Сны лимбо. Гробы повапленные.

[val000]

От gennadydobr
(Геннадий Добрушин)

(начало)


Проснулся я поздно, и с тяжелой головой. Свесив ноги и утвердив их на крашеном гладком полу, я сел на казенном диване, обхватил голову бережно ладонями, оперся локтями на колени и задумался. Впервые у меня что-то болело. Даже ужасного вида раны, которыми я пугал окружающих в первый день моего пребывания здесь, не причиняли мне ни малейшего беспокойства. А тут - чистейшие ощущения похмелья. Может, я потихоньку оживаю - подумалось неуместно, и я не удержался от ухмылки. Нет, следовало поискать менее глобальной причины.

В кабинете я был один. Николай Анатольевич давно уже вёл урок, и я слышал невнятно через открытое окно его голос. Накануне мы засиделись с ним до поздней ночи, обсуждая мое новоприобретенное видение и вчерашние происшествия. Мне не хотелось среди ночи возвращаться одному к себе, да и просто пребывание в школе почему-то успокаивало. Может, оттого, что учитель оказался неожиданно самым нужным мне собеседником.

Когда я примчался к нему, бешенно вращая глазами и руками, силясь объяснить необъяснимое, он, нисколько не удивившись, усадил меня напротив, заварил чай, отодвинув проверяемые тетрадки с домашними задпниями, и стал задавать простые и дельные вопросы, и сам же на них отвечал. Успокоившись, я и сам понял то, что ему было ясно с самого начала. Если я хвостатых не вижу, то, значит, и они меня тоже не видят. Значит, нет поводов для беспокойства. Мне решительно полегчало. Мы пили вкусный чай, заедая его баранками, и молчали. А потом Николай Анатольевич постелил мне на диване, пообещав назавтра ответить на все вопросы. Я заснул легко и сразу, как давно уже не засыпал. С таким же чувством, как засыпал когда-то в родительском доме - все проблемы остались снаружи, а в этих стенах только покой и радость.

В ванной оказался полный гостевой комплект принадлежностей, как в хорошей гостинице: в прозрачном пакете ждали меня полотенце, шампунь и зубные щётка и паста. Под контрастным душем мне полегчало, а после крепкого кофе голову окончательно отпустило. Я вышел в город, прошёлся по рынку, позавтракал у симпатичной француженки в бистро, просмотрел газету с местными новостями, и пошёл в библиотеку. Верочка улыбнулась мне радостно, и предложила свою помощь в поисках. Я пожал плечами:
- Вряд ли у тебя сегодня получится мне помочь. Дело в том, что я и сам не знаю, что хочу прочитать. Чувствую, что надо, но не могу сообразить, что именно.

Улыбка у Верочки стала ещё шире.
- А вот и есть лекарство для тебя! Смотри! - и она потащила меня к полкам.
- Подумай, о чем ты хотел бы узнать. Только сосредоточься, и постарайся сформулировать поточнее вопрос.

Я постарался сформулировать. Получилось - хочу прочитать, как устроен этот мир.
- Теперь, не переставая думать свой вопрос, посмотри на книжные полки. Ну что, видишь?
- Вижу.
Нижние два ряда книг засияли, будто освещенные ярким сонечным светом. Остальные книги потемнели. Верочка теребила меня за рукав.

- Где, где она, та книга, что тебе нужна?

Я честно показал. Вот эта полка, эта, и ещё тут немножко. Верочка широко распахнула глаза:
- Что же ты спросил, что получил такой ответ?

Я объяснил. Верочка задумалась, а потом предложила мне сформулировать вопрос более конкретно. Я решил прочитать о месте, где мы находимся. На этот раз дело пошло веселее. Осветились всего три книги, но зато какие! Я разложил их на столе. "Божественная комедиия" Гёте, "Роза Мира" Андреева и "Письма живого усопшего" Баркер. О последней я даже не слышал.

