(no subject)
начало
Пространство зала чайной «Циндао» поражало объемом. В глубокой синеве мерцали огоньки, стены украшали сети и гравюры - кажется, Хиросигэ. В мягком свете на сцене стояла тонкая фигура. Ингрид запомнились завидные локоны и платье - сдержанное и одновременно вызывавшее ассоциации не то с салуном, не то с табором. Женщина пела «Amado mio» - низко, нежно, немного хрипло.
Ингрид и Серджио подошли к стойке. Бармен сумрачно взглянул на них и отвернулся, погрузившись в процесс заварки чая.
- Мне кажется, или я его знаю? - спросил Серджио.
Дамир добавлял Калуа в чайник с «Сердцем Яго», когда к нему подошла парочка. Возникло недоброе предчувствие. Эти ласковые коровьи глаза он помнил по прошлой жизни. Тогда, в первый день по прибытии на курорт Санкт-Беат, пижон начал заигрывать со всеми симпатичными девушками без разбора. На второй день Дамир отправился к нему объяснять, какой вред здоровью может причинить невоздержанность. Но Серджио, к сожалению, уже лежал в гипсе: из-за неисправности подъемника он выпал из кресла и сломал ногу. Все было еще не так плохо, когда по пути в травмпункт на него налетел сноубордист и вывел из строя руку. Девушки несли пижону мандарины и шампанское, он предчувствовал, что отравится и, кажется, отравился.
Не то, чтобы Дамир считал невезение заразным, но радости от этой встречи он не испытывал ни малейшей. Даже шапочные знакомые, и особенно они, считают своим долгом задавать лишние вопросы. Почему здесь живешь, почему недоучился, почему бармен, по кочану. Он повернулся к залу спиной и притворился мертвым. Никто не любит иметь дело с мертвыми барменами.
- Вы, случайно, не Дамир?
- Привет, Серджио.
- Ты здесь как оказался?
- Так… Сложилось.
- Женщина, - сочувственно кивнул засранец. - Мы еще пообщаемся, но сначала у меня к тебе вопрос. Ты знаешь Кали?
«Все-таки заразно».
Дамир пожал плечами.
- Не знаешь? Я слышал, она здесь бывает.
«Она у тебя за левым плечом, болван. Беги».
- Какое тебе до нее дело?
- Мне сказали, что она - самая красивая женщина Белого города, хочу проверить, - сверкнул улыбкой Серджио. - Шучу.
- Отчего же? - на плечо его легла когтистая лапка.
Даже в черном коктейльном платье монголка выглядела ярко, как блесна: бросались в глаза тропический макияж, варварские серьги, челка, косая, как нож гильотины. Хуже всего были руки. Их украшали накладные ногти, а кольца наводили на мысль о том, что она разорила гробницу. Многое могло приковать взгляд или отвлечь внимание, но Серджио пялился туда, где белая вереница барашков-бусин, преодолев обласканные лучами перевал и вершину ключиц, спускалась к округлым холмам долины.
- Ну, и что - самая? - кокетливо спросила Кали.
- Я пока еще мало видел. Мне зовут Серджио.
- Rara avis, - произнесла она, манерно растягивая слова. - Вы ведь по делу… Се-ерджио? Идемте, поговорим, - и она отправилась к столику. Дамира давно интересовало, как и зачем она ходила на таких шпильках - пыталась скрыть небольшой рост или просто из любви к риску?
- Здравствуйте, я тут в первый раз, - прощебетала девица; прическа и серьги делали ее поразительно похожей на алычу. - Что бы вы могли предложить?
- Черный байховый, зеленый жасминовый.
- А из эдакого? Что-нибудь сладкое, дамское.
- «Персики царицы». Некоторым нравится трехслойный чай «Вересковая степь». Берут «Слово Логе» - с ним осторожно, штука коварная.
- А вы можете смешать «Грех маркизы»? Только не очень крепкий. Если мы с подружкой засидимся, парень будет сердиться, он такой тиран, это ужас. Она говорит, что надо его приучать, но я уже сомневаюсь, что мне это нужно. На свете столько интересных мужчин. Мне кажется, вам тоже должно нравиться острое. Что вы посоветуете на закуску?
«Мышьяк, - Дамир неотрывно глядел в зал. - Шайтан, она готова флиртовать с фонарным столбом, если это будет меня злить. Не доставлю ей такого удовольствия».
