду, скажем пару слов о двух видах знания.
Объекты исследования можно разделить на две группы: физические (природные) и гуманитарные (напр., человек, общество). Первые не обладают разумом, вторые обладают. Соответственно, и науки в зависимости от объекта исследования делятся на естественные и гуманитарные. Эти два вида наук принципиально различны -- естественнонаучные методы неприменимы к гуманитарному объекту. Это деление подробно рассмотрено нами в статье "
Идеографический барьер". Здесь лишь отметим, что гуманитарный объект качественно сложнее для исследования.
Достаточно развитая культура, выработавшая тонкие выразительные средства, при благоприятном стечении обстоятельств может овладеть гуманитарным знанием. Этот качественный скачок в развитии культуры мы называем преодолением идеографического барьера, или идеографическим переходом. Культуру, преодолевшую этот барьер мы называем идеографической, а не преодолевшую -- номотетической. Внутренняя механика преодоления идеографического барьера описана нами в статье "
Дмитрий Галковский и познание истории". Взгляд с точки зрения внешнего наблюдателя можно найти в "
Идеографическом барьере".
Примерами успешного преодоления барьера являются Англия (рубеж 16--17 вв.) и Восточная Римская империя (приблизительно 4 в.). В более глубокой древности барьер, возможно, преодолели арии, создавшие индуизм. Мы считаем, что русская культура в настоящий момент имеет возможность преодолеть идеографический барьер (см. статью "
Дмитрий Галковский и познание истории"). На шаг подошла к барьеру Франция в начале 17 в., однако ее постигла неудача. То же в несколько меньшей степени относится к Германии второй половины 19 в.
Культура, овладевшая гуманитарным знанием, оказывается в положении зрячего среди слепых. Но применять это знание и вытекающие из него социальные технологии можно для достижения разных целей. Конкретный путь развития определяется тем, в чьем именно распоряжении окажется гуманитарное знание".
***
"
Объектом исследования физики является собственно природа, физический мир; "природа" психологии -- человеческая психика, природа социологии -- общество, природа экономики -- процессы производства и обмена. Принципиально важно для нас здесь следующее обстоятельство. Законы природы предполагаются простыми. Господь Бог, согласно известному афоризму Эйнштейна, изощрён, но не злонамерен. Математическое естествознание, таким образом, пригодно к изучению изощрённой, но не злонамеренной природы.
В этом и состоит принципиальное ограничение. Достаточно развитое общество именно злонамеренно. В слово "злонамеренно" мы не вкладываем здесь никакого этического смысла; имеется в виду некоторая специфическая гносеологическая характеристика. Попытаемся проиллюстрировать суть этой характеристики при помощи математической аналогии. (...)
Развитое общество именно таково -- оно сконструировано, причём с таким расчётом, чтобы противостоять попыткам нарушить его функционирование. При том в обществе, конечно, действуют и законы, аналогичные законам природы. Их можно сравнить с правилами шахматной игры. С правилами нельзя бороться, но по правилам можно играть и обыграть противника. Правила действуют одинаково для обоих игроков, но один из них выигрывает, а другой проигрывает.
Сложно представить себе полностью сконструированное общество; в самом деле, ни один политтехнолог не способен накормить тысячу голодных пятью хлебами. В то же время полностью "природное" общество если и существовало, то на заре цивилизации. Солон, дающий Афинам законы, уже занимается конструированием общества. Однако, естественно разделить общества на "скорее природные" и "скорее сконструированные". Первые могут изучаться математическим естествознанием, т.е., будучи применёнными к ним, социология и экономика дают приемлемые результаты. Вторые общества математическим естествознанием адекватно описаны быть не могут; оно способно давать только частные результаты очень ограниченной применимости. Назовём первые общества номотетическими, а вторые - идеографическими (как дань неокантианскому разделению наук на науки о природе и науки о духе).
Можно сказать, что и в номотетическом и в идеографическом обществе действуют одни и те же шахматные правила. Но в номотетическом ходы делаются случайно, и ход игры может изучаться статистическими естественнонаучными методами. В идеографическом же обществе ходы делаются осмысленно. Для стороннего наблюдателя это должно выглядеть как странная аккумуляция случайностей. Случайности вдруг начинают работать в одном направлении.
Огрубляя ситуацию, в развитии общества можно выделить момент перехода из первой категории во вторую. Назовём его идеографическим барьером. В принципе можно представить себе постепенное превращение общества из номотетического в идеографическое; однако, по-видимому, в большинстве случаев это происходит скачком.
Переход барьера наблюдаем, например, по следующей причине. Общество, только преодолевшее его, получает немедленно огромное преимущество над соседями. Оно становится в некотором смысле сверхцивилизацией, и демонстрирует удивительные свойства, выделяющие его среди окружающих его социальных организмов. Разумеется, не в интересах такого общества помогать соседям переходить барьер, кроме некоторых особых случаев, о которых мы скажем ниже.
Разумеется, не всякое общество вообще преодолевает этот барьер, однако в истории человечества несложно выделить общества, преодолевшие его".
