Старица и тверские усадьбы (продолжение).
Начало
В усадьбе Берново - полное благочиние. Тут гостил Пушкин А.С., а этот факт - универсальная охранная грамота на все времена, в отличие от речей Ильича.
Следов Александр-Сергеича на северо-западе России так же много, как зубов Будды в Тайланде, Бирме и Лаосе. И за эту непоседливость большое Пушкину человеческое спасибо.
Большой дом усадьбы Берново. На фасаде - доска с профилем "здесь бывал..", за домом - бюст.
Пруд и трогательные подставки под ветви.
У Бернова в истории вообще много интересного. Тут по дороге на Новгород стоял Андрей Галицкий (тогда тут вотчина бояр Берновых была). Потом село перешло в опричнину, отписано было стольнику Калитину, потом перешло Вульфу - в 17 уже веке. Так Вульфам оно и принадлежало. И Иван Петрович Вульф, орловский губернатор - опять-таки приходился дедом Анне Петровне Керн. Вот ушлая какая, а.
Иван Вульф, а рядом - Анна Петровна Керн. Имена художников мне неизвестны.
Итак, в пушкинские времена в поместье постоянно жил Иван Петрович Вульф, за одного из сыновей которого, Николай-Иваныча, в 1799 г. вышла замуж Прасковья Александровна Вындомская, будущая хозяйка поместья Тригорское, соседствовавшего с пушкинским Михайловским.
Прасковья Александровна вообще-то была чрезвычайно интересна сама по себе.
За Вульфа она вышла замуж в 18 лет, и они поселились в имении Малинники, тут же, в Старицком уезде. У них родилось пять детей, но это не мешало Прасковье Александровне интересоваться литературой и политикой, выездкой лошадей и ведением хозяйства, в то время как Николай Иваныч нянчил детей и варил варенье (это по словам их внучки так ситуация обстояла). Когда Прасковье Вульф было тридцать два, умер ее отец, а через пол-года - Николай Иваныч, и вдова осталась наследницей нескольких имений, часть из которых отдала сестре, обойденной в завещании.
Сама же Прасковья Александровна с детьми переехала в Тригорское, через четыре года вышла замуж за полковника Осипова, родила еще пару детей, твердой рукою сорок лет вела хозяйство, управлялась с крепостными (больше 700 человек!), воспитывала и образовывала детей, принимала гостей, читала, переписывалась со столпами культуры и философской мысли того времени - Жуковским, Дельвигом, Плетневым.
Прасковья-Александровна Осипова-Вульф и ее сын, Алексей Вульф.
А когда Пушкина судьба забросила в Михйловское, вероятно, именно Прасковья Александровна не давала ему опуститься и закиснуть, поскольку остальные соседи высотою помыслов и устремлений не отличались, а ее разностороннее образование и здравые рассуждения были Пушкину новы, интересны и .. соразмерны, что ли.
К тому же среди детей и родственников - куча романтических барышень и большой приятель Алексей Вульф, студент Дерптского университета.
Здравствуй, Вульф, приятель мой!
Приезжай сюда зимой
Да Языкова поэта
Затащи ко мне с собой1
Погулять верхом порой,
Пострелять из пистолета.
Лайон, мой курчавый брат
(Не Михайловский приказчик),
Привезет нам, право, клад...
Что? -- бутылок полный ящик.
Запируем уж, молчи!
Чудо -- жизнь анахорета!2
В Троегорском до ночи,
А в Михайловском до света;
Дни любви посвящены,
Ночью царствуют стаканы,
Мы же -- то смертельно пьяны,
То мертвецки влюблены 3.
20, сентября 1824 г. Михайловское
Именно с его - Алексея - легкой руки Пушкин начал гащивать в Тверской губернии, в вотчинах Вульфов - то в поместье Малинники, то в Берново. Тут же - так кстати! - жили и Анна Полторацкая (в замужестве Керн), Зизи Вульф, Катенька Вельяшева, братья Вульфы гостили...
27 октября 1828 г. Малинники1
«Тверской Ловелас С.-Петербургскому Вальмону 2 здравия и успехов желает.
-- -- --
Честь имею донести, что в здешней губернии, наполненной вашим воспоминанием, все обстоит благополучно. Меня приняли с достодолжным почитанием и благосклонностию. Утверждают, что вы гораздо хуже меня (в моральном отношении), и потому не смею надеяться на успехи, равные вашим. Требуемые от меня пояснения насчет вашего петербургского поведения3 дал я с откровенностию и простодушием -- отчего и потекли некоторые слезы и вырвались некоторые недоброжелательные восклицания, как например: "какой мерзавец! какая скверная душа!" -- но я притворился, что их не слышу. При сей верной оказии доношу вам, что Марья Васильевна Борисова есть цветок в пустыне, соловей в дичи лесной, перла в море и что я намерен на днях в нее влюбиться 4.
Здравствуйте; поклонение мое Анне Петровне, дружеское рукопожатие баронессе5 etc.»
А Анна Петровна Керн, кстати, живала то в Берново, то в Грузинах, потому что была племянницей Николай Петровича Вульфа и внучкой певчего Марка Полторацкого, за сына которого вышла замуж Екатерина Вульф, дочь губернатора Вульфа.
А еще одна его дочь Анна Вульф вышла в 1816 г. замуж за флотского Пал-Иваныча Панафидина. И вот Панафидины и обитали в Бернове до революции. После революции в классицистском особняке расположилась коммуна, а после - школа. А уже в 1971 году в усадьбе решено было открыть музей Пушкина. Сюда перекатили бревенчатый дом помещиков Юргеневых из деревни по соседству, и первая экспозиция была открыта в нем. А потом под музей передали главный дом усадьбы, окультурили парк, понаставили беседок и стел с пушкинскими цитатами, чтобы закрепить поэтичность пейзажа. Ее, кстати, еще и раньше закрепили. Левитан в тех краях, на берегу реки Тьмы, там «У омута» писал.
