Anekdota про селёдку - 3
Anekdota 1 Anekdota 2
Вот скажите, многие помнят кто такой Роберт Гук? А ведь именно он, а не Ньютон, открыл всемирный закон тяготения, с которого и числят историю современной физики. Ньютон же, по просьбе самого Гука, лишь проделал для того закона математические исчисления и издал оные в письменном виде. Но кто о том помнит. А всё потому, что на слуху у каждого пресловутый анекдот про яблоко, свалившегося чуть ли не на голову Ньютона, в соответствии с тем законом тяготения.
Сочинил же сей "яблочный анекдот" сам Ньютон, рассказав его политику Джону Кондуиту и физику Уильяму Стьюкли. Дескать пил послеобеденный чай под сенью яблони, вдруг, гляжу, яблоко упало, тут меня и осенило. Отметим, что в пересказе первых слушателей, та знаменательная яблоня ещё была "некой" ["a"; "some"] {92-WS; 93-WS;94-JC}. Но уже в следующем, восемнадцатом, веке обрела в людской памяти вполне определенную сортность - "Flower of Kent". И несмотря на то, что в XIX, как сказывают, засохла и была выкорчевана {95-DBM}, в веке ХХ-м вновь расцвела, при чём, сразу в трёх местах - Вулсторпе, Кембридже и Аргентине. В нашем же столетии вкус "того самого яблока" может попробовать любой у кого есть 25 фунтов и доступ вот к этой сетевой ссылке.
.
.Чем больше с годами сочинённый Ньютоном анекдот обрастал новыми занимательными и вкусными подробностями, тем меньше в его бывальщине сомневались слушатели, тем сильнее забывалось в людской памяти имя подлинного автора закона тяготения Роберта Гука, тем расхожее становилось выражение "ньютоновская физика". Так уж устроен мир.
Вот и с анекдотом об изобретении голландцем Бейкельцоном солёной селёдки та же история. Возникший и воспринимаемый изначально, как деревенская фламандская байка, сей анекдот с веками оброс столь многочисленными достоверными подробностями, что фольклорная природа его авторства напрочь забылась, зато сам анекдот зажил реальной жизнью бывалой голландской Истории.
Чтобы понять как это происходило, необходимо, прежде всего, вспомнить, что это мы нынче без разбору речём голландцем всякого у кого при себе нидерландский паспорт, а до XVIII века, и даже позже, понятия "Голландия" (буквально, holtland - "лесные земли", в стародавние времена заселённые батавами) и "Нидерланды" (т.е. "пойменные земли" франков) не мыслились за одно и тоже, более того, жители оных косились друг на дружку с ревнивым прищуром не меньшим, чем, скажем, хохлы с москалями.
Частью пойменных земель были и "Земли наводнённые", то бишь Vlaanderen, по-нашему Фландрия, шибко соперничающая с землями лесными за верховенство внутри созданного в XVI веке Бургундского округа Габсбургской империи. В том числе и по вопросам селёдочного промысла, являвшегося источником весомых доходов, как местной, так и имперской казны. Подстёгивали то соперничество и различия в историческом происхождении, языке, культурных привычках, династической принадлежности и пр.
Немалое значение во всём этом имел тот факт, что хозяин Бургундского округа Карл V, выросший в городе Гент, от которого до Бирвлита всего пару часов лошадиной ходьбы, до того, как стал "избранным императором христианского мира и Римского, присно Августом, а также католическим королём Германии, Испаний и всех королевств, относящихся к Кастильской и Арагонской коронам, а также Балеарских островов, Канарских островов и Индий, Антиподов Нового Света, суши в Море-Океане, Проливов Антарктического Полюса и многих других островов как крайнего Востока, так и Запада, и прочая", был, по праву рождения, прежде всего, наследным пфальцграфом Зеландии и графом Фландрии.
