Рассказ мой будет долгим.
Наберитесь терпения, прошу вас, друзья!
Тем вечером я шла, понурившись, по любимому бульвару. Несколько месяцев назад, когда из сугробов торчали лишь верхушки скамеек - черные чугунные углы - я также шла, глотая слезы, рядом с любимым - и разлюбившим. Мы гуляли так долго, молча, и в конце концов, устав, присели прямо на обледеневший сугроб лавочки.
-Всё?
-Хорошо, значит, всё.
Рана брошенности все не заживала: я бередила ее, мучая себя воспоминаниями и бесплодными фантазиями.
Вот и сейчас - и запах цветущей черемухи, и бледные сумерки, и знакомые витрины "наших" кафе, "нашего" кинотеатра, и парочки, затихшие на свободных и уютных теперь скамейках - все наводило тоску.
Шла я куда глаза глядят, а на самом деле, по знакомому маршруту: по Никитскому бульвару до ворот, а оттуда - по улице Алексея Толстого, той улице, по которой, говорят, Берия ездил в затемненном автомобиле, высматривая школьниц.
И вдруг - рядом зашуршал, останавливаясь, лакированный черный ЗИЛ. Совпадение с моими рассеянными мыслями было настолько неожиданным, что я вздрогнула и немного ускорила шаг, стараясь, чтобы маневр остался незамеченным.
-Девушка... - раздался насмешливый бас.
Я еще активнее зашагала прочь, не оглядываясь, делая вид, что не слышу.
-Девушка... - бас приближался. - Извините, ради бога.
Агрессии в голосе не было, и дурацкая вежливость победила.
Я остановилась и обернулась.
Передо мной стоял крупный мужчина в годах. Улыбка добрая, но покровительственно-насмешливая, кривоватая, седые уже волосы аккуратно зачесаны назад, крупный рот, ямочка на подбородке - такой вот, совсем не опасный зверь в мятом пиджаке.
- Вы меня извините, я в Москве не так давно. Вижу, идете одна, грустная. У нас в провинции принято сочувствие проявлять к одиноким красивым барышням.
То ли хамство, то ли неуклюжее заигрывание? Но улыбка такая бесхитростная, что вызывает ответную.
- Вас подвезти? Или, может, поесть хотите? Или поговорить?
Через несколько секунд у меня началась истерика. Я рыдала громко, не закрывая лица, всхлипывая, а мой знакомый, слегка оторопев, крепко, но нежно приобнял меня и повел в автомобиль.
"Пусть, всё равно теперь, какая разница..." - подумала я устало и злобно.
- А меня Борисом зовут, - сказал он задумчиво. - а вас?
Он привез меня не домой, а куда-то в огороженный парковой зоной дом.
Конечно, я понимала, что означают автомобиль, молчаливый шофер и домик.
И страх, вновь пришедший после кончившейся истерики, заставил серце колотиться прямо в горле.
Борис же, легко махнув рукой, отправил шофера восвояси, и мы вошли в дом, ставший мне потом таким дорогим.
Он подтолкнул меня к бордовой, классического вида кушетке. Я буквально рухнула - сил совсем не осталось - одновременно подсмеиваясь над собой: мадам Рекамье!
Борис накрыл меня пушистым, легким, словно из облаков вытканным пледом, погладил по голове. На левой руке у него не было двух пальцев.
Поймав мой взгляд, он задумчиво сказал:
-Это я в детстве - дурной был - гранату украл, а она взорвалась.
Тут я вдруг поняла, что Борис - возраста моих родителей, и мне стало неловко.
Он почувствовал мое стеснение:
-Ну, что ужинать будем?
И налил водки в резную стопочку, сиявшую хрусталем.
Мы говорили с ним долго, больше он.
Очевидно, Борис чувствовал себя в столице одиноко. Его ожесточила горькая доля окраинного паренька, драчуна и заводилы. Работал он на стройках, с зэками и стройбатовцами. Карьерный взлет воспринимал, как законную награду, но оставался по-прежнему подозрительным, готовым в мгновение ока вытащить кастет и врезать.
Он пил и становился все более откровенным. Рассказал о равнодушии к нему жены, замкнутой и недалекой. О дочерях, которых обожает за сильный характер и упорство. О клейме врага народа, стоявшем на нем из-за репрессированного отца.
Я, выпив, хотела было пооткровенничать, но нашла в себе силы заткнуться, т.к. поняла, что ему нужно, необходимо говорить самому.
И с наслаждением жуя шоколад "Тоблерон", кивала и вздыхала вместе с ним.
Уже светало, когда, пошатываясь, Борис поднялся, подошел к кушетке и вновь обнял - словно зажал в кольцо сильных рук. И так надежно я себя почувствовала, что даже облачное одеяло померкло.
*******************
Наш роман продолжался три года. Мне было нелегко, я знала, что будущего у нас нет.
И хотя Борис избавил меня от всех хлопот быта, от тревог о завтрашнем дне, хотя мы ездили с ним в романтические Венецию и Париж, хотя все подруги жгуче завидовали моим нарядам и украшениям...
...наши отношения были тайной, и я не могла поддержать своего любимого в его битвах с врагами.
Он поднимался все выше и выше, а соперники ненавидели его сильней и сильней.
Раз он попал в больницу, с сердечным приступом.
