Город
отчет по практике
начало здесь
Самолет ударил толстыми колесами в посадочный бетон и с меня спорхнули остатки дремы. До того как наш лайнер остановился, я перевел часы на 5:00 местного времени. После трехчасового полета в салоне было уже достаточно душно и я, наступая на пятки пассажиров, поспешил к выходу. В дверном проеме было еще темно. Я ступил на трап и, вместо ночной прохлады, меня словно обложили поролоном. Я стал задыхаться. Лицо и все тело и мгновенно стали мокрыми. Следующий раз что-то подобное было со мной в Таиланде. Но там был влажный смог. Здесь же меня встретил раскаленный воздух пустыни, которая за ночь не успевала остыть и продолжала отдавать тепло. «Отцы небесные, что же здесь твориться летом и в полдень?» - была моя первая мысль. Я пробрался к одноэтажному зданию аэропорта и стал озираться в поисках места для сна. Впереди было, по крайней мере, три часа вынужденного безделья: в редакции раньше девяти часов появляться было бессмысленно, а возникнуть в шесть утра в прихожей незнакомого человека не позволяла врожденная застенчивость.
Нашел лавку. Но не успел устроить голову между застежек на сумке, передо мной, как видение, возникла небритая физиономия Виталика, который - честь и хвала - решил меня встретить.
В такси водителю была названа незнакомая мне улица, и довольно быстро мы подъехали к гостинице с оригинальным названием «Ашхабад». По дороге Виталик делился впечатлениями от длинного дня. В редакции он еще не был, Алле домой не звонил, устроился в гостиницу, познакомился там с командированными, пил с ними за знакомство, кочуя из ресторана в номер и обратно. Города не видел.
В коридоре отеля с высокими потолками десятки летучих мышей по причудливой траектории с неприятным писком проносились прямо над головами. Мы поднялись в сумеречный номер с кондиционированной прохладой. На столе над спящим соседом и пустыми бутылками возвышалось огромное полушарие арбуза. Я отрезал себе кусок, и, поплевывая семечками, наблюдал, как Виталик бросает вещи в сумку. Арбуз был сладкий и холодный. И все же, прежде чем выяснять, где находится Дом Печати, номер 20 по улице Атабаева, мы решили позавтракать.
Между тем рассвело и нам удалось рассмотреть город. До сих пор Ашхабад представлялся мне городом из «Тысяча и одной ночи». Однако туркменская столица в архитектурном отношении была далека от Бухары или Самарканда. После девятибалльного землетрясения 1948 года практически весь город восстановили заново. Теперь центр города представлял собой причудливую смесь среднеазиатского зодчества и сталинского «ампира». Обилие бетона в громоздких конструкциях зданий, фонтанов, памятников и оросительных каналов - давало надежду, что этот город станет последним оплотом человечества после ядерного апокалипсиса. Любая беседка в ашхабадской версии выглядела грозным фортификационным сооружением с двойной колоннадой. Даже туалет на Русском базаре напоминал бомбоубежище. Само здание рынка по размаху и внушительности не уступало Пентагону.
Русский базар
Наконец, возле какой-то гостиницы, поднявшись по внешней лестнице на второй этаж, мы обнаружили ресторан. В зале было пусто. Заказав холодные закуски, я живо поинтересовался, нет ли чего-нибудь покрепче чая.
- У нас после одиннадцати, - привычно предупредила женщина в кружевном фартучке. После чего принесла по сто граммов водки в двух фарфоровых чайничках.
- Зачем столько бетона в каждом заборе? - вслух озадачил я приятеля. - Восточная щедрость?
- Сейсмоустойчивость слабая, - на правах старожила стал объяснять Виталик, - нормы другие. Мне тут историю рассказали. Жил здесь до войны архитектор, которого в 1938 году осудили за перерасход бетона при строительстве одного из домов. Квалифицировали, как вредительство. А спустя десять лет этот дом единственный уцелел при землетрясении.
Мы разлили содержимое чайничков в чашки.
Когда официантка повторяла, я вспомнил, как перед отъездом расспрашивал всех знакомых, побывавших за Каспием, - что бы отвезти в Среднюю Азию в качестве презентов. «Чайники, - неизменно отвечали мне, - обычные фарфоровые чайнички для заварки». Недоумение прошло у меня лишь после посещений местных чайхан. Чай здесь подавали только в персональных чайничках. В любой туркменской семье таких чайников должно быть не меньше, чем мужчин в доме. Треснувшая посуда - плохая примета.
Под конец завтрака мы чокались чайничками и тянули из носиков.