Верочка оставила меня ради вошедших посетителей. Я в нерешительности открыл книгу Баркер, как самую тонкую и незнакомую, и сразу наткнулся на нужный абзац:
Недавно и попросил моего Учителя показать мне архивы, где могли бы записываться наблюдения живших здесь, если такой архив существует. Он сказал: "Вы были большим любителем книг на земле. Пойдемте". Мы вошли в большое здание, подобное библиотеке, и у меня захватило дух от удивления. Меня поразила не архитектура здания, а количество книг и рукописей. Их, должно быть, было много миллионов. Я спросил Учителя, все ли книги здесь. Он улыбнулся и сказал: "Неужели вам всё ещё мало? Вы можете выбрать все, что хотите". Я спросил, как расположены книги - по предметам или иначе? "Здесь есть определенный порядок, - ответил он. - Какую хотите вы?" Я сказал, что хотел бы видеть книги, в которых записаны наблюдения над этой, всё ещё мало знакомой для меня страной. Тогда он взял с полки объемистый том. Он был напечатан крупным черным шрифтом. "Кто написал эту книгу?" - спросил я у него. "Здесь есть подпись". Я посмотрел в конце книги и увидел подпись, которую употреблял Парацельс. "Когда он написал это?" "Вскоре после переселения сюда. Это было написано между жизнью Парацельса на Земле и его следующим воплощением".
Я читал до позднего вечера, дочитал книгу до конца, и вышел на площадь, как будто пьяный, от обилия узнанного и осознанного. Так вот где я находился, оказывается! Не рай и не ад, а просто тонкий мир. Смущало одно - в книге говорилось о бесконечных просторах и разнообразии тонкого мира, а это место было небольшим и изолированным. Во всяком случае, удалиться от городка на мало-мальски приличное расстояние у меня не получилось. Отходя примерно на сто шагов в любую сторону, я натыкался на незримую преграду в виде плотного тумана, не пускавшую меня дальше ни на шаг. Я решил сегодня же спросить об этом феномене Николая Анатольевича. Я поймал себя на том, что ноги сами несут меня к школе, да я и не сопротивлялся им. Тем более, вчера он обещал мне продолжить наш с ним разговор.

Он ждал меня с ужином, накормил и за чаем начал объяснять мне ситуацию по взрослому.
- Понимаете, Алешенька, этот мир многомерен. Можно представить его громадной луковицей. И на каждой чешуйке условия различаются. И у обитателей этих слоев-чешуек органы чувств приспособлены для восприятия именно своего слоя. Это, как глаз рыбы или птицы - каждый предназначен для своей среды, и хорош в ней, а в другой среде он незряч и бесполезен.
- Но как же тогда я видел этих, рогатых?..
- Вы сами демонстрировали мне пластичность вещества этого мира, способность его подчиняться вашей мысли, вашим желаниям. Помните, как вы деньги из воздуха доставали?
- Из кармана, вообще-то. Но по сути правильно, согласен.

Я вспомнил прочитанное днем у Баркер:
Воображение обладает великой силой. Если вы нарисуете картину в своем уме, вибрации вашего тела могут приспособиться к ней, или иначе - настроиться на тот же лад, если только воля работает в том же направлении, как это бывает при мысли о здоровье или болезни.
- Тогда давайте сделаем следующий шаг. Какие-то ваши мысли вызвали изменение свойств окружающего вас пространства, и приблизили их к условиям другого мира, где живут эти ваши … хвостатые.
- То есть, вы считаете, что это не черти?
- Нет, конечно! Как вы можете верить всем этим детским сказкам!
- Значит, ничего этого нет, о чем нам церковники твердят? Ни чертей, ни ангелов, ни ада, ни рая?
- Не так всё просто, уважаемый. Причины не любить этот народ у наших предков были. Проблема в том, что они - не ангелы, а просто разумные. У них есть свои представления, убеждения, предубеждения… Наконец, у них есть свобода воли. И вот этим своим интеллектом они трансформируют указания высоких руководителей, упрощают и снижают их до уровня своего понимания. И поступки их вполне соответствуют их понятиям о том, что хорошо, а что - плохо, приемлемо или недопустимо. Со стороны многие действия их могут казаться злыми, но, поверьте, в основе своей они просто неумные и неумелые исполнители.
- Выходит, вы используете иезуитиский принцип. Цель оправдывает средства! Пусть и грязными руками, лишь бы дело было сделано!
- Не совсем так. Мы допускаем их своеволие, покольку оно покрывается куполом нашего понимания целесообразности. Если говорить на языке аналогий, то можете представить себя заготовкой меча. Будущему клинку не нравятся ни удары молота, ни огонь горна, ни холод воды. И тем более не полюбит он шлифовальный камень, обдирающий с него кожу. Но невозможно словами уговорить его стать твердым и острым. И стойкость, и остроту, и блеск придают ему именно препятствия, с которыми его сталкивает жизнь, или создатель.
- Это что же получается, всё, что происходило со мной - благо? И болезни, и несчастья, и потери, и даже … авария?..
- И даже ваша ужасная смерть, договаривайте уж до конца. Да, Алексей, все эти этапы необходимы взрослеющему духу. Только трудность в том, что невозможно объяснить человеку заранее смысл происходящих с ним испытаний. И большинство, состоящее не из самых умных, решило, что хвостатые - зло. А они - просто инструмент добра, учебные пособия.

