Параллельные миры ("Донецкие мозаики"), продолжение.
в начало
.........................Саня, поехали, покажем…
****
Уже стемнело, когда мы вышли из дома. На машине подруги мы едем в центр, к зданию администрации, в сквере за которым Донецкая гордость - парк кованых скульптур. Пока едем по городу, удивляемся тому, что все городское освещение работает.
Подсвечены здание администрации, храмы…
Паркуемся у парка, в котором, хоть и немного, но есть гуляющаей публики
Дальше наш путь лежит к бульвару Пушкина - главному «тусовочному» месту довоенного Донецка. Чистые дорожки. Стенды с историей города. Гуляющие люди. Дети.
Укутанные на зиму туи на бульваре…
- Я ненавижу только тех, кто посмел по всему этому выстрелить…
Оперный и драматический театры дают спектакли.
- В оперном у нас аншлаги, билетов не достать. У нас главный дирижер уехал, в Киев, так виолончелист стал дирижировать. Оркестр даже лучше стал играть. А музыкальный руководитель умер. Снаряд попал в театральный склад и уничтожил декорации к «Летучему Голландцу». Когда он узнал, с ним инфаркт и случился. Не спасли…
Потом мы возвращаемся домой, подруга уезжает, а мы сидим и разговариваем с Саней за тортиком, прерываясь на телефонные звонки соседей, да на Санины отлучки для «пощелкать соседскими выключателями».
****
Я даже не представлял себе, что можно так выспаться.
- Ты не просыпался? Ночью стреляли сильнее, чем вчера, но совсем не так, как до твоего приезда. Похоже, линия отодвинулась от города… А еще я забыла тебе сказать - у нас же завод рядом, там каждое утро гудок. Я боялась, что ты решишь, что это воздушная тревога, и испугаешься…
- Я ничего не слышал…
Я звоню таксисту и Антону. Через 15 минут выглядываю в окно - такси уже стоит. Окно, кстати, заклеено крест на крест скотчем. («Не так бросается в глаза, как бумага. А какая разница?»)
Таксист, вроде, соглашается везти по местам разрушений, но вдруг пугается (похоже, после того, как я записал и демонстративно передал его номер по смс Сане) и отказывается. Потом соглашается, но без волонтера. Через 10 минут я желаю ему удачи и поднимаюсь в квартиру, чтобы вызвать официальное такси.
Нового таксиста зовут Андрей, и он совершенно безропотно соглашается ехать по всем тем местам, которые предлагает Антон.
- Киевский, Путиловский мост, Бакинская, Текстильщик, - перечисляет Антон, а Андрей только кивает. - В Петровку не поедем, там может быть опасно, - продолжает Антон.
- Скажете - поедем, - говорит Андрей и добавляет: - Я там живу. У меня там жена и дочка. В ноябре родилась. А в соседний дом снаряд попал, там соседа убило. Я куда угодно поеду, мне деньги нужны…
Знаете как я сделаю? Я вам адрес дам. Тоша Баешко, в фейсбуке. А тут немного фоток выложу…
Киевский проспект, павильон.
Кстати, театральный склад был где-то тут. А это неподалеку от Путиловского моста,
которого нет. Антон сказал, что когда на мосту подбили танк, кто-то вызвал пожарных. Так те приехали и тушили этот танк.
Отверстие от снаряда
и выбитые окна общежития рядом
Разрушенные павильоны
И самое страшное - прямое попадание
Соседний дом
И снова торговые павильоны. Там даже что-то на витринах осталось
Налоговая инспекция.
Кстати, по Киевскому проспекту движение было перекрыто, нас остановил патруль.
- Что снимаете?
- Разрушения. Показать друзьям из Москвы.
- Журналист? - в это время в разговор вступает Антон.
- У меня есть аккредитация.
- А Вы?
