Конкурсный текст: Баян, или Совершенно обыкновенная история
Автор: anubis_amenti
Бая́н - боян, бойан, бaянчег
(превед-эрратив) - осуждающая реплика,
говорящая о том, что «креатив»
(см.; т.е. пост/шутка/рассказ)
является копией другого
(зачастую давно всем известного).
Олбанский словарь
- Па-ап… - Полина возила ложкой в розетке с вареньем и пыталась кривить детскую жалобную мордашку из налитого как райское яблоко лица. Получалось страшновато. Похожее выражение бывает у резинового пупса, если слегка сдавить его голову с полюсов. - А давай купим баян? Ты будешь на нем играть… - врала она, и нежные ноздри трепетали жадной верой, что играть на баяне будет вовсе не папа.
Баян был нужен позарез. Жизнь без баяна была не мила. Да и можно ли называть это жизнью? Так… волочение ног от понедельника к понедельнику. В дневнике Полины было две графы: «хорошее» и «плохое». Сколько ни облизывал ее палец загнутые уголки духовного шулера Карнеги, день на день не приходился. Правда, к концу квартала баланс всегда выруливал к приемлемому компромиссу. Но мысль о баяне, что одной решительной стопудовой гирей расплющил бы чашку «хорошее» и отправил в космос чашку «плохое», навсегда (стопудово!) застопорив весы в положении вечного блаженства - эта мысль была невыносима. О баяне Полина мечтала истово, как…
- Как вшивый о бане, - пошуршав газетой, скучно ответил отец. - Так ты о баяне.
Он хмыкнул, позабавленный нечаянным стихом. Полина театрально надула губы и вышла, обиженно вильнув круглой попой.
- Каз-зёл… - очень-очень тихо, а может и вовсе про себя шепнула она.
Баян был не у всех. Вещью он был дорогой и, по совести, не особо нужной в скромном хозяйстве. И тем сильнее Полине его хотелось. Владельцы баянов не были и не считали себя людьми первого сорта. Но все остальные как-то автоматически оказывались второго. Что называется «без гармошки». Превосходственно блистая вокруг перламутровыми пуговицами, баян демонстрировал завышенные запросы своего обладателя, тем самым задом наперед доказывая право обладателя на завышенные запросы.
Круче всех в их районе запросы были у баяниста Костяна. Его иссиня-черный, четырехголосный, с готово-выборным аккомпанементом инструмент ниспроверг к стопам Костяна не одну королеву окрестных дворов. «Шпарю-шпарю по району…» шпарил вечерами Костян по району, и розы девичьих щек вяли в окнах от зависти к той, что держала Костяна под трениковый локоть.
Полине Костян не грезился - будучи на абитуре, она считала себя девушкой культурной, и метила выше. В мечтах ее принц появлялся в сером гладком костюме, в обнимку с лаково-красным BUGARI. Он не рвал мехи с места, как недалекий Костян, но элегантно подкатывал к ней и медленно поднимал локоть, словно открывал дверцу ландо. Но зацепить под локоть принца не имея собственного баяна было очевидной утопией. (Полина знала это слово - правда, обозначая им исключительно историю про Русалочку. Путаница происходила от смыслового созвучия утопии и Русалочкиной судьбы и простого созвучия слов «утопия» и «утопленник». На пересечении двух созвучий оказался образ Рыбодевы, и потому Полине казалось, что от слова «утопия» пахнет фригидностью и селедкой). Короче, без баяна было никак.
Никак Полине было на первом, втором и третьем курсах. Жизнь шла мимо нее, поэтому она умудрилась довольно многое запомнить из программы. Но на четвертом курсе она сказала себе «хватит мехи мять! я уже почти старуха!», и пошла добывать баян.
Не считая добычу баяна делом простым, она села в кафе и два часа - абсолютный личный рекорд непрерывного размышления - в одиночестве пила чай, просчитывая возможные варианты. Реальных оказалось три. Даже два с половиной: добыть баян через папу; добыть баян через другого мужика; добыть баян за свой счет. Варианты надлежало задействовать последовательно, начиная с самого дешевого - с папы.
Но папа ответил то, что он ответил. Что было предсказуемо, но Полина все равно огорчилась. Теперь оставались либо постель, либо кредит. И Полина целомудренно выбрала постель, расчетливо храня кредитную невинность до брака.
