В тихом омуте...
Вообще-то, должен признаться, мне нравится писатель Дмитрий Липскеров, и, несмотря на то, что продолжаю считать цены на книги в России неоправданно завышенными, я читал все его произведения. В 2002 году книги "Пространство Готлиба", "Последний сон разума", "Сорок лет Чанчжоэ" стоили по 30 рублей каждая (правда, в мягкой обложке), сейчас (в 2008) его последний роман "Демоны в раю" уже стоит от 230 рублей.
На мой взгляд, Липскеров это образец умной развлекательной литературы. Его книги глотаешь за пару дней, и потом несколько дней испытываешь некий литературный отходняк, сожалея, что уже дочитал его очередную книгу, а новую надо ждать не меньше года. Еще одной отличительной и очень важной чертой литературы Липскерова всегда было то, что она решительно ни на что не похожа. Некоторые знайки-критики, правда, пытались присобачить ему ярлык "русского Маркеса", но он, на мой взгляд, скорее выглядел, как лейбл Levi Straus на джинсах, пошитых на малой Арнаутской. Так вот, в романе "Демоны в раю" фирменная Липскеровская ни-на-что-непохожесть, на мой взгляд, начинает давать серьезный сбой. Во-первых, конечно, уж порой больно сильно ощущается привкус "Мастера и Маргариты"... И хотя автор и сам прямо признает это в тексте**, лавры "нового Булгакова" Дмитрию Михайловичу тоже не грозят. А, во-вторых, конечно, невооруженным глазом заметно изрядное количество прямых параллелей между "Демонами в раю" и его же собственным романом "Родичи" (2001). "Родичи", кстати, моя любимая книга Липскерова, однако же создавать "римейки", на мой взгляд, ему еще рановато. В стране и без него достаточно умельцев по этой части...
Однако, если в "Родичах" все нити, в конце концов, выводят читателя из лабиринта Минотавра на свет, то "Демоны в раю" отличает избыточная хаотичная запутанность. Роман построен в виде пространственно-временной ленты Мебиуса, довольно характерной для творчества Дмитрия Липскерова. Однако большое количество необязательных и излишне похожих друг на друга персонажей, чьи судьбы, как во многих произведениях этого автора, в итоге призваны сложиться в одну ясную картину, делает эту задачу решительно невыполнимой. И даже перечитывая заново некоторые фрагменты с целью вспомнить конкретную сюжетную нить, не приводят к нужному результату. Увы! В голове остается ощущение полной неразберихи. И поэтому в итоге просто приходится принять на веру основную нехитрую в общем-то мысль книги, что "в пространствах все завязано. Все петелька - крючочек... Сделал одну дурость, все знай - логика придет в конце! Во всем нелогичном - всегда логический конец!" (стр. 335). Или по-булгаковски: "Камень никому просто так на голову не падает". И если бы сюжетные нити по замыслу автора сошлись бы легко и правильно, то, я думаю, это не выглядело таким пафосным нравоучением, совсем нехарактерным для книг Липскерова.
Нет, если появление таких легкоузнаваемых персонажей, как Сергей Жиров ("писатель-алкоголик, с удивительной способностью, ничего не пиша двадцать лет, оставаться для интеллигентного народа демократического толка харизматичной фигурой"), галерист Штихман ("любитель совокупляющихся Микки-Маусов и прочей дребедени, называемой сегодня современным искусством"), политик Гозлин ("...развил националистическую деятельность в таких объемах и на таком популистском пафосе, что даже отъявленные русофилы объявили лидеру негласный импичмент"), неназванный театральный режиссер ("...собирался на территории своего театра открывать полномасштабное казино") вполне объяснимо и понятно, то вот без таких явно второстепенных персонажей, как капитан ДПС Хорошкин, на мой взгляд, ничего сильно не добавляющих к повествованию, а только еще больше все запутывающих, вполне можно было бы обойтись. Потому что в конце от всей этой неразберихи идет кругом голова и хочется так долбануться лбом о что-нибудь твердое, например, о телевизор... И только опасения, что черт-знает-какие персонажи могут вырваться оттуда на свободу, в последний момент останавливают. Писатель Виктор Ерофеев, галерист Марат Гельман, политик Дмитрий Рогозин или режиссер Марк Захаров... Бр-р. Нет, пусть уж лучше в сидят себе в ящике, лишь бы никого не трогали.
Липскеров снова (после романа "Осени не будет никогда", 2004) доказал, что он едва ли не лучше всех в современной русской литературе может описать эротическую сторону жизни без излишнего натурализма и уклона в порнографию, например так: "В их слиянии не было и капли звериного, но много нежного и чувственного. Их тела словно извинялись за жизнь друг без друга" (стр. 296). Да и просто цитаты-наблюдения Липскерова порой приводят в восторг: "Алик Роверман от ощущения пафосности момента чуть было не стошнил прямо здесь, но сдержался, лишь слеза выкатилась на свободу" (стр. 264). Однако, наряду с этим есть и откровенные грамматические ляпы и небрежности, когда совершенно непонятно, например, к кому из персонажей относится местоимение "он". Разговор зачем-то приведенный в книге по-английски между Вэлом (если б это был Слон, я бы еще понял) и смотрителем швейцарского музея (стр. 241) своими ошибками может привести в недоумение даже ученика начальной школы. Автору следовало бы все-таки воспользоваться услугами переводчика Алика Ровермана, который хоть и "...вместо "обиняков" произнес слово "угроз"", в данном случае бы, думаю, справился.