- Я для себя…
- Поставьте на фотоаппарате галерею, я так просмотрю, чтоб не листать. Да, все нормально, позиций нет. Можете ехать, - вот так, спокойно и достойно, без лишних там придирок. На самом деле, такая позиция военных внушает уважение. Но еще через сто метров нас тормозит еще один пост. Этим ребятам надо заглянуть в багажник. Все, счастливо, даже без проверки паспортов.
На этой остановке деда убило
А это уже Панфилова. Элитный жилой район, расположенный на высоком обрыве. Потому и получил…
Вот и не поймешь теперь, красивый вид из окна дорогого дома - преимущество или недостаток?
Расстрелянный рынок быстро оправился и снова стал торговать. А куда деваться?
И снова прямое попадание
Это страшный район, тут нет воды и света. И целой квартиры
снесенной напрочь прямым попаданием, так, что только обломки говорят о том, что она там была
И снова прямое попадание
Но жизнь и здесь продолжается
Улица Жарикова, 19
В этом месте нас остановила женщина лет 60.
- Кто такие, чего нужно? Зачем снимаете? - я было начал что-то говорить, но Антон быстро перебил:
- Я волонтер. Снимаем повреждения, потом ездим и чиним. Это мы садик ремонтировали.
- Спасибо и дай Бог Вам здоровья, - меняя тон говорит она Антону и бросает недоверчивый взгляд в мою сторону. А я проникаюсь уважением к этой женщине. Вот так взять и совершенно бесстрашно подойти к двум нехилой комплекции мужикам. Впрочем, на этих женщинах, наверное, и держится весь Донецк.
Вот этот садик, о котором говорил Антон.
Садик в спальном районе, окруженный громадными домами. И именно в него попадает снаряд. По счастливой случайности там нет жертв, и организация Антона привозит туда стекла. Молоденькие воспитательницы - девчонки голыми руками разгружают эти стекла, ребята работают круглые сутки и вставляют их.
А потом прилетает новый снаряд.
Под покрышками - воронка. Наверное, за это украинских военных и ненавидят местные жители, даже из тех, кто испытывал поначалу к ним симпатию.
А мы с Антоном возвращаемся домой, через центр, где есть памятник и Ленину, и Шевченко, которые никому почему-то не пришло в голову сносить.
Я спрашиваю таксиста, сколько стоит наша поездка, но он просто кивает на счетчик. Триста гривен. Даю ему 500, но почему-то стесняюсь сказать ему - не рискуй, Андрей. Ради малышки. А сейчас я пишу этот рассказ, а в соседнем окне компьютера читаю, что Петровка снова подверглась массированному артобстрелу. Все ли у тебя, Андрей, нормально?
****
Мы снова дома у Сани. Пьем кофе и перевариваем увиденное. Картинка снова расползается. Что опасно, что нормально?
- Наша волонтерская организация накрывается, спонсора нет. Ну, то есть, он тоже не выдержал, уехал.
Разговор снова перетекает к обычной бытовой жизни.
- Собственно, кто уехал? Кому было, что терять. Уехали бизнесмены, уехали богатые. Остались те, кому ехать не на что и некуда. Даже если были вложения - банки тоже уехали. Проценты и вклады можно получить, но для этого снова надо через блокпосты с разрешениями, которые ждать десять дней. Поэтому - блокада, с одной стороны. Поэтому очереди за гуманитарной помощью. Ее, кстати, не только Россия предоставляет, много помогает Ахметов. Его пакеты с помощью отличаются рациональностью - там все необходимое и ничего лишнего. Выдача помощи организована достаточно хорошо. Да, очереди, но без хаоса и паники. Нет, этот город можно только уважать. Поэтому ломящиеся прилавки магазинов - с другой. Мозаика.
- А еще вот ты видел: есть места на возвышенностях. Да, по ним артиллерия может ударить, грады там. А есть такие, в которые никак не попадешь. - Антон смотрит на меня - ты же для этого все время спрашивал, с какой стороны аэропорт? В тот троллейбус или в ту остановку, или два раза в тот детский садик - ни с каких позиций не попасть. Что это?
Мозаика.
- Саня, я хотел бы зайти в магазин, - говорю я.
