Логика киллера и логика телохранителя
Кто главный?
Вчера завязалась интересная беседа с ув. fat_yankey, и очередную свою ремарку я, пожалуй, вынесу в отдельное сообщение. Соответствующее соображение кажется достаточно ценным - его почти наверняка кто-то высказывал, но мне оно не встречалось. Посему будет в формате отсебятины.
Обсуждение наше крутилось вокруг формулы Клаузевица, его идеи о том, что война есть продолжение политики иными средствами - и ключевого следствия этой идеи, о подчинённом положении стратегии по отношению к политике, и военных по отношению к государству. На мой взгляд, в системе координат, включающей идею миролюбивой внешней политики и идею вооужённых сил как средства защиты государства от агрессии логика Клаузевица если не разрушается полностью, то претерпевает существенную трансформацию. Достаточно существенную для того, чтобы исходную формулу можно или даже нужно было бы отбросить.
И проиллюстрировать эту свою мысль я могу, использовав в качестве аналогии взаимоотношения заказчика с киллером и телохранителем (негативные коннотации, связанные со словом "киллер", в данном случае являются изъяном аналогии, а не существенной её частью). Киллер, призванный силой решить некоторые проблемы заказчика, занимает по отношению к последнему безусловно подчинённое положение. У него есть автономия при выборе средств, однако он не действует по своей инициативе, он отчитывается перед заказчиком о результатах работы - и да, он никогда не распоряжается заказчиком.
С телохранителем ситуация существенно иная. Он как раз может отдавать распоряжения заказчику - при сохранении общего подчинённого положения. Он может говорить заказчику, куда можно идти, а куда нельзя, как ездить, а как - не стоит. Наконец, в случае нападения - той самой ситуауции, ради которой телохранителя и нанимают - заказчик вообще должен безусловно подчиняться командам телохранителя, для достижения искомого результата.
Схожая разница возникает во взаимоотношениях государства и вооружённых сил. Когда последние призваны подкреплять активную веншнюю политику - они находятся в безусловном подчинении государства. Если же вооружённые силы рассматриваются как защита от угрозы, особенно экзистенциальной - государство в определённых ситуациях начинает подчиняться вооружённым силам. В наиболее традиционном виде это "пушки вместо масла". Есть и другие варианты - включая, например, строительство железных дорого ради ускорения мобилизации и развёртывания. И - в предельном случае - инициация военных действий ради укрепления безопасности и обороноспособности. В этом случае внешняя политика становится инструментом стратегии, телега оказывается впереди лошади.
Итоговый вывод кажется, на первый взгляд, парадоксальным: вооружённые силы, созданные для защиты государства, обладают большим политическим весом, чем вооружённые силы, созданные для империалистического разбоя. Однако, кажется, у нас есть исторические примеры, позволяющие этот вывод проиллюстрировать.
Вчера завязалась интересная беседа с ув. fat_yankey, и очередную свою ремарку я, пожалуй, вынесу в отдельное сообщение. Соответствующее соображение кажется достаточно ценным - его почти наверняка кто-то высказывал, но мне оно не встречалось. Посему будет в формате отсебятины.
Обсуждение наше крутилось вокруг формулы Клаузевица, его идеи о том, что война есть продолжение политики иными средствами - и ключевого следствия этой идеи, о подчинённом положении стратегии по отношению к политике, и военных по отношению к государству. На мой взгляд, в системе координат, включающей идею миролюбивой внешней политики и идею вооужённых сил как средства защиты государства от агрессии логика Клаузевица если не разрушается полностью, то претерпевает существенную трансформацию. Достаточно существенную для того, чтобы исходную формулу можно или даже нужно было бы отбросить.
И проиллюстрировать эту свою мысль я могу, использовав в качестве аналогии взаимоотношения заказчика с киллером и телохранителем (негативные коннотации, связанные со словом "киллер", в данном случае являются изъяном аналогии, а не существенной её частью). Киллер, призванный силой решить некоторые проблемы заказчика, занимает по отношению к последнему безусловно подчинённое положение. У него есть автономия при выборе средств, однако он не действует по своей инициативе, он отчитывается перед заказчиком о результатах работы - и да, он никогда не распоряжается заказчиком.
С телохранителем ситуация существенно иная. Он как раз может отдавать распоряжения заказчику - при сохранении общего подчинённого положения. Он может говорить заказчику, куда можно идти, а куда нельзя, как ездить, а как - не стоит. Наконец, в случае нападения - той самой ситуауции, ради которой телохранителя и нанимают - заказчик вообще должен безусловно подчиняться командам телохранителя, для достижения искомого результата.
Схожая разница возникает во взаимоотношениях государства и вооружённых сил. Когда последние призваны подкреплять активную веншнюю политику - они находятся в безусловном подчинении государства. Если же вооружённые силы рассматриваются как защита от угрозы, особенно экзистенциальной - государство в определённых ситуациях начинает подчиняться вооружённым силам. В наиболее традиционном виде это "пушки вместо масла". Есть и другие варианты - включая, например, строительство железных дорого ради ускорения мобилизации и развёртывания. И - в предельном случае - инициация военных действий ради укрепления безопасности и обороноспособности. В этом случае внешняя политика становится инструментом стратегии, телега оказывается впереди лошади.
Итоговый вывод кажется, на первый взгляд, парадоксальным: вооружённые силы, созданные для защиты государства, обладают большим политическим весом, чем вооружённые силы, созданные для империалистического разбоя. Однако, кажется, у нас есть исторические примеры, позволяющие этот вывод проиллюстрировать.