Найти свободную постель с баяном было так же непросто, как выловить со дна раковину с жемчужиной. Сотни охотниц за перламутром рыскали рядом, хищно изгибаясь серебристыми телами. А ведь баян должен не просто быть, он должен быть ей отдан. Плясать под чужой Полина не-ет, не желала.
Сначала в разработку попал Женя-мажор - одногруппник. Женя красиво свистел, что лучшее - даме, и средства у него всегда водились. Но при прощупывании выяснилось, что средства эти - та же карманная мелочь на школьный завтрак, лишь с поправкой на четвертый курс. Охраняя приданое своего щенка, на стогу семейного сена недремно возлежала старая недоверчивая мама. «Сука», - как метко охарактеризовала ее Полина после краткого, но все равно неприятного знакомства. Баяном тут и не пахло.
Альтернативой был Васек.
- Мая козачка должна быть самой крутой на раёне! - цедил бритый Васек, проявляя невиданную в его кругах куртуазность. Денежки у Васька были свои, и жаден он не был. Полина вздохнула: получалось, что путь к шелковому принцу все равно лежал не через Костянов, так через Васьков сеновал. Куда тоже всех подряд не приглашали. И Полина решила стать сначала самой козочкой «на раёне». А уж потом Васек подарит ей баян, и она станет крутой!
В ближайшую субботу Полина купила белоснежные ботфорты со шпорами, чулки в четкий ромбик и мини-юбку. Набелившись, нарумянившись и намазав поярче губы, Полина надела обновки и показалась отцу:
- Как я выгляжу?
- Как … , - пошуршав газетой, скучно ответил отец.
Полина удовлетворенно кивнула и поцокала на дискотеку.
Васек был повержен еще до полуночи.
Прошла неделя, как каждый вечер Полина повисала на Васьковом локте и под бравурные завывания баяна была влачима своим кавалером по полутемным злачным местам и совершенно темным улицам. Васек неизменно прибывал под ее окна каждый вечер, на других дев не смотрел, и Полина решила, что их отношения устоялись, и срок для разговора настал.
- Ваась… а давай купим мне баян?
- А нахера нам два баяна? - хохотнул Васек, и взял три лихих аккорда на своем новеньком, но, по чести, не весьма дорогом инструменте, изгаженном к тому пошлыми броскими вставками и наклейками.
- Ну а вот если я без тебя куда пойду…
- Мая козачка должна быть всегда при мне!
- Ты же говорил, что твоя козочка должна быть самой крутой на раёне?
- Ты и так самая крутая на раёне! - снова хохотнул Васек, которому льстил ее статус институтки, и с удовольствием помял крепкую Полинину ягодицу.
- Но мы купим баян?
- Купим, купим! Потом. А пока мая козачка должна быть всегда при мне!
«Каз-зёл!» - совершенно справедливо подумала Полина. Баян - прекрасный, сверкающий, пахнущий пластиком и кожезаменителем, полный бодрых веселых звуков беззаботной и счастливой жизни, баян, что, казалось, уже попал в ее цепкие ласковые лапки - баян стремительно удалялся к горизонту, виновато подмигивая оттуда рядами лукавых пуговиц. Ах, как она его желала! Каким ярким было видение: вот она входит во двор своего универа с жемчужным «FANTINI» на плече, да ка-ак вдруг возьмет пару аккордов! Троих приятельниц позовет на подпевки. Как дружно грянут они в сером колодце унылого храма науки! Повылазят из окон пыльные преподы, отвесят слюнявые языки сокурсники! А затем - как блистателен будет их променад! Веселые, молодые, красивые - с песней пройдут они по главной улице, и все обернутся! И он, с лаково-красным BUGARI - он тоже обернется. Для проформы посмотрит на подружек… Но подпевалы они и есть подпевалы, главный-то - кто с баяном!.. А ей вместо баяна достался лишь щербатый каз-зёл в кожаной кепке.
Но он же не сказал «нет». Он сказал «потом». Может, правда потом? Надо только потерпеть. А она уж его уломает. Не мытьем, так катаньем. Полина посмотрела на Васька - бугристая рожа, из гнилого рта несет крепким табаком и пьяной отрыжкой, туп, как дерево… потерпеть его фактически означало потерпеть фиаско. Но баян… Полина сжала губы: «Только не кредит!» Она закрыла глаза, и постаралась Васька полюбить.
