10... ну и больше. Сразу большой кусок, чтобы не терять связности текста
…ранее
За оставшиеся десять минут мы еще раз проверили режимы работы двигателя, а Степан даже снял данные с проверочных тестов на втором истребителе, и, констатировав его «теоретическую исправность», с печалью смотрел, как я заношу машину в список подлежащих уничтожению целей.
Наконец, из недр челнока появился Иван и направился в нашу сторону. Он шел быстро, но за спиной у него поверх анорака уже тоже висел короткий автомат.
- Ну, вроде, все… - сказал он, подойдя, - мы готовы, пора отчаливать.
Он еще раз оглядел истребитель.
- Ты уверен, что справишься один?
- Я уверен, что это того стоит. По многим причинам, Вань.
- Ну, хорошо. Давай. Наверху встретимся, - и он протянул руку.
Мы попрощались, и они со Степаном пошли к челноку. Туда уже стекались последние бойцы из нашей охраны. Ребята стояли на поднимающейся аппарели и смотрели на меня. Или на Землю. Кто знает… Я одернул себя от таких мыслей, и вдруг увидел за ангаром темную фигуру, глядящую на челнок.
Что за черт, они что, кого-то оставили? Или… пришедшая в голову мысль о лазутчиках на летном поле заставила меня похолодеть. Нащупывая правой рукой за спиной свежеподаренный «Бизон», я беглым взглядом окинул поле, но, насколько хватало взгляда, больше никого не было. Кто же это такой? Я внимательно вгляделся в фигуру: роста невысокого, в кепке, вроде с небольшим «городским» рюкзаком. Почему-то она казалась мне знакомой.
Ответ был одновременно неожиданным и очевидным. Это же Митя! А я думал, что он давно уже уехал, и мы так и не смогли попрощаться. Да, неслабо он, оказывается, задержался… Черт, не попасть бы ему в передрягу, если его тут застанут те, кто неминуемо заинтересуется нашим отлетом. Облегченно вздохнув, я отпустил автомат и быстрым шагом направился к ангару.
Тем временем аппарель закрылась, послышалось громкое шипение, потом гул, переходящий в гром, и двигатели извергли пламя. «Пчела» вздрогнула, потом тронулась вперед, стремительно разгоняясь.
А мы стояли рядом и молча смотрели, как силуэт корабля скользит вдаль, тяжело отрывается от бетонной полосы, поднимается над полем, набирает высоту над Раменским и постепенно исчезает в ночи, оставив лишь затихающий шум да две еле видные желтые пульсирующие точки, уходящие все выше и выше. Потом эти точки вдруг вспыхнули ярче, и два длинных огненных следа пошли вверх. Если кто из жителей окрестных городов и поселков видит эту картину, - а видят ее многие - вполне может принять за старт какой-нибудь баллистической ракеты.
Упала тишина. Наши двигатели на прогреве не столь шумны, как обычные ТРД, и с двухсот метров слышалось лишь глухое гудение. Только где-то со стороны Жуковского доносился шум автомобилей на шоссе, вполне их перекрывавший. Холодный воздух далеко распространяет звук.
И тут я ощутил одиночество. Какое-то странное чувство потери. Не глухой тоски, но чего-то печального. Последний человек на этом поле. На Земле… да. Нет, не последний.
- Мить, ты чего не уехал? Тут становится опасно.
Он ответил не сразу - о чем-то задумался, глядя в землю.
- Ребята помочь просили. Вот и как-то счет времени потерял… Гриш, а может этой штукой управлять человек неопытный?
Мысль о том, куда он клонит, возникла сразу, но я не мог заставить себя в это поверить. И пока я соображал, что сказать, он продолжил:
- Нет, только я тебя серьезно спрашиваю. Нам ведь надо только взлететь и лететь все вверх и вверх - ничего сложного, да?
- Что ты имеешь в виду? - выдавил я.
Он замолчал. Потом повернулся ко мне и выпалил:
- Я хочу лететь с вами.
И опять он не сразу дал мне ответить:
- Ты сам подумай - это дорогой истребитель, множество людей вложили в него свой труд и знания, а тебе придется его взорвать здесь. Это ж нехорошо. Хуже не будет, если на нем полечу я. И людей у вас мало, лишний не помешает.
- Ты что? Я уже дал от ворот поворот Антону, который хоть немного на тренажере полетал. Ты соображаешь, чего предлагаешь?
Митя покачал головой:
- Антона ты не пустил, потому что Ваньке нужен второй пилот. А на истребителе автопилот точно есть.
Я молчал, но в душе вспыхнули гордость и радость за эти его слова, за само предложение этой отчаянной, пусть и безумной, авантюры. Остаточный след тех отношений, которые сложились между нами давным-давно, много лет назад, в самом начале нашего знакомства. И одновременно - страх, за него и за то, что я могу его разочаровать. Это надо было решить в первую очередь.
- Мить, ты знаешь, куда мы отправляемся? - спросил я прямо.
- Знаю, - расслабленно ответил он.
- А зачем?
- Тоже знаю. Я поговорил с ребятами и решил, что это дело хорошее. Я видел эти новости… - Митя замолчал и опустил взгляд, а потом сказал тихо, как будто стесняясь невольной патетики: - Мир действительно рушится. Как его привести в порядок здесь, я не вижу. А у вас есть шанс. Возможно, эта ночь - самое подходящее время для неожиданных решений, а? - он улыбнулся и подмигнул мне.
