Морфология волшебной сказки (Владимир Пропп). Действительно настолько хорошо, как говорят, если не лучше: предельно внятное исследование, блистательно решающее конкретную задачу. За скобками проведена кропотливая работа, а в самом тексте выдержан идеальный баланс между желанием представить побольше доказательств своей теории и стремлением писать кратко и понятно. Пример, кстати, чтобы тыкать тем, кто говорит, что у гуманитарных дисциплин нет правильного и полноценного научного метода, тут он во всей красе. И права, конечно, Екатерина Михайловна - куда там балаболу
Кэмпбеллу с его абстрактной фрейдистской болтовнёй до этих высот, неловко даже упоминать его в этом отзыве. 9.
Сдвиг времени по-марсиански (Филип Дик). Вроде бы неплохая и до определённого момента довольно классическая для 60-х научная фантастика об освоении Марса, но постепенно всё подавляют сложные отношения автора с психическими болезнями и особенно с психиатрией, в итоге неудобоваримо. Это конечно не
Свободное радио Альбемута, где вообще не остаётся ничего от жанра, тут формальный набор признаков сохранён, но образность слабая, а продвигаемые под сатирическим (видимо) соусом антипсихиатрические идеи псевдонаучны на взгляд из сегодняшнего дня. 6.
За правое дело (Василий Гроссман). Вообще, конечно, хотел прочесть наконец Жизнь и судьбу, но из уважения к автору (и занудства с FOMO, конечно) решил начать с первого тома дилогии, хотя знаю, что его часто пропускают. И в общем, не зря, большая часть - скучная линейка историй совершенно сливающихся между собой персонажей, ничего интересного. Но ближе к концу становится больше именно фронтовой жизни, а она получается и страшна, и психологически достоверна, и наглядна. 7.
Семь смертей Эвелины Хардкасл (Стюарт Тёртон). Просто невозможно выйти из "Подписных изданий" с пустыми руками, так можно и худлит на бумаге случайно обрести. Это не просто детектив, тут ещё и День сурка, и перемещение сознания между персонажами. Казалось бы, обычно такой коктейль ведёт к провалу в рамках основного жанра, мистика только портит детективные нормы постоянным смещением рамок и новыми роялями в кустах. Но здесь автор (дебютант, кстати) прямо очень постарался и хотя без парочки роялей не обошлось, да и для полноценного самостоятельного разгадывания тайна, полагаю, всё-таки не предназначена, это действительно настоящий детектив с запутанной, но классической по структуре развязкой. Логично, что Netflix собирался сделать мини-сериал, странно, что недавно его отменили, материал для этого просто идеальный. 8.
Конец режима. Как закончились три европейские диктатуры (Александр Баунов). Это книга про Испанию и немного про Португалию, Греция же упоминается совершенно мельком, кажется не сильно чаще Чили, можно было не говорить про "три диктатуры" в подзаголовке. Но это не отменяет великолепия рассмотрения основного примера: всё разобрано по полочкам, мотивация всех участников процесса (Франко, Хуан Карлос, Суарес, Каррильо, Гонсалес и толпа персонажей помельче вроде Ариаса, Армады или Техеро) понятна и правдоподобна. Очень много естественных аллюзий с сегодняшним днём и они наводят на разные мысли - в первую очередь, о том, что демонтаж режима обычно проводят не революционеры, а младшие в элите. Это печально в контексте абстрактной справедливости, но хорошо с точки зрения самой вероятности демонтажа. 8.
Пианист (Владислав Шпильман). Особая ценность этой книги в том, что она написана сразу, в 1945-м. Поэтому очень многое выбивается из сложившегося немного позже канона, и поэтому она неприятна всем: с одной стороны, очевидные свидетельства по лагерям смерти и очередное опровержение мифа "солдаты/гражданские/ненацисты ничего не знали", с другой стороны, никакого единства страдающего гетто нет, а есть жёсткое разделение и даже роскошь богатых семей уже на фоне смертей от голода. Источник зла тоже далеко не один: Шпильман многократно упоминает литовцев, украинцев и еврейских полицаев, которые бывали для него и его близких страшнее, чем немцы (хотя один из его собственных спасителей - тоже еврейский полицай, всё сложно). Апогей неоднозначности - история Вильгельма Хозенфельда, которого сейчас уже и Праведником Мира признали; в моём издании присовокуплены куски его дневника, тоже очень выразительные: его осознание неправильности происходящего шло больше от религиозности, чем от гуманизма. Мне вспомнилась Чёрная книга Верховена, редкий фильм о Холокосте, в котором тоже "досталось всем", хотя масштаб конечно совсем другой. 9.