В берновский музей мы уже не попали, только гуляли по парку, по холму Парнас и Зверинцу.. Как полагается, большой парк усадьбы был разделен на две части - английскую пейзажную и французскую регулярную. Непременные липовые аллеи, пруд, река, поляны и заросли.. Так сложно теперь представить, как это все было почти два века назад, как жил этот гостеприимный дом, кто гулял по этим аллеям, устраивали ли праздники и ассамблеи, читал ли кто-нибудь пушкинские стихи, как они ругались между сбой - по-русски или по-французски, сновала ли вокруг дворня и как к ней относились - как мы к гастарбайтерам?
Это всегда самое сложное - растворить наслоения времен и смыслов, значительности и глубины, облекающие любой исторический антураж, и увидеть, каков он был в живой обыденности. Благоустроенность памятников - в нашем ее понимании - лощеность, картиночность и дурацкий глянец - мне, признаться, очень мешают (вообще-то, в Берново благоустроенность с относительно человеческим лицом, слава Богу).
Но и руины тоже не очень как-то помогают, порождая горькие мысли про sic transit и memento mori. Других вариантов у нас как-то не бывает, причем преобладают именно руины.
Церковь Дмитрия Ростовского в Глухове.
А чуть дальше от Старицы, чуть ближе к Торжку стоит усадьба Глухово - прямо в деревне, на трассе. Огромный патетический храм, поросший лесом, и два одноэтажных флигеля возле кладбища.
Тут, в Глухово, любопытный социальный эксперимент был произведен. Усадьба жила и строилась долго, сначала боярами Шишковыми, потом, с 18 века - Ртищевыми (да-да, соборный боярин Ртищев не просто так появлялся у Ван Зайчика). Классицизм корпусов, екатерининское барокко башен ограды. А в 1847 (или 1853, тут путаница) году Дмитрий Яковлев Ртищев помер, отписав свое имущество своим крестьянам. Вообще филантропия у них в роду, что ли, была - вон Ртищев Федор Михалыч, сподвижник и ровесник царя Алексея Михалыча, никонианец, был основателем всей российской системы благотворительности, помогал (централизованно) сирым и убогим, особо - военным инвалидам, причислен к лику, и даже житие его составлено.
Ну, а три века спустя один из Ртищевых и пахотные земли, и свои дома с флигелями, и деревянную церковь отдает мужикам. С тем, что они договором обещают, что «... место сие, освященное для нас благотворительною его жизнию в течение 52 лет его управления, оставалось навсегда в теперешнем благоустроенном виде, как знак любви и благодарности нашей к нему...»
«Вонючие мужики ломали шапки и говорили «Ну, барин, это ничаво»..
И через пару лет после смерти барина сломали главный усадебный дом и из его кирпича начали строить церковь Дмитрия Ростовского, и строили аж 20 лет, в 1875 только освятили.
Храм получился величественный, а под церковный сарай отвели один из сохранившихся флигелей усадьбы (второй был использован под приходскую школу).
Сейчас церковь разваливается, крыша проломлена, флигеля заколочены, ограда разошлась на кирпичи, видимо, и только стойко держится маленькая башенка справа от трассы, внутри - помойка, на стене - портрет кандидата в депутаты с лозунгом «Верим в будущее».
Колокольня - и башенка ограды.
В усадьбе Млевичи - тоже некогда вотчине Шишковых, впоследствии проданной-переделенной, сохранился большой дом - и Знаменская церковь. Целы крыши у этих строений даже.
Колокольня во Млевичах.
Мы даже во Млевичах особенно не останавливались - и чтобы не тосковать, и чтобы дотемна успеть доскочить до усадьбы Грузины. Эти земли (тогда еще - село Кузнечково) были все у тех же каких-то Шишковых, потом некоторая девица Шишкова (с хорошим именем Агафоклея!) вышла замуж за Полторацкого - ну, Марка, про которого уже шла речь. Ну, и Марк Федорович тут развернулся. Был построен храм Грузинской Божьей матери, село переименовано в Грузины, и в 1740-х годах сюда был приглашен Растрелли строить усадебный дом и флигели. Получился - чего тут удивляться - дворец, в котором останавливались и Елизавета Петровна, и Екатерина Вторая.
Агафоклея Александровна Шишкова-Полторацкая и Марк Федорович Полторацкий.
Растреллиев дом.
Оранжереи усадьбы Грузины.
Потом был приглашен Николай Львов, самородок торжокского уезда, умница, интеллектуал, поэт, переводчик, художник, музыкант - а еще и архитектор. Его творений в Торжке и вокруг так же много, как Ренна в Лондоне. Так вот, этот Львов проектировал парк, хитроумную систему гидротехнических сооружений, обеспечивающую систему прудов, каналы и мостики. Въездной мост из огромных валунов (а их тут в округе множество, ледниковое же царство) делался без раствора, на песочной подушке; на время его постройки речку Жаленку отвели в другое русло, потом вернули, она вымыла песок.
Валунный мост. Такой же, но больше, стоит в имении Василево, мы под ним пели для эха, когда там фольклорный фестиваль был.
Пока Марк Федорович утверждался в создании этих архитектурных жемчужин, жена его, Агафоклея Александровна, рожала детей (22 человека!), воспитывала и вела хозяйство (больше двух тысяч душ). Суровая, говорят, была дама.