О чём никогда не забывал, питая до конца жизни непреходящую слабость ко всему фламандскому, вплоть до того, что распорядился снабжать свою испанскую резиденцию сливочным маслом, изготавливаемым одной вдовушкой из Брюгге, и селёдкой, вылавливаемой неким рыбаком Убрехтом из Остенде {105-HRC}. Даже любовные шашни Карл предпочитал крутить не с какой-нибудь там знатной красоткой из королевств и островов, но с заурядной простушкой из фламандского городка Ауденарде, родившей ему дочь, наречённую Маргаритой, кою, несмотря на внебрачное происхождение, сентиментальный папаша назначил губернатором всех Нидерландов.
Ежедневные дневники путешествий императора (а ездил он много) свидетельствуют о том, что Фландрию он объездил вдоль и поперёк, при чём, неоднократно. Тем не менее, проезжая или проплывая мимо Бирвлита несчётное число раз, Карл V заглянул туда лишь однажды (в сентябре 1556 года), быть может, дважды, когда в 1517 году его корабль прибило к берегу ветром недалеко от этого городка.
Сие говорит нам о том, что в начале XVI века Бирвлит считался совсем уж непримечательным местом. И всё же, хотя в дневниках императора отсутствует запись о посещении им какой-либо рыбацкой могилы, легко верится, что такое могло и быть, с учётом благосклонного отношения Карла V к своим землякам, а так же желания поддержать весьма доходный для имперской казны селёдочный промысел.
Увы, в конце концов, фламандцы историческую битву за лидерство голландцам продули. Потому весь мир и мешает теперь Нидерланды в одну голландскую кучу. В том числе и селёдку. Как писалось в одной французской книжке позапрошлого века: "Фламандцы когда-то были умелыми рыбаками и первыми изобрели лучший способ засолки сельди, но близость к предприимчивой Батавии, корысть и зависть, привели их к изгнанию с морей. Раньше говорили "фламандская селёдка", нынче - "селёдка голландская" {106-VAM}.
.
"Оголландился" и герой фламандского фольклора Бокелс. Как и, якобы, изобретённый им способ потрошения kaken, на самом деле, в самой Голландии, не имевший широкого хождения, оставаясь отличительной чертой ремесла рыбаков Зеландии, фламандской части Бельгии и (о чём никогда не упоминают) Дании, где, по свидетельству археологов, зябрение рыбы практиковалось задолго до появления на свет мифического Бокелса {116-HN}, , и откуда, скорее всего, этот технологический приём и был в XI-XII веке позаимствован фламандцами.
Свидетельством тому, что "голландский секрет" не был на самом деле голландским может служить, помимо прочего, нидерландская живопись того времени. Вот, к примеру, фрагмент гравюры неизвестного голландского автора XVII века, где изображена сцена засолки селёдки в порту Амстердама. Видно не самым лучшим образом, но всё же нельзя не углядеть, что рыба явно непотрошённая и засаливается в бочках не на борту баркаса, а лишь будучи доставленной на сушу:
А вот картины написанные в XVII веке Флорисом ван Шутеном, уроженцем Харлема, столицы той же Северной Голландии.
.
.
На первой картине изображена bokking haring, копчёная селёдка, наиболее распространённая по тем временам и хранимая в бочках. На второй - korfharing, "корзиночная сельдь", солёная и вяленая, перевозимая в корзинах. У последней видны разрезы на боках для лучшего вяления, но нет никаких следов потрошения.
