Лебоу о "выживании" государств
Не всё так просто.
Во вводной части книги о мотивых войны Ричард Лебоу последовательно критикует существующие теории и конкретные работы. Среди прочих - не могу не упомянуть про это - "Империализм как высшая стадия капитализма": интеллектуальный шедевр (tour de force), однако, очевидно ошибочный в важных отношениях. Впрочем, сегодня - не про Ленина. Поделюсь любопытным комментарием Лебоу по поводу нео-дарвинистского подхода к международным отношениям. Вот он:
Александр Вендт... описывает нужды безопасности как «объективные интересы» и настаивает, что государства обязаны сделать их приоритетными. Они не могут выжить или изменить мир, игнорируя их. «В долгосрочной перспективе», настаивает он, «...постоянная неспособность привести субъективные интересы в соответствие с объективными приведёт к гибели (demise) актора». Умный, но неубедительный ход. В международных отношениях нет процесса естественного отбора, который отбраковывал бы стада слабых, старых или иным образом неконкурентоспособных. Число государств в мире увеличилось с 57 в 1900 до 193 к концу века. В Европе оно выросло с 32 в 1945 до 47 сегодня. Проницательные наблюдатели заметили, что система международных отношений устроена так, чтобы поддерживать несостоявшиеся государства (failed states), с не всегда выгодными для их граждан последствиями. И нет свидетельств того, что государства, лишившиеся независимости - временно или навсегда - были менее эффективны или конкурентоспособны. Некоторым хорошо устроенным государствам вроде Эстонии, Латвии и Литвы, дважды не повезло: они были малы и расположены между состязающимися великими державами. Другой стандартный тренд - амальгамация, который часто сводит вместе хорошо устроенные, конкурентоспособные и успешные государства, как это было при объединении Германии и Италии, и, возможно, происходит сегодня в Европейском Союзе. С 1945 г. выживаемость малых государств существенно выросла, и некоторые - вроде Сингапура, островов Кука, Лихтенштейна, Монако и Мальты - процветают. Для того, чтобы естественный отбор работал - напоминает нам Тимоти Маккеон - выживание должно быть трудным. Эмпирические данные указывают на то, что выживание государств становится всё более лёгким.[Оригинал]
Alexander Wendt ... describes security needs as “objective interests,” and insists... that states must make them a priority. They cannot endure or change the world by ignoring them. “In the long run,” he insists, “a persistent failure to bring subjective interests into line with objective ones will lead to an actor’s demise. This is a clever but unpersuasive move. There is no process of natural selection in international relations that culls the herd of actors who are weak, old or otherwise unable to compete. The number of states in the world increased from 57 in 1900 to 193 by the end of the century. In Europe, it grew, from 32 in 1945 to 47 today. Astute observers have noted that the international system is ordered in such a way to keep failed states alive, with consequences that are not always beneficial for their citizens. And there is no evidence that states that lose their independence - permanently or temporarily - are any less efficient or competitive. Some well-functioning states like Estonia, Latvia and Lithuania, had the double misfortune of being small and located between rival great powers. Another common pattern is amalgamation, which often brings together well-functioning and competitively successful states, as it did in the unification of Germany and Italy, and may be doing so today in the European Union. Since 1945, the survival rate of small states has improved considerably, and some, like Singapore, the Cook Islands, Liechtenstein, Monaco andMalta, are flourishing. For natural selection to work, Timothy McKeown reminds us, survival must be difficult. The empirical evidence indicates that survival for states has become increasingly easy.
Первой - естественной - реакцией на этот текст будет желание построить следующее возражение: упомянутое увеличение числа государств в Европе было прямым следствием распада СССР и Югославии, то есть той самой "гибели (demise) актора". Это, действительно, так - и этот аргумент можно усилить, указав на оба распада как отдалённое следствие гибели двух других акторов - Австрийской и Российской империй - во время Первой мировой.
Всё так. Однако, если додумать эту мысль до конца, то возражения к тезису Вендта не снимаются. Во-первых, едва ли можно сказать, что руководство СССР (равно как и Австрийской и Российской империй) пренебрегало вопросами безопасности. Во-вторых, непонятно, почему сказанное не должно распространяться на малые государства, возникшие в результате этого распада - очевидно, в меньшей степени способные в области обеспечения безопасности.
Далее, особенно интересным представляется обратное наблюдение - об исчезновении государств, вполне способных в области безопасности. Действительно, на современной карте Европы мы увидим Италию - армия которой была создана только для того, чтобы её били всеми битые австрийцы. И - не увидим Пруссию, армия которой была создана для того, чтобы её копировали армии всех великих держав XIX в.
