Немецкий акцент в русском языке. - Материалы по. Начало.
ЛАРИСА ЕРЁМИНА
Услышано на Эхе 07.10.2008
"Складировано" в данный пост 09.10.2008
Дополнения, шлифовка 09.10.2008
Цитирую по версии для печати текстовой расшифровки передачи на сайте радиостанции Эхо Москвы. Там же можно послушать, можно скачать аудиофайл, что особенно важно при изучении акцента.
"
Эхо Москвы / Передачи / Лукавая цифра / Вторник, 07.10.2008: Игорь Минтусов, Матиас Шепп http://echo.msk.ru/programs/figure/544998-echo.phtml Дата :07.10.2008 22:08Тема :Почему мы не любим протестоватьПередача :Лукавая цифраВедущие :Антонина Самсонова, Алина ГребневаГости :Игорь Минтусов, Матиас Шепп
А. САМСОНОВА: 22-10 в столице. Добрый вечер. Вы слушаете и смотрите программу «Лукавая цифра», слушаете на радио «Эхо Москвы», смотрите на канале RTVi. У микрофона Тоня Самсонова, я веду эту программу вместе с моей коллегой Алиной Гребневой.
А. ГРЕБНЕВА: Добрый вечер.
А. САМСОНОВА: Я с удовольствием представляю наших гостей. Это Игорь Минтусов - председатель совета директоров Центра политического консультирования «Никколо М». Добрый вечер.
И. МИНТУСОВ: Добрый вечер.
А. САМСОНОВА: И Матиас Шепп - глава московского бюро немецкого журнала «Шпигель». Здравствуйте, Матиас.
М. ШЕПП: Добрый вечер.
А. ГРЕБНЕВА: А говорить мы сегодня будем о том, почему же мы так не любим протестовать. Мы - это россияне, граждане России. Много различных исследований, но начнем мы с такой цифры. Оказывается, 26% россиян, согласно данным исследования Фонда «Общественное мнение», считают, что мы, граждане России, можем и имеем возможность влиять на власть и на те решения, которые принимает власть. Хотелось бы сразу задать вопрос. В чем это влияние выражается? Каким таким, как мне кажется, для меня невероятным способом мы все-таки имеем возможность на российские власти?
А. САМСОНОВА: Или по-другому - почему четверть россиян уверены, что они могут влиять на власть?
А. ГРЕБНЕВА: Треть.
А. САМСОНОВА: Четверть, 26%.
М. ШЕПП: Есть выборы - это один способ, и во многих странах так и есть, можно голосовать за или против Медведева, можно придти, не за кого не голосовать. Я думаю, те люди, которые считают, что влияние есть, они считают, что они могут и в выборах, и, может быть, другим путем выразить свое мнение. Но все-таки поражает, что больше 70% считают, что у них очень мало возможностей влиять.
А. ГРЕБНЕВА: Они считают, что у них вообще нет таких возможностей.
А. САМСОНОВА: На самом деле их не больше 70%. БольшАя часть россиян, практически каждый десятый затрудняется ответить на этот вопрос. Даже количество людей, которые затрудняются ответить на вопрос, уже вызывает удивление, потому что, казалось бы, вопрос насущный. Тем не менее четверть считает, что имеет влияние на власть, порядка 70%, что не имеет. Как вы это поясните, Игорь?
И. МИНТУСОВ: Я бы здесь продолжил интерпретацию Матиаса, сказал бы, что акцентировать внимание надо на трех четвертях населения страны, которые не влияют на власть. Что это означает? Что 75% населения страны, включая тех, кто не определился, не знает о том, что влияет на власть, они не считают, что влияют на власть. И это огромная цифра. Поэтому я не разделяю оптимизм в интонациях вашего вопроса, когда вы говорите о 25% людей, которые считают, что они влияют на власть. Я бы скорее подумал о 75% населения, которые не влияют на власть. Вот у нас в студии 4 человека, 3 из них не влияют на власть, только один влияет.
А. САМСОНОВА: Может быть, трое из нас ошибаются, может быть, они имеют влияние на власть, просто его не чувствуют.