***
"
Может ли знание об общественном устройстве быть получено не случайно, а путём последовательной интеллектуальной работы? Авторы данной статьи убеждены в правомерности положительного ответа, и порукой в том нам служит вся интеллектуальная история европейского человечества. Интеллектуальному исследованию поддавались самые сложные вопросы, казавшиеся неразрешимыми. Пределов человеческому познанию быть не может, и, уж во всяком случае, нет причин предполагать их наличие в данной области.
Назовём знание об обществе и, говоря более широко, об истории, гуманитарным знанием. Каковы должны быть предпосылки для его развития? Ответить на этот вопрос несложно.
Во-первых, необходимо наличие широкой группы людей, систематически занимающихся интеллектуальной работой. Люди эти должны быть полностью или почти полностью свободны от физического труда и иметь достаточный досуг. Также у них должно быть представление об объективной истине, поиск которой есть цель интеллектуальной деятельности. Сочинители боевых легенд, шутники и юмористы, шарлатаны, сотрудники, отрабатывающие грант, и прочие софисты данным условием отсекаются. Слава Богу, поисками истины как таковой в Европе занималось много людей, так что это условие не слишком ограничительно. Возникновение понятия об истине традиционно связывается с именами Сократа и Платона. Во всяком случае, истоки европейской науки, как естественной, так и гуманитарной, принято возводить к Древней Греции.
Вторым условием является наличие развитой культуры с богатым языком, позволяющим строить сложные рассуждения. Выяснение того, какими именно свойствами должен обладать язык, выходит за рамки данной статьи. Однако, по-видимому, данное условие отсекает все неевропейские4 культуры, например, все дальневосточные, пользующиеся иероглифической письменностью.
Первое и второе условия в равной мере относятся как к естественным, так и к гуманитарным наукам. Третье условие более специально. Необходимо накопление достаточного массива "экспериментальных данных", то есть исторических сведений. По этому признаку отсекаются все древнегреческие мыслители. Достаточным материалом по истории для построения сложных исторических теорий они не обладали. Шпенглер отмечает неисторичность греческой культуры. Только в Риме историография стала распространённым занятием, и был накоплен значительный корпус исторических текстов. (...)
Общество, к власти в котором пришли люди, обладающие в достаточном объёме гуманитарными технологиями, будет естественно стремиться к расширению своего влияния и захвату контроля над соседними обществами. Отметим, что контроль не обязательно означает военный захват или присоединение. Сфера влияния такой системы потенциально способна включить в себя весь мир, подобно тому, как Рим, превосходивший античный мир по своему внутреннему устройству, поглотил весь этот мир. (...)
Вообразим себе интеллектуала, построившего теорию в духе описанных выше и собравшегося захватить власть. Намерения его не встретят симпатии у тех, кто этой властью обладает, правящего класса. Для начала ему придётся разрушить старый порядок. Эта задача как раз принципиально разрешима, если только власть сама не обладает гуманитарной технологией необходимого уровня. Разломать существующую систему всегда можно, например, задействовав ресурсы её внешних врагов. Однако вслед за этим интеллектуал столкнётся с неприятным сюрпризом. По разрушении системы общество погружается в хаос. А хаос совершенно не поддаётся интеллектуальному анализу. Интеллектуал оказывается бессилен, а все его построения сметаются вихрем событий. Хаосом нельзя манипулировать. От хаоса можно только придти в отчаянье...".
***
"
Применим вышеописанную модель к положению с гуманитарными науками (историей, литературоведением, культурологией и т.д.) в России и мире.
В англосаксонском мире приложения исторической науки представлены очень широко -- от осуществления внешней и внутренней политики до публикации блестящих исторических обзоров на самые разные темы. Несомненно также, что соответствующие связи имеют место между различными разделами исторической науки. Английские гуманитарные науки образуют иерархию, аналогичную описанной нами иерархии в естественных областях. Рассмотрение этой иерархии не входит в задачу настоящей статьи, призванной лишь проиллюстрировать принцип взаимовлияния областей. Вместо этого мы рассмотрим положение гуманитарного знания в России с точки зрения построения интересующей нас иерархии.
В России сейчас приложения исторической науки по-существу отсутствуют. Таким образом, наука эта развивается по той же схеме, по какой развивалась европейская математика до появления физики -- в принципиальном отрыве от практики. Сформирована научная методология, развит научный язык, но отсутствуют какие-либо применения этого аппарата в жизни3.
Фактически, единственным приложением для континентальных историков до сих пор оставалось обслуживание различных мифов -- государственного или одного из антигосударственных. Такой подход уводит историческую науку от главной цели -- исследования реальности, отчего она в значительной мере теряет объективность и становится притягательной для недобросовестных исследователей".
Образцом культуры, прошедшей через идеографический барьер и ставшей "умной", является английская культура. На примере английской литературы можно понять, что такое быть "умным".
"
Большинство произведений английской литературы в России квалифицируются как детские и развлекательные. Стивенсон, Вальтер Скотт, Конан Дойль, Кэрролл и даже Диккенс (но, заметим, не Шекспир -- ранние английские произведения этим качеством не обладали). Некоторые писатели, как Джейн Остен или Оскар Уайльд, писали на темы, малоинтересные для детей, но и они несложны для восприятия.