В банке ее бесплатно напоили дешевым кофе, раздели, долго разглядывали снаружи, а потом усадили в кресло и так долго разглядывали изнутри, что Полина застыдилась. Спустя час ей объявили вердикт. Теперь Полина должна была с утра до ночи работать, а половину заработанного относить в банк. Взамен ей дали аккуратный пластиковый пропуск в Рай с серебристым номером и ее именем чужими буквами.
Вожделенный был присмотрен давно, и Полина даже обманом успела отстоять половину двухмесячной очереди. Оставался еще месяц. И этот месяц испортил все. Заимей она баян немедленно после грехопадения, возможно, все сложилось бы иначе. Возможно, удовольствие, полученное непосредственно во грехе заимствования, сподвигло бы Полину на тропу беспринципного гедонизма, по которой стройные ноги бодро несут ее товарок в серую мглу сорокалетия, озаряемую лишь блуждающими огнями в прозрачных ладонях принцев на бледных конях. Но многочисленные формальности, но месяц ожидания, когда к любимому, ее баяну, уже оплаченному пластиковым пропуском, нельзя было не то что прикоснуться - посмотреть на него! (Посмотреть можно было лишь на выставочный, не ее, и вообще ничей, засаленный, затроганный чужими алчными взорами экземпляр).
«Еще чуть-чуть подождать, и он будет мой! И я буду совершенно счастлива!» - убеждала себя Полина. Но в самом тихом и сыром уголке сознания поселился некий гадкий червячок. Червячок визуализировался неубиваемым микробом из рекламы чистящего средства, кривил противную скептическую мордашку и с сомнением качал мерзкой головенкой. Полина демонстративно отворачивалась, и твердила заветную мантру: «И тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет!» А какая песня без баяна? Тем более свадьба. Или пусть даже похороны. Не на пустом же месте родился известный анекдот про смешанные чувства: хоронили тещу, порвали три баяна. Баян - это ступенька на лестнице «грязи - князи», шанс приподняться над толпой и быть замеченной. Принцем с лаково-красным BUGARI, например. С баяном она сразу станет своей в любой тусовке баянистов - по-настоящему веселых ребят. А с прочими уныльцами вообще перестанет якшаться.
И день настал. Повседневно-торжественный, как регистратор браков, менеджер проводил ее к столу выдачи и указал на сияющий, перетянутый никем не еще расстегиваемыми ремешками, сногсшибательно пахнувший ядовитым пластиком инструмент. Продавец открыл было рот, но Полина сделала ладошкой нетерпеливо-небрежное «отвали», и их с баяном оставили наедине. Полина медленно, как метроном, отсчитала каблучками круг, потом подошла и устало обняла тяжелый угловатый амулет своего счастья:
- Наконец-то ты мой!
Корпоратив тянулся так мучительно, словно висел на ее жилах. И закончился с болью облегчения. Вроде бы взятый отчаянным абордажем Артем дружески чмокнул ее в щечку, взял свой лаково-красный BUGARI, и под странно звучащего в баянном исполнении Элвиса Пресли отправился с коллегами-собутыльниками допивать в чудовищно дорогой «Максимилиан». Без нее. Полина сжала пухлые губы в гузку, на лбу залегла утомительная складка, как от давней головной боли. Она забрала из гардероба свой перламутровый «FANTINI», посмотрев на инструмент с той жалостью отчаяния, с какой смотрят на безнадежно разочаровавшего кумира.
Первые полгода владения баяном она старалась убедить себя, что теперь-то счастлива… точнее, что теперь-то для счастья у нее есть все - молодость, красота, и баян. Но счастье не наступало. Играть она толком не умела, и неуклюжее рычание-стон мехов могло обмануть разве безбаянных подруг, что рады были обманываться. Дважды она его стукнула - один раз о столб, и еще раз о баян соседа с их двора. Потом спьяну порвала мехи. Перекрытие целлулоидом и ремонт меховой камеры влетели в копеечку, которая могла бы сберечь рубль. Полина выплачивала кредит, а с трудом отложенные деньги уходили на регулярные настройку и перевосковку инструмента. Счастья же стало еще меньше, чем без баяна. Нет, свысока-то на безбаянных поглядеть повод имеется. И хорош баян уж тем, что он есть - можно поставить галочку, но…
- Полина! Ты при баяне? Подхватишь?