Если же обратиться к полотнам Питера Класа, коренного фламандца, родившегося и выросшего на территории нынешней Бельгии, то мы увидим изображение сельди с характерной для kaken рассечённой глоткой:
Ту же самую зябреную селёдку кажет и натюрморт Георга Флегеля, уроженца и подданного Австрии, но обучавшегося живописи у фламандца Лукаса ван Фалькенборха из бельгийского города Мехелен:
Кстати, в Мехелене установлен вот такой памятник зябренной селёдке:
Показательную двойственность выказывает Винсент ван Гог, с одной стороны, выросший в Бреда (Северный Брабант), с другой стороны, поживший, как в голландских Амстердаме и Дордрехте, так и фламандских Антверпене и Брюсселе:
Единственным художником, казалось бы не укладывающимся в общую закономерность, был голландец Йозеф де Брей, изобразивший селёдку на фламандский лад:
Но тут надо учитывать, что де Брей писал свою "Похвалу селёдки" для Якоба Вестербана, родного дяди, и автора одноимённой поэмы, коей картина племянника служила своего рода живописной рамкой. Вестербан вместе со своим близким другом поэтом Якобом Катсом входил в круг создателей, так называемой, эмблематической поэзии, назидательно-пропагандистского стихотворного жанра XVII века, призванного посредством рифм воспитывать и обучать читателей в патриотическом духе зарождавшегося тогда голландского национализма.
При сём делалось сие в таком бахвально-прямолинейном духе, что при чтении виршей Вастербана и Катса, хочешь не хочешь, а на ум приходит лесковский Сафьянос с его: "...У мэнэ есть король, своё правительство ... Наса сторона - хоросая сторона ... У нас усё, усё растёт. У нас рыба усякая есть, камбола такая, с изюмом ... и барабнское масло и мазулины, усё у нас, в насей стороне...".
Вот пример таких рекламно-пропагандистских виршей о голландском масле, написанных Катсом и переведённых на русский язык Е.Витковским:
Мило, не правда ли? А вот стихотворный отрывок (увы, в моём косноязычном переводе) из поэмы Катса "Восемьдесят пять лет жизни", где хвала поётся уже селёдке-kaken и её изобретателю Бокелсу {127-CGS}:
Именно с лёгкой руки этих двух баснописцев (при чём, буквально, ибо на русский язык стихи того же Катса раньше переводили в жанровой форме басен) досужая деревенская фламандская байка об изобретательном рыбака превратилась в нарративный символ голландского величия, к чему приложили руку так же политики, историки, сочинители энциклопедий (сравнивавших изобретательность Бокелса с "гениальностью Паскаля, русского Петра Великого, и Кристофора Колумба" {117-NRB}), авторы школьных учебников и детских книжек, журналисты, турагенты и прочие профессиональные сказители.
Но за всеми ними незримо маячили тени ушлых голландских рыботорговцев, чьи дела с середины XVII века шли всё плоше и плоше.
Чем меньше в Европе продавалось голландской селёдки, тем громче и красочнее звучала история об её исключительных свойствах, благодаря чему голландцам удавалось хотя бы держать высокую цену на свой всё более лежалый товар. Пик интереса к сей истории, как и дно спроса на голландскую сельдь, пришлись на середину XIX века. В 1825 году в общем европейском объёме импортируемой бочковой сельди доля Голландии составляла всего 13%. Спустя 25 лет, в 1850 году, когда суммарный объём импорта вырос на 417% (!), голландская составляющая в том импорте, напротив, упала до смешных 0,4% (!!!). То бишь из каждых 100 съеденных европейцами селёдок лишь половинка одного филе имела голландское происхождение {98-MHH}.
Что ещё оставалось делать в тех обстоятельствах нищающим Нидерландам кроме как скармливать редким туристам старые рыбацкие байки про былое славное прошлое? В "Путеводителе для путешественников по континенту через Голландию, Бельгию, Пруссию и Северную Германию" 1838 года читаем:
Другой путеводитель того времени предлагает своим читателям, посещающим Бирвлит, каждый раз лакомясь копчённой (!) селёдкой, "поминать с благословлением изобретателя искусства сохранения сельди Уильяма Бенкельса [Benkels]" {38-CTH}. Нечто подобное, в разных вариантах, читаем и во многих других путеводителях {37-HBT; 38CTH}.