А так, у привыкшего многого ожидать от Липскерова читателя остается легкое разочарование, которое, впрочем, едва ли остановит от того, чтобы прочитать его следующую книжку.
** - "Он привык ко всякой чертовщине, связанной с Кремлем, но очивидцем булгаковщины стал впервые". (стр. 105-106)
На мой взгляд, Липскеров это образец умной развлекательной литературы. Его книги глотаешь за пару дней, и потом несколько дней испытываешь некий литературный отходняк, сожалея, что уже дочитал его очередную книгу, а новую надо ждать не меньше года. Еще одной отличительной и очень важной чертой литературы Липскерова всегда было то, что она решительно ни на что не похожа. Некоторые знайки-критики, правда, пытались присобачить ему ярлык "русского Маркеса", но он, на мой взгляд, скорее выглядел, как лейбл Levi Straus на джинсах, пошитых на малой Арнаутской. Так вот, в романе "Демоны в раю" фирменная Липскеровская ни-на-что-непохожесть, на мой взгляд, начинает давать серьезный сбой. Во-первых, конечно, уж порой больно сильно ощущается привкус "Мастера и Маргариты"... И хотя автор и сам прямо признает это в тексте**, лавры "нового Булгакова" Дмитрию Михайловичу тоже не грозят. А, во-вторых, конечно, невооруженным глазом заметно изрядное количество прямых параллелей между "Демонами в раю" и его же собственным романом "Родичи" (2001). "Родичи", кстати, моя любимая книга Липскерова, однако же создавать "римейки", на мой взгляд, ему еще рановато. В стране и без него достаточно умельцев по этой части...
Однако, если в "Родичах" все нити, в конце концов, выводят читателя из лабиринта Минотавра на свет, то "Демоны в раю" отличает избыточная хаотичная запутанность. Роман построен в виде пространственно-временной ленты Мебиуса, довольно характерной для творчества Дмитрия Липскерова. Однако большое количество необязательных и излишне похожих друг на друга персонажей, чьи судьбы, как во многих произведениях этого автора, в итоге призваны сложиться в одну ясную картину, делает эту задачу решительно невыполнимой. И даже перечитывая заново некоторые фрагменты с целью вспомнить конкретную сюжетную нить, не приводят к нужному результату. Увы! В голове остается ощущение полной неразберихи. И поэтому в итоге просто приходится принять на веру основную нехитрую в общем-то мысль книги, что "в пространствах все завязано. Все петелька - крючочек... Сделал одну дурость, все знай - логика придет в конце! Во всем нелогичном - всегда логический конец!" (стр. 335). Или по-булгаковски: "Камень никому просто так на голову не падает". И если бы сюжетные нити по замыслу автора сошлись бы легко и правильно, то, я думаю, это не выглядело таким пафосным нравоучением, совсем нехарактерным для книг Липскерова.
Нет, если появление таких легкоузнаваемых персонажей, как Сергей Жиров ("писатель-алкоголик, с удивительной способностью, ничего не пиша двадцать лет, оставаться для интеллигентного народа демократического толка харизматичной фигурой"), галерист Штихман ("любитель совокупляющихся Микки-Маусов и прочей дребедени, называемой сегодня современным искусством"), политик Гозлин ("...развил националистическую деятельность в таких объемах и на таком популистском пафосе, что даже отъявленные русофилы объявили лидеру негласный импичмент"), неназванный театральный режиссер ("...собирался на территории своего театра открывать полномасштабное казино") вполне объяснимо и понятно, то вот без таких явно второстепенных персонажей, как капитан ДПС Хорошкин, на мой взгляд, ничего сильно не добавляющих к повествованию, а только еще больше все запутывающих, вполне можно было бы обойтись. Потому что в конце от всей этой неразберихи идет кругом голова и хочется так долбануться лбом о что-нибудь твердое, например, о телевизор... И только опасения, что черт-знает-какие персонажи могут вырваться оттуда на свободу, в последний момент останавливают. Писатель Виктор Ерофеев, галерист Марат Гельман, политик Дмитрий Рогозин или режиссер Марк Захаров... Бр-р. Нет, пусть уж лучше в сидят себе в ящике, лишь бы никого не трогали.
Липскеров снова (после романа "Осени не будет никогда", 2004) доказал, что он едва ли не лучше всех в современной русской литературе может описать эротическую сторону жизни без излишнего натурализма и уклона в порнографию, например так: "В их слиянии не было и капли звериного, но много нежного и чувственного. Их тела словно извинялись за жизнь друг без друга" (стр. 296). Да и просто цитаты-наблюдения Липскерова порой приводят в восторг: "Алик Роверман от ощущения пафосности момента чуть было не стошнил прямо здесь, но сдержался, лишь слеза выкатилась на свободу" (стр. 264). Однако, наряду с этим есть и откровенные грамматические ляпы и небрежности, когда совершенно непонятно, например, к кому из персонажей относится местоимение "он". Разговор зачем-то приведенный в книге по-английски между Вэлом (если б это был Слон, я бы еще понял) и смотрителем швейцарского музея (стр. 241) своими ошибками может привести в недоумение даже ученика начальной школы. Автору следовало бы все-таки воспользоваться услугами переводчика Алика Ровермана, который хоть и "...вместо "обиняков" произнес слово "угроз"", в данном случае бы, думаю, справился.
А так, у привыкшего многого ожидать от Липскерова читателя остается легкое разочарование, которое, впрочем, едва ли остановит от того, чтобы прочитать его следующую книжку.
** - "Он привык ко всякой чертовщине, связанной с Кремлем, но очивидцем булгаковщины стал впервые". (стр. 105-106)