А. ГРЕБНЕВА: А может быть, все в таком блаженстве выбирают власть и уже думают, что пусть она за нас решает, зачем нам на нее еще влиять, мы доверяем абсолютно нашей власти, как раз эти 70% доверия нашим властям.
И. МИНТУСОВ: Здесь можно радостно интерпретировать в разных направлениях, почему эти 75% не влияют на власть и что они думают. Один из вариантов ответа - им хорошо, им всё нравится, всё устраивает, и зачем им влиять на ту власть, которая их сделала счастливыми. Можно и таким образом интерпретировать. Напомню, что 99% советских граждан ходили на выборы, выбирали единственного кандидата, который был в избирательном бюллетене. И советские люди были счастливы. Можно и так проинтерпретировать эти 75%, что еще немножко, еще лет 5-7 - и цифра 75 приблизится к 99.
А. ГРЕБНЕВА: Вы так думаете? Будет рост?
И. МИНТУСОВ: Это гипотеза. Я пытаюсь подыгрывать вам и радостную версию интерпретации…
А. ГРЕБНЕВА: В стране кризис. Надо же какую-то положительную ноту внести.
А. САМСОНОВА: Господа, если оставить эти радостные версии интерпретации, мы говорим о 70%, которые не влияют на власть. Но не ошибаются ли эти люди? Неужели власть в России может принимать столь непопулярные меры? Разве власть, истеблишмент не следует за чаяниями, не подбрасывает куски пирога своим гражданам, не тешит ли их самолюбие своими решениями и своим желанием выгораживать свою политику и так далее. Могут ли сейчас решиться политики на какие-то непопулярные меры, как, например, монетизация льгот, которые вывела на улицы страны кучи пенсионеров? Может быть, влияние другое. Может быть, настолько изучили электоральные предпочтения, настроения россиян, что сейчас стараются действовать в русле их чаяний?
И. МИНТУСОВ: Я готов начать реагировать на ваш вопрос. Хорошая новость для власти заключается в том, что власть находится в электоральном мейнстриме и отражает чаяния тех 75% населения, которые считают, что они не влияют на власть, плюс 25%, которые считают, что они влияют на власть. Это к радости для власти и к огорчению для оппозиции. Власть идет совершенно в мейнстриме.
М. ШЕПП: Я согласен и хочу добавить. Я первый раз был и жил в Советском Союзе в конце 80-х годов, потом был здесь в начале 90-х годов. И тогда, действительно, в одну из первых суббот и воскресенье, когда я бывал в Москве, вышли на улицы 300 или 400 тысяч людей в поддержку Ельцина. Следующий уикенд демонстрация была от коммунистов, тоже несколько десятков тысяч или сто тысяч людей. Поэтому для меня очень ясно - ни в коем случае нельзя согласиться с тезисом, который иногда на Западе звучит, что вроде бы у русских в генетическом коде написано, что народ пассивный. Надо, наоборот, смотреть на обстоятельства, когда люди, скажем, не только голосуют, но принимают другие формы в политической жизни. Это может быть и забастовка, это может быть гражданское объединение, это может быть активное участие в партийной жизни, это может быть протест на улице.
А. ГРЕБНЕВА: Раз вы, Матиас, решили упомянуть события 90-х годов, давайте сразу проведем параллели. Почему тогда, на ваш взгляд, тогда, в 90-е, входили 200 тысяч, сейчас с обеих сторон - «Марши несогласных» возьмем, крайнюю точку - там максимум 3 тысячи, но говорят, что где-то около 2 тысяч. Допустим, какие-то протесты коммунистов - ну, полторы, те же две тысячи. Сейчас вспоминали события 1993 года, я там лично присутствовала на акции. Полторы тысячи человек. Куда делись эти 190 тысяч человек?
А. САМСОНОВА: И сразу вопрос. Что вообще заставляло тогда и заставляет сейчас выходить людей на улицы?