Куда с большим красноречием, но и с большей фантазией, сей анекдот преподносили журналисты. Вот, к примеру, с какими занимательными подробностями оный был озвучен на страницах одной американской газеты 1886 года:
.
.И сколько в ответ не писали профессиональные историки и рыбоведы о придуманности всей этой истории, оная всё больше обретала статус непреложного факта, будучи подхватываемой самого разного рода образованной и не очень публикой, включая и представителей кулинарного цеха. К примеру, Александр Дюма, по природе своей не склонный хвалить чьи-либо гастрономические достижения кроме французских, нехотя вскользь пишет в своей энциклопедии: "искусству копчения [!?] сельди мы обязаны человеку по имени Брукалз [Bruckalz]" [99-DGDC]. Более словоохотливый и менее предубеждённый Алексис Бенуа Сойер, классик английской высокой кухни XIX века, рассказывает в своей "Истории еды": "Говорят, искусству засолки сельди в бочках мы обязаны голландскому моряку Уильяму Бокелсу [Beuckels], умершему в 1449 году. Голландская нация воздвигла мавзолей в память о нём. Рассказывают так же, что Карл V, посетивший этот мавзолей в 1536, съел там селёдку, дабы почтить заслуги изобретателя" [100-SPHF].
Но вот, что интересно. Ни у Дюма, ни у Сойера, ни в книгах других поваров нет рецепта приготовления этой самой "голландской селёдки". Если полистать старые и новые кулинарные книги, то можно найти описания приготовления сельди "по-русски", "по-шотландски", "по-итальянски", "по-венгерски" и прочих народов, но кушанья "селёдка по-голландски", то бишь сельдь приготовленная на голландский манер, почти напрочь отсутствует. Там, где всё же встречается понятие "голландская селёдка", речь неизменно идёт о товаре, а не о блюде, т.е. селёдке поставляемой из Голландии, а не приготавливаемой по-голландски, а ещё чаще вообще о любой селёдке бочкового засола.
Отчего так я расскажу в следующий раз.
Copyright © iz_za_pechki
Вот скажите, многие помнят кто такой Роберт Гук? А ведь именно он, а не Ньютон, открыл всемирный закон тяготения, с которого и числят историю современной физики. Ньютон же, по просьбе самого Гука, лишь проделал для того закона математические исчисления и издал оные в письменном виде. Но кто о том помнит. А всё потому, что на слуху у каждого пресловутый анекдот про яблоко, свалившегося чуть ли не на голову Ньютона, в соответствии с тем законом тяготения.
Сочинил же сей "яблочный анекдот" сам Ньютон, рассказав его политику Джону Кондуиту и физику Уильяму Стьюкли. Дескать пил послеобеденный чай под сенью яблони, вдруг, гляжу, яблоко упало, тут меня и осенило. Отметим, что в пересказе первых слушателей, та знаменательная яблоня ещё была "некой" ["a"; "some"] {92-WS; 93-WS;94-JC}. Но уже в следующем, восемнадцатом, веке обрела в людской памяти вполне определенную сортность - "Flower of Kent". И несмотря на то, что в XIX, как сказывают, засохла и была выкорчевана {95-DBM}, в веке ХХ-м вновь расцвела, при чём, сразу в трёх местах - Вулсторпе, Кембридже и Аргентине. В нашем же столетии вкус "того самого яблока" может попробовать любой у кого есть 25 фунтов и доступ вот к этой сетевой ссылке.
.
.Чем больше с годами сочинённый Ньютоном анекдот обрастал новыми занимательными и вкусными подробностями, тем меньше в его бывальщине сомневались слушатели, тем сильнее забывалось в людской памяти имя подлинного автора закона тяготения Роберта Гука, тем расхожее становилось выражение "ньютоновская физика". Так уж устроен мир.