Мы едем в супермаркет, в котором есть все, включая похожую, как две капли воды, на потерянную в машине в Ростове баночку икры. Но мне стыдно тут ее покупать.
****
И снова вечер за кружкой чая и купленным в супермаркете тортиком. Автобус завтра в шесть утра - билет я на него взял сразу по приезду. И Саня никуда отсюда не поедет.
- Ты знаешь, нас перевернула война. Вот, жили мы, сетовали - дескать, Янукович такой-разэдакий, дескать, правильно майдан его смел. А сейчас… Да пусть бы Янукович, да пусть в сто раз хуже. Только бы не гибли люди. Разве можно сравнить преступления тех, кто просто воровал, с преступлениями тех, кто стреляет по городу? По детям? Вот что невозможно понять…
Я спрашиваю о такси. Надо в полшестого выезжать, а это еще комендантский час. Поедут ли? Саня звонит в службу, и те обещают, что все будет точно в срок. Комендантский, не комендантский час, а людям надо хоть что-то зарабатывать.
Мы сидим еще долго, снова забываем о выключенной воде, обсуждаем всякую ерунду…
- А коммуналку вы как платите?
- Да никак. Это надо идти в «банк», отстоять очередь и сдать деньги. Все…
- А рестораны - кафешки работают? Кто там бывает?
- ДНР… Но мне страшно - они же с автоматами. А вдруг что-то в мозгах переклинит…
- А такое было?
- Нет, я не знаю. Не слышала. Но страшно. - Мы смотрим телевизор, ДНР-вский канал «Оплот», какое-то время молча. А потом она задает вопрос, от которого вся моя мозаика вдруг снова рассыпается, и я долго думаю, что ей ответить.
- А ты как думаешь, ДНР - это кто такие?
У меня снова перед глазами проходит обгоняемая автобусом колонна танков. Мальчишка в зеленой шапочке на границе со среднерусским говором. Танк на улицах Донецка. Я, конечно же, обратил внимание на то, что все военные автомобили - очень свеженькие и приличные, многие - с покрашенными неестественно черными колесами…
- Ты это у меня спрашиваешь? Слушай, а расскажи, как это начиналось, ну, с твоей точки зрения?
- Поначалу все было очень хорошо. Уже вовсю был майдан, а мы радовались, как у нас тихо. Даже киевлян звали к себе - отсидеться, если что. Но это все в шутку, мы даже не предполагали, что что-то может быть серьезное. А потом были события в Славянске. У нас ведь никто не знает, что на самом деле там было. Нет, у нас были разные там демонстрации, но такие, как ты рассказываешь о Крыме. И вот в один прекрасный день вся эта армия из Славянска уходит и приходит к нам. Я помню этот день - они вдруг наводнили Донецк. Они ходили по рынкам, а бабки им давали еду. Но они просто так не брали, говорили, мол «у нас есть деньги». А потом все это вдруг завертелось…
Она задумывается, а потом вдруг задает главный вопрос.
- Вот, ты как бы извне на это смотришь… Как ты думаешь, это же ненадолго?
- Конечно, ненадолго, - совершенно искренне отвечаю я, понимая, что несложенная мозаика не даст мне при этом ей ответить, почему я так считаю…
****
Таксист не приезжает, но мы вызываем другого. Потом приезжают сразу два… Автобус уходит вовремя, в нем полно мест, но ровно до Макеевки. В Макеевке занимаются все оставшиеся места, потом в Харцызске народ заходит со своими раскладными стульями и садится в проходе. А потом автобус приходит в Иловайск и останавливается у железнодорожной станции, которая, почему-то цела, хотя весь квартал вокруг разрушен просто до какого-то состояния, близкого к картинкам Сталинграда. Автобус останавливается зачем-то у барачного типа трехквартирного одноэтажного дома.