Одному из ее бесчисленных сыновей - Константину Марковичу, герою войны 12 года - и досталась эта усадьба в 1823 году.
При нем началась последняя переделка дома - уже в 1820-30-х годах ею занялся друг семьи В.П. Стасов, видимо, архитектор.
Он объединил главный дом и флигеля галереями, возвел хозяйственные постройки, службы, два десятка каменных домов для крестьян вдоль дороги. Вообще усадьба Грузины того времени - образцовое хозяйство. 120 комнат в главном доме и флигелях. 250 лошадей на конюшне, 600 голов скота в хлеву, винокуренный и полотняный заводы, водяная и ветряная мельница, риги, теплицы, больница…
Стасовские домики в Грузинах.
Константин Маркович Полторацкий - широкой души был человек, вояка, участник пяти, кажется, кампаний; зарекомендовал себя как даровитый военный, во время войны 12 года был захвачен в плен по личному приказу Наполеона и перевезен в Париж, где дожидался русских войск.
Константин Маркович Полторацкий.
При этом кутила, щедрый малый, женатый на стервозной, видимо, Софье Голицыной .. «О кончине госпожи Полторацкой вообще мало кто сожалел из-за её деспотического характера, который совершенно заслонял в ней её добрые качества. В общем, эгоизм, тщеславие, деспотизм и привычка не видеть вокруг никого, кроме себя, были её отличительными качествами..» по замечанию Юсуповой.
Прожил огромные деньги, еле сохранил Грузины, потом был назначен Ярославским губернатором и перестал жить в Тверской губернии, оставив имение как источник финансирования.
После его смерти в середине 19 века имение продали коммерсантам Молчановым, те долго пытались перепрофилировать его в коммерчески-выгодное предприятие, потихоньку избавляясь от мельниц и заводов; в конце концов мирно распродали на кирпич часть построек, а оставшиеся строения и землю продали по частям. После революции в «растреллиевом» дворце разместилась сначала школа, потом интернат инвалидов. Церковь была взорвана.
Сейчас в действующем жилом состоянии сохранились только те самые стасовские домики вдоль дороги - так чудно, каждый домик поделен на две половины, и каждая декорирована чуть по-своему; и такие они ладные, и такие там герани в окнах - прям немецкая слобода какая-то среди окрестной разрухи. Это как молоканские деревни в азербайджанских горах. Или на русских равнинах, кстати.
Мост валунный - бодро стоит. Пруды - мерцают водами меж островками задумчивой ряски, под печальными ветвями плакучих ив. За зарослями бурьяна возвышается огромный дом - колонны, галереи, аркады, выбитые окна, облетевшая штукатурка, оголившийся кирпич…
И если призрак здесь когда-то жил -
То он покинул этот дом. Покинул.
Ну и вот. К Торжку мы подъехали уже почти в темноте, с утра нас занесло снегом, потом снег растопило солнцем, он в небесном блеске испарялся туманами, но про Торжок я, может быть, потом напишу, а сейчас хочу сказать, что в одном из музеев мы увидели фотографию усадьбы Знаменское-Раек и так впечатлились, что поехали ее искать.
Тут, кстати, мы вырвались из замкнутого круга Полторацких, Вульфов и Шишковых ( в Торжке к ним добавились запутанно-ветвистые Оленины и Бакунины). Усадьба Знаменское-Раек была вотчиной Глебовых, предки которых еще во времена Донского прибыли из Европы. И был тут погост Рай и деревянная церковь, а поодаль - деревня Знаменское. В 1760-х годах вместо деревянной церкви Иван Федорычем Глебовым был построен каменный храм. Это, кстати, тот Глебов, который в Успенском монастыре в Старице был похоронен, помните?
Один из сыновей этого Глебова, Федор Иваныч, женился на Елизавете Петровне Стрешневой, и в 1787 году, отведя церковные земли, начал строительство великого дома. Тогда усадебное строительство переживало расцвет - ведь в 1762 году был опубликован манифест Петра III «О вольности дворянства», в котором царь «из высочайшей своей к верноподданным отеческой милости соизволил дворянам службу продолжать по своей воле, сколько и где пожелают, а когда военное время будет, то они все явитися должны на таком основании, как и в Лифляндии с дворянами поступаетца». Ну и вот. Все, кто мог, начали обустраивать счастливый усадебный быт разной степени роскошности, и почти сто лет тянулся золотой век русской усадьбы - до 1861 года, понятное дело.
Так вот, Федор Глебов решил выстроить настоящий дворец, да еще в форме «ожерелья для любимой», где в качестве алмаза-медальона сиял бы большой усадебный дом. И выстроить такую фантазийную вещь он доверил - конечно, Львову.
Все «фигуранты» были тут на подбор. Сам Глебов, вояка, участник множества войн, впоследствии был не обойден и в мирное время, стал генерал-аншефом и сенатором, богат был весьма.
Вторая жена его (первая умерла рано), Елизавета Стрешнева, тоже богатейшая была дама, владелица любимой нашей московской усадьбы Покровское-Стрешнево (ну, на Войковской).
Вот она, Елизавета Александровна Стрешнева. Портрет Федора Глебова не попался мне.
В «мужа своего она никогда не была влюблена, но замуж вышла за него, потому что поняла, что он единственный человек, над которым она сможет властвовать, вместе с тем уважая его». Вообще отличалась независимостью, неуживчивостью и деспотичностью, образована была хорошо, интересов имела множество, в Покровском-Стрешневе была обширнейшая библиотека, микроскоп и телескоп, например - не самые важные в хозяйстве вещи, правда?