Машка из отдела маркетинга была королевой мужских третьего, четвертого и пятого этажей их офисного центра. Ее твердые крупные соски торчали чуть в стороны, как пулеметы в танковых шаровых установках, держа на прицеле добрую половину мира. К злой половине Машка обращала другую, не менее убойную часть. Сейчас Машка отпихивала крепкими загорелыми руками начотдела, лезущего через уже надетый баян целоваться, каблучком оттаптывала программисту новенький впервые в жизни надеванный ботинок, а глазами посылала короткие трассеры в молодого перспективного бухгалтера. Она была пьяна, весела, и счастлива.
- Легко, - кивнула Полина.
Отбившись от мужиков, счастливая Машка взяла ее под руку, и под медленные и печальные «Подмосковные вечера», от дурной компрессии слегка подвывающие на «слибзналивы», они побрели по осенним улицам.
- Че грустим? - пихнула ее под локоть Машка, и соскочившие с кнопок пальцы извлекли из баяна болезненный стон. Полина вздохнула. - Ясно, - поняла Машка. - Выпьем?
- Я ж с баяном…
- Придем к тебе и выпьем.
- Да у меня отец… - и что-то прошептала дрогнувшими губами.
- Тогда ко мне! - решила Машка.
- Любая дура, поднатужившись, может надоить на баян, - покачивая стеклянным конусом вермута, учила Машка. - Нынче баян у каждой паршивой овцы есть. Истинную же элиту отличает умение носить седло! Это большое искусство. А ведь прежде чем носить, надо купить. Ты вот куда пойдешь седло покупать?
- Мээ…
- То-то - мэээ… Но даже если знаешь где брать, надо еще знать что! Потому что даже у лучших надо брать то, что идет именно тебе. А баян - это так… Ты можешь быть вовсе «без гармони». Лишь бы под правильным седлом.
- Ну не выбрасывать же его теперь, - обиделась за свой баян Полина.
- Нет, конечно, - успокоила Маша. - Дорогая вещь лишней не бывает.
Новая страсть захватила Полину. Снисходительно потрепав не оправдавшего надежд, но прощенного кумира по перламутровому боку, Полина отправлялась по магазинам.
- Отечественные седла надевать можно только на врагов! Лучше уж вовсе без седла, - учила Машка. - Если с деньгами туго, бери Norton или Wintec - пусть синтетика, да все фирма. У Wintec к тому ленчики сменные, их подогнать на раз-два. И воздушные камеры в подушках. Носить Jorge Canaves или Genry de River - себя не уважать. Деньги будут - покупай Kiеffer, Passier или Barnsby. А вот Stubben не бери никогда - дорого и безвкусно. Их только генеральские кобылы носят.
Заиметь приличный гардероб седел оказалось делом куда более хлопотным и ничуть не более дешевым, чем заиметь баян. Благо, в конце концов Полина рассчиталась с банком, и все заработанное носила теперь в магазины упряжи и снаряжения. Начав с недорогих, но качественных строевых Thorowgood, Полина долго облизывалась на парный комплект County - роскошные, абсолютно одинаковые седла отличались лишь окантовкой: красно-желтой у одного и сине-желтой у другого. Полина даже придумала целый сценарий, где она сначала выходит под одним седлом, а затем к месту и ко времени меняет его на второе. Это было великолепно! На три месяца затянув поясок вокруг стройнеющей от седла к седлу талии, Полина купила этот комплект и похвасталась Маше.
- Шикарно! - похвалила подруга. - Настоящие County! Тебе идет! Но в идеале седло надо делать на заказ, под себя. Ну и под всадника, конечно, - и Машка хищно ухмыльнулась, а Полина вздрогнула. Она хоть и бывала уже с Машкой на выездках, но всадников все еще шарахалась, закидывала затылок и наотрез отказывалась идти в ночное.
- Вот ты чудная! - фыркала Машка. - Да без всадника какой в седле смысл? Так… эстетика одна.
Полина закрывала глаза и представляла шелкового принца. Аккуратно сняв лаково-красный BUGARI, он осторожно, но не робко подходил к ней, косящей карим глазом, и протягивал на узкой ладони кусок колотого рафинада. Прикрыв от неги глаза, она касалась мягкими губами его прохладных пальцев, а он ласково трепал ее по холке… брался за луку белого с позолотой седла, сделанного на заказ, ради этого лишь случая, и легко взлетал на ее белую спину… «Почему «принц на белом коне»? - удивлялась она. - Если это не Элтон Джон, то конечно же не на коне, а на лошади! На прекрасной белой лошади…»
- Каз-за!! Смотри, куда прешь! Баян купили, играть не купили?!