Представляете, да? Барак, в котором последовательно расположены три квартиры, каждая - со своим входом-подъездом. Центральной части в этом доме нет - прямое попадание. Только обломки крыши, свалившиеся внутрь. Все присыпано снегом. А крайние квартиры - явно жилые. А у подъезда, ближнего к нашему остановившемуся автобусу - снеговик. И два окна. Одно - забито фанерой. А второе заклеено бумажной лентой, крест на крест. И в верхнем секторе, над крестом - вырезанная детской рукой и приклеенная к стеклу снежинка.
Я почему-то не смог снять эту картинку. Наверное, чтобы она осталась перед глазами символом абсолютной абсурдности всего увиденного за эти два дня. Она и будет у меня перед глазами теперь всякий раз при слове «Донбасс».
****
Я буду ехать и думать, как можно доказать Сане, что это ненадолго. Ведь все против правил - в этой войне не две, а целых три стороны, или даже четыре. И мир в ней нужен только одной - местным жителям. Что, Саня, твоя антипатия к украинским правителям мне совершенно понятна, и что симпатии к правителям российским ты тоже вряд ли испытываешь. Что отношение твое к Донецким властям, скорее, из области психиатрии - очень похоже на Стокгольмский синдром. Что ни украинские правители, ни российские, уже не в состоянии отойти от своих амбиций и остановиться. А надо именно остановиться, надо перестать нести всю эту ерунду с экранов телевизоров. Просто замолчать, потому что, что бы ни было теперь сказано, все будет ложью. Остановиться, встать и замолчать. Дать матерям с той и другой стороны сказать своим детям: «Куда? На войну? Не пущу!» Я понимаю, что так не бывает. Но ведь и так, как оно сейчас есть - тоже не бывает? Поэтому, Саня, это ненадолго. Всё наладится. Как? Не знаю.
****
Ростовчане побросают все дела и встретят меня на автовокзале. Приведут в кабак, мы разольем бутылку водки и выпьем.
- Рассказывай, - скажут они мне, - Как оно там?
А я налью еще один стакан, выпью его, и совершенно честно отвечу:
- Не знаю.
Январь 2015.
PS Когда комментарии в своей уродливости достигли критической массы, я их отключил. Увы, брезгивость обуяла...
.........................Саня, поехали, покажем…
****
Уже стемнело, когда мы вышли из дома. На машине подруги мы едем в центр, к зданию администрации, в сквере за которым Донецкая гордость - парк кованых скульптур. Пока едем по городу, удивляемся тому, что все городское освещение работает.
Подсвечены здание администрации, храмы…
Паркуемся у парка, в котором, хоть и немного, но есть гуляющаей публики
Дальше наш путь лежит к бульвару Пушкина - главному «тусовочному» месту довоенного Донецка. Чистые дорожки. Стенды с историей города. Гуляющие люди. Дети.
Укутанные на зиму туи на бульваре…
- Я ненавижу только тех, кто посмел по всему этому выстрелить…
Оперный и драматический театры дают спектакли.
- В оперном у нас аншлаги, билетов не достать. У нас главный дирижер уехал, в Киев, так виолончелист стал дирижировать. Оркестр даже лучше стал играть. А музыкальный руководитель умер. Снаряд попал в театральный склад и уничтожил декорации к «Летучему Голландцу». Когда он узнал, с ним инфаркт и случился. Не спасли…
Потом мы возвращаемся домой, подруга уезжает, а мы сидим и разговариваем с Саней за тортиком, прерываясь на телефонные звонки соседей, да на Санины отлучки для «пощелкать соседскими выключателями».
****
Я даже не представлял себе, что можно так выспаться.
- Ты не просыпался? Ночью стреляли сильнее, чем вчера, но совсем не так, как до твоего приезда. Похоже, линия отодвинулась от города… А еще я забыла тебе сказать - у нас же завод рядом, там каждое утро гудок. Я боялась, что ты решишь, что это воздушная тревога, и испугаешься…
- Я ничего не слышал…
Я звоню таксисту и Антону. Через 15 минут выглядываю в окно - такси уже стоит. Окно, кстати, заклеено крест на крест скотчем. («Не так бросается в глаза, как бумага. А какая разница?»)