- Ваши пособия сейчас тащат что-то большое по улице - не выдержал я, посмотрев в окно. Картина была примечательная: дюжина или больше рогатых тащила, шатаясь от тяжести, громадный ящик. В ночной полутьме деталей было не разобрать. Черти, как я их мысленно продолжал именовать, скрылись в направлении центра. Николай Анатольевич отошёл от окна и вернулся к столу. Я смотрел на него в недоумении - мне казалось, что нужно куда-то бежать, с кем-то говорить, что-то делать… А Николай Анатольевич, как ни в чем не бывало, подлил нам в стаканы горячего чая, и стал пить его, громко прихлебывая. Мне показалось, что он смеется надо мной, и я рассердился.

- Вы знаете, что они делают? - спросил я раздраженно.

Учитель кивнул, глядя в стакан. Чаинки исполняли там какой-то изысканный танец, тоже не понимая, наверное, своего счастья - отдать лучшее из себя, и быть выброшенными на помойку. Мне стало жалко себя, всех людей, чаинок… У меня засвербило в носу, и я шумно высморкался в вынутый из кармана придуманный только что носовой платок. Николай Анатольевич отодвинул стакан и поднялся.

- Пойдемте, Алеша, мы как раз успеем увидеть результат усилий наших хвостатых друзей.
- Ваших друзей, проворчал я, но тоже встал, чтобы идти. Мне было любопытно, ради чего надрывались эти инструменты добра.

До площади мы дошли быстро - школа стояла почти в центре городка. На середине площади стоял давешний ящик. Крышка его была откинута наполовину, и в свете единственного фонаря ясно видны были странные выемки в крышке, похожие на изломанный силуэт человека. Я хотел заговорить, спросить, но Николай Анатольевич опередил меня.

- Пожалуйста, сохраняйте спокойствие и не двигайтесь с места, что бы ни увидели. И молчите - потом я вам все объясню.

Я увидел, как хвостатые тащат мешок с кем-то внутри. Мешок изгибался и ругался знакомым голосом Верочки. Я посмотрел на Николая Анатольевича вопросительно, но он только приложил палец к губам. Я ошарашенно смотрел, будто загипнотизированный, как черти опустили мешок на брусчатку возле ящика. Верочку высвободили из мешка, и тут же стали засовывать в ящик. Она кричала и брыкалась, но хвостатые, казалось, были привычны к такому. Они пристегнули как-то её руки и ноги, и закрыли крышкой. Тут же задвинули большой засов и разбежались. Верочка замолчала. Площадь опустела. Я хотел подойти к ящику, но учительудержал меня на месте неожиданно сильной, будто стальной рукой.

- Ещё не время, погодите, - прошептал он. И, как будто в ответ его словам, из под крышки ящика вырвались потоки ярчайшего света, будто внутри взорвали световую гранату. Но не было никакого звука, и оттого зрелище показалось мне совершенно нереальным. Почти ничего не видя от светящихся пятен в глазах, я рванулся вперед, благо, Николай Анатольевич выпустил мою ркук. Подбежав к ящику, я с трудом отодвинул засов, ожидая со страхом увидеть там что угодно, ужасное, может быть. Но ящик был пуст, и только застегнутые кандалы напоминали о том, что здесь был прикован человек. Я обернулся. Учитель подошел, посмотрел, кивнул.

- Пойдемте, Алёша. У нас есть ещё о чём поговорить сегодня. И пошёл спокойно обратно, к школе.

( продолжение)

(Читать полностью здесь)

* Оригинальный пост

(Картина Валентина Иоппе artvalentin)

Содержание