Здесь, опять же, возникает встречное возражение: Германию-то мы видим! Однако, Германия - это не Пруссия. Почему исчезновение Пруссии как самостоятельной политической единицы не кажется "плохим"? Или, обобщая: что же на самом деле стоит на кону в "борьбе за выживание", коей, в соответствии с определёнными взглядами, являются международные отношения?
Ответить на вопрос о ставках, кажется, непросто. Возьмём, к примеру, колониальные империи. Они, кажется, были в своё время прямым следствием силы государства, а ослабление оного вело к распаду империи. Так было, скажем, с Испанией. Однако, в случае с Нидерландами ситуация была совершенно иной: несмотря на то, что метрополия сошла с великодержавной лыжни в XVII в., колониальная империя закончила своё существование одноврменно с империями Великобритании и Франции, бившихся до конца.
Столь же интересным представляется и вопрос о великодержавном статусе. Кажется, что в основе этого статуса - военные успехи, а тяжёлые поражения грозят его утратой. Однако, Франция сохраняла этот статус и в XIX в., и в XX в., и сохраняет по сей день - несмотря на сокрушительные поражения в 1815 г., 1871 г. и 1940 г.
Если говорить о благосостоянии держав, то стоит вспомнить про "голландизацию", выдуманную Мюлллером. Содной стороны, вышедшие из большой игры Испания и Португалия - государства как минимум не очень богатые. С другой - Нидерланды, Швеция, Швейцария или Дания не просто претендуют на звания процветающих, а являются такими достаточно давно. Собственно, Норман Эйнджел как раз указывал на них, доказывая, что процветание не связано с "силой" государства.
Суть приведённых выше примеров, как и цитаты, сводится к следующему: теория международных отношений как борьбы за существование не указывает нам на то, что именно перестаёт - или не перестаёт - существовать в результате неудач или успехов в такой борьбе. Самостоятельная политическая единица (страна), колониальная империя, великая держава, богатая держава - все эти сущности могут уцелеть после тяжёлых военных поражений или других международных событий, и могут исчезнуть - без оных поражений и событий. В связи с чем можно утверждать, что дарвинистских обобщений в случае с международными отношениями следует избегать. В этих джунглях дела обстоят намного сложнее.
Во вводной части книги о мотивых войны Ричард Лебоу последовательно критикует существующие теории и конкретные работы. Среди прочих - не могу не упомянуть про это - "Империализм как высшая стадия капитализма": интеллектуальный шедевр (tour de force), однако, очевидно ошибочный в важных отношениях. Впрочем, сегодня - не про Ленина. Поделюсь любопытным комментарием Лебоу по поводу нео-дарвинистского подхода к международным отношениям. Вот он:
Александр Вендт... описывает нужды безопасности как «объективные интересы» и настаивает, что государства обязаны сделать их приоритетными. Они не могут выжить или изменить мир, игнорируя их. «В долгосрочной перспективе», настаивает он, «...постоянная неспособность привести субъективные интересы в соответствие с объективными приведёт к гибели (demise) актора». Умный, но неубедительный ход. В международных отношениях нет процесса естественного отбора, который отбраковывал бы стада слабых, старых или иным образом неконкурентоспособных. Число государств в мире увеличилось с 57 в 1900 до 193 к концу века. В Европе оно выросло с 32 в 1945 до 47 сегодня. Проницательные наблюдатели заметили, что система международных отношений устроена так, чтобы поддерживать несостоявшиеся государства (failed states), с не всегда выгодными для их граждан последствиями. И нет свидетельств того, что государства, лишившиеся независимости - временно или навсегда - были менее эффективны или конкурентоспособны. Некоторым хорошо устроенным государствам вроде Эстонии, Латвии и Литвы, дважды не повезло: они были малы и расположены между состязающимися великими державами. Другой стандартный тренд - амальгамация, который часто сводит вместе хорошо устроенные, конкурентоспособные и успешные государства, как это было при объединении Германии и Италии, и, возможно, происходит сегодня в Европейском Союзе. С 1945 г. выживаемость малых государств существенно выросла, и некоторые - вроде Сингапура, островов Кука, Лихтенштейна, Монако и Мальты - процветают. Для того, чтобы естественный отбор работал - напоминает нам Тимоти Маккеон - выживание должно быть трудным. Эмпирические данные указывают на то, что выживание государств становится всё более лёгким.[Оригинал]
Alexander Wendt ... describes security needs as “objective interests,” and insists... that states must make them a priority. They cannot endure or change the world by ignoring them. “In the long run,” he insists, “a persistent failure to bring subjective interests into line with objective ones will lead to an actor’s demise. This is a clever but unpersuasive move. There is no process of natural selection in international relations that culls the herd of actors who are weak, old or otherwise unable to compete. The number of states in the world increased from 57 in 1900 to 193 by the end of the century. In Europe, it grew, from 32 in 1945 to 47 today. Astute observers have noted that the international system is ordered in such a way to keep failed states alive, with consequences that are not always beneficial for their citizens. And there is no evidence that states that lose their independence - permanently or temporarily - are any less efficient or competitive. Some well-functioning states like Estonia, Latvia and Lithuania, had the double misfortune of being small and located between rival great powers. Another common pattern is amalgamation, which often brings together well-functioning and competitively successful states, as it did in the unification of Germany and Italy, and may be doing so today in the European Union. Since 1945, the survival rate of small states has improved considerably, and some, like Singapore, the Cook Islands, Liechtenstein, Monaco andMalta, are flourishing. For natural selection to work, Timothy McKeown reminds us, survival must be difficult. The empirical evidence indicates that survival for states has become increasingly easy.