Он приправил «Грех» медом-суфле с ароматом малины.
«Ага. Идет точить когти. Красивая, как закат над обрывом. Спокойствие и безразличие. Осел на белом поле и девиз: Аequanimitas et… как же это будет…»
- Мой друг, плесни-ка мне в разные чашки «Кровавую пери» и «Сельдереевый трэш».
- При мне ты пить не будешь.
- Разумеется, буду, но не сейчас. Это для клиента.
- Что ему от тебя надо?
- Он говорит, что он - шлимазл, - Кали достала из сумочки махонький флакон и добавила в чашку «Трэша» две капли. - Судьбу я править не могу: злые люди не пускают меня в серверную, но мы и без этого обойдемся. Все-таки я немножко разбираюсь в психологии. Он - мальчик нервный, я обратила внимание - у него аж под курткой бронежилет. Ты бы знал, сколько за него содрали, вшитый амулет, я не могу. Так вот, иногда неврастеники зацикливаются на своих неудачах, и им уже кажется, что жизнь состоит из сплошной черной полосы. Сейчас я его проверю, посмотрим, какую чашку он выберет.
«Посмотрим», - подумал Дамир.
- Вы не забыли про мой чай? - спросила мадам Алыча.
- Он настаивается. Все рассчитано по секундам. Через две минуты я добавлю лепестки мэйхуа.
«Опять идет требовать хлеба и зрителей. Вот что с ней делать? Варианта три - забыть, убить и воспитывать».
В торжествующем взгляде Кали читалось: «Ты - тряпка, и вариант у тебя только один. Из которого все равно ничего не выйдет, потому что ты тряпка».
Безразличие.
- Я так и знала, - энергично поделилась Кали. - Никакой он не шлимазл. Но я возьмусь за излечение: не могу пройти мимо чужих страданий. К тому же, я вчера спустила на медное зеркальце все наличные.
Она вернулась к столику, взяла Серджио за руку и повела за бамбуковую штору, во внутренние покои дворца.
Спокойствие.
Когда капля вишневого сока расплылась на рукаве, Дамир осознал, что у него дрожат руки. «Не надо себя накручивать. Зачем плохо думать о своей будущей невесте? Она не… эта самая, она шарлатанка и занимается там с ним своим шарлатанским делом». Он представил Кали в шаманском плаще, поеденном молью. Вот она воет как койот, которому прищемили хвост. Рассказывает загадочным голосом монгольский анекдот. Вот танцует помесь чардаша и цыганочки, падает на колени, делает страшные глаза и молвит: «Дух Чингисхана говорит с тобой, смертный!»
Дамиру даже удалось улыбнуться. Все хорошо, парень, все хорошо.
- Дай мне чайничек «Лисьих чар», - вынырнула из-за завесы Кали. - Мальчику нужно расслабиться. Чтобы сработал эффект плацебо, я хочу сделать красивый обряд на все деньги - с костюмом, ритуальным танцем, росписью Алмазной сутрой и вызовом духа, не все из этого можно воспринять без допинга.
- Кали, - сказал Дамир. - У тебя помада смазалась.
- Досадно, раньше она мне нравилась. Теперь, видимо, придется переходить на другую. Так вот, где-то через час я с ним закончу, а потом мы с тобой поболтаем.
Когда она ушла, Дамир прислушался к себе. Бескрайнее спокойствие, полное безразличие. «Монахам Шаолиня такое не снилось. Какой я молодец».
- «Грех маркизы» почти готов. Через пять минут я вернусь и положу туда цедру лайма.
Кали чувствует смутный дискомфорт. Происходящее напоминает затянутый черно-белый нуар, который неприятно смотреть и невозможно бросить. Кого нам не хватает в нашей трагедии дель арте? Роковая женщина с пошлым и звучным именем, главный герой с пулевым, убитая горем любовница, сбежавший романтичный преступник, проходимец, полиция, ориентальная массовка для экзотики. Еще немного, и будет роял-флэш.
Кали шепчет названия гексаграмм, начертанных на двери угольком. Если они не совпадут с отметками на двери в другом конце агломерации, помощь придет нескоро.