Ну, а Николай Александрович Львов - это вообще особая статья. Он родился в 1753 году в семье небогатых торжокских помещиков и прожил 50 лет всего. Немного послужил в Пеображенском полку - в мирное время, так что больше образованием и самообразованием занимался. Прекрасно рисовал (лет в тридцать пять стал почетным членом Академии художеств). Собирал (и публиковал) русский фольклор и рукописи. Изучал понемногу химию и механику. Издал труд по вентиляции и отоплению в строительстве. Изучал архитектуру, звал себя палладианцем (как звучит, а? Это в Италии был такой Палладио, возродитель античной гармонии, папа раннего классицизма). И действительно, у Львова в его творениях царствует вполне античные строгость и симметрия. Впрочем, инженерные способности и творческий склад ума его толкали на эксперименты с материалом - то землебитный дом выстроит, то валунный мост..
Николай Александрович Львов.
Женат был на племяннице Гаврилы Романыча Державина, который «в гроб сходя, благословил» - и даже усадебный дом ему строил. Вообще много строил - и в Москве, и в Петербурге, и в Торжке с Тверью - но мало что сохранилось.
Вот, Знаменское-Раек кое-как уцелело.
Строительство началось в 1787 году, в в 1798 году состоялось освящение усадьбы. Трехнедельный праздник с фейерверками. Было что отмечать! Громадная - в 136 колонн - колоннада объединяла главный дом, флигеля и ворота в один эллипс. В воротах, кстати, арка с кованым «солярным знаком», лучи которого при определенной точке зрения совпадают с переплетом чердачного окна главного корпуса. Во флигелях располагались театр, оранжерея, экипажный сарай и помещения для дворовых. Главный дом - с залой, где был выложен «танцующий пол», с двусветным куполом, выкрашенным в небесный цвет, с дверями красного дерева и каминами красного мрамора - был достоин приема императрицы. Говорят, Екатерина неофициальным порядком действительно навестила Знаменское-Раек. Весь парк - и английский, и пейзажный - был продуман до мелочей. Купальни, мостки, ледники, беседки и ротонды.. К одной из беседок был вырыт подземный ход, по которому хозяину, любившему уединение, из дворцовой кухни потаскивали закуски. Был заложен каскад прудов, на одном из них насыпали островок, на котором Глебов приказал посадить две сосны, как символ вечной любви. Говорят, он и начал строить это поместье в глухих тверских лесах, потому что жутко ревновал красавицу Елизавету, которая была младше него на 17 лет..
Вот такую фотографию усадьбы мы увидели в Торжке, в экспозиции, посвященной Львову. Ну, могли ли мы сюда не поехать?
Но в 1799 году - еще не все работы были завершены - Федор Глебов умер, а Елизавета с четырьмя детьми тут же переехала в Покровское-Стрешнево (там ей Федор тоже выстроил небольшой дворечик), и в тверское имение больше не возвращалась. Усадьба начала потихонечку ветшать, еще находясь во владении Глебовых-Стрешневых, а в 1888 году была продана Дубасовым, но это ей не очень помогло. После революции тут была колония, госпиталь, картинная галерея, профилакторий…
В 2001 году усадьба была передана в долгосрочную аренду компании «Конкор» - с тем, чтобы компания занялась реставрацией и налаживанием конгресс-туристических функций усадьбы.. «Конкор» отреставрировал два флигеля, устроил там ресторан и отель, занялся реставрацией галерей, завез кучу гастарбайтеров, поселив их в страшном здании советских времен, разбил розарий, расчистил пруды и парк, наладил паром на остров Любви…
Но что-то пошло не так. В 2015 году договор аренды был расторгнут (то ли аренду подняли, то ли «Конкор» просел). Усадьбу отключили от воды и света, минкульт нанял охранника, тот бросил провод-времянку - и живет в конурке, вахта две недели, изумляясь такому странному развороту событий и охраняя тишину.
Первое, что мы увидели.
Сейчас пусто там, но ворота отперты. Тишина и птицы. И среди тонких стволов - огромная эта кольцевая колоннада. Совершенный Ангкор. Ну просто невозможно, чтоб такое величественное создание было в распоряжении птиц. А вот поди ж ты. Главный дом совсем не чинен, заперт, зато пара флигелей сияет свежей краской, и чать колоннады подготовлена к реставрации, затянута сеткой, краска стоит, валики.. Какой-то замок Спящей Красавицы.
Вот он, "алмаз", вид с парадного двора.
Недореставрация.
Парадный въезд. Вон в кадр попал "солярный символ", видите?
Парковых беседок не осталось, затянуло бурой тиной гладь старинного пруда, куда-то делся валунный мостик через Логовеж. Только липовая аллея по-прежнему величественно поднимается от реки к фасаду главного дома. Скоро подлесок опять затянет аллеи и поляны, размеченные Николаем Львовым, мечтавшим обустроить в тверской области уголок Италии.
Остров Любви. Одна сосна уцелела даже.
Правда, уголок Италии все-таки в области появился - в 1998 году итальянец Пьетро Мацца организовал тут ферму по производству итальянских сыров. Мы случайно наткнулись на указатель, проезжая деревню Медное. У них теперь стадо в 1000 голов под Осташковом, огромный ресторан на 300 мест, магазин сыров, гигантский холл с печью для мастер-классов, гостевой дом.. Правда, по декору эта ферма - не Тоскана, и даже не Знаменское-Раек. В здании бывшего колбасного цеха раскинулся вполне италийский огромный ресторанный зал с клетчатыми скатертями, связками красного лука и сушеных перцев - но снаружи с удивительной точностью воспроизведен типичный средне-русский ландшафт - с брошенной техникой, свалками стройматериалов, угрюмыми заборами заброшенных пионерских лагерей и белыми стволами березок на огромных баннерах..