Отчего это случилось - не знаю точно, люди говорили о попытке самоубийства.
Я выла от отчаяния, но не могла даже навестить его!
Шофер Олег (с кем еще могла дружить любовница - с шофером и домоправителем!), немногословный, серолицый и хмурый, передал мне записку:
"Милая, не волнуйся. Скоро увидимся. Куда поедем в этот раз? Хочешь в Норвегию? Там рыбалка хорошая, и красиво."
В Норвегии - это была наша последняя поездка - Борис задумчиво сказал: вот-вот все решится.
Это был тихий отдых - он не пил, врачи запретили - и я вдруг поняла, что скоро потеряю его.
Все реже мы виделись; мой любимый был занят, он ездил теперь с выступлениями в разные страны, он хотел достичь высшего пика власти.
К сожалению, до меня доходило много неприятных слухов . О стенографистке, которую он прилюдно ущипнул за задницу, о пьяной речи на ТВ.
Законную жену, очевидно, эти новости не задевали. Бесстрастно глядело на меня с экранов ее прикрытое фальшивой улыбкой узкоглазое лицо.
Я не видела его уже несколько дней.
Oднажды ночью, под шум сентябрьского дождя я пыталась заснуть, баюкая себя снотворным, к которому пристрастилась в последние месяцы,
Услыхав, как открывается дверь, я бросилась вниз по лестнице:
-Борис!!!
И- остановилась.
Передо мной стоял незнакомец. Лысеющий брюнет с пронзительными черными глазами, сутулый и недобрый.
Ужас заставил меня оцепенеть.
Незнакомец заговорил быстро, отрывисто:
-На Бориса совершено покушение. Он ехал к вам, отпустил машину - хотел пройтись . На него напали, надели мешок на голову, бросили в Москва -реку. Олег - предатель.
Боже мой!!!
- Ему удалось выплыть. Началось расследование. Поймите, вам теперь нельзя встречаться, хотя бы какое-то время.
Борис был жив!
Но наша любовь уходила навсегда.В изнеможении я села и простонала:
-Борис, ты не прав....
Лысый вдруг усмехнулся:
- А я тоже Борис, между прочим. Борис Абрамович.. Ладно, девушка,успокойтесь, придумаем что-нибудь.
Он ушел.
****************
В каком-то отупении я провела около месяца. Тошнило, кружилась голова...
Передо мной проносились видения - я не верю в мистику, но помню столкновение двух машин, самолет с надписью "IBERIA " на борту, танки на Садовом кольце, черные выжженные провалы окон какого-то белого здания...
А потом пришел Борис-2, как я его про себя назвала.
-Вот что, дорогая, - начал он быстро-быстро, - тебе здесь нечего делать, поверь. Тут пойдут такие дела, что хороших людей надо спасать, страшные дела.
Послушай меня, старого еврея...
Я вздохнула:
- Борис, я ведь тоже еврейка.
И, после ceкундного колебания добавила:
- А теперь - еще и беременная еврейка.
Борис-2 покраснел от волнения. И стал ходить быстрыми шагами из угла в угол.
-Ты знаешь, что твой ребенок - тоже еврей? Вы должны, обязаны уехать в Израиль! Только там вы будете в безопасности.
************
Борис-2 ( или, как я наывала его - "Баб" -потому что он был нам, как бабушка: заботливый, чуткий, суетливый) заставил меня сделать все существующие анализы, а роды устроил в Англии.
Там, в Лондоне, в больнице Св. Фомы, и появился на свет наш малыш. И еще один малыш!
Да, я родила близнецов.
Борис мечтал о сыне, родились двое но кресло главы правительства оказалось более сильной мечтой.
Одного из малышей я назвала Сельсо, с окращенно от "Сельсовет", на память о родине его отца.
А фамилию.... мне нелегко было выбрать : хотелось, чтобы "Борис" остался бы в звучании, но и еврейское тоже присутствовало.
И тут - меня словно озарило: конечно, Борхес!
Этого писателя я когда-то читала, еще до встречи с Борисом, и верила, что наша встреча была предрешена, как в "Саду расходящихся тропок".
Сельсо стал
известным футболистом, играет теперь в Коста-Рике.
Второго мальчика я назвала Антоном, в честь любимого Чехова. Ему досталась фамилия отца, слегка измененная, она останется с ним, как полустертая записка, переданная когда-то любимым...
Антону достались актерские гены бабушки - Лaйзы (
о ней я писала год назад). Наблюдая за талантом ребенка, я решила обратиться к ней за советом...
Сегодня он тоже
известен, смотрит на меня с экранов и улыбается...
А я, как Баб мне велел , живу в Израиле.
Все эти долгие годы я ни в чем никогда не нуждалась , и даже организовала фонд Помощи Обманутым Женщинам.
Ни Бориса, ни Баба я больше не видела.
Вот их обоих уже нет на этом свете.
Что к этому я могу прибавить?
*********************
Борис-1 приезжал незадолго до смерти на реку Иордан. Я некоторое время мучилась вопросом, познакомить ли его с сыновьями.
И решила: нет.
Дело в том, что в момент смятения и отчаяния я упала в объятья Баба. Это случилось лишь однажды, но я так и не знаю, какой мой сын от какого Бориса...
Пусть образы прошлого мучают только меня.