М. ШЕПП: Мне кажется, ответ очевиден. Люди в любой стране выходят на улицу, когда им очень плохо, когда они не видят другого выхода. И это связывается с надеждами, что из-за протеста им будет потом лучше, когда реальные чувства есть, но, с одной стороны, нет выхода, есть какие-то конкретные перспективы. Сейчас, я думаю - то, что Игорь сказал, - правительство, по большому счету, находится в мейнстриме, люди достаточно довольны, появился средний класс, люди ездят в Турцию, в Египет на отдых, там уже больше русских, чем немцев в прошлом году. И еще добавляется фактор, что многим кажется, что выйти сейчас на улицу бессмысленно. И существует тоже фактор страха. Потому что, когда люди видят на улицах Санкт-Петербурга или Москвы, что, грубо говоря, 3 тысячи омоновцев, милиционеров и 300 человек участвуют в манифестации, которую организует бывший шахматист, который великолепный шахматист, но не политик, и бывший премьер-министр, который был достаточно непопулярен. Людям кажется это бессмысленным. Никто не хочет попасть под дубины. Если потерять зубы, это дорого в Москве, делать новые зубы.
И. МИНТУСОВ: Я хотел бы здесь опять же предаться историческим воспоминаниям, то, что делает Матиас, и вспомнить сейчас на 1990-91 гг., когда были многочисленные демонстрации, а вспомнить 1992 год, когда пришла новая власть в России и когда началась шоковая терапия. Я сейчас в коридоре вашей радиостанции встретил Андрея Нечаева, который в то время был министром экономики в правительстве Гайдара. Я помню, что как раз Министерство экономики заказало нам, социологам, исследование - насколько велики протестные настроения и с какой вероятностью люди выйдут на улицы, потому что происходит эта шоковая терапия? Поскольку понятно, что правительство Гайдара боялось возмущения. Мы провели исследование среди жителей Москвы, обнаружили - к нашему в том числе удивлению, с другой стороны, мы потом нашли подтверждение в литературе, - что уровень желания выйти на улицы был чрезвычайно низкий, и никто не планировал протестовать. Почему? Когда люди хотят и готовы выйти на улицы? Помимо того, что сказал Матиас, когда всем плохо и идет кризис, люди выходят на улицы, когда усиливаются социальные контрасты, т.е. когда одна группа населения начинает сильно лучше жить и опережать других в своей лучшей жизни, а другая группа населения менее быстро развивается. И в 1992 году, когда всем было плохо, соответственно, не было этого социального контраста, не было повода выходить и возмущаться чем-то.
А. САМСОНОВА: Тогда встречный вопрос. Если это закономерность работает… Буквально неделю или две назад в «Лукавой цифре» мы говорили о безумной разнице в доходах между 10% самых богатых и самых бедных, которая достигает, по официальным только оценкам, 16 раз. На самом деле экономисты и социологи ссылаются и говорят, что она может достигать и 200 раз, если всё учесть и посчитать. Казалось бы, куда больше социальный контраст? У нас он такой, как в какой-нибудь Гватемале.
А. ГРЕБНЕВА: Но улицы пустуют.
И. МИНТУСОВ: Здесь нюанс заключается в том, что эти цифры, о которых вы говорите, они произносятся в передаче «Лукавая цифра». Если говорить о реальной жизни, вы мне скажете, что эти контрасты так же видны.
А. САМСОНОВА: Я выхожу на улицу, у меня пенсия 3 тысячи рублей, я вижу людей, разъезжающих на чем-то типа «Майбах».
М. ШЕПП: Да, «Майбах» и все другие машины такого класса можно увидеть в Москве, как ни в каком другом городе. Но пока до кризиса большинство москвичей или население в крупных центрах, как Санкт-Петербург, Екатеринбург, они могли участвовать тоже в этом экономическом буме, который был и который происходил. И поэтому они или равнодушно, или терпели, что есть олигархи, у кого есть всё.
А. САМСОНОВА: Т.е. у них сохранялась надежда тоже получить какие-то свои…
М. ШЕПП: Реально жизнь стала лучше. Если у олигарха 10 вилл в 7 разных стран, но все-таки часть населения, которая на это смотрела, все-таки думала - мы это терпим. Они могли бы тоже уехать за границу спокойно. Если этого не будет, и будет опять огромная часть населения в нищете, то тогда этот социальный вопрос намного более остро встанет. Посмотрите на Францию, например, где есть часть населения, которая просто маргиналы, особенно те, которые иммигрировали… В один момент они не только вышли на улицы, но они по-французски вышли на улицы и сожгли несколько домов.