Цянь. Вечером он осмотрителен, точно в опасности. Сюй. Близится приход разбойников. Си-кань. Войдешь в пещеру в бездне. Мын. Не я ищу юношей; юноши ищут меня. Ли. Выступившие слезы льются потоком. Тун жэнь. Родня в пригороде. Раскаяния не будет.
Все прямые и прерывистые черты на месте. Это всё, что она может сделать.
В комнату входят китайцы. Знахарь в лиловом халате и шапке как у Николая Рериха опускается над телом, щупает, шепчет. Бесстрастные носильщики ждут. Любовница должна причитать, роняя слезы: «Серджио! О, господи, Серджио!» Но она сидит на софе и молчит. Где сейчас отыщешь Джин Хэген.
В клепсидре течет клей. Струйка крови ползет по плечу, размывая чернильные иероглифы.
- Янек, спасибо, - произносит роковая женщина Хэй Ланьхуа.
- Рад помочь, - проходимец курит, прислонясь к косяку. - Не переживай. Врачеватель хороший. С лаоваев берет, конечно, недешево, но оно того стоит.
- У нас тоже есть грамотные доктора, но я боялась - мало ли, что врач может сделать со шлимазлом. Тут нужен знающий человек. А я не умею лечить.
- Да?
Пройдоха смотрит на бронежилет, брошенный на софу. Заунывно поет знахарь - в далеком мире звуков, над поверхностью Бездны Челленджера.
- Я черт знает как стала шаманом, - говорит Хэй. - В последних классах меня надолго положили в больницу. Помню май третьего года, когда я читала «Графа Монте-Кристо». Книжка кончилась, я лежала и рассматривала место на потолке, где отлетела побелка. Теперь оно казалось мне похожим на трехмачтовый корабль. В этот момент налетел резкий порыв весенней надежды. Я притворюсь мертвой, меня выбросят в море, и все это кончится.
Из глаз Хэй Ланьхуа текут слезы. Кали не присудила бы этой пошлости даже приз зрительских симпатий.
- Все кончилось. Мать поговорила по телефону с Алтаном; он сказал, что это меня зовут духи, и надо ехать сюда. В Белом городе встречающего застрелили, а меня оглушили и затолкали в паланкин. Держали в подвале под наркотой. Даин Дерхе, что мне только не снилось. Отморозки требовали денег, угрожали вернуть меня по кускам, и в конце концов пустили в ход пилу. Я видела со стороны, что они делали. Видела свои кости. Потом все заволокла пелена. В памяти всплывает только голова одного из бандитов, которую я держала в нижней левой руке. Когда я очнулась у Алтана, меня спросили, как меня зовут. Я не могла вспомнить, болела голова, и я ответила первое, что пришло на язык. Кали.
- А.
Капля застывает у дна клепсидры. Дым от сигареты в длинных пальцах ползет к потолку, лампа покачивается от сквозняка. Все будет так, исхода нет.
- Я по-прежнему слышу неслышимое и вижу невидимое, но теперь мне за это платят. Я общаюсь с духами, изредка встречаюсь с покровительницей. Однажды явилась моя бабка. Только этого мало. У нас не осталось шаманов, традиция прервана. Никто из живых меня не посвящал и не учил. Я могу очень многое, но не знаю, что, и не знаю, как. Я не умею лечить. Только…
Знахарь оборачивается и произносит несколько фраз.
- Рана пустяковая, все будет в порядке, - говорит проходимец.
- Его заберут в лечебницу?
- Дня на три. За две недели будет как новый, они умеют ставить на ноги.
- Хоть в этом ему повезло.
- Как знать. Ты бы… - он посмотрел на нее и махнул рукой. - Побегу, дел много.
Время полилось весенней рекой, унося остатки хандры, как прошлогодние листья.
- Все это ужасно, - сказала Ингрид. - Как тебя спасли?
Кали взглянула на нее с удивлением.
- Спасли? Я рассказывала ему сказки, чтобы отвлечь от оплаты.
- У меня есть деньги.
- Это хорошо, - в ее предплечье впились вишневые коготки. - Мы продолжим. Серджио сделал не самый удачный выбор. Я, в основном, консультирую, работаю с механизмами, устраняю… проблемы семейного бизнеса. Но я знаю человека, который сможет помочь.
- Пока что у меня к тебе только два вопроса. Какой у тебя телефон и куда нести мандарины?