Я вздохнул.
- Ты знаешь, чего мы хотим, какой порядок хотим завести?
- Представляю. Меня вполне устраивает.
- Для этого придется трудиться, работать, подчиняться.
- Перетерплю. Это везде приходится, - он опять улыбнулся: - А дело интересное.
- Обратной дороги не будет. Это война. Ты понимаешь, что ты предлагаешь себя, как добровольца, но обязанности и ответственность будут, как и у любого из нас? Понимаешь, что полагается за дезертирство? Понимаешь, что здесь, на Земле, ты будешь вне закона?
Я говорил тихо, стараясь смотреть Мите в глаза. Сам понимал, что это довольно жестокие вещи, совершенно далекие от тех трудностей, с которыми ему приходилось иметь дело до сих пор.
- Понимаю, - его голос дрогнул, - но здесь все будет хуже и навсегда, если это не исправить.
- И слово «коммунизм» тебя не пугает? - использовал я последний аргумент.
- Не пугает, - он мотнул головой, - Дело не в словах, а в том, что под ними подразумевается. А вы подразумеваете… в общем, вас не так легко обмануть - я уже понял это.
Что ж…
- Ну а как же твои дела здесь? Родители, друзья, учеба…
- Учеба остается в уходящем мире. Теперь, мне кажется, постигать знания будет проще там, - он кивнул вверх, - А родители… - он на мгновение замолчал. - Родители поймут, должны понять. Я уверен, что поступаю правильно.
Я вспомнил его семью, его родителей, умных, веселых и гостеприимных людей. Как мне оправдаться перед ними, что я забираю их сына? Забираю его в безвестный, новый и опасный мир. Тем более, что их настоящие «политические симпатии» так и остались для меня загадкой… А если мы все погибнем там, в космосе? А если… в голове одна за другой пронеслась масса возможностей не достигнуть нашей цели... Но будет ли ему лучше здесь? Ведь он же сам хочет с нами лететь. И я понимаю… понимаю, что я тоже этого хочу.
- Ты действительно уверен в этом, Мить?
- Да.
- Ну, в общем, есть такая возможность. Хотя автопилот «Беркута» из-за секретности и не проверяли в реальных критических ситуациях, но он может выполнить и взлет, и полет по маршруту, и за ведущим держаться. Возможно, его даже не потребуется руками корректировать. А если ты взлетишь… в общем, дальше все будет проще. Садиться нам уже не придется.
- Вот и здорово.
Я посмотрел на него еще раз. Он тоже глядел на меня. Какой был смысл спрашивать его еще раз, уверен ли он?
- Ну, если ты действительно этого хочешь, если действительно понимаешь, на что решаешься…
Он кивнул.
- …Тогда пойдем.
И мы повернулись и пошли к истребителям. Я представил, как мы выглядим со стороны. Две маленькие фигурки, молча идущие по огромному темному и пустынному летному полю, одна в темной куртке и кепке, другая - в камуфляже и с автоматом через плечо. На нас смотрели мертвые ангары и темные окна корпусов старого, заслуженного института, приговоренного нами к взрыву, темные хвойные деревья вокруг них, темные тучи над головой. Дул холодный осенний ветер, забивающийся под куртку.
В голову пришла «Ночная птица» Никольского. Странно, я ведь особо не увлекался им. Но мелодия и атмосфера печали и расставания слишком подходили к моменту. Я прислушался к звучащим в голове словам… А что? Действительно, ночь, осень… Вон стоят наши черные птицы, готовые расправить крылья и тронуться в неблизкий путь в небеса. Предстоит разлука с привычным миром, возможно, навсегда, и риск - ради правого дела и ради того, чтобы придать смысл нашей жизни.
- Че-то тут холодно, - пробормотал Димка.
- В кабине согреешься. Ты кстати, это, в пылу энтузиазма не позабыл, что мы летим в космос и что там температуры не африканские?
- Ну, так у вас же системы отопления, регенерации воздуха и все такое…
- Есть такое. Хотя, кстати, испытаны они только теоретически, так что всякое возможно.
- Гриш, кончай меня пугать, - улыбнулся он.
- Я не пугаю, я напоминаю. А помнишь, что первое время на особый комфорт рассчитывать не стоит? А что жить нам сперва предстоит в невесомости? Ты себе вообще представляешь, каково это?
- Перетерплю, - в голосе Димки все сильнее чувствовалось упрямство, - Нашему командиру, как я понимаю, вообще девятый десяток - и ничего, так чего ж мне пугаться?
- Ладно, - улыбнулся я, - ну вот, мы и пришли.
Машины ждали нас, прогретые и готовые к вылету. Мы остановились возле «восьмерки».
- Ну, чего, залезай, пилот, - кивнул я на трап, прислоненный к кабине.
Митя посмотрел на меня, потом осмотрелся по сторонам, вглядываясь в окружающую нас темноту. Я чувствовал в нем беспокойство и понимал его. Он заметил мой взгляд и сказал:
- Ты не бойся, я больше не передумаю. Но все же… мало ли, когда теперь на твердую землю ступить придется.
- Понимаю.
Мы немного молча постояли, оглядывая поле, прислушиваясь к звукам. Никольский все не выходил из моей головы. Что ж, такое бывает. Я достал пульт и вычеркнул «восьмерку» из списка.