А. САМСОНОВА: У них нет возможности, т.е. у них просто безвыходная ситуация, в отличие от тех… Но не в отличие от пенсионеров.
А. ГРЕБНЕВА: В 2005-м же они выходили на улицы.
И. МИНТУСОВ: Я хотел бы добавить аргумент в эту пользу, что не так всё просто. Я понимаю, что журналисты, работающие на «Эхе Москвы», которые получают 3 тысячи рублей, если не ошибся, они большой социальный контраст чувствуют, когда выходят на улицы, видят проезжающий «Бентли» и так далее… Но если мы все-таки посмотрим на данные, в частности, последнего опроса, который лежит передо мной, «Левада-Центра», который проводил 12-15 сентября этого года, там задавался вопрос: «За последний год ваша жизнь, жизнь вашей семьи стала значительно лучше либо хуже?» Так вот 32% россиян - выборка была репрезентативная, 1600 человек опрашивалось - считают, что жизнь их стала лучше, и только 20% считают, что жизнь их стала хуже. 20% - это немало…
А. САМСОНОВА: У них могли измениться семейные обстоятельства.
А. ГРЕБНЕВА: А еще 50% затрудняются?
И. МИНТУСОВ: Не изменилось.
М. ШЕПП: Эти цифры в Германии только могут читать. Правительство Меркель, они два дня не работали бы, если бы были такие цифры.
А. САМСОНОВА: Вы имеете в виду, что они решили бы уйти в отпуск?
М. ШЕПП: Потому что в Германии, может быть, 7 или 10, максимум 12% сказали бы, что нам стало лучше, часть сказали бы, что как и было, большинство населения сказали, что хуже.
А. САМСОНОВА: Что я могу сказать? Вам надо найти нефть.
И. МИНТУСОВ: Правильно ли я понимаю, что правительству Меркель надо поучиться у правительства Путина, как надо работать с экономикой.
А. САМСОНОВА: Искать нефть. Давайте все-таки перейдем к другим цифрам. Интерес граждан к политике. Интересно, тут Россия далеко не лидер среди стран по интересу граждан к политике. У нас только 41% ею интересуется. Как вы связываете эти данные с теми, что только 25% считают, что они могут на эту политику влиять? И связаны ли эти показатели?
А. ГРЕБНЕВА: Даже, может быть, я немножко по-другому бы зашла к этому исследованию. Это европейское социальное исследование. Просто по месту, которое занимает Россия. Допустим, на первом месте по интересу граждан к политике, это Дания, Украина и Исландия, там за 60%. А Россия ближе к двадцатке, на 18-м она месте с этим 41%. Т.е. мы даже за 10-ю первыми странами по интересу к политике.
А. САМСОНОВА: Мы ниже среднего.
А. ГРЕБНЕВА: Рядом с нами венгры и турки.
А. САМСОНОВА: Две пятых россиян интересуются политикой, готовы сказать «да», когда их спрашивают: «Интересуетесь ли вы ей?» Плюс ко всему одна четверть россиян говорит о том, что они реально могут влиять на политику, в то же время три четверти говорят о том, что они на политику влиять не могут. Как это связано? Что из чего вытекает? Каков ваш комментарий?
А. ГРЕБНЕВА: Т.е. интерес к политике и возможность влияния на власть, это как-то связано?
М. ШЕПП: Это очень связано. Потому что те, которые думают, что они могут влиять на политику, они каждый день будут смотреть новости, читать газеты, смотреть с интересом телевидение, новости. И они потом, соответственно, когда они считают, что это нужно, предпринимают какие-то шаги. Когда они видят: вот там политик, его надо поддержать, он хочет то же, что и я хочу. Он, может быть, вступит в партию.
А. САМСОНОВА: Почему бы ни смотреть на политику как на театр и интересоваться ею, не имея возможности повлиять на сценарий пьесы?
М. ШЕПП: Плохие актеры.