Таксист, вроде, соглашается везти по местам разрушений, но вдруг пугается (похоже, после того, как я записал и демонстративно передал его номер по смс Сане) и отказывается. Потом соглашается, но без волонтера. Через 10 минут я желаю ему удачи и поднимаюсь в квартиру, чтобы вызвать официальное такси.
Нового таксиста зовут Андрей, и он совершенно безропотно соглашается ехать по всем тем местам, которые предлагает Антон.
- Киевский, Путиловский мост, Бакинская, Текстильщик, - перечисляет Антон, а Андрей только кивает. - В Петровку не поедем, там может быть опасно, - продолжает Антон.
- Скажете - поедем, - говорит Андрей и добавляет: - Я там живу. У меня там жена и дочка. В ноябре родилась. А в соседний дом снаряд попал, там соседа убило. Я куда угодно поеду, мне деньги нужны…
Знаете как я сделаю? Я вам адрес дам. Тоша Баешко, в фейсбуке. А тут немного фоток выложу…
Киевский проспект, павильон.
Кстати, театральный склад был где-то тут. А это неподалеку от Путиловского моста,
которого нет. Антон сказал, что когда на мосту подбили танк, кто-то вызвал пожарных. Так те приехали и тушили этот танк.
Отверстие от снаряда
и выбитые окна общежития рядом
Разрушенные павильоны
И самое страшное - прямое попадание
Соседний дом
И снова торговые павильоны. Там даже что-то на витринах осталось
Налоговая инспекция.
Кстати, по Киевскому проспекту движение было перекрыто, нас остановил патруль.
- Что снимаете?
- Разрушения. Показать друзьям из Москвы.
- Журналист? - в это время в разговор вступает Антон.
- У меня есть аккредитация.
- А Вы?
- Я для себя…
- Поставьте на фотоаппарате галерею, я так просмотрю, чтоб не листать. Да, все нормально, позиций нет. Можете ехать, - вот так, спокойно и достойно, без лишних там придирок. На самом деле, такая позиция военных внушает уважение. Но еще через сто метров нас тормозит еще один пост. Этим ребятам надо заглянуть в багажник. Все, счастливо, даже без проверки паспортов.
На этой остановке деда убило
А это уже Панфилова. Элитный жилой район, расположенный на высоком обрыве. Потому и получил…
Вот и не поймешь теперь, красивый вид из окна дорогого дома - преимущество или недостаток?
Расстрелянный рынок быстро оправился и снова стал торговать. А куда деваться?
И снова прямое попадание
Это страшный район, тут нет воды и света. И целой квартиры
снесенной напрочь прямым попаданием, так, что только обломки говорят о том, что она там была
И снова прямое попадание
Но жизнь и здесь продолжается
Улица Жарикова, 19
В этом месте нас остановила женщина лет 60.
- Кто такие, чего нужно? Зачем снимаете? - я было начал что-то говорить, но Антон быстро перебил:
- Я волонтер. Снимаем повреждения, потом ездим и чиним. Это мы садик ремонтировали.
- Спасибо и дай Бог Вам здоровья, - меняя тон говорит она Антону и бросает недоверчивый взгляд в мою сторону. А я проникаюсь уважением к этой женщине. Вот так взять и совершенно бесстрашно подойти к двум нехилой комплекции мужикам. Впрочем, на этих женщинах, наверное, и держится весь Донецк.
Вот этот садик, о котором говорил Антон.
Садик в спальном районе, окруженный громадными домами. И именно в него попадает снаряд. По счастливой случайности там нет жертв, и организация Антона привозит туда стекла. Молоденькие воспитательницы - девчонки голыми руками разгружают эти стекла, ребята работают круглые сутки и вставляют их.
А потом прилетает новый снаряд.
Под покрышками - воронка. Наверное, за это украинских военных и ненавидят местные жители, даже из тех, кто испытывал поначалу к ним симпатию.
А мы с Антоном возвращаемся домой, через центр, где есть памятник и Ленину, и Шевченко, которые никому почему-то не пришло в голову сносить.