- Ну ладно, хватит, - сказал, наконец, Митя и полез вверх, в кабину. Через мгновение оттуда донеслось: - Ух ты!
- Чего, оценил число приборов? - усмехнулся я снизу, - Не боись, кроме автопилота, ручки управления и педалей тебе ничего не понадобится. Ну, и еще сектор газа. Это не группа.
Из кабины показалась Митина голова:
- А вооружение? - спросил он, покосившись на скрытый в левом обтекателе ствол пушки.
- А нафига тебе вооружение? Ты что, кого-то стрелять собрался? Уж не меня ли?
- Ну, а если на нас нападут?
- Ну, мы постараемся пролететь быстро и тихо, чтоб никто не заметил.
- А если не получится?
- Должно получится. Хотя, - ладно, если быть честным, Димка прав. Мало ли что, - так и быть, сейчас залезу, покажу.
Я перекинул «Бизон» за спину, вскарабкался в кабину и провел короткий инструктаж. Не знаю, есть ли какой смысл в кратком курсе управления истребителем шестого поколения продолжительностью пять минут, но ничего лучше я придумать не смог. Напоследок я показал Мите здоровенный мануал, лежащий в багажном отделении.
- Тут у нас вкратце описание всяких рычагов, экранов, механизмов и прочей фигни. Пока будешь лететь на автопилоте, можешь почитать, если интересно.
- Хорошо.
- Ты что-то хоть запомнил?
- Что-то - запомнил. Почитать попробую.
- Ладно. Ну, теперь одевай скафандр, - я кивнул за кресло, где лежал сложенный серебристый космический комбинезон.
Димка приподнял его и внимательно оглядел. Это тоже была одна из наших ключевых разработок - достаточно легкая и удобная, но надежная одежда для пребывания в открытом космосе. Скафандром его называли только по традиции.
- Здесь и кислород, и терморегуляция, и все такое, - пояснил я, - Кислорода запас на час, но если подсоединишь к системе жизнеобеспечения истребителя - сможешь пользоваться его системой регенерации.
- И какой у нее ресурс?
- Если при полной загрузке топливом и вообще никуда его больше не тратить - может и на неделю хватить. А основное топливо - водород. Ныряешь пониже в атмосферу - и опять чувствуешь себя в полном порядке. Матушка Земля нас обеспечит, - я улыбнулся.
- Ух ты, как хитро, - улыбнулся он, - кстати, а что мы есть будем?
- А ты с собой еду не захватил? - саркастически заметил я, - Ладно, не пугайся, тут есть эн-зэ на пару-тройку дней из обычного рациона космонавтов. Так же, как и системы гигиены и водоснабжения, - почитаешь про них в документации, если не возражаешь.
Димка хмыкнул.
- Ну а дальнейший запас продовольствия есть на транспортниках, там его полно и даже оборудование для синтеза пищи есть. На королевский банкет не рассчитывай, но с голоду не помрешь.
- Ага. Ну, я одеваюсь, - и полетим?
- Давай. Да, вот еще, во-первых, не забудь подключить систему жизнеобеспечения скафандра к бортовой, а во-вторых, включить рацию в шлеме, - я соскочил с трапа и пошел к своей «девятке».
Наши машины стояли в двадцати метрах друг от друга, и я, залезая в свой скафандр, видел, как Митя, уже успевший экипироваться, что-то рассматривает в своей кабине. Я щелкнул переключателем связи на приборной панели.
- Ну, как? Ты готов?
- Вроде бы.
- Ну, хорошо. Давай, откидывай трап - он тебе больше не понадобится, включай автопилот, и ставь режим следования за ведущим. И еще… Если что случится, например, если меня собьют, - я говорил это абсолютно безразличным тоном и поймал себя на том, что вовсе не мухлюю, - переключай на режим следования к точке «один». Просто «один». Ну и, в конце концов, на большой высоте ты можешь уже поразвлекаться, отрубить автопилот и почувствовать себя настоящим летчиком. Все ясно?
- Ага. Гриш, можно еще вопрос?
- Да? - интересно, чего это он так?
- Вы ведь собираетесь прилетать на Землю за пополнением. Могу ли я участвовать в этих экспедициях, хоть иногда? И сможем ли мы забрать нескольких хороших людей?
Хитрюга. Нашел ведь момент. Впрочем, он прав - лучше сейчас это выяснить, да и не просит он ни о чем криминальном.
- Посмотрим, Мить. Обещать не могу, направлять на задания будут тех, кто с ними хорошо справится. Так что во многом это от тебя самого зависит. Но если мое слово будет решающим - я замолвлю его за тебя.
- Спасибо, - ответил он серьезно.
- Не за что. Ну, ладно. Подожди минутку, я сейчас себя тоже в порядок приведу.
Я привстал в кабине и рукой отбросил трап назад, так, чтобы он не мешал выехать на полосу. Все. Обратно спуститься теперь будет проблематично. Вот и очередной Рубикон. Хотя этих Рубиконов за прошедшие пару дней было… Вот хотя бы этот, - я снял с плеча «Бизон», и оглядел его почти с любопытством. Да, вроде, хорошее и надежное оружие. Надеюсь, мне не придется сегодня проверять подарок Мишки и Антона в действии. Откинув крышку багажного отделения слева позади кресла, я сунул пистолет-пулемет туда, потом отправил следом за ним запасную обойму из кармана.