Вот и с анекдотом об изобретении голландцем Бейкельцоном солёной селёдки та же история. Возникший и воспринимаемый изначально, как деревенская фламандская байка, сей анекдот с веками оброс столь многочисленными достоверными подробностями, что фольклорная природа его авторства напрочь забылась, зато сам анекдот зажил реальной жизнью бывалой голландской Истории.
Чтобы понять как это происходило, необходимо, прежде всего, вспомнить, что это мы нынче без разбору речём голландцем всякого у кого при себе нидерландский паспорт, а до XVIII века, и даже позже, понятия "Голландия" (буквально, holtland - "лесные земли", в стародавние времена заселённые батавами) и "Нидерланды" (т.е. "пойменные земли" франков) не мыслились за одно и тоже, более того, жители оных косились друг на дружку с ревнивым прищуром не меньшим, чем, скажем, хохлы с москалями.
Частью пойменных земель были и "Земли наводнённые", то бишь Vlaanderen, по-нашему Фландрия, шибко соперничающая с землями лесными за верховенство внутри созданного в XVI веке Бургундского округа Габсбургской империи. В том числе и по вопросам селёдочного промысла, являвшегося источником весомых доходов, как местной, так и имперской казны. Подстёгивали то соперничество и различия в историческом происхождении, языке, культурных привычках, династической принадлежности и пр.
Немалое значение во всём этом имел тот факт, что хозяин Бургундского округа Карл V, выросший в городе Гент, от которого до Бирвлита всего пару часов лошадиной ходьбы, до того, как стал "избранным императором христианского мира и Римского, присно Августом, а также католическим королём Германии, Испаний и всех королевств, относящихся к Кастильской и Арагонской коронам, а также Балеарских островов, Канарских островов и Индий, Антиподов Нового Света, суши в Море-Океане, Проливов Антарктического Полюса и многих других островов как крайнего Востока, так и Запада, и прочая", был, по праву рождения, прежде всего, наследным пфальцграфом Зеландии и графом Фландрии.
О чём никогда не забывал, питая до конца жизни непреходящую слабость ко всему фламандскому, вплоть до того, что распорядился снабжать свою испанскую резиденцию сливочным маслом, изготавливаемым одной вдовушкой из Брюгге, и селёдкой, вылавливаемой неким рыбаком Убрехтом из Остенде {105-HRC}. Даже любовные шашни Карл предпочитал крутить не с какой-нибудь там знатной красоткой из королевств и островов, но с заурядной простушкой из фламандского городка Ауденарде, родившей ему дочь, наречённую Маргаритой, кою, несмотря на внебрачное происхождение, сентиментальный папаша назначил губернатором всех Нидерландов.
Ежедневные дневники путешествий императора (а ездил он много) свидетельствуют о том, что Фландрию он объездил вдоль и поперёк, при чём, неоднократно. Тем не менее, проезжая или проплывая мимо Бирвлита несчётное число раз, Карл V заглянул туда лишь однажды (в сентябре 1556 года), быть может, дважды, когда в 1517 году его корабль прибило к берегу ветром недалеко от этого городка.
Сие говорит нам о том, что в начале XVI века Бирвлит считался совсем уж непримечательным местом. И всё же, хотя в дневниках императора отсутствует запись о посещении им какой-либо рыбацкой могилы, легко верится, что такое могло и быть, с учётом благосклонного отношения Карла V к своим землякам, а так же желания поддержать весьма доходный для имперской казны селёдочный промысел.
Увы, в конце концов, фламандцы историческую битву за лидерство голландцам продули. Потому весь мир и мешает теперь Нидерланды в одну голландскую кучу. В том числе и селёдку. Как писалось в одной французской книжке позапрошлого века: "Фламандцы когда-то были умелыми рыбаками и первыми изобрели лучший способ засолки сельди, но близость к предприимчивой Батавии, корысть и зависть, привели их к изгнанию с морей. Раньше говорили "фламандская селёдка", нынче - "селёдка голландская" {106-VAM}.
.