В общем, это я к чему - съездите, пока есть куда.
В усадьбе Берново - полное благочиние. Тут гостил Пушкин А.С., а этот факт - универсальная охранная грамота на все времена, в отличие от речей Ильича.
Следов Александр-Сергеича на северо-западе России так же много, как зубов Будды в Тайланде, Бирме и Лаосе. И за эту непоседливость большое Пушкину человеческое спасибо.
Большой дом усадьбы Берново. На фасаде - доска с профилем "здесь бывал..", за домом - бюст.
Пруд и трогательные подставки под ветви.
У Бернова в истории вообще много интересного. Тут по дороге на Новгород стоял Андрей Галицкий (тогда тут вотчина бояр Берновых была). Потом село перешло в опричнину, отписано было стольнику Калитину, потом перешло Вульфу - в 17 уже веке. Так Вульфам оно и принадлежало. И Иван Петрович Вульф, орловский губернатор - опять-таки приходился дедом Анне Петровне Керн. Вот ушлая какая, а.
Иван Вульф, а рядом - Анна Петровна Керн. Имена художников мне неизвестны.
Итак, в пушкинские времена в поместье постоянно жил Иван Петрович Вульф, за одного из сыновей которого, Николай-Иваныча, в 1799 г. вышла замуж Прасковья Александровна Вындомская, будущая хозяйка поместья Тригорское, соседствовавшего с пушкинским Михайловским.
Прасковья Александровна вообще-то была чрезвычайно интересна сама по себе.
За Вульфа она вышла замуж в 18 лет, и они поселились в имении Малинники, тут же, в Старицком уезде. У них родилось пять детей, но это не мешало Прасковье Александровне интересоваться литературой и политикой, выездкой лошадей и ведением хозяйства, в то время как Николай Иваныч нянчил детей и варил варенье (это по словам их внучки так ситуация обстояла). Когда Прасковье Вульф было тридцать два, умер ее отец, а через пол-года - Николай Иваныч, и вдова осталась наследницей нескольких имений, часть из которых отдала сестре, обойденной в завещании.
Сама же Прасковья Александровна с детьми переехала в Тригорское, через четыре года вышла замуж за полковника Осипова, родила еще пару детей, твердой рукою сорок лет вела хозяйство, управлялась с крепостными (больше 700 человек!), воспитывала и образовывала детей, принимала гостей, читала, переписывалась со столпами культуры и философской мысли того времени - Жуковским, Дельвигом, Плетневым.
Прасковья-Александровна Осипова-Вульф и ее сын, Алексей Вульф.
А когда Пушкина судьба забросила в Михйловское, вероятно, именно Прасковья Александровна не давала ему опуститься и закиснуть, поскольку остальные соседи высотою помыслов и устремлений не отличались, а ее разностороннее образование и здравые рассуждения были Пушкину новы, интересны и .. соразмерны, что ли.
К тому же среди детей и родственников - куча романтических барышень и большой приятель Алексей Вульф, студент Дерптского университета.
Здравствуй, Вульф, приятель мой!
Приезжай сюда зимой
Да Языкова поэта
Затащи ко мне с собой1
Погулять верхом порой,
Пострелять из пистолета.
Лайон, мой курчавый брат
(Не Михайловский приказчик),
Привезет нам, право, клад...
Что? -- бутылок полный ящик.
Запируем уж, молчи!
Чудо -- жизнь анахорета!2
В Троегорском до ночи,
А в Михайловском до света;
Дни любви посвящены,
Ночью царствуют стаканы,
Мы же -- то смертельно пьяны,
То мертвецки влюблены 3.
20, сентября 1824 г. Михайловское
Именно с его - Алексея - легкой руки Пушкин начал гащивать в Тверской губернии, в вотчинах Вульфов - то в поместье Малинники, то в Берново. Тут же - так кстати! - жили и Анна Полторацкая (в замужестве Керн), Зизи Вульф, Катенька Вельяшева, братья Вульфы гостили...
27 октября 1828 г. Малинники1
«Тверской Ловелас С.-Петербургскому Вальмону 2 здравия и успехов желает.
-- -- --
Честь имею донести, что в здешней губернии, наполненной вашим воспоминанием, все обстоит благополучно. Меня приняли с достодолжным почитанием и благосклонностию. Утверждают, что вы гораздо хуже меня (в моральном отношении), и потому не смею надеяться на успехи, равные вашим. Требуемые от меня пояснения насчет вашего петербургского поведения3 дал я с откровенностию и простодушием -- отчего и потекли некоторые слезы и вырвались некоторые недоброжелательные восклицания, как например: "какой мерзавец! какая скверная душа!" -- но я притворился, что их не слышу. При сей верной оказии доношу вам, что Марья Васильевна Борисова есть цветок в пустыне, соловей в дичи лесной, перла в море и что я намерен на днях в нее влюбиться 4.
Здравствуйте; поклонение мое Анне Петровне, дружеское рукопожатие баронессе5 etc.»
А Анна Петровна Керн, кстати, живала то в Берново, то в Грузинах, потому что была племянницей Николай Петровича Вульфа и внучкой певчего Марка Полторацкого, за сына которого вышла замуж Екатерина Вульф, дочь губернатора Вульфа.
А еще одна его дочь Анна Вульф вышла в 1816 г. замуж за флотского Пал-Иваныча Панафидина. И вот Панафидины и обитали в Бернове до революции. После революции в классицистском особняке расположилась коммуна, а после - школа. А уже в 1971 году в усадьбе решено было открыть музей Пушкина. Сюда перекатили бревенчатый дом помещиков Юргеневых из деревни по соседству, и первая экспозиция была открыта в нем. А потом под музей передали главный дом усадьбы, окультурили парк, понаставили беседок и стел с пушкинскими цитатами, чтобы закрепить поэтичность пейзажа. Ее, кстати, еще и раньше закрепили. Левитан в тех краях, на берегу реки Тьмы, там «У омута» писал.