Пора бросать последний взгляд, последний раз прислушиваться к звукам застывшего ночного аэродрома. Из темноты едва заметно проступают силуэты ангаров и бетонных полос. Впереди вдали огни Раменского, на западе в полнеба - зарево Москвы. Позади - силуэт второго «Беркута». Там сидит Димка, уже в шлеме, и тоже смотрит по сторонам, ждет меня. Поглядев на приборную панель, я соображаю, что у меня с собой вообще нет никакой музыки, большинство вещей - в челноке. Только все та же «Ночная птица» в голове. Интересно, что слушает сейчас Ванька? Я улыбнулся его мысленному образу и глянул в небеса. И неожиданно различил звук, уже некоторое время вкрадывающийся в ночную симфонию.
Мотор. Автомобильный мотор, приближающийся к нам слева. И не один. Пока еще далеко. Так, все, пора. А то еще поймают на взлете. На часах - почти пять, нам и так слишком много времени дали.
Я быстро надел шлем, опустил фонарь кабины и пристегнул ремни.
Пространство вокруг сразу стало маленьким, куда не протяни руку - коснешься остекления. Теперь к этому придется привыкнуть: до просторных орбитальных жилищ еще долго дело не дойдет.
- Мить, проверка связи.
- Слышу хорошо, - весело донеслось из наушников.
- По-моему, к нам едут гости, так что взлетаем.
- Тогда давай, поехали!
В голосе Димки звучало нетерпение, но за ним я угадывал тревогу. Еще бы… честно говоря, мне тоже было немного не по себе. Шутливым тоном мы лишь старались побороть это друг в друге.
- Фонарь закрой сперва, Гагарин.
- Что закрыть? - с недоумением переспросил он.
- Окно в кабине, а то продует ненароком. Герметично, чтоб зеленый огонек загорелся.
- А… - протянул он, - Сейчас…
Я увидел, что фонарь «восьмерки» опустился и, вздохнув, коснулся газа. Машина дернулась и поползла вперед. За мной двинулся и второй «Беркут». Только теперь, аккуратно и неуклюже управляя педалями, я ощутил: больше ничто, кроме силы тяжести, не сдерживает двадцатитонную машину. Мы связаны с ней, и она будет делать то и только то, что захочу я, но настолько хорошо, насколько я смогу. Я - ее пилот.
Все, позиция занята. Назад дороги нет, впереди - безбрежное небо, полет, космос… я же сам этого хотел, откуда эта дрожь? Первый раз сижу за настоящим штурвалом? Ну и что, предположим, что эта кабина - тот самый тренажер, на котором я уже месяца четыре тренировался. Никакой разницы. Все те же самые приборы, такое же кресло. Только «за бортом» будут не теплые стены института, а километры высоты, а если я неудачно ошибусь - не надпись «миссия провалена», а полный кирдык. Даже если катапультируюсь. Ибо приходить выручать меня будет некому.
Ладно, хватит. Перекрестимся на дорожку… кто у нас из святых покровитель летчиков и космонавтов? Не помню. Ну вот, дождались, уже подъехали, родимые - стена корпуса на дальнем левом конце аэродрома осветилась светом фар. Дальше ждать нельзя - я двинул рычаг газа до упора, и взлетная полоса рванулась мне навстречу. Так, так, разгоняемся, теперь чуть-чуть на себя, нос вверх… готово, отрыв!
Меня вдавливает в кресло, дрожь переходит в смесь оцепенения и восторга. Как будто это я сам сейчас взмываю в небо с бетонной полосы и поджимаю под себя когти-шасси.
Высота двадцать метров. В зеркале начинает разгон Митя. Какие-то машины мчатся по бетону слева ему наперерез - все, хлопчики, вы опоздали, мой ведомый отрывается от полосы и в наушниках раздается его восторженный крик. «Восьмерка» взмывает сразу метров на триста, догоняет меня и пристраивается сзади справа.
Когда под нами проносится Раменское и полоска железной дороги, я достаю пульт и проверяю список объектов. Наши истребители из их числа уже исключены. Тогда пора, а то еще саперов приведут.
Гляжу в зеркало назад. Там, откуда мы только что взлетели, разгорается зарево. Наши саперы хорошо поработали - разложенной по всему комплексу взрывчатки с лихвой хватит, чтобы обрушить фундаменты строений и сжечь все внутри. Больше в этом месте ЛИИ имени Громова не будет. Нельзя оставлять наши базы врагу.
Перевожу взгляд на индикатор радара. Пока он работает в пассивном режиме и поэтому «светит» только подмосковные аэропорты и большие радарные станции - ни к чему выдавать наше местоположение. Конечно, скоро нас наверняка заметят, но перехватывать вряд ли станут - примут за американцев. Не взлетят этой ночью истребители из Чкаловского, не пойдут за нами следом С-400. Эта ночь - ночь конца старой России, старого мира. Завтра придет другой претендент на эту землю.
Под крылом - Электросталь и Ногинск, слева видны огни Москвы. Очерчены линии магистралей, вон тот уголок - кажется, площадь трех вокзалов.
- Митя?
- Ага, - голос его немного грустный. Тоже смотрит на наш удаляющийся город. Наверное, и на свой дом тоже. Что бы спросить?
- Как настроение?
- Пройдет, - отвечает он.
Над Владимирской областью мы переводим двигатели на усиленный турбореактивный режим и скрываемся в густых облаках.
