Бомба
отчет по практике
начало здесь
Район проживания
Десять следующих дней я метался по незнакомому городу в поисках нужных персонажей.
В начале, вопреки прокуратуре, возбудившей уголовное дело против героя моего расследования Ниязова (иметь такую фамилию в Туркмении - все равно, что ее не иметь ©), я хотел поддержать влюбленного и написать, что «жизнь-де не всегда вмещается в заготовленные рамки» и, что возлюбленные во все времена вдохновляли мужчин на подвиги и великие дела. В том числе и уголовные. А иные «будничные женщины тяжелыми тупыми жерновами висят на покорной мужской шее» (Ниязов состоял в браке). В общем, в духе Аркадия Аверченко.
Но после беседы с милой бортпроводницей, достойной называться стюардессой, представив себе, на минуточку, состояние экипажа, которому в воздухе передали о возможной взрывчатке на борту лайнера, я решил не спешить с выводами.
Познакомившись с будущим героем публикации в университете на заседании комитета комсомола, где рассматривали его персональное дело, я и вовсе отказался от первоначальной роли божьей коровки с гуманными замыслами.
Ниязов оказался довольно развитым молодым человеком. В моей защите явно не нуждался. Он уверенно держался, складно выступал, и не испытывал неудобства от последствий своей акции. Им же самим отрабатывалась версия о состоянии аффекта в критический момент его жизни. Он сам делал акценты, на что надо обратить внимание:
- Узнав, что моя девушка уже вылетела, я побежал от аэропорта, что интересно, а не поехал на транспорте.
- Несмотря на аффект, ты, однако, догадался, позвонить в аэропорт с улицы, из автомата.
- Да я же дома устроил погром, разбил телефон, - соседи подтвердят это, - метался, рвал какие-то бумаги, попался под руки телефонный справочник - видимо, он меня и навел на мысль. Вы когда-нибудь… любили? - испытывающий взгляд на активистов.
- А жена, ребенок, - робкий голос какой-то комсомолки, - как же они. Жена, наверное, тоже любит.
- Жизнь не всегда вмещается в заготовленные рамки.
«Сейчас будет что-то о жерновах и мужских шеях», - подумал я. Больше всего, впрочем, меня раздражали не иезуитские речи Ниязова, а установка заседающих очистить комсомольские ряды от уголовника до приговора. Обсуждали не вынужденную посадку в Красноводске, не пятичасовую проверку ручной клади ста шестидесяти куда-то опаздывающих пассажиров, не возможную катастрофу, не нанесение материального и морального ущерба. Речь шла о нарушении четырех подпунктов Устава ВЛКСМ, а именно обязанностях «служить образцом исполнения гражданского долга», «беречь социалистическую собственность», «строго соблюдать нормы коммунистической морали», а также «заботиться об авторитете ВЛКСМ и своей организации». Понимаю, что общественная организация - не прокуратура. Но тогда зачем это всё? Прозвучало даже мнение, что, раз возбуждено уголовное дело, надо исключать из комсомола, но, если суд оправдает, недолго принять его обратно. Из дюжины «присяжных» только один отщепенец ответил на это заявление, что он будет голосовать за исключение даже при оправдательном приговоре. Оппозиционер, наверное, будущий.
В прокуратуре со мной не захотели даже разговаривать: «следствие еще не окончено». Впрочем, мое страстное любопытство отчасти удовлетворила молоденькая делопроизводитель. В отсутствие начальства, разумеется.
Сложно добывать фактическую информацию без официальных запросов и звонков сверху. Чтобы получить одну единственную цифру - материальный ущерб, нанесенный ложным звонком - мне понадобилось два часа рассказывать главному бухгалтеру аэропорта, сын которой был призывного возраста, об армейском рационе питания и прочих прелестях военной службы. Сумму ущерба женщине пришлось долго вычислять. К ней никто с этим до меня не обращался. Я делал работу за следственные органы.