В берновский музей мы уже не попали, только гуляли по парку, по холму Парнас и Зверинцу.. Как полагается, большой парк усадьбы был разделен на две части - английскую пейзажную и французскую регулярную. Непременные липовые аллеи, пруд, река, поляны и заросли.. Так сложно теперь представить, как это все было почти два века назад, как жил этот гостеприимный дом, кто гулял по этим аллеям, устраивали ли праздники и ассамблеи, читал ли кто-нибудь пушкинские стихи, как они ругались между сбой - по-русски или по-французски, сновала ли вокруг дворня и как к ней относились - как мы к гастарбайтерам?
Это всегда самое сложное - растворить наслоения времен и смыслов, значительности и глубины, облекающие любой исторический антураж, и увидеть, каков он был в живой обыденности. Благоустроенность памятников - в нашем ее понимании - лощеность, картиночность и дурацкий глянец - мне, признаться, очень мешают (вообще-то, в Берново благоустроенность с относительно человеческим лицом, слава Богу).
Но и руины тоже не очень как-то помогают, порождая горькие мысли про sic transit и memento mori. Других вариантов у нас как-то не бывает, причем преобладают именно руины.
Церковь Дмитрия Ростовского в Глухове.
А чуть дальше от Старицы, чуть ближе к Торжку стоит усадьба Глухово - прямо в деревне, на трассе. Огромный патетический храм, поросший лесом, и два одноэтажных флигеля возле кладбища.
Тут, в Глухово, любопытный социальный эксперимент был произведен. Усадьба жила и строилась долго, сначала боярами Шишковыми, потом, с 18 века - Ртищевыми (да-да, соборный боярин Ртищев не просто так появлялся у Ван Зайчика). Классицизм корпусов, екатерининское барокко башен ограды. А в 1847 (или 1853, тут путаница) году Дмитрий Яковлев Ртищев помер, отписав свое имущество своим крестьянам. Вообще филантропия у них в роду, что ли, была - вон Ртищев Федор Михалыч, сподвижник и ровесник царя Алексея Михалыча, никонианец, был основателем всей российской системы благотворительности, помогал (централизованно) сирым и убогим, особо - военным инвалидам, причислен к лику, и даже житие его составлено.
Ну, а три века спустя один из Ртищевых и пахотные земли, и свои дома с флигелями, и деревянную церковь отдает мужикам. С тем, что они договором обещают, что «... место сие, освященное для нас благотворительною его жизнию в течение 52 лет его управления, оставалось навсегда в теперешнем благоустроенном виде, как знак любви и благодарности нашей к нему...»
«Вонючие мужики ломали шапки и говорили «Ну, барин, это ничаво»..
И через пару лет после смерти барина сломали главный усадебный дом и из его кирпича начали строить церковь Дмитрия Ростовского, и строили аж 20 лет, в 1875 только освятили.
Храм получился величественный, а под церковный сарай отвели один из сохранившихся флигелей усадьбы (второй был использован под приходскую школу).
Сейчас церковь разваливается, крыша проломлена, флигеля заколочены, ограда разошлась на кирпичи, видимо, и только стойко держится маленькая башенка справа от трассы, внутри - помойка, на стене - портрет кандидата в депутаты с лозунгом «Верим в будущее».
Колокольня - и башенка ограды.
В усадьбе Млевичи - тоже некогда вотчине Шишковых, впоследствии проданной-переделенной, сохранился большой дом - и Знаменская церковь. Целы крыши у этих строений даже.
Колокольня во Млевичах.
Мы даже во Млевичах особенно не останавливались - и чтобы не тосковать, и чтобы дотемна успеть доскочить до усадьбы Грузины. Эти земли (тогда еще - село Кузнечково) были все у тех же каких-то Шишковых, потом некоторая девица Шишкова (с хорошим именем Агафоклея!) вышла замуж за Полторацкого - ну, Марка, про которого уже шла речь. Ну, и Марк Федорович тут развернулся. Был построен храм Грузинской Божьей матери, село переименовано в Грузины, и в 1740-х годах сюда был приглашен Растрелли строить усадебный дом и флигели. Получился - чего тут удивляться - дворец, в котором останавливались и Елизавета Петровна, и Екатерина Вторая.
Агафоклея Александровна Шишкова-Полторацкая и Марк Федорович Полторацкий.
Растреллиев дом.
Оранжереи усадьбы Грузины.
Потом был приглашен Николай Львов, самородок торжокского уезда, умница, интеллектуал, поэт, переводчик, художник, музыкант - а еще и архитектор. Его творений в Торжке и вокруг так же много, как Ренна в Лондоне. Так вот, этот Львов проектировал парк, хитроумную систему гидротехнических сооружений, обеспечивающую систему прудов, каналы и мостики. Въездной мост из огромных валунов (а их тут в округе множество, ледниковое же царство) делался без раствора, на песочной подушке; на время его постройки речку Жаленку отвели в другое русло, потом вернули, она вымыла песок.
Валунный мост. Такой же, но больше, стоит в имении Василево, мы под ним пели для эха, когда там фольклорный фестиваль был.
Пока Марк Федорович утверждался в создании этих архитектурных жемчужин, жена его, Агафоклея Александровна, рожала детей (22 человека!), воспитывала и вела хозяйство (больше двух тысяч душ). Суровая, говорят, была дама.
Одному из ее бесчисленных сыновей - Константину Марковичу, герою войны 12 года - и досталась эта усадьба в 1823 году.