Я спрашиваю таксиста, сколько стоит наша поездка, но он просто кивает на счетчик. Триста гривен. Даю ему 500, но почему-то стесняюсь сказать ему - не рискуй, Андрей. Ради малышки. А сейчас я пишу этот рассказ, а в соседнем окне компьютера читаю, что Петровка снова подверглась массированному артобстрелу. Все ли у тебя, Андрей, нормально?
****
Мы снова дома у Сани. Пьем кофе и перевариваем увиденное. Картинка снова расползается. Что опасно, что нормально?
- Наша волонтерская организация накрывается, спонсора нет. Ну, то есть, он тоже не выдержал, уехал.
Разговор снова перетекает к обычной бытовой жизни.
- Собственно, кто уехал? Кому было, что терять. Уехали бизнесмены, уехали богатые. Остались те, кому ехать не на что и некуда. Даже если были вложения - банки тоже уехали. Проценты и вклады можно получить, но для этого снова надо через блокпосты с разрешениями, которые ждать десять дней. Поэтому - блокада, с одной стороны. Поэтому очереди за гуманитарной помощью. Ее, кстати, не только Россия предоставляет, много помогает Ахметов. Его пакеты с помощью отличаются рациональностью - там все необходимое и ничего лишнего. Выдача помощи организована достаточно хорошо. Да, очереди, но без хаоса и паники. Нет, этот город можно только уважать. Поэтому ломящиеся прилавки магазинов - с другой. Мозаика.
- А еще вот ты видел: есть места на возвышенностях. Да, по ним артиллерия может ударить, грады там. А есть такие, в которые никак не попадешь. - Антон смотрит на меня - ты же для этого все время спрашивал, с какой стороны аэропорт? В тот троллейбус или в ту остановку, или два раза в тот детский садик - ни с каких позиций не попасть. Что это?
Мозаика.
- Саня, я хотел бы зайти в магазин, - говорю я.
Мы едем в супермаркет, в котором есть все, включая похожую, как две капли воды, на потерянную в машине в Ростове баночку икры. Но мне стыдно тут ее покупать.
****
И снова вечер за кружкой чая и купленным в супермаркете тортиком. Автобус завтра в шесть утра - билет я на него взял сразу по приезду. И Саня никуда отсюда не поедет.
- Ты знаешь, нас перевернула война. Вот, жили мы, сетовали - дескать, Янукович такой-разэдакий, дескать, правильно майдан его смел. А сейчас… Да пусть бы Янукович, да пусть в сто раз хуже. Только бы не гибли люди. Разве можно сравнить преступления тех, кто просто воровал, с преступлениями тех, кто стреляет по городу? По детям? Вот что невозможно понять…
Я спрашиваю о такси. Надо в полшестого выезжать, а это еще комендантский час. Поедут ли? Саня звонит в службу, и те обещают, что все будет точно в срок. Комендантский, не комендантский час, а людям надо хоть что-то зарабатывать.
Мы сидим еще долго, снова забываем о выключенной воде, обсуждаем всякую ерунду…
- А коммуналку вы как платите?
- Да никак. Это надо идти в «банк», отстоять очередь и сдать деньги. Все…
- А рестораны - кафешки работают? Кто там бывает?
- ДНР… Но мне страшно - они же с автоматами. А вдруг что-то в мозгах переклинит…
- А такое было?
- Нет, я не знаю. Не слышала. Но страшно. - Мы смотрим телевизор, ДНР-вский канал «Оплот», какое-то время молча. А потом она задает вопрос, от которого вся моя мозаика вдруг снова рассыпается, и я долго думаю, что ей ответить.
- А ты как думаешь, ДНР - это кто такие?
У меня снова перед глазами проходит обгоняемая автобусом колонна танков. Мальчишка в зеленой шапочке на границе со среднерусским говором. Танк на улицах Донецка. Я, конечно же, обратил внимание на то, что все военные автомобили - очень свеженькие и приличные, многие - с покрашенными неестественно черными колесами…
- Ты это у меня спрашиваешь? Слушай, а расскажи, как это начиналось, ну, с твоей точки зрения?