Пространство зала чайной «Циндао» поражало объемом. В глубокой синеве мерцали огоньки, стены украшали сети и гравюры - кажется, Хиросигэ. В мягком свете на сцене стояла тонкая фигура. Ингрид запомнились завидные локоны и платье - сдержанное и одновременно вызывавшее ассоциации не то с салуном, не то с табором. Женщина пела «Amado mio» - низко, нежно, немного хрипло.
Ингрид и Серджио подошли к стойке. Бармен сумрачно взглянул на них и отвернулся, погрузившись в процесс заварки чая.
- Мне кажется, или я его знаю? - спросил Серджио.
Дамир добавлял Калуа в чайник с «Сердцем Яго», когда к нему подошла парочка. Возникло недоброе предчувствие. Эти ласковые коровьи глаза он помнил по прошлой жизни. Тогда, в первый день по прибытии на курорт Санкт-Беат, пижон начал заигрывать со всеми симпатичными девушками без разбора. На второй день Дамир отправился к нему объяснять, какой вред здоровью может причинить невоздержанность. Но Серджио, к сожалению, уже лежал в гипсе: из-за неисправности подъемника он выпал из кресла и сломал ногу. Все было еще не так плохо, когда по пути в травмпункт на него налетел сноубордист и вывел из строя руку. Девушки несли пижону мандарины и шампанское, он предчувствовал, что отравится и, кажется, отравился.
Не то, чтобы Дамир считал невезение заразным, но радости от этой встречи он не испытывал ни малейшей. Даже шапочные знакомые, и особенно они, считают своим долгом задавать лишние вопросы. Почему здесь живешь, почему недоучился, почему бармен, по кочану. Он повернулся к залу спиной и притворился мертвым. Никто не любит иметь дело с мертвыми барменами.
- Вы, случайно, не Дамир?
- Привет, Серджио.
- Ты здесь как оказался?
- Так… Сложилось.
- Женщина, - сочувственно кивнул засранец. - Мы еще пообщаемся, но сначала у меня к тебе вопрос. Ты знаешь Кали?
«Все-таки заразно».
Дамир пожал плечами.
- Не знаешь? Я слышал, она здесь бывает.
«Она у тебя за левым плечом, болван. Беги».
- Какое тебе до нее дело?
- Мне сказали, что она - самая красивая женщина Белого города, хочу проверить, - сверкнул улыбкой Серджио. - Шучу.
- Отчего же? - на плечо его легла когтистая лапка.
Даже в черном коктейльном платье монголка выглядела ярко, как блесна: бросались в глаза тропический макияж, варварские серьги, челка, косая, как нож гильотины. Хуже всего были руки. Их украшали накладные ногти, а кольца наводили на мысль о том, что она разорила гробницу. Многое могло приковать взгляд или отвлечь внимание, но Серджио пялился туда, где белая вереница барашков-бусин, преодолев обласканные лучами перевал и вершину ключиц, спускалась к округлым холмам долины.
- Ну, и что - самая? - кокетливо спросила Кали.
- Я пока еще мало видел. Мне зовут Серджио.
- Rara avis, - произнесла она, манерно растягивая слова. - Вы ведь по делу… Се-ерджио? Идемте, поговорим, - и она отправилась к столику. Дамира давно интересовало, как и зачем она ходила на таких шпильках - пыталась скрыть небольшой рост или просто из любви к риску?
- Здравствуйте, я тут в первый раз, - прощебетала девица; прическа и серьги делали ее поразительно похожей на алычу. - Что бы вы могли предложить?
- Черный байховый, зеленый жасминовый.
- А из эдакого? Что-нибудь сладкое, дамское.
- «Персики царицы». Некоторым нравится трехслойный чай «Вересковая степь». Берут «Слово Логе» - с ним осторожно, штука коварная.
- А вы можете смешать «Грех маркизы»? Только не очень крепкий. Если мы с подружкой засидимся, парень будет сердиться, он такой тиран, это ужас. Она говорит, что надо его приучать, но я уже сомневаюсь, что мне это нужно. На свете столько интересных мужчин. Мне кажется, вам тоже должно нравиться острое. Что вы посоветуете на закуску?
«Мышьяк, - Дамир неотрывно глядел в зал. - Шайтан, она готова флиртовать с фонарным столбом, если это будет меня злить. Не доставлю ей такого удовольствия».