продолжение следует...
За оставшиеся десять минут мы еще раз проверили режимы работы двигателя, а Степан даже снял данные с проверочных тестов на втором истребителе, и, констатировав его «теоретическую исправность», с печалью смотрел, как я заношу машину в список подлежащих уничтожению целей.
Наконец, из недр челнока появился Иван и направился в нашу сторону. Он шел быстро, но за спиной у него поверх анорака уже тоже висел короткий автомат.
- Ну, вроде, все… - сказал он, подойдя, - мы готовы, пора отчаливать.
Он еще раз оглядел истребитель.
- Ты уверен, что справишься один?
- Я уверен, что это того стоит. По многим причинам, Вань.
- Ну, хорошо. Давай. Наверху встретимся, - и он протянул руку.
Мы попрощались, и они со Степаном пошли к челноку. Туда уже стекались последние бойцы из нашей охраны. Ребята стояли на поднимающейся аппарели и смотрели на меня. Или на Землю. Кто знает… Я одернул себя от таких мыслей, и вдруг увидел за ангаром темную фигуру, глядящую на челнок.
Что за черт, они что, кого-то оставили? Или… пришедшая в голову мысль о лазутчиках на летном поле заставила меня похолодеть. Нащупывая правой рукой за спиной свежеподаренный «Бизон», я беглым взглядом окинул поле, но, насколько хватало взгляда, больше никого не было. Кто же это такой? Я внимательно вгляделся в фигуру: роста невысокого, в кепке, вроде с небольшим «городским» рюкзаком. Почему-то она казалась мне знакомой.
Ответ был одновременно неожиданным и очевидным. Это же Митя! А я думал, что он давно уже уехал, и мы так и не смогли попрощаться. Да, неслабо он, оказывается, задержался… Черт, не попасть бы ему в передрягу, если его тут застанут те, кто неминуемо заинтересуется нашим отлетом. Облегченно вздохнув, я отпустил автомат и быстрым шагом направился к ангару.
Тем временем аппарель закрылась, послышалось громкое шипение, потом гул, переходящий в гром, и двигатели извергли пламя. «Пчела» вздрогнула, потом тронулась вперед, стремительно разгоняясь.
А мы стояли рядом и молча смотрели, как силуэт корабля скользит вдаль, тяжело отрывается от бетонной полосы, поднимается над полем, набирает высоту над Раменским и постепенно исчезает в ночи, оставив лишь затихающий шум да две еле видные желтые пульсирующие точки, уходящие все выше и выше. Потом эти точки вдруг вспыхнули ярче, и два длинных огненных следа пошли вверх. Если кто из жителей окрестных городов и поселков видит эту картину, - а видят ее многие - вполне может принять за старт какой-нибудь баллистической ракеты.
Упала тишина. Наши двигатели на прогреве не столь шумны, как обычные ТРД, и с двухсот метров слышалось лишь глухое гудение. Только где-то со стороны Жуковского доносился шум автомобилей на шоссе, вполне их перекрывавший. Холодный воздух далеко распространяет звук.
И тут я ощутил одиночество. Какое-то странное чувство потери. Не глухой тоски, но чего-то печального. Последний человек на этом поле. На Земле… да. Нет, не последний.
- Мить, ты чего не уехал? Тут становится опасно.
Он ответил не сразу - о чем-то задумался, глядя в землю.
- Ребята помочь просили. Вот и как-то счет времени потерял… Гриш, а может этой штукой управлять человек неопытный?
Мысль о том, куда он клонит, возникла сразу, но я не мог заставить себя в это поверить. И пока я соображал, что сказать, он продолжил:
- Нет, только я тебя серьезно спрашиваю. Нам ведь надо только взлететь и лететь все вверх и вверх - ничего сложного, да?
- Что ты имеешь в виду? - выдавил я.
Он замолчал. Потом повернулся ко мне и выпалил:
- Я хочу лететь с вами.
И опять он не сразу дал мне ответить:
- Ты сам подумай - это дорогой истребитель, множество людей вложили в него свой труд и знания, а тебе придется его взорвать здесь. Это ж нехорошо. Хуже не будет, если на нем полечу я. И людей у вас мало, лишний не помешает.
- Ты что? Я уже дал от ворот поворот Антону, который хоть немного на тренажере полетал. Ты соображаешь, чего предлагаешь?
Митя покачал головой:
- Антона ты не пустил, потому что Ваньке нужен второй пилот. А на истребителе автопилот точно есть.
Я молчал, но в душе вспыхнули гордость и радость за эти его слова, за само предложение этой отчаянной, пусть и безумной, авантюры. Остаточный след тех отношений, которые сложились между нами давным-давно, много лет назад, в самом начале нашего знакомства. И одновременно - страх, за него и за то, что я могу его разочаровать. Это надо было решить в первую очередь.
- Мить, ты знаешь, куда мы отправляемся? - спросил я прямо.
- Знаю, - расслабленно ответил он.
- А зачем?
- Тоже знаю. Я поговорил с ребятами и решил, что это дело хорошее. Я видел эти новости… - Митя замолчал и опустил взгляд, а потом сказал тихо, как будто стесняясь невольной патетики: - Мир действительно рушится. Как его привести в порядок здесь, я не вижу. А у вас есть шанс. Возможно, эта ночь - самое подходящее время для неожиданных решений, а? - он улыбнулся и подмигнул мне.