"Оголландился" и герой фламандского фольклора Бокелс. Как и, якобы, изобретённый им способ потрошения kaken, на самом деле, в самой Голландии, не имевший широкого хождения, оставаясь отличительной чертой ремесла рыбаков Зеландии, фламандской части Бельгии и (о чём никогда не упоминают) Дании, где, по свидетельству археологов, зябрение рыбы практиковалось задолго до появления на свет мифического Бокелса {116-HN}, , и откуда, скорее всего, этот технологический приём и был в XI-XII веке позаимствован фламандцами.
Свидетельством тому, что "голландский секрет" не был на самом деле голландским может служить, помимо прочего, нидерландская живопись того времени. Вот, к примеру, фрагмент гравюры неизвестного голландского автора XVII века, где изображена сцена засолки селёдки в порту Амстердама. Видно не самым лучшим образом, но всё же нельзя не углядеть, что рыба явно непотрошённая и засаливается в бочках не на борту баркаса, а лишь будучи доставленной на сушу:
А вот картины написанные в XVII веке Флорисом ван Шутеном, уроженцем Харлема, столицы той же Северной Голландии.
.
.
На первой картине изображена bokking haring, копчёная селёдка, наиболее распространённая по тем временам и хранимая в бочках. На второй - korfharing, "корзиночная сельдь", солёная и вяленая, перевозимая в корзинах. У последней видны разрезы на боках для лучшего вяления, но нет никаких следов потрошения.
Если же обратиться к полотнам Питера Класа, коренного фламандца, родившегося и выросшего на территории нынешней Бельгии, то мы увидим изображение сельди с характерной для kaken рассечённой глоткой:
Ту же самую зябреную селёдку кажет и натюрморт Георга Флегеля, уроженца и подданного Австрии, но обучавшегося живописи у фламандца Лукаса ван Фалькенборха из бельгийского города Мехелен:
Кстати, в Мехелене установлен вот такой памятник зябренной селёдке:
Показательную двойственность выказывает Винсент ван Гог, с одной стороны, выросший в Бреда (Северный Брабант), с другой стороны, поживший, как в голландских Амстердаме и Дордрехте, так и фламандских Антверпене и Брюсселе:
Единственным художником, казалось бы не укладывающимся в общую закономерность, был голландец Йозеф де Брей, изобразивший селёдку на фламандский лад:
Но тут надо учитывать, что де Брей писал свою "Похвалу селёдки" для Якоба Вестербана, родного дяди, и автора одноимённой поэмы, коей картина племянника служила своего рода живописной рамкой. Вестербан вместе со своим близким другом поэтом Якобом Катсом входил в круг создателей, так называемой, эмблематической поэзии, назидательно-пропагандистского стихотворного жанра XVII века, призванного посредством рифм воспитывать и обучать читателей в патриотическом духе зарождавшегося тогда голландского национализма.
При сём делалось сие в таком бахвально-прямолинейном духе, что при чтении виршей Вастербана и Катса, хочешь не хочешь, а на ум приходит лесковский Сафьянос с его: "...У мэнэ есть король, своё правительство ... Наса сторона - хоросая сторона ... У нас усё, усё растёт. У нас рыба усякая есть, камбола такая, с изюмом ... и барабнское масло и мазулины, усё у нас, в насей стороне...".
Вот пример таких рекламно-пропагандистских виршей о голландском масле, написанных Катсом и переведённых на русский язык Е.Витковским:
Мило, не правда ли? А вот стихотворный отрывок (увы, в моём косноязычном переводе) из поэмы Катса "Восемьдесят пять лет жизни", где хвала поётся уже селёдке-kaken и её изобретателю Бокелсу {127-CGS}:
Именно с лёгкой руки этих двух баснописцев (при чём, буквально, ибо на русский язык стихи того же Катса раньше переводили в жанровой форме басен) досужая деревенская фламандская байка об изобретательном рыбака превратилась в нарративный символ голландского величия, к чему приложили руку так же политики, историки, сочинители энциклопедий (сравнивавших изобретательность Бокелса с "гениальностью Паскаля, русского Петра Великого, и Кристофора Колумба" {117-NRB}), авторы школьных учебников и детских книжек, журналисты, турагенты и прочие профессиональные сказители.