Он приправил «Грех» медом-суфле с ароматом малины.
«Ага. Идет точить когти. Красивая, как закат над обрывом. Спокойствие и безразличие. Осел на белом поле и девиз: Аequanimitas et… как же это будет…»
- Мой друг, плесни-ка мне в разные чашки «Кровавую пери» и «Сельдереевый трэш».
- При мне ты пить не будешь.
- Разумеется, буду, но не сейчас. Это для клиента.
- Что ему от тебя надо?
- Он говорит, что он - шлимазл, - Кали достала из сумочки махонький флакон и добавила в чашку «Трэша» две капли. - Судьбу я править не могу: злые люди не пускают меня в серверную, но мы и без этого обойдемся. Все-таки я немножко разбираюсь в психологии. Он - мальчик нервный, я обратила внимание - у него аж под курткой бронежилет. Ты бы знал, сколько за него содрали, вшитый амулет, я не могу. Так вот, иногда неврастеники зацикливаются на своих неудачах, и им уже кажется, что жизнь состоит из сплошной черной полосы. Сейчас я его проверю, посмотрим, какую чашку он выберет.
«Посмотрим», - подумал Дамир.
- Вы не забыли про мой чай? - спросила мадам Алыча.
- Он настаивается. Все рассчитано по секундам. Через две минуты я добавлю лепестки мэйхуа.
«Опять идет требовать хлеба и зрителей. Вот что с ней делать? Варианта три - забыть, убить и воспитывать».
В торжествующем взгляде Кали читалось: «Ты - тряпка, и вариант у тебя только один. Из которого все равно ничего не выйдет, потому что ты тряпка».
Безразличие.
- Я так и знала, - энергично поделилась Кали. - Никакой он не шлимазл. Но я возьмусь за излечение: не могу пройти мимо чужих страданий. К тому же, я вчера спустила на медное зеркальце все наличные.
Она вернулась к столику, взяла Серджио за руку и повела за бамбуковую штору, во внутренние покои дворца.
Спокойствие.
Когда капля вишневого сока расплылась на рукаве, Дамир осознал, что у него дрожат руки. «Не надо себя накручивать. Зачем плохо думать о своей будущей невесте? Она не… эта самая, она шарлатанка и занимается там с ним своим шарлатанским делом». Он представил Кали в шаманском плаще, поеденном молью. Вот она воет как койот, которому прищемили хвост. Рассказывает загадочным голосом монгольский анекдот. Вот танцует помесь чардаша и цыганочки, падает на колени, делает страшные глаза и молвит: «Дух Чингисхана говорит с тобой, смертный!»
Дамиру даже удалось улыбнуться. Все хорошо, парень, все хорошо.
- Дай мне чайничек «Лисьих чар», - вынырнула из-за завесы Кали. - Мальчику нужно расслабиться. Чтобы сработал эффект плацебо, я хочу сделать красивый обряд на все деньги - с костюмом, ритуальным танцем, росписью Алмазной сутрой и вызовом духа, не все из этого можно воспринять без допинга.
- Кали, - сказал Дамир. - У тебя помада смазалась.
- Досадно, раньше она мне нравилась. Теперь, видимо, придется переходить на другую. Так вот, где-то через час я с ним закончу, а потом мы с тобой поболтаем.
Когда она ушла, Дамир прислушался к себе. Бескрайнее спокойствие, полное безразличие. «Монахам Шаолиня такое не снилось. Какой я молодец».
- «Грех маркизы» почти готов. Через пять минут я вернусь и положу туда цедру лайма.
Кали чувствует смутный дискомфорт. Происходящее напоминает затянутый черно-белый нуар, который неприятно смотреть и невозможно бросить. Кого нам не хватает в нашей трагедии дель арте? Роковая женщина с пошлым и звучным именем, главный герой с пулевым, убитая горем любовница, сбежавший романтичный преступник, проходимец, полиция, ориентальная массовка для экзотики. Еще немного, и будет роял-флэш.
Кали шепчет названия гексаграмм, начертанных на двери угольком. Если они не совпадут с отметками на двери в другом конце агломерации, помощь придет нескоро.