Я вздохнул.
- Ты знаешь, чего мы хотим, какой порядок хотим завести?
- Представляю. Меня вполне устраивает.
- Для этого придется трудиться, работать, подчиняться.
- Перетерплю. Это везде приходится, - он опять улыбнулся: - А дело интересное.
- Обратной дороги не будет. Это война. Ты понимаешь, что ты предлагаешь себя, как добровольца, но обязанности и ответственность будут, как и у любого из нас? Понимаешь, что полагается за дезертирство? Понимаешь, что здесь, на Земле, ты будешь вне закона?
Я говорил тихо, стараясь смотреть Мите в глаза. Сам понимал, что это довольно жестокие вещи, совершенно далекие от тех трудностей, с которыми ему приходилось иметь дело до сих пор.
- Понимаю, - его голос дрогнул, - но здесь все будет хуже и навсегда, если это не исправить.
- И слово «коммунизм» тебя не пугает? - использовал я последний аргумент.
- Не пугает, - он мотнул головой, - Дело не в словах, а в том, что под ними подразумевается. А вы подразумеваете… в общем, вас не так легко обмануть - я уже понял это.
Что ж…
- Ну а как же твои дела здесь? Родители, друзья, учеба…
- Учеба остается в уходящем мире. Теперь, мне кажется, постигать знания будет проще там, - он кивнул вверх, - А родители… - он на мгновение замолчал. - Родители поймут, должны понять. Я уверен, что поступаю правильно.
Я вспомнил его семью, его родителей, умных, веселых и гостеприимных людей. Как мне оправдаться перед ними, что я забираю их сына? Забираю его в безвестный, новый и опасный мир. Тем более, что их настоящие «политические симпатии» так и остались для меня загадкой… А если мы все погибнем там, в космосе? А если… в голове одна за другой пронеслась масса возможностей не достигнуть нашей цели... Но будет ли ему лучше здесь? Ведь он же сам хочет с нами лететь. И я понимаю… понимаю, что я тоже этого хочу.
- Ты действительно уверен в этом, Мить?
- Да.
- Ну, в общем, есть такая возможность. Хотя автопилот «Беркута» из-за секретности и не проверяли в реальных критических ситуациях, но он может выполнить и взлет, и полет по маршруту, и за ведущим держаться. Возможно, его даже не потребуется руками корректировать. А если ты взлетишь… в общем, дальше все будет проще. Садиться нам уже не придется.
- Вот и здорово.
Я посмотрел на него еще раз. Он тоже глядел на меня. Какой был смысл спрашивать его еще раз, уверен ли он?
- Ну, если ты действительно этого хочешь, если действительно понимаешь, на что решаешься…
Он кивнул.
- …Тогда пойдем.
И мы повернулись и пошли к истребителям. Я представил, как мы выглядим со стороны. Две маленькие фигурки, молча идущие по огромному темному и пустынному летному полю, одна в темной куртке и кепке, другая - в камуфляже и с автоматом через плечо. На нас смотрели мертвые ангары и темные окна корпусов старого, заслуженного института, приговоренного нами к взрыву, темные хвойные деревья вокруг них, темные тучи над головой. Дул холодный осенний ветер, забивающийся под куртку.
В голову пришла «Ночная птица» Никольского. Странно, я ведь особо не увлекался им. Но мелодия и атмосфера печали и расставания слишком подходили к моменту. Я прислушался к звучащим в голове словам… А что? Действительно, ночь, осень… Вон стоят наши черные птицы, готовые расправить крылья и тронуться в неблизкий путь в небеса. Предстоит разлука с привычным миром, возможно, навсегда, и риск - ради правого дела и ради того, чтобы придать смысл нашей жизни.
- Че-то тут холодно, - пробормотал Димка.
- В кабине согреешься. Ты кстати, это, в пылу энтузиазма не позабыл, что мы летим в космос и что там температуры не африканские?
- Ну, так у вас же системы отопления, регенерации воздуха и все такое…
- Есть такое. Хотя, кстати, испытаны они только теоретически, так что всякое возможно.
- Гриш, кончай меня пугать, - улыбнулся он.
- Я не пугаю, я напоминаю. А помнишь, что первое время на особый комфорт рассчитывать не стоит? А что жить нам сперва предстоит в невесомости? Ты себе вообще представляешь, каково это?
- Перетерплю, - в голосе Димки все сильнее чувствовалось упрямство, - Нашему командиру, как я понимаю, вообще девятый десяток - и ничего, так чего ж мне пугаться?
- Ладно, - улыбнулся я, - ну вот, мы и пришли.
Машины ждали нас, прогретые и готовые к вылету. Мы остановились возле «восьмерки».
- Ну, чего, залезай, пилот, - кивнул я на трап, прислоненный к кабине.
Митя посмотрел на меня, потом осмотрелся по сторонам, вглядываясь в окружающую нас темноту. Я чувствовал в нем беспокойство и понимал его. Он заметил мой взгляд и сказал:
- Ты не бойся, я больше не передумаю. Но все же… мало ли, когда теперь на твердую землю ступить придется.
- Понимаю.
Мы немного молча постояли, оглядывая поле, прислушиваясь к звукам. Никольский все не выходил из моей головы. Что ж, такое бывает. Я достал пульт и вычеркнул «восьмерку» из списка.