Со временем Полина всадников стесняться перестала, охотно гарцевала по лугу, когда компанией выбирались на природу, радостно ржала, получив одобрительный шлепок по крупу, и пила как подобает. Одного молодого симпатичного наездника она даже как-то взяла на спину. Но от ночного по-прежнему отказывалась, и гневно фыркала при попытках ее взнуздать.
- Ну чего ты свечишь? - увещевала Машка. - Ну посмотри вон на того, ну? Хорош же! Маленький, стройный, а сильный и ласковый! И почистит всегда, и накормит, и нести не тяжело. Зовут Артур, и у него красный BUGARI. Давай, подойди к нему.
- Сама?!
- А чего? Учти, не подойдешь сама, так в стойле всю жизнь и простоишь. Я вон к Тохе сама подошла! - и Машка гордо кивала на Тоху - кавалерийского полковника. - Уж год как вместе. Эх… - мечтательно закатывала Машка глаза. - Вот конюшенку мой Тоха отстроит - заживем!..
Но Полина чувствовала, что что-то не так. Может, и права была Маша, да только не про Полину было это дерби.
Фатальной точкой стал случайно подслушанный в конюшне разговор Тохи с Артуром.
- Машка-то? Да как сказать… Круп недоразвит, плечи перекачаны… И спотыкливая она. Двигается не ритмично, в галоп ее не подымешь. Опять же, закидоны случаются, осаживает часто… Репицу прижмет, и стонет что-то невнятное. И седло ей идет, как корове… - кавалеристы поржали. - Сдать ее думаю. Не нужна?
Полина выплюнула мундштук, аккуратно сняла седло, потом долго стояла в душевой под горячими жесткими струями, переоделась в чистое, взяла свой потрепанный баян и ушла навсегда.
Со стороны могло показаться, что Полина обрела душевное спокойствие. На самом деле она погрузилась в серую безысходную тоску, вся оцепенев внутри, но покоя при этом не обретя. Она подружилась с отцом, если это стоит называть дружбой - она теперь тоже полюбила выпивать по вечерам. А поскольку пришла зима, вечера были длинными. По шкафам пылились парадные седла. Под окном замерзал в сугробе баян. Конца зиме не предвиделось.
Она полюбила маленькие сабантуйчики на работе: за небольшие деньги на подарок имениннику можно было целый вечер тихонько надираться в уголке - все не вдвоем с папой. Да и закуска была куда побогаче чем дома. Никто ее не трогал, можно было прекрасно провести время в уютном одиночестве празднующего коллектива, а потом незадорого поймать на улице тамаду и после традиционного «ноты падскажитэ?» добраться до дома с относительным комфортом. Состав на сабантуйчиках различался - смотря с кем желал водиться именинник, и кто желал водиться с ним. Тихое Полинино пьянство чем-то импонировало коллегам, и ее стали приглашать на вечеринки других отделов - для массовки. Так она познакомилась с Ириной.
У Ирины было узкое, сухое лицо, огромные глаза за огромными дымчатыми очками и прическа, открывающая высокий лоб. Она присела рядом, покачивая стеклянным конусом вермута, и Полина насторожилась. К тому, ей на секунду показалось, что от Ирины пахнет селедкой.
- Полина, отчего вы не принимаете участия в общем веселье? Вы придерживаетесь позиции стороннего наблюдателя, исследователя этого несовершенного мира?
Раньше никто не подозревал в Полине отстраненного исследователя несовершенного мира - она была польщена, и ответила в том смысле, что да, еще в детстве любила подолгу смотреть сквозь стекло аквариума. Проникшись взаимным уважением на почве легкого презрения к остальным, дамы напились до брудершафта, и Полина как-то очень легко и непринужденно выложила свою историю поисков счастья, умолчав лишь о шелковом принце - в разговоре с продвинутой в духовный авангард человечества Ириной принц смотрелся наивной каракулей из девичьего дневника.
- Ну и вот… Оказалось, что баян у каждой овцы есть, а истинной элитой мне не стать, потому что я не умею ходить под седлом.
- Кто тебе это сказал?
- Ну Машка. Буренова.
- И ты поверила этой корове? Рыбонька моя! Единственное, к чему в этой жизни вообще стоит стремиться, это зонтик!
- Зонтик??
- Ты не слышала про зонтик?!
( Продолжение следует...)