Основное качество английской литературы -- простота. Русская же литература сложна, серьезна. Она всегда стремится к решению "сверхзадачи" (о том, какой именно, будет сказано ниже). Заметим, что сложными являются также немецкая и (в меньшей степени) французская литературы. Мы предлагаем объяснение этого феномена.
Рассмотрим следующую аналогию с математикой.
Когда математик придумывает новое доказательство, оно выглядит чрезвычайно некрасиво. Оно несовершенно, доказывает гораздо более слабое утверждение, чем могло бы, и зачастую содержит ошибки. Однако идея уже получена, нащупана. Собственно, этот первый шаг и есть the very essence занятия математикой. Это интуитивный акт. (...)
Таким образом, процесс познания идет от сложного к простому. Сложны предварительные, несовершенные описания. Окончательные же просты.
Аналогичная картина имеет место и в литературе. Однако мы, как представители русской культуры, этого не сознаем. Дело в том, что, в то время как русская культура с успехом научилась применять познавательную способность к изучению природы (овладела естественными науками), применять ее к гуманитарным вопросам русские пока не умеют (идеографический барьер не перейден). Поэтому в гуманитарных областях ход познавательного процесса от сложного к простому прерывается в русской культуре на середине, на интуитивной стадии.
Литературное произведение -- это попытка представить в удобной для восприятия форме какую-то часть внутреннего мира автора (его понимание). Специфика английской литературы в том, что англичанин ясно понимает то, о чем хочет сказать. Это позволяет ему выразить сложное в простой форме. (...)
В то же время русский (и шире, континентальный) автор не способен внести ясность в обуревающие его мысли, не умеет применять познавательную способность к изучению социальной реальности. Русская культура до сих пор не давала ему инструментов для этого. Так объясняется видимая сложность и взрослость русской литературы. (...)
Английские писатели рассматривают широчайший круг вопросов, сама постановка которых русскому не может быть понятна. Это вовсе не значит, что каждый англичанин, читая английскую книгу, понимает идею, лежащую в ее основе. Нет, не понимает. Но может понять, если задумается.
Проиллюстрируем это аналогией. Представим себе русского, пользующегося каким-либо механизмом, например автомобилем или самолетом. Понятно, что только специалисты знают точно устройство этого механизма. Большинство не имеет представления даже о принципе его устройства. Однако, получив надлежащую подготовку, любой русский может составить представление об устройстве механизма, так как культура естественнонаучного мышления русскому доступна. В то же время житель Экваториальной Африки не имеет такой возможности. А русский до сих пор не имел возможности овладеть гуманитарным знанием и был вынужден воспринимать английские литературные произведения лишь как развлекательные безделушки.
Основной объем работы у англичан состоит не в записывании своих интуиций, а в детальной проработке создаваемой картины. Интуиций же может и не быть.
[Примечание 4. Английское произведение следует воспринимать прежде всего как популяризацию -- пересказ для неспециалистов. Заметим, что в русской культуре популяризаций гуманитарного знания быть не может, так как никто этим знанием не владеет.]
Русская литература рассматривает другие вопросы. Точнее, вопрос. Культура есть одновременно главный инструмент познания и главное препятствие к познанию. Сначала препятствие, а затем инструмент (см.
теорию о перекодировщике). Ведь пока особенности национального сознания не изучены, культура остается главным препятствием к познанию. Когда культура понята, она становится важным инструментом в процессе познания мира. Русские писатели и мыслители работали по-существу лишь над одной задачей -- познать Россию и русскую культуру.
Таким образом, русские до технических деталей пока просто не доросли".
Пример писателя, творившего в условиях идеографической культуры, на темы, интересные идеографической культуре - Толкиен (прежде всего, в качестве
автора метаромана). [Для любителей этого дела, "Гарри Поттер" - идеографическое произведение.]
Творчество Шекспира содержит ключ ко всей этой теме, так как Шекспир создавал свои произведения на рубеже идеографического перехода, участвуя и помогая этому процессу. В этом плане, помимо прочего, интересны его "хроники", исторические пьесы, где он брал известные сюжеты английской истории и превращал их в готовый набор кейсов и сценариев теории управления. [Случайный пример. Исторические пьесы Шекспира состоят из двух тетралогий: с "Генриха VI" до "Ричарда III" и с "Ричарда II" до "Генриха V" (тетралогия-приквел). С обеих концов их обрамляют "Король Иоанн" и "Генрих VIII". "Король Иоанн" считается одной из самых слабых и неудачных пьес, написанных Шекспиром. Но, как писал Оруэлл в 1942 году, "в детстве я считал эту пьесу архаичной, просто эпизодом из учебника истории, не имеющим никакого отношения к нашей жизни. Но когда я увидел спектакль на сцене, со всеми этими интригами и обманами, пактами о ненападении, коллаборационистами, переходами из лагеря в лагерь прямо во время боя и так далее, я понял, что она фантастически актуальна". А вдруг, действительно, это учебник политики?]
Я надеюсь ещё поговорить об этом.