- Ну ладно, хватит, - сказал, наконец, Митя и полез вверх, в кабину. Через мгновение оттуда донеслось: - Ух ты!
- Чего, оценил число приборов? - усмехнулся я снизу, - Не боись, кроме автопилота, ручки управления и педалей тебе ничего не понадобится. Ну, и еще сектор газа. Это не группа.
Из кабины показалась Митина голова:
- А вооружение? - спросил он, покосившись на скрытый в левом обтекателе ствол пушки.
- А нафига тебе вооружение? Ты что, кого-то стрелять собрался? Уж не меня ли?
- Ну, а если на нас нападут?
- Ну, мы постараемся пролететь быстро и тихо, чтоб никто не заметил.
- А если не получится?
- Должно получится. Хотя, - ладно, если быть честным, Димка прав. Мало ли что, - так и быть, сейчас залезу, покажу.
Я перекинул «Бизон» за спину, вскарабкался в кабину и провел короткий инструктаж. Не знаю, есть ли какой смысл в кратком курсе управления истребителем шестого поколения продолжительностью пять минут, но ничего лучше я придумать не смог. Напоследок я показал Мите здоровенный мануал, лежащий в багажном отделении.
- Тут у нас вкратце описание всяких рычагов, экранов, механизмов и прочей фигни. Пока будешь лететь на автопилоте, можешь почитать, если интересно.
- Хорошо.
- Ты что-то хоть запомнил?
- Что-то - запомнил. Почитать попробую.
- Ладно. Ну, теперь одевай скафандр, - я кивнул за кресло, где лежал сложенный серебристый космический комбинезон.
Димка приподнял его и внимательно оглядел. Это тоже была одна из наших ключевых разработок - достаточно легкая и удобная, но надежная одежда для пребывания в открытом космосе. Скафандром его называли только по традиции.
- Здесь и кислород, и терморегуляция, и все такое, - пояснил я, - Кислорода запас на час, но если подсоединишь к системе жизнеобеспечения истребителя - сможешь пользоваться его системой регенерации.
- И какой у нее ресурс?
- Если при полной загрузке топливом и вообще никуда его больше не тратить - может и на неделю хватить. А основное топливо - водород. Ныряешь пониже в атмосферу - и опять чувствуешь себя в полном порядке. Матушка Земля нас обеспечит, - я улыбнулся.
- Ух ты, как хитро, - улыбнулся он, - кстати, а что мы есть будем?
- А ты с собой еду не захватил? - саркастически заметил я, - Ладно, не пугайся, тут есть эн-зэ на пару-тройку дней из обычного рациона космонавтов. Так же, как и системы гигиены и водоснабжения, - почитаешь про них в документации, если не возражаешь.
Димка хмыкнул.
- Ну а дальнейший запас продовольствия есть на транспортниках, там его полно и даже оборудование для синтеза пищи есть. На королевский банкет не рассчитывай, но с голоду не помрешь.
- Ага. Ну, я одеваюсь, - и полетим?
- Давай. Да, вот еще, во-первых, не забудь подключить систему жизнеобеспечения скафандра к бортовой, а во-вторых, включить рацию в шлеме, - я соскочил с трапа и пошел к своей «девятке».
Наши машины стояли в двадцати метрах друг от друга, и я, залезая в свой скафандр, видел, как Митя, уже успевший экипироваться, что-то рассматривает в своей кабине. Я щелкнул переключателем связи на приборной панели.
- Ну, как? Ты готов?
- Вроде бы.
- Ну, хорошо. Давай, откидывай трап - он тебе больше не понадобится, включай автопилот, и ставь режим следования за ведущим. И еще… Если что случится, например, если меня собьют, - я говорил это абсолютно безразличным тоном и поймал себя на том, что вовсе не мухлюю, - переключай на режим следования к точке «один». Просто «один». Ну и, в конце концов, на большой высоте ты можешь уже поразвлекаться, отрубить автопилот и почувствовать себя настоящим летчиком. Все ясно?
- Ага. Гриш, можно еще вопрос?
- Да? - интересно, чего это он так?
- Вы ведь собираетесь прилетать на Землю за пополнением. Могу ли я участвовать в этих экспедициях, хоть иногда? И сможем ли мы забрать нескольких хороших людей?
Хитрюга. Нашел ведь момент. Впрочем, он прав - лучше сейчас это выяснить, да и не просит он ни о чем криминальном.
- Посмотрим, Мить. Обещать не могу, направлять на задания будут тех, кто с ними хорошо справится. Так что во многом это от тебя самого зависит. Но если мое слово будет решающим - я замолвлю его за тебя.
- Спасибо, - ответил он серьезно.
- Не за что. Ну, ладно. Подожди минутку, я сейчас себя тоже в порядок приведу.
Я привстал в кабине и рукой отбросил трап назад, так, чтобы он не мешал выехать на полосу. Все. Обратно спуститься теперь будет проблематично. Вот и очередной Рубикон. Хотя этих Рубиконов за прошедшие пару дней было… Вот хотя бы этот, - я снял с плеча «Бизон», и оглядел его почти с любопытством. Да, вроде, хорошее и надежное оружие. Надеюсь, мне не придется сегодня проверять подарок Мишки и Антона в действии. Откинув крышку багажного отделения слева позади кресла, я сунул пистолет-пулемет туда, потом отправил следом за ним запасную обойму из кармана.