При нем началась последняя переделка дома - уже в 1820-30-х годах ею занялся друг семьи В.П. Стасов, видимо, архитектор.
Он объединил главный дом и флигеля галереями, возвел хозяйственные постройки, службы, два десятка каменных домов для крестьян вдоль дороги. Вообще усадьба Грузины того времени - образцовое хозяйство. 120 комнат в главном доме и флигелях. 250 лошадей на конюшне, 600 голов скота в хлеву, винокуренный и полотняный заводы, водяная и ветряная мельница, риги, теплицы, больница…
Стасовские домики в Грузинах.
Константин Маркович Полторацкий - широкой души был человек, вояка, участник пяти, кажется, кампаний; зарекомендовал себя как даровитый военный, во время войны 12 года был захвачен в плен по личному приказу Наполеона и перевезен в Париж, где дожидался русских войск.
Константин Маркович Полторацкий.
При этом кутила, щедрый малый, женатый на стервозной, видимо, Софье Голицыной .. «О кончине госпожи Полторацкой вообще мало кто сожалел из-за её деспотического характера, который совершенно заслонял в ней её добрые качества. В общем, эгоизм, тщеславие, деспотизм и привычка не видеть вокруг никого, кроме себя, были её отличительными качествами..» по замечанию Юсуповой.
Прожил огромные деньги, еле сохранил Грузины, потом был назначен Ярославским губернатором и перестал жить в Тверской губернии, оставив имение как источник финансирования.
После его смерти в середине 19 века имение продали коммерсантам Молчановым, те долго пытались перепрофилировать его в коммерчески-выгодное предприятие, потихоньку избавляясь от мельниц и заводов; в конце концов мирно распродали на кирпич часть построек, а оставшиеся строения и землю продали по частям. После революции в «растреллиевом» дворце разместилась сначала школа, потом интернат инвалидов. Церковь была взорвана.
Сейчас в действующем жилом состоянии сохранились только те самые стасовские домики вдоль дороги - так чудно, каждый домик поделен на две половины, и каждая декорирована чуть по-своему; и такие они ладные, и такие там герани в окнах - прям немецкая слобода какая-то среди окрестной разрухи. Это как молоканские деревни в азербайджанских горах. Или на русских равнинах, кстати.
Мост валунный - бодро стоит. Пруды - мерцают водами меж островками задумчивой ряски, под печальными ветвями плакучих ив. За зарослями бурьяна возвышается огромный дом - колонны, галереи, аркады, выбитые окна, облетевшая штукатурка, оголившийся кирпич…
И если призрак здесь когда-то жил -
То он покинул этот дом. Покинул.
Ну и вот. К Торжку мы подъехали уже почти в темноте, с утра нас занесло снегом, потом снег растопило солнцем, он в небесном блеске испарялся туманами, но про Торжок я, может быть, потом напишу, а сейчас хочу сказать, что в одном из музеев мы увидели фотографию усадьбы Знаменское-Раек и так впечатлились, что поехали ее искать.
Тут, кстати, мы вырвались из замкнутого круга Полторацких, Вульфов и Шишковых ( в Торжке к ним добавились запутанно-ветвистые Оленины и Бакунины). Усадьба Знаменское-Раек была вотчиной Глебовых, предки которых еще во времена Донского прибыли из Европы. И был тут погост Рай и деревянная церковь, а поодаль - деревня Знаменское. В 1760-х годах вместо деревянной церкви Иван Федорычем Глебовым был построен каменный храм. Это, кстати, тот Глебов, который в Успенском монастыре в Старице был похоронен, помните?
Один из сыновей этого Глебова, Федор Иваныч, женился на Елизавете Петровне Стрешневой, и в 1787 году, отведя церковные земли, начал строительство великого дома. Тогда усадебное строительство переживало расцвет - ведь в 1762 году был опубликован манифест Петра III «О вольности дворянства», в котором царь «из высочайшей своей к верноподданным отеческой милости соизволил дворянам службу продолжать по своей воле, сколько и где пожелают, а когда военное время будет, то они все явитися должны на таком основании, как и в Лифляндии с дворянами поступаетца». Ну и вот. Все, кто мог, начали обустраивать счастливый усадебный быт разной степени роскошности, и почти сто лет тянулся золотой век русской усадьбы - до 1861 года, понятное дело.
Так вот, Федор Глебов решил выстроить настоящий дворец, да еще в форме «ожерелья для любимой», где в качестве алмаза-медальона сиял бы большой усадебный дом. И выстроить такую фантазийную вещь он доверил - конечно, Львову.
Все «фигуранты» были тут на подбор. Сам Глебов, вояка, участник множества войн, впоследствии был не обойден и в мирное время, стал генерал-аншефом и сенатором, богат был весьма.
Вторая жена его (первая умерла рано), Елизавета Стрешнева, тоже богатейшая была дама, владелица любимой нашей московской усадьбы Покровское-Стрешнево (ну, на Войковской).
Вот она, Елизавета Александровна Стрешнева. Портрет Федора Глебова не попался мне.
В «мужа своего она никогда не была влюблена, но замуж вышла за него, потому что поняла, что он единственный человек, над которым она сможет властвовать, вместе с тем уважая его». Вообще отличалась независимостью, неуживчивостью и деспотичностью, образована была хорошо, интересов имела множество, в Покровском-Стрешневе была обширнейшая библиотека, микроскоп и телескоп, например - не самые важные в хозяйстве вещи, правда?