- Поначалу все было очень хорошо. Уже вовсю был майдан, а мы радовались, как у нас тихо. Даже киевлян звали к себе - отсидеться, если что. Но это все в шутку, мы даже не предполагали, что что-то может быть серьезное. А потом были события в Славянске. У нас ведь никто не знает, что на самом деле там было. Нет, у нас были разные там демонстрации, но такие, как ты рассказываешь о Крыме. И вот в один прекрасный день вся эта армия из Славянска уходит и приходит к нам. Я помню этот день - они вдруг наводнили Донецк. Они ходили по рынкам, а бабки им давали еду. Но они просто так не брали, говорили, мол «у нас есть деньги». А потом все это вдруг завертелось…
Она задумывается, а потом вдруг задает главный вопрос.
- Вот, ты как бы извне на это смотришь… Как ты думаешь, это же ненадолго?
- Конечно, ненадолго, - совершенно искренне отвечаю я, понимая, что несложенная мозаика не даст мне при этом ей ответить, почему я так считаю…
****
Таксист не приезжает, но мы вызываем другого. Потом приезжают сразу два… Автобус уходит вовремя, в нем полно мест, но ровно до Макеевки. В Макеевке занимаются все оставшиеся места, потом в Харцызске народ заходит со своими раскладными стульями и садится в проходе. А потом автобус приходит в Иловайск и останавливается у железнодорожной станции, которая, почему-то цела, хотя весь квартал вокруг разрушен просто до какого-то состояния, близкого к картинкам Сталинграда. Автобус останавливается зачем-то у барачного типа трехквартирного одноэтажного дома.
Представляете, да? Барак, в котором последовательно расположены три квартиры, каждая - со своим входом-подъездом. Центральной части в этом доме нет - прямое попадание. Только обломки крыши, свалившиеся внутрь. Все присыпано снегом. А крайние квартиры - явно жилые. А у подъезда, ближнего к нашему остановившемуся автобусу - снеговик. И два окна. Одно - забито фанерой. А второе заклеено бумажной лентой, крест на крест. И в верхнем секторе, над крестом - вырезанная детской рукой и приклеенная к стеклу снежинка.
Я почему-то не смог снять эту картинку. Наверное, чтобы она осталась перед глазами символом абсолютной абсурдности всего увиденного за эти два дня. Она и будет у меня перед глазами теперь всякий раз при слове «Донбасс».
****
Я буду ехать и думать, как можно доказать Сане, что это ненадолго. Ведь все против правил - в этой войне не две, а целых три стороны, или даже четыре. И мир в ней нужен только одной - местным жителям. Что, Саня, твоя антипатия к украинским правителям мне совершенно понятна, и что симпатии к правителям российским ты тоже вряд ли испытываешь. Что отношение твое к Донецким властям, скорее, из области психиатрии - очень похоже на Стокгольмский синдром. Что ни украинские правители, ни российские, уже не в состоянии отойти от своих амбиций и остановиться. А надо именно остановиться, надо перестать нести всю эту ерунду с экранов телевизоров. Просто замолчать, потому что, что бы ни было теперь сказано, все будет ложью. Остановиться, встать и замолчать. Дать матерям с той и другой стороны сказать своим детям: «Куда? На войну? Не пущу!» Я понимаю, что так не бывает. Но ведь и так, как оно сейчас есть - тоже не бывает? Поэтому, Саня, это ненадолго. Всё наладится. Как? Не знаю.
****
Ростовчане побросают все дела и встретят меня на автовокзале. Приведут в кабак, мы разольем бутылку водки и выпьем.
- Рассказывай, - скажут они мне, - Как оно там?
А я налью еще один стакан, выпью его, и совершенно честно отвечу:
- Не знаю.
Январь 2015.
PS Когда комментарии в своей уродливости достигли критической массы, я их отключил. Увы, брезгивость обуяла...