И. МИНТУСОВ: Это чисто русско-советский подход: посмотрим на этих политиков, будем держать дулю в кармане, у них своя жизнь - у нас своя жизнь… Так ни один европеец не скажет. А если скажет, то только где-нибудь в сатирическом театре. То, что вы говорите, это грустно: да, действительно, так многие люди считают.
А. САМСОНОВА: Но все-таки 40 - это много или мало? Это превосходит ваши ожидания или нет?
И. МИНТУСОВ: 40%...
А. ГРЕБНЕВА: Которые интересуются политикой.
И. МИНТУСОВ: Мне кажется, здесь очень важно смотреть динамику. Если мы ее посмотрим - у меня нет цифр перед глазами, если они у вас есть, вы скажете, - по-моему, там тенденция предельно печальна, что количество людей, которые интересуются политикой, за последние 8 лет, сильно уменьшилось.
А. САМСОНОВА: Мы поговорим о тенденциях после перерыва. После перерыва мы продолжим обсуждать тему: «Почему в России так низки протестные настроения». А сейчас новости.
НОВОСТИ
А. САМСОНОВА: Передача «Лукавая цифра» на радио «Эхо Москвы» в прямом эфире и на телеканале RTVi. У микрофона Тоня Самсонова и моя коллега Алина Гребнева. Мы говорим на тему, почему мы не любим протестовать и так ли это на самом деле, с этим тоже стоит разобраться.
А. ГРЕБНЕВА: Мы закончили на тенденциях интереса россиян к политике…
А. САМСОНОВА: …который резко падает за последние 6 лет. Достигает 60% неинтерес к политике. Если когда-то, во время выборов президентских интерес к политике мог быть и около 40% и даже больше, 50%, сейчас можно с точностью говорить о том, что больше половины населения страны политикой совершенно не интересуются.
А. ГРЕБНЕВА: Игорь, вы хотели эту тенденцию…
А. САМСОНОВА: Вы ее получили.
А. ГРЕБНЕВА: Вывод будете из этого делать?
И. МИНТУСОВ: Эта тенденция, она очевидна. Постольку поскольку объективно все меньше и меньше возможности у людей принимать участие в политике, имеется в виду за последние 10 лет сократилось количество федеральных выборов. Раньше выбирались губернаторы, раньше выбирался Совет Федерации, сейчас этого не происходит. С другой стороны, выстроилась жесткая вертикаль власти, люди понимают, что на 80% успех любого выбора объясняется административным ресурсом. Поэтому у людей большого желания ходить на выборы, голосовать, в общем-то, нет.
А. САМСОНОВА: Отклоняясь немножко от темы, мне хочется заметить… Может быть, моя позиция исключительно журналистская, но мне кажется, что люди интересуются политикой, когда ее показывают на телевидении и когда о ней говорят в газетах. Сейчас на телевидении нет политики.
А. ГРЕБНЕВА: У нас показывают президента и премьера, меняя местами.
А. САМСОНОВА: Это нечто другое. Это надо каждое утро увидеть любимого человека на экране…
М. ШЕПП: Они интересуются, когда есть настоящая альтернатива.
А. САМСОНОВА: Экшена нет. Нужен экшен, хоррор, саспенс.
М. ШЕПП: Разные варианты. Это мы тоже видим в Германии, за последние несколько лет участие в выборах снизилось. Я думаю, основной фактор был, что самые большие партии - и социал-демократы, партия Шредера, сейчас там Штайнмайер будет кандидатом на пост канцлера, и партия Меркель, Христианско-демократическая партия, - они стали очень похожи. Поэтому многие люди, многие из моих знакомых решили - останемся дома. Выборы незначительные. В России точно, может быть, еще в более высокой степени эта проблема тоже существует. Потому что когда в марте были президентские выборы, у народа не было чувства, что была настоящая альтернатива Медведеву. Все знали, что Медведев победит.
А. САМСОНОВА: Да, у нас были выборы президента Медведева.
М. ШЕПП: Все знали, что Зюганова, который уже 10-15 лет бегает, не побеждает, входит в оппозицию, которая без зубов…
А. ГРЕБНЕВА: Тогда хотелось сразу понять. Если люди в основной своей массе понимают, что это безальтернативные выборы, что вот им поставили человека, сказали - идите, в массовом порядке голосуйте, почему люди не выходят на улицу? Почему они сидят дома? Ну, согласимся, будет Медведев теперь у нас. Почему у них этого взрыва протеста?