продолжение следует
начало здесь
Самолет ударил толстыми колесами в посадочный бетон и с меня спорхнули остатки дремы. До того как наш лайнер остановился, я перевел часы на 5:00 местного времени. После трехчасового полета в салоне было уже достаточно душно и я, наступая на пятки пассажиров, поспешил к выходу. В дверном проеме было еще темно. Я ступил на трап и, вместо ночной прохлады, меня словно обложили поролоном. Я стал задыхаться. Лицо и все тело и мгновенно стали мокрыми. Следующий раз что-то подобное было со мной в Таиланде. Но там был влажный смог. Здесь же меня встретил раскаленный воздух пустыни, которая за ночь не успевала остыть и продолжала отдавать тепло. «Отцы небесные, что же здесь твориться летом и в полдень?» - была моя первая мысль. Я пробрался к одноэтажному зданию аэропорта и стал озираться в поисках места для сна. Впереди было, по крайней мере, три часа вынужденного безделья: в редакции раньше девяти часов появляться было бессмысленно, а возникнуть в шесть утра в прихожей незнакомого человека не позволяла врожденная застенчивость.
Нашел лавку. Но не успел устроить голову между застежек на сумке, передо мной, как видение, возникла небритая физиономия Виталика, который - честь и хвала - решил меня встретить.
В такси водителю была названа незнакомая мне улица, и довольно быстро мы подъехали к гостинице с оригинальным названием «Ашхабад». По дороге Виталик делился впечатлениями от длинного дня. В редакции он еще не был, Алле домой не звонил, устроился в гостиницу, познакомился там с командированными, пил с ними за знакомство, кочуя из ресторана в номер и обратно. Города не видел.
В коридоре отеля с высокими потолками десятки летучих мышей по причудливой траектории с неприятным писком проносились прямо над головами. Мы поднялись в сумеречный номер с кондиционированной прохладой. На столе над спящим соседом и пустыми бутылками возвышалось огромное полушарие арбуза. Я отрезал себе кусок, и, поплевывая семечками, наблюдал, как Виталик бросает вещи в сумку. Арбуз был сладкий и холодный. И все же, прежде чем выяснять, где находится Дом Печати, номер 20 по улице Атабаева, мы решили позавтракать.
Между тем рассвело и нам удалось рассмотреть город. До сих пор Ашхабад представлялся мне городом из «Тысяча и одной ночи». Однако туркменская столица в архитектурном отношении была далека от Бухары или Самарканда. После девятибалльного землетрясения 1948 года практически весь город восстановили заново. Теперь центр города представлял собой причудливую смесь среднеазиатского зодчества и сталинского «ампира». Обилие бетона в громоздких конструкциях зданий, фонтанов, памятников и оросительных каналов - давало надежду, что этот город станет последним оплотом человечества после ядерного апокалипсиса. Любая беседка в ашхабадской версии выглядела грозным фортификационным сооружением с двойной колоннадой. Даже туалет на Русском базаре напоминал бомбоубежище. Само здание рынка по размаху и внушительности не уступало Пентагону.
Русский базар
Наконец, возле какой-то гостиницы, поднявшись по внешней лестнице на второй этаж, мы обнаружили ресторан. В зале было пусто. Заказав холодные закуски, я живо поинтересовался, нет ли чего-нибудь покрепче чая.
- У нас после одиннадцати, - привычно предупредила женщина в кружевном фартучке. После чего принесла по сто граммов водки в двух фарфоровых чайничках.
- Зачем столько бетона в каждом заборе? - вслух озадачил я приятеля. - Восточная щедрость?
- Сейсмоустойчивость слабая, - на правах старожила стал объяснять Виталик, - нормы другие. Мне тут историю рассказали. Жил здесь до войны архитектор, которого в 1938 году осудили за перерасход бетона при строительстве одного из домов. Квалифицировали, как вредительство. А спустя десять лет этот дом единственный уцелел при землетрясении.
Мы разлили содержимое чайничков в чашки.
Когда официантка повторяла, я вспомнил, как перед отъездом расспрашивал всех знакомых, побывавших за Каспием, - что бы отвезти в Среднюю Азию в качестве презентов. «Чайники, - неизменно отвечали мне, - обычные фарфоровые чайнички для заварки». Недоумение прошло у меня лишь после посещений местных чайхан. Чай здесь подавали только в персональных чайничках. В любой туркменской семье таких чайников должно быть не меньше, чем мужчин в доме. Треснувшая посуда - плохая примета.
Под конец завтрака мы чокались чайничками и тянули из носиков.
продолжение следует