продолжение следует
начало здесь
Район проживания
Десять следующих дней я метался по незнакомому городу в поисках нужных персонажей.
В начале, вопреки прокуратуре, возбудившей уголовное дело против героя моего расследования Ниязова (иметь такую фамилию в Туркмении - все равно, что ее не иметь ©), я хотел поддержать влюбленного и написать, что «жизнь-де не всегда вмещается в заготовленные рамки» и, что возлюбленные во все времена вдохновляли мужчин на подвиги и великие дела. В том числе и уголовные. А иные «будничные женщины тяжелыми тупыми жерновами висят на покорной мужской шее» (Ниязов состоял в браке). В общем, в духе Аркадия Аверченко.
Но после беседы с милой бортпроводницей, достойной называться стюардессой, представив себе, на минуточку, состояние экипажа, которому в воздухе передали о возможной взрывчатке на борту лайнера, я решил не спешить с выводами.
Познакомившись с будущим героем публикации в университете на заседании комитета комсомола, где рассматривали его персональное дело, я и вовсе отказался от первоначальной роли божьей коровки с гуманными замыслами.
Ниязов оказался довольно развитым молодым человеком. В моей защите явно не нуждался. Он уверенно держался, складно выступал, и не испытывал неудобства от последствий своей акции. Им же самим отрабатывалась версия о состоянии аффекта в критический момент его жизни. Он сам делал акценты, на что надо обратить внимание:
- Узнав, что моя девушка уже вылетела, я побежал от аэропорта, что интересно, а не поехал на транспорте.
- Несмотря на аффект, ты, однако, догадался, позвонить в аэропорт с улицы, из автомата.
- Да я же дома устроил погром, разбил телефон, - соседи подтвердят это, - метался, рвал какие-то бумаги, попался под руки телефонный справочник - видимо, он меня и навел на мысль. Вы когда-нибудь… любили? - испытывающий взгляд на активистов.
- А жена, ребенок, - робкий голос какой-то комсомолки, - как же они. Жена, наверное, тоже любит.
- Жизнь не всегда вмещается в заготовленные рамки.
«Сейчас будет что-то о жерновах и мужских шеях», - подумал я. Больше всего, впрочем, меня раздражали не иезуитские речи Ниязова, а установка заседающих очистить комсомольские ряды от уголовника до приговора. Обсуждали не вынужденную посадку в Красноводске, не пятичасовую проверку ручной клади ста шестидесяти куда-то опаздывающих пассажиров, не возможную катастрофу, не нанесение материального и морального ущерба. Речь шла о нарушении четырех подпунктов Устава ВЛКСМ, а именно обязанностях «служить образцом исполнения гражданского долга», «беречь социалистическую собственность», «строго соблюдать нормы коммунистической морали», а также «заботиться об авторитете ВЛКСМ и своей организации». Понимаю, что общественная организация - не прокуратура. Но тогда зачем это всё? Прозвучало даже мнение, что, раз возбуждено уголовное дело, надо исключать из комсомола, но, если суд оправдает, недолго принять его обратно. Из дюжины «присяжных» только один отщепенец ответил на это заявление, что он будет голосовать за исключение даже при оправдательном приговоре. Оппозиционер, наверное, будущий.
В прокуратуре со мной не захотели даже разговаривать: «следствие еще не окончено». Впрочем, мое страстное любопытство отчасти удовлетворила молоденькая делопроизводитель. В отсутствие начальства, разумеется.
Сложно добывать фактическую информацию без официальных запросов и звонков сверху. Чтобы получить одну единственную цифру - материальный ущерб, нанесенный ложным звонком - мне понадобилось два часа рассказывать главному бухгалтеру аэропорта, сын которой был призывного возраста, об армейском рационе питания и прочих прелестях военной службы. Сумму ущерба женщине пришлось долго вычислять. К ней никто с этим до меня не обращался. Я делал работу за следственные органы.
продолжение следует