От парадигмы слышу
Опять та ж фигня - появляется экранизация бестселлера, и все начинают азартно чесать язык.
Теперь об Патрика Зюскинда и его "Парфюмера".
Недавние посты в drugoe_kino типичный пример такого чесалова. Особливо последний - песня!
Ну да черт с ними со всеми...
Несколько лет назад в программе Александра Гордона на НТВ гостил какой-то видный наш литературовед - тоже чесалово будьте нате было, как раз об том же самом. Литературовед огласил магическую формулу: "Парфюмер" - парадигма творчества, а Гренуй - художника парадигма тож.
Ну... парадигма так парадигма, художника так художника. У меня нет сильных возражений против такой консепции. Есть, ну что ли, некоторые поправочки.
Для начала я бы предложил убрать эту самую "парадигму". Хорошое слово, звучное, умное - ключевое в словаре уважающего себя интеллектуала; вот за то и убираем - не надо тень на плетень наводить. "Символ", "метафора", "образ" - да, что угодно, но только не "парадигма". Зюскинд вовсе не имел в виду создать парадигму - скорее уж предостеречь от нее. В первых же строках романа о герое сказано - чудовище. И через весь текст проходит уточнение - клещ.
Чудовище-клещ - парадигма художника?
Мне скажут why not? что за наив, что за чистоплюйство - разве художник не может быть чудовищем, а творчество преступлением? Разве не бывало так?!
Не-а! Не бывало. И Зюскинд (вспомним "Контрабас") это прекрасно знает.
Он написал очень хитрую, очень лукавую книгу-параболу в которой все не так.
Все, что принято считать таким - не таково, несмотря на полное внешнее сходство.
Не таким все происходящее в романе становится благодаря известному приему "-1". Минус один параметр - во всем, что замкнуто на главного героя и его манию. Он гений запахов - потому что сам не пахнет. Об этом прямо сказано опять же в самом начале: младенец не пах. В силу этого он гений, и - не человек, недочеловек.
Этот дефект - т.е. отсутствие некоего неотъемлемого свойства - запускает необратимую цепь жизни человека, которого невозможно полюбить.
У "Парфюмера" есть двойник-предшественник - роман Герберта Уэллса "Человек-невидимка". Если ориентироваться на упомянутую беседу (я критику не читаю, поэтому другими ориентирами не располагаю), умники этот замечательный момент проморгали. Герой Зюскинда так же как герой Уэллса недосягаем для чувства, то есть непригоден к нормальному общению. Правда invisible man сам сделал себя таким - ради мании власти. Гренуй изначально таков - и это превращает его в такого же маньяка. Собственно, любая мания, если приглядеться, есть мания власти - обладания тем, что ускользает из рук, где случайный объект мании оказывается субститутом власти как таковой: возможности свободно манипулировать вещами и людьми. Отличаются два маньяка только в интенции (направленности, сфокусированности на) энергийной потенции власти, ее силы, или, если угодно, архимедова рычага: в одном случае это страх (Уэллс), в другом - любовь (Зюскинд).
И впрямь, не эти ли две силы правят бал человеков - угроза и соблазн?!
Англичанин жил во времена, сравнительно с нашим, простодушные; то была эра позитивизма, когда сила мыслилась механически, орудийно, стало быть и угроза (прeвосходства в силе, прямого насилия) представлялась абсолютным оператором.
Но всякая угроза провоцирует на противодействие ей, как минимум - на защиту.
Соблазн сильнее угрозы - он обезоруживает.
Тем более соблазн любви.
Особенно всеобщей.
Ко времени появления "Парфюмера" человечество прошло через пожирающие своих сабжей опыты всеобщих любовей
Сила соблазна превзошла - и обратила в немощь - силу угрозы.
Даешь всеобщую!
На - получай!!!
Так, что если "Парфюмер" и парадигма, то чего-то другого.
Crosspost no_fast_read
Теперь об Патрика Зюскинда и его "Парфюмера".
Недавние посты в drugoe_kino типичный пример такого чесалова. Особливо последний - песня!
Ну да черт с ними со всеми...
Несколько лет назад в программе Александра Гордона на НТВ гостил какой-то видный наш литературовед - тоже чесалово будьте нате было, как раз об том же самом. Литературовед огласил магическую формулу: "Парфюмер" - парадигма творчества, а Гренуй - художника парадигма тож.
Ну... парадигма так парадигма, художника так художника. У меня нет сильных возражений против такой консепции. Есть, ну что ли, некоторые поправочки.
Для начала я бы предложил убрать эту самую "парадигму". Хорошое слово, звучное, умное - ключевое в словаре уважающего себя интеллектуала; вот за то и убираем - не надо тень на плетень наводить. "Символ", "метафора", "образ" - да, что угодно, но только не "парадигма". Зюскинд вовсе не имел в виду создать парадигму - скорее уж предостеречь от нее. В первых же строках романа о герое сказано - чудовище. И через весь текст проходит уточнение - клещ.
Чудовище-клещ - парадигма художника?
Мне скажут why not? что за наив, что за чистоплюйство - разве художник не может быть чудовищем, а творчество преступлением? Разве не бывало так?!
Не-а! Не бывало. И Зюскинд (вспомним "Контрабас") это прекрасно знает.
Он написал очень хитрую, очень лукавую книгу-параболу в которой все не так.
Все, что принято считать таким - не таково, несмотря на полное внешнее сходство.
Не таким все происходящее в романе становится благодаря известному приему "-1". Минус один параметр - во всем, что замкнуто на главного героя и его манию. Он гений запахов - потому что сам не пахнет. Об этом прямо сказано опять же в самом начале: младенец не пах. В силу этого он гений, и - не человек, недочеловек.
Этот дефект - т.е. отсутствие некоего неотъемлемого свойства - запускает необратимую цепь жизни человека, которого невозможно полюбить.
У "Парфюмера" есть двойник-предшественник - роман Герберта Уэллса "Человек-невидимка". Если ориентироваться на упомянутую беседу (я критику не читаю, поэтому другими ориентирами не располагаю), умники этот замечательный момент проморгали. Герой Зюскинда так же как герой Уэллса недосягаем для чувства, то есть непригоден к нормальному общению. Правда invisible man сам сделал себя таким - ради мании власти. Гренуй изначально таков - и это превращает его в такого же маньяка. Собственно, любая мания, если приглядеться, есть мания власти - обладания тем, что ускользает из рук, где случайный объект мании оказывается субститутом власти как таковой: возможности свободно манипулировать вещами и людьми. Отличаются два маньяка только в интенции (направленности, сфокусированности на) энергийной потенции власти, ее силы, или, если угодно, архимедова рычага: в одном случае это страх (Уэллс), в другом - любовь (Зюскинд).
И впрямь, не эти ли две силы правят бал человеков - угроза и соблазн?!
Англичанин жил во времена, сравнительно с нашим, простодушные; то была эра позитивизма, когда сила мыслилась механически, орудийно, стало быть и угроза (прeвосходства в силе, прямого насилия) представлялась абсолютным оператором.
Но всякая угроза провоцирует на противодействие ей, как минимум - на защиту.
Соблазн сильнее угрозы - он обезоруживает.
Тем более соблазн любви.
Особенно всеобщей.
Ко времени появления "Парфюмера" человечество прошло через пожирающие своих сабжей опыты всеобщих любовей
Сила соблазна превзошла - и обратила в немощь - силу угрозы.
Даешь всеобщую!
На - получай!!!
Так, что если "Парфюмер" и парадигма, то чего-то другого.
Crosspost no_fast_read