Цянь. Вечером он осмотрителен, точно в опасности. Сюй. Близится приход разбойников. Си-кань. Войдешь в пещеру в бездне. Мын. Не я ищу юношей; юноши ищут меня. Ли. Выступившие слезы льются потоком. Тун жэнь. Родня в пригороде. Раскаяния не будет.
Все прямые и прерывистые черты на месте. Это всё, что она может сделать.
В комнату входят китайцы. Знахарь в лиловом халате и шапке как у Николая Рериха опускается над телом, щупает, шепчет. Бесстрастные носильщики ждут. Любовница должна причитать, роняя слезы: «Серджио! О, господи, Серджио!» Но она сидит на софе и молчит. Где сейчас отыщешь Джин Хэген.
В клепсидре течет клей. Струйка крови ползет по плечу, размывая чернильные иероглифы.
- Янек, спасибо, - произносит роковая женщина Хэй Ланьхуа.
- Рад помочь, - проходимец курит, прислонясь к косяку. - Не переживай. Врачеватель хороший. С лаоваев берет, конечно, недешево, но оно того стоит.
- У нас тоже есть грамотные доктора, но я боялась - мало ли, что врач может сделать со шлимазлом. Тут нужен знающий человек. А я не умею лечить.
- Да?
Пройдоха смотрит на бронежилет, брошенный на софу. Заунывно поет знахарь - в далеком мире звуков, над поверхностью Бездны Челленджера.
- Я черт знает как стала шаманом, - говорит Хэй. - В последних классах меня надолго положили в больницу. Помню май третьего года, когда я читала «Графа Монте-Кристо». Книжка кончилась, я лежала и рассматривала место на потолке, где отлетела побелка. Теперь оно казалось мне похожим на трехмачтовый корабль. В этот момент налетел резкий порыв весенней надежды. Я притворюсь мертвой, меня выбросят в море, и все это кончится.
Из глаз Хэй Ланьхуа текут слезы. Кали не присудила бы этой пошлости даже приз зрительских симпатий.
- Все кончилось. Мать поговорила по телефону с Алтаном; он сказал, что это меня зовут духи, и надо ехать сюда. В Белом городе встречающего застрелили, а меня оглушили и затолкали в паланкин. Держали в подвале под наркотой. Даин Дерхе, что мне только не снилось. Отморозки требовали денег, угрожали вернуть меня по кускам, и в конце концов пустили в ход пилу. Я видела со стороны, что они делали. Видела свои кости. Потом все заволокла пелена. В памяти всплывает только голова одного из бандитов, которую я держала в нижней левой руке. Когда я очнулась у Алтана, меня спросили, как меня зовут. Я не могла вспомнить, болела голова, и я ответила первое, что пришло на язык. Кали.
- А.
Капля застывает у дна клепсидры. Дым от сигареты в длинных пальцах ползет к потолку, лампа покачивается от сквозняка. Все будет так, исхода нет.
- Я по-прежнему слышу неслышимое и вижу невидимое, но теперь мне за это платят. Я общаюсь с духами, изредка встречаюсь с покровительницей. Однажды явилась моя бабка. Только этого мало. У нас не осталось шаманов, традиция прервана. Никто из живых меня не посвящал и не учил. Я могу очень многое, но не знаю, что, и не знаю, как. Я не умею лечить. Только…
Знахарь оборачивается и произносит несколько фраз.
- Рана пустяковая, все будет в порядке, - говорит проходимец.
- Его заберут в лечебницу?
- Дня на три. За две недели будет как новый, они умеют ставить на ноги.
- Хоть в этом ему повезло.
- Как знать. Ты бы… - он посмотрел на нее и махнул рукой. - Побегу, дел много.
Время полилось весенней рекой, унося остатки хандры, как прошлогодние листья.
- Все это ужасно, - сказала Ингрид. - Как тебя спасли?
Кали взглянула на нее с удивлением.
- Спасли? Я рассказывала ему сказки, чтобы отвлечь от оплаты.
- У меня есть деньги.
- Это хорошо, - в ее предплечье впились вишневые коготки. - Мы продолжим. Серджио сделал не самый удачный выбор. Я, в основном, консультирую, работаю с механизмами, устраняю… проблемы семейного бизнеса. Но я знаю человека, который сможет помочь.
- Пока что у меня к тебе только два вопроса. Какой у тебя телефон и куда нести мандарины?