И. МИНТУСОВ: Они не выходят на улицу протестовать против чего?
А. ГРЕБНЕВА: Против безальтернативных выборов. Дайте нам честные, свободные выборы, как говорила небольшая группа несогласных.
И. МИНТУСОВ: Ответ следующий, он зафиксирован в многочисленных опросах, которые проводит и ФОМ, и ВЦИОМ, и «Левада-центр», а именно: если посмотреть структуру ценностей россиян, то, что называется демократическими ценностями, как то свобода выбора, она не является приоритетной ценностью, которая находится на первом, втором или третьем месте. Эти ценности выбора, они находятся на 5-м, 6-м месте. И в этом смысле слова, используя такой научный термин, если количество выборов уменьшается, население фрустрируется этим. Ну, меньше выборов - это не так важно, более важно, если подключат горячую воду в отопительный сезон, тогда я буду голосовать за партию власти, если ее отключат или не подключат, я тогда не буду голосовать. А то, что выборы… Для российских граждан, на мой взгляд, что такое демократия - если утрировать - это когда ты свободно можешь обменять валюту в ближайшем разменном пункте, без ограничений особенных, когда ты можешь выехать за границу.
А. САМСОНОВА: Есть иностранные продукты.
И. МИНТУСОВ: Да, вот это демократия. А выборы - это уже для эстетов, которых 25% в России, которым важно выбрать.
А. САМСОНОВА: Мне хочется попросить наших слушателей. У нас есть 20 минут на то, чтобы вы прислали свои сообщения на +7-985-970-4545. Вопрос у меня к вам следующий. Если вы за последние полгода выходили на какие-либо митинги, просто напишите, что это был за митинг.
А. ГРЕБНЕВА: Чего добивались? За что боролись?
А. САМСОНОВА: Куда пошли. А мы обращаемся к опросу ВЦИОМа. Если вы считаете, что в нашем городе сейчас возможны массовые выступления, то какие именно проблемы могут стать их причиной?
А. ГРЕБНЕВА: Можно я Тоню прерву на мгновение и попрошу наших гостей предположить, что поставили россияне на первое место? Что может их заставить покинуть теплые дома и пойти с флагами, транспарантами куда-то мерзнуть на улицу? Что на первом месте?
И. МИНТУСОВ: Это могут быть бытовые причины. Правда, в самом вашем вопросе прозвучала некоторая провокация. Т.е. что может заставить их покинуть холодные дома, наверное, и выйти на улицу? Это мне понятно. Протестовать против того, что, соответственно, нет теплой воды, нет отопления. Если я помню, за последние 3 года наибольший всплеск массовых негодований был связан с монетизацией льгот, когда большое количество людей вышли на улицы, потому что это их касалось реально, реально их уровня жизни. И второй всплеск был год или полтора назад, когда были проблемы с соинвесторами, связанные с обманутыми дольщиками, с чем-то еще. Т.е. - резюмируя - когда касается реальных жизненных интересов людей, не связанных с абстрактными словосочетаниями, как свобода выбора, участие в выборах, а вот совершенно конкретная вещь, люди выходят и конкретно голосуют за горячую воду, за что-то.
М. ШЕПП: Абсолютно согласен. Когда это касается собственной шкуры, тогда в любой стране люди предпринимают шаги, активно выходят на демонстрации. Вопрос, который Алина задала, насчет альтернативы. Сейчас нет альтернативы в России. Почему люди не выходят? Я думаю, в 90-х годах, когда были серьезные и настоящие альтернативы, большинство людей вспомнят эти годы… Да, там была альтернатива, но им было сложно и материально плохо. В течение пяти лет население в среднем потеряло 60% реальных доходов. Я, как западный человек, не представляю, как французы на это отреагировали бы, и сколько людей там были бы на улице, и сожгли бы магазины, и машины на Шанз-Элизе.