Первой - естественной - реакцией на этот текст будет желание построить следующее возражение: упомянутое увеличение числа государств в Европе было прямым следствием распада СССР и Югославии, то есть той самой "гибели (demise) актора". Это, действительно, так - и этот аргумент можно усилить, указав на оба распада как отдалённое следствие гибели двух других акторов - Австрийской и Российской империй - во время Первой мировой.
Всё так. Однако, если додумать эту мысль до конца, то возражения к тезису Вендта не снимаются. Во-первых, едва ли можно сказать, что руководство СССР (равно как и Австрийской и Российской империй) пренебрегало вопросами безопасности. Во-вторых, непонятно, почему сказанное не должно распространяться на малые государства, возникшие в результате этого распада - очевидно, в меньшей степени способные в области обеспечения безопасности.
Далее, особенно интересным представляется обратное наблюдение - об исчезновении государств, вполне способных в области безопасности. Действительно, на современной карте Европы мы увидим Италию - армия которой была создана только для того, чтобы её били всеми битые австрийцы. И - не увидим Пруссию, армия которой была создана для того, чтобы её копировали армии всех великих держав XIX в.
Здесь, опять же, возникает встречное возражение: Германию-то мы видим! Однако, Германия - это не Пруссия. Почему исчезновение Пруссии как самостоятельной политической единицы не кажется "плохим"? Или, обобщая: что же на самом деле стоит на кону в "борьбе за выживание", коей, в соответствии с определёнными взглядами, являются международные отношения?
Ответить на вопрос о ставках, кажется, непросто. Возьмём, к примеру, колониальные империи. Они, кажется, были в своё время прямым следствием силы государства, а ослабление оного вело к распаду империи. Так было, скажем, с Испанией. Однако, в случае с Нидерландами ситуация была совершенно иной: несмотря на то, что метрополия сошла с великодержавной лыжни в XVII в., колониальная империя закончила своё существование одноврменно с империями Великобритании и Франции, бившихся до конца.
Столь же интересным представляется и вопрос о великодержавном статусе. Кажется, что в основе этого статуса - военные успехи, а тяжёлые поражения грозят его утратой. Однако, Франция сохраняла этот статус и в XIX в., и в XX в., и сохраняет по сей день - несмотря на сокрушительные поражения в 1815 г., 1871 г. и 1940 г.
Если говорить о благосостоянии держав, то стоит вспомнить про "голландизацию", выдуманную Мюлллером. Содной стороны, вышедшие из большой игры Испания и Португалия - государства как минимум не очень богатые. С другой - Нидерланды, Швеция, Швейцария или Дания не просто претендуют на звания процветающих, а являются такими достаточно давно. Собственно, Норман Эйнджел как раз указывал на них, доказывая, что процветание не связано с "силой" государства.
Суть приведённых выше примеров, как и цитаты, сводится к следующему: теория международных отношений как борьбы за существование не указывает нам на то, что именно перестаёт - или не перестаёт - существовать в результате неудач или успехов в такой борьбе. Самостоятельная политическая единица (страна), колониальная империя, великая держава, богатая держава - все эти сущности могут уцелеть после тяжёлых военных поражений или других международных событий, и могут исчезнуть - без оных поражений и событий. В связи с чем можно утверждать, что дарвинистских обобщений в случае с международными отношениями следует избегать. В этих джунглях дела обстоят намного сложнее.