Ну, а Николай Александрович Львов - это вообще особая статья. Он родился в 1753 году в семье небогатых торжокских помещиков и прожил 50 лет всего. Немного послужил в Пеображенском полку - в мирное время, так что больше образованием и самообразованием занимался. Прекрасно рисовал (лет в тридцать пять стал почетным членом Академии художеств). Собирал (и публиковал) русский фольклор и рукописи. Изучал понемногу химию и механику. Издал труд по вентиляции и отоплению в строительстве. Изучал архитектуру, звал себя палладианцем (как звучит, а? Это в Италии был такой Палладио, возродитель античной гармонии, папа раннего классицизма). И действительно, у Львова в его творениях царствует вполне античные строгость и симметрия. Впрочем, инженерные способности и творческий склад ума его толкали на эксперименты с материалом - то землебитный дом выстроит, то валунный мост..
Николай Александрович Львов.
Женат был на племяннице Гаврилы Романыча Державина, который «в гроб сходя, благословил» - и даже усадебный дом ему строил. Вообще много строил - и в Москве, и в Петербурге, и в Торжке с Тверью - но мало что сохранилось.
Вот, Знаменское-Раек кое-как уцелело.
Строительство началось в 1787 году, в в 1798 году состоялось освящение усадьбы. Трехнедельный праздник с фейерверками. Было что отмечать! Громадная - в 136 колонн - колоннада объединяла главный дом, флигеля и ворота в один эллипс. В воротах, кстати, арка с кованым «солярным знаком», лучи которого при определенной точке зрения совпадают с переплетом чердачного окна главного корпуса. Во флигелях располагались театр, оранжерея, экипажный сарай и помещения для дворовых. Главный дом - с залой, где был выложен «танцующий пол», с двусветным куполом, выкрашенным в небесный цвет, с дверями красного дерева и каминами красного мрамора - был достоин приема императрицы. Говорят, Екатерина неофициальным порядком действительно навестила Знаменское-Раек. Весь парк - и английский, и пейзажный - был продуман до мелочей. Купальни, мостки, ледники, беседки и ротонды.. К одной из беседок был вырыт подземный ход, по которому хозяину, любившему уединение, из дворцовой кухни потаскивали закуски. Был заложен каскад прудов, на одном из них насыпали островок, на котором Глебов приказал посадить две сосны, как символ вечной любви. Говорят, он и начал строить это поместье в глухих тверских лесах, потому что жутко ревновал красавицу Елизавету, которая была младше него на 17 лет..
Вот такую фотографию усадьбы мы увидели в Торжке, в экспозиции, посвященной Львову. Ну, могли ли мы сюда не поехать?
Но в 1799 году - еще не все работы были завершены - Федор Глебов умер, а Елизавета с четырьмя детьми тут же переехала в Покровское-Стрешнево (там ей Федор тоже выстроил небольшой дворечик), и в тверское имение больше не возвращалась. Усадьба начала потихонечку ветшать, еще находясь во владении Глебовых-Стрешневых, а в 1888 году была продана Дубасовым, но это ей не очень помогло. После революции тут была колония, госпиталь, картинная галерея, профилакторий…
В 2001 году усадьба была передана в долгосрочную аренду компании «Конкор» - с тем, чтобы компания занялась реставрацией и налаживанием конгресс-туристических функций усадьбы.. «Конкор» отреставрировал два флигеля, устроил там ресторан и отель, занялся реставрацией галерей, завез кучу гастарбайтеров, поселив их в страшном здании советских времен, разбил розарий, расчистил пруды и парк, наладил паром на остров Любви…
Но что-то пошло не так. В 2015 году договор аренды был расторгнут (то ли аренду подняли, то ли «Конкор» просел). Усадьбу отключили от воды и света, минкульт нанял охранника, тот бросил провод-времянку - и живет в конурке, вахта две недели, изумляясь такому странному развороту событий и охраняя тишину.
Первое, что мы увидели.
Сейчас пусто там, но ворота отперты. Тишина и птицы. И среди тонких стволов - огромная эта кольцевая колоннада. Совершенный Ангкор. Ну просто невозможно, чтоб такое величественное создание было в распоряжении птиц. А вот поди ж ты. Главный дом совсем не чинен, заперт, зато пара флигелей сияет свежей краской, и чать колоннады подготовлена к реставрации, затянута сеткой, краска стоит, валики.. Какой-то замок Спящей Красавицы.
Вот он, "алмаз", вид с парадного двора.
Недореставрация.
Парадный въезд. Вон в кадр попал "солярный символ", видите?
Парковых беседок не осталось, затянуло бурой тиной гладь старинного пруда, куда-то делся валунный мостик через Логовеж. Только липовая аллея по-прежнему величественно поднимается от реки к фасаду главного дома. Скоро подлесок опять затянет аллеи и поляны, размеченные Николаем Львовым, мечтавшим обустроить в тверской области уголок Италии.
Остров Любви. Одна сосна уцелела даже.
Правда, уголок Италии все-таки в области появился - в 1998 году итальянец Пьетро Мацца организовал тут ферму по производству итальянских сыров. Мы случайно наткнулись на указатель, проезжая деревню Медное. У них теперь стадо в 1000 голов под Осташковом, огромный ресторан на 300 мест, магазин сыров, гигантский холл с печью для мастер-классов, гостевой дом.. Правда, по декору эта ферма - не Тоскана, и даже не Знаменское-Раек. В здании бывшего колбасного цеха раскинулся вполне италийский огромный ресторанный зал с клетчатыми скатертями, связками красного лука и сушеных перцев - но снаружи с удивительной точностью воспроизведен типичный средне-русский ландшафт - с брошенной техникой, свалками стройматериалов, угрюмыми заборами заброшенных пионерских лагерей и белыми стволами березок на огромных баннерах..
В общем, это я к чему - съездите, пока есть куда.