Быть оригинальным не оригинально
Сегодня на глаза мне попались одновременно стихи Вл. Гандельсмана и интервью Пепперштейна. В неявном виде я там усмотрел сабж (как говоривали в сети).
Я помню, Гандельсман удивлял меня тем, что открыл в рифме нечто новое, хотя казалось, что это совершенно невозможно. Не то, чтобы он открыл разноударные/графические рифмы, но он с ними сделал такое, что сама суть поэзии чуть-чуть прояснилось. Во всяком случае, у меня было такое ощущение:
Графические рифмы Гандельсмана - вообще идеальный механизм для такого вдумчивого чтения - их с первого раза просто физически невозможно правильно прочитать, приходится возвращаться, а возвращаясь - думать.
- вот так я рассуждал несколько лет назад. Вообще в какой-то момент померещилось, что ВГ без гандельсмановских рифм вроде как и не ВГ. Но тогда ВСЁ было по-другому. Например, мне казалось важным то, что у ВГ появились стихотворения, где он умещает в поэзию важный, но неаппетитный пласт больничных впечатлений - что это куда-то двигает поэзию. А зачем ее, поэзию, куда-то двигать? Такой вопрос раньше просто не возникал.
Куда-то делись все сдвиги, то есть сдвиги стали ощущаться как тряска - как неприятность, как моторный вагон в электричке, его надо просто побыстрей покинуть, пройдя в соседний.
Были гандельсмановские рифмы - и нет их. И ничего, поэтический мир не взорвался, вообще не вздрогнул, разве что вздохнул облегченно (или с ухмылочкой). Да и сам автор, наверное, выдохнул.
Я думаю, что это чувствительность к настроениям конца 10-х (а сколько продлится - кто знает), я думаю, что именно эта формула - быть оригинальным не оригинально - пришла на смену постмодернистским смертеавторам и всеужесказанностям. И этому сильно помогли соцсети - сетевые оригиналы надоели, уж слишком их много. А скорее всего само время устало, перенапряглось в 20-м веке. И Пепперштейн это очень хорошо чувствует, но не может с собой ничего сделать. Это ему трудно.
Новое старомодно. Это надо принять сердцем, а если не получается, то разумом.
Я помню, Гандельсман удивлял меня тем, что открыл в рифме нечто новое, хотя казалось, что это совершенно невозможно. Не то, чтобы он открыл разноударные/графические рифмы, но он с ними сделал такое, что сама суть поэзии чуть-чуть прояснилось. Во всяком случае, у меня было такое ощущение:
Графические рифмы Гандельсмана - вообще идеальный механизм для такого вдумчивого чтения - их с первого раза просто физически невозможно правильно прочитать, приходится возвращаться, а возвращаясь - думать.
- вот так я рассуждал несколько лет назад. Вообще в какой-то момент померещилось, что ВГ без гандельсмановских рифм вроде как и не ВГ. Но тогда ВСЁ было по-другому. Например, мне казалось важным то, что у ВГ появились стихотворения, где он умещает в поэзию важный, но неаппетитный пласт больничных впечатлений - что это куда-то двигает поэзию. А зачем ее, поэзию, куда-то двигать? Такой вопрос раньше просто не возникал.
Куда-то делись все сдвиги, то есть сдвиги стали ощущаться как тряска - как неприятность, как моторный вагон в электричке, его надо просто побыстрей покинуть, пройдя в соседний.
Были гандельсмановские рифмы - и нет их. И ничего, поэтический мир не взорвался, вообще не вздрогнул, разве что вздохнул облегченно (или с ухмылочкой). Да и сам автор, наверное, выдохнул.
Я думаю, что это чувствительность к настроениям конца 10-х (а сколько продлится - кто знает), я думаю, что именно эта формула - быть оригинальным не оригинально - пришла на смену постмодернистским смертеавторам и всеужесказанностям. И этому сильно помогли соцсети - сетевые оригиналы надоели, уж слишком их много. А скорее всего само время устало, перенапряглось в 20-м веке. И Пепперштейн это очень хорошо чувствует, но не может с собой ничего сделать. Это ему трудно.
Новое старомодно. Это надо принять сердцем, а если не получается, то разумом.