А. САМСОНОВА: Вы правы в том, что людей больше всего трогает то, что касается насущных и базовых потребностей в первую очередь. Тут, правда, ЖКХ и плохая работа коммунальных служб стоят сейчас не на первом месте. Только 15% россиян готовы выйти на улицу, чтобы требовать улучшения работы этих служб. Но я думаю, что они просто не могут спрогнозировать ситуацию, когда у них дома будет холодно зимой. Алина, если ты просто прочитаешь варианты ответов, это нам многое даст, без процентов.
А. ГРЕБНЕВА: Я просто скажу, что на первое место у нас поставили рост цен и инфляцию.
А. САМСОНОВА: Почти 40%.
А. ГРЕБНЕВА: Низкий уровень жизни, маленькая зарплата - на втором месте. Потом рост тарифов на услуги ЖКХ и плохая работа этих коммунальных служб. Безработица - на 4-м месте. Низкие пенсии и пособия, безответственность властей и коррупция, бедность, невозможность улучшить жилищные условия и рост цен на недвижимость. Уже минимальные проценты - это обеспечение лекарствами и дорогое медицинское обслуживание, социальная незащищенность, плохие дороги замыкают.
А. САМСОНОВА: Это был открытый вопрос, т.е. люди отвечали не по предложенным вариантам ответа, а то, что им приходит в голову. И столько раз, сколько они хотят. Здесь все касается материальных условий жизни. Но нет ничего, что касалось бы политических прав и свобод. Это, наверное, не вызывает удивления, но хочется у вас спросить. За последнее время были какие-то акции протеста, чему угодно посвященные, которые привели к реальным результатам? В России. Может быть, вы скажете про европейский опыт.
М. ШЕПП: Приходит в голову в России разные всякие забастовки, которые были, предприятие «Форд»…
А. САМСОНОВА: И то они зарубежную схему использовали. Их учили зарубежные профсоюзные коллеги.
М. ШЕПП: Мы живем в мире глобализации. С одной стороны, нормальная реакция людей, которая отражается в опросе, что они считают, что в моем маленьком мире происходит… Может быть, у меня больше шансов что-то изменить, или сразу изменить. Может быть, человек, депутат из моего района, он видит, что собрались 200 человек, которые протестуют против трассы, которая строится, или что у них отнимут дома в Сочи. Это нормально, это во всех странах так. Но, конечно, надо волноваться, что очень низкий процент людей считают, что они могут изменить большую политику. И когда я сейчас 2 месяца после войны на Кавказе читаю газеты и смотрю телевидение, меня очень удивляет одно - нет живой дискуссии об этом, одно мнение. Но там речь идет уже о войне, и все-таки достаточно пассивная дискуссия и реакция.
И. МИНТУСОВ: Что здесь добавить?
А. САМСОНОВА: Мы отвечаем на вопрос, какой митинг за последнее время принес реальные результаты? А потом будем обсуждать, почему так произошло, что им удалось сделать.
И. МИНТУСОВ: Я должен сказать о специфике нынешнего российского политического руководства. Я имею в виду бывшего президента и нынешнего премьер-министра. А специфика заключается в чем? Все акции протеста, которые касались конкретных лиц в правительстве, которые не соответствовали, с точки зрения каких-то групп населения…
А. ГРЕБНЕВА: Зурабов, например.
И. МИНТУСОВ: Не хотел говорить.
А. ГРЕБНЕВА: Мы за вас все скажем, будем читать ваши мысли.
А. САМСОНОВА: Простите, а Зязиков?
И. МИНТУСОВ: И так далее. Давайте этот ряд сейчас не будем продолжать, чтобы других ассоциаций не возникло, а то сейчас опять вернемся к проблемам Северного Кавказа. Соответственно, как я понимаю, у бывшего президента, нынешнего премьер-министра, у него позиция была следующая. Во-первых, ему не очень нравилось, когда на него давили по поводу конкретных кандидатур: это нужно сменить, это замените. Потому что ему казалось, что это будет проявление слабости, если ему указывает кто-то, что надо заменить.
А. САМСОНОВА: Вот чудак.
(Конец первой части - ЛЕ)
Окончание см http://l-hran-accentru.livejournal.com/919.html