Пора бросать последний взгляд, последний раз прислушиваться к звукам застывшего ночного аэродрома. Из темноты едва заметно проступают силуэты ангаров и бетонных полос. Впереди вдали огни Раменского, на западе в полнеба - зарево Москвы. Позади - силуэт второго «Беркута». Там сидит Димка, уже в шлеме, и тоже смотрит по сторонам, ждет меня. Поглядев на приборную панель, я соображаю, что у меня с собой вообще нет никакой музыки, большинство вещей - в челноке. Только все та же «Ночная птица» в голове. Интересно, что слушает сейчас Ванька? Я улыбнулся его мысленному образу и глянул в небеса. И неожиданно различил звук, уже некоторое время вкрадывающийся в ночную симфонию.
Мотор. Автомобильный мотор, приближающийся к нам слева. И не один. Пока еще далеко. Так, все, пора. А то еще поймают на взлете. На часах - почти пять, нам и так слишком много времени дали.
Я быстро надел шлем, опустил фонарь кабины и пристегнул ремни.
Пространство вокруг сразу стало маленьким, куда не протяни руку - коснешься остекления. Теперь к этому придется привыкнуть: до просторных орбитальных жилищ еще долго дело не дойдет.
- Мить, проверка связи.
- Слышу хорошо, - весело донеслось из наушников.
- По-моему, к нам едут гости, так что взлетаем.
- Тогда давай, поехали!
В голосе Димки звучало нетерпение, но за ним я угадывал тревогу. Еще бы… честно говоря, мне тоже было немного не по себе. Шутливым тоном мы лишь старались побороть это друг в друге.
- Фонарь закрой сперва, Гагарин.
- Что закрыть? - с недоумением переспросил он.
- Окно в кабине, а то продует ненароком. Герметично, чтоб зеленый огонек загорелся.
- А… - протянул он, - Сейчас…
Я увидел, что фонарь «восьмерки» опустился и, вздохнув, коснулся газа. Машина дернулась и поползла вперед. За мной двинулся и второй «Беркут». Только теперь, аккуратно и неуклюже управляя педалями, я ощутил: больше ничто, кроме силы тяжести, не сдерживает двадцатитонную машину. Мы связаны с ней, и она будет делать то и только то, что захочу я, но настолько хорошо, насколько я смогу. Я - ее пилот.
Все, позиция занята. Назад дороги нет, впереди - безбрежное небо, полет, космос… я же сам этого хотел, откуда эта дрожь? Первый раз сижу за настоящим штурвалом? Ну и что, предположим, что эта кабина - тот самый тренажер, на котором я уже месяца четыре тренировался. Никакой разницы. Все те же самые приборы, такое же кресло. Только «за бортом» будут не теплые стены института, а километры высоты, а если я неудачно ошибусь - не надпись «миссия провалена», а полный кирдык. Даже если катапультируюсь. Ибо приходить выручать меня будет некому.
Ладно, хватит. Перекрестимся на дорожку… кто у нас из святых покровитель летчиков и космонавтов? Не помню. Ну вот, дождались, уже подъехали, родимые - стена корпуса на дальнем левом конце аэродрома осветилась светом фар. Дальше ждать нельзя - я двинул рычаг газа до упора, и взлетная полоса рванулась мне навстречу. Так, так, разгоняемся, теперь чуть-чуть на себя, нос вверх… готово, отрыв!
Меня вдавливает в кресло, дрожь переходит в смесь оцепенения и восторга. Как будто это я сам сейчас взмываю в небо с бетонной полосы и поджимаю под себя когти-шасси.
Высота двадцать метров. В зеркале начинает разгон Митя. Какие-то машины мчатся по бетону слева ему наперерез - все, хлопчики, вы опоздали, мой ведомый отрывается от полосы и в наушниках раздается его восторженный крик. «Восьмерка» взмывает сразу метров на триста, догоняет меня и пристраивается сзади справа.
Когда под нами проносится Раменское и полоска железной дороги, я достаю пульт и проверяю список объектов. Наши истребители из их числа уже исключены. Тогда пора, а то еще саперов приведут.
Гляжу в зеркало назад. Там, откуда мы только что взлетели, разгорается зарево. Наши саперы хорошо поработали - разложенной по всему комплексу взрывчатки с лихвой хватит, чтобы обрушить фундаменты строений и сжечь все внутри. Больше в этом месте ЛИИ имени Громова не будет. Нельзя оставлять наши базы врагу.
Перевожу взгляд на индикатор радара. Пока он работает в пассивном режиме и поэтому «светит» только подмосковные аэропорты и большие радарные станции - ни к чему выдавать наше местоположение. Конечно, скоро нас наверняка заметят, но перехватывать вряд ли станут - примут за американцев. Не взлетят этой ночью истребители из Чкаловского, не пойдут за нами следом С-400. Эта ночь - ночь конца старой России, старого мира. Завтра придет другой претендент на эту землю.
Под крылом - Электросталь и Ногинск, слева видны огни Москвы. Очерчены линии магистралей, вон тот уголок - кажется, площадь трех вокзалов.
- Митя?
- Ага, - голос его немного грустный. Тоже смотрит на наш удаляющийся город. Наверное, и на свой дом тоже. Что бы спросить?
- Как настроение?
- Пройдет, - отвечает он.
Над Владимирской областью мы переводим двигатели на усиленный турбореактивный режим и скрываемся в густых облаках.
продолжение следует...