Но за всеми ними незримо маячили тени ушлых голландских рыботорговцев, чьи дела с середины XVII века шли всё плоше и плоше.
Чем меньше в Европе продавалось голландской селёдки, тем громче и красочнее звучала история об её исключительных свойствах, благодаря чему голландцам удавалось хотя бы держать высокую цену на свой всё более лежалый товар. Пик интереса к сей истории, как и дно спроса на голландскую сельдь, пришлись на середину XIX века. В 1825 году в общем европейском объёме импортируемой бочковой сельди доля Голландии составляла всего 13%. Спустя 25 лет, в 1850 году, когда суммарный объём импорта вырос на 417% (!), голландская составляющая в том импорте, напротив, упала до смешных 0,4% (!!!). То бишь из каждых 100 съеденных европейцами селёдок лишь половинка одного филе имела голландское происхождение {98-MHH}.
Что ещё оставалось делать в тех обстоятельствах нищающим Нидерландам кроме как скармливать редким туристам старые рыбацкие байки про былое славное прошлое? В "Путеводителе для путешественников по континенту через Голландию, Бельгию, Пруссию и Северную Германию" 1838 года читаем:
Другой путеводитель того времени предлагает своим читателям, посещающим Бирвлит, каждый раз лакомясь копчённой (!) селёдкой, "поминать с благословлением изобретателя искусства сохранения сельди Уильяма Бенкельса [Benkels]" {38-CTH}. Нечто подобное, в разных вариантах, читаем и во многих других путеводителях {37-HBT; 38CTH}.
Куда с большим красноречием, но и с большей фантазией, сей анекдот преподносили журналисты. Вот, к примеру, с какими занимательными подробностями оный был озвучен на страницах одной американской газеты 1886 года:
.
.И сколько в ответ не писали профессиональные историки и рыбоведы о придуманности всей этой истории, оная всё больше обретала статус непреложного факта, будучи подхватываемой самого разного рода образованной и не очень публикой, включая и представителей кулинарного цеха. К примеру, Александр Дюма, по природе своей не склонный хвалить чьи-либо гастрономические достижения кроме французских, нехотя вскользь пишет в своей энциклопедии: "искусству копчения [!?] сельди мы обязаны человеку по имени Брукалз [Bruckalz]" [99-DGDC]. Более словоохотливый и менее предубеждённый Алексис Бенуа Сойер, классик английской высокой кухни XIX века, рассказывает в своей "Истории еды": "Говорят, искусству засолки сельди в бочках мы обязаны голландскому моряку Уильяму Бокелсу [Beuckels], умершему в 1449 году. Голландская нация воздвигла мавзолей в память о нём. Рассказывают так же, что Карл V, посетивший этот мавзолей в 1536, съел там селёдку, дабы почтить заслуги изобретателя" [100-SPHF].
Но вот, что интересно. Ни у Дюма, ни у Сойера, ни в книгах других поваров нет рецепта приготовления этой самой "голландской селёдки". Если полистать старые и новые кулинарные книги, то можно найти описания приготовления сельди "по-русски", "по-шотландски", "по-итальянски", "по-венгерски" и прочих народов, но кушанья "селёдка по-голландски", то бишь сельдь приготовленная на голландский манер, почти напрочь отсутствует. Там, где всё же встречается понятие "голландская селёдка", речь неизменно идёт о товаре, а не о блюде, т.е. селёдке поставляемой из Голландии, а не приготавливаемой по-голландски, а ещё чаще вообще о любой селёдке бочкового засола.
Отчего так я расскажу в следующий раз.
Copyright © iz_za_pechki