Туринская Лошадь
Эту историю знают все: в 1889-м году на обычной улице в Турине кучер хлестает кнутом лошадь, перегородившую дорогу. Оттолкнув извозчика, к кобыле подошел сердобольный господин, обнял несчастное животное, и заплакал. Его звали Фридрих Ницше. На следующий день философ замолчал навсегда. Последующие одиннадцать лет он провел в лечебнице для душевнобольных, где и скончался.
Никто не знает, что стало с лошадью.
Пытаясь передать ощущения от просмотра фильма Белы Тарра «Туринская лошадь», очень хочется обойтись без громких слов. Мощь этого черно-белого шедевра как-будто идет изнутри, и делясь впечатлениями, ощущаешь почти физическую потребность шептать на ухо, словно пытаясь сохранить одному тебе известную тайну. Последний раз я испытывал что-то подобное, когда впервые прочитал «Шум и Ярость», Фолкнера - http://lorien22.livejournal.com/53997.html. Одним предложением - есть искусство, ради которого стоит жить.
Шесть анти-дней (сотворение мира наоборот). Он и Она, Мужчина и Женщина (предположительно отец и дочь, хотя с таким же успехом могут быть муж и жена). Они совершают одни и те же действия: просыпаются, одеваются, едят картошку, по очереди смотрят в единственное окно. Дают корм лошади, запрягают повозку, распрягают. Ходят к колодцу за водой. Раздеваются, ложаться спать. Все происходит практически в полной тишине, им не о чем говорить. Но они пытаются держаться друг за друга. А лошадь в это время тихо умирает.
Этот простой сюжет, напоминающий своей скрупулезностью библейские тексты, повторяется все шесть дней, с небольшими изменениями. Но в этом повторе действий и заключается главный смысл. Мы ждем, когда что-то произойдет, но ничего не может произойти. Здесь нет прошлого, орнамента или бекграунда. Проснулся, оделся, сварил картошку, поел, посмотрел в окно. Безысходность. Вечный круговорот. А жизнь утекает. И ты бессилен что-либо изменить.
Единственный диалог в фильме - речь соседа-мужика, зашедшего за бутылкой водки. Типичный монолог в таком состоянии - Бог умер, люди перестали различать добро и зло, мир разрушается. «Чушь это все», - отвечает голос за кадром, и сосед, смутившись, встает и уходит.
Еще одни редкие гости - цыгане. Старик прогоняет нежеланных нарушителей покоя, но один из них дарит дочери книжку - антибиблию. Вечером девушка читает отрывок, в котором священник закрывает церковь, чтобы наказать прихожан-грешников.
Все в этом антимире наоборот. Все разваливается, останавливается, замирает. Снаружи - страшный ураган, кончается вода в колодце, гаснет свет. Герои предпринимают попытку уйти, но у них не получается. Момент, когда Старик, его Дочь и Лошадь, которую он ведет под уздцы, скрываются за горизонтом, а потом возвращаются - один из величайших в мировом кинематографе и личный поклон философу и его главной идее о вечном возвращении. Некуда идти. Всюду та же буря, то же извечное ничто. Нет возможности идти вперед, можно только вернуться назад.
Туринская лошадь - своего рода ответ на все вопросы. После того как фильм вышел в прокат недоуменные зрители забросали режиссера вопросами, почему он больше не будет снимать кино. «А вы разве не видели этот фильм?», - не менее недоуменно спросил зрителей Тарр.
Действительно, после «Туринской лошади» не надо делать новых фильмов, и нет смысла больше смотреть кино. «Написав “Шум и Ярость”, я научился читать - и бросил чтение, с той поры не прочтя уже ничего. И с той поры не научился уже, кажется, ничему», - пишет Фолкнер. Если перефразировать... ну, вы поняли.