"Наш гражданин аббат" (отрывок из мемуаров Максима Вильома)
Прекрасные мемуары Вильома я уже цитировала, вот тут: http://naiwen.livejournal.com/1481512.html (про то, как вредно писать неправду в газетах).
Не могу удержаться, еще кусочек.
"- Гражданин, внизу ждет священник, который хочет с вами переговорить.
Это наш горбун Обуэн вошел ко мне с таким сообщением.
Я собираюсь спуститься. Надеваю свое кепи поручика и наскоро соображаю: священник... священник!.. Какого чорта ему нужно от меня?.. Выхожу на улицу. Высокий парень в коричневой куртке стоит, облокотившись на прилавок торговца.
- Вот - гражданин священник, - говорит мне Обуэн со своим смехом добродушного Квазимодо
Я рассматриваю этого так называемого священника. Стройная фигура, вьющиеся темные волосы, открытое лицо... что ж!
Впечатление хорошее... Невольное любопытство заставляет меня поднять глаза к месту тонзуры. Да, это священник: волосы на затылке недавно отросли. Я начал первый.
- Что вам угодно, гражданин? Чему обязан я чести вашего посещения?
- Я, - отвечает священник,- аббат Перрен, викарий церкви Св. Элуа, находящейся, как вам известно, на улице Рейи. По правде сказать, уже несколько дней, как я больше не викарий. Мое начальство, аббат Дени объявил мне на днях о моей отставке. Причина: я - республиканец. Впрочем, прочтите это письмо, за опубликование которого в вашей газете я был бы вам очень признателен.
Священник протянул мне письмо. Я развернул его и быстро пробежал:
«Гражданин редактор,
«Беру на себя смелость писать вам эти строки в надежде на то, что вы не откажетесь оказать мне честь, дав им скромное место на столбцах вашей газеты.
Я протестую, во имя права и свободы, против несправедливости клерикального деспотизма по отношению ко мне. Граждане
Дени, настоятель церкви Св Элуа и Корнюбер, его викарий и представитель, ставят всевозможные препятствия к выполнению
мною обязанностей, которых требуют от меня наша церковь и мои религиозные убеждения.
Если я республиканец по духу и убеждениям, то это не должно быть причиной к тому, чтобы преследовать меня. Слишком долго уже наше низшее духовенство стонет под игом унизительного рабства. Пора освободить его от детских пеленок и показать нашим деспотам, что нами должен руководить разум, и что мы не согласны ради куска хлеба жертвовать своими убеждениями, честью и независимостью.
Аббат Перрен».
Пока я читал это письмо, гражданин-священник продолжал стоять.
- Вы твердо решили опубликовать это письмо? - спросил я его.
Он сделал утвердительный жест.
- Хорошо! Завтра же оно будет в «Социальной Революции».
Письмо было опубликовано. Само собой разумеется, оно только обострило ссору аббата Перрена с его настоятелем. Аббат Перрен еще раз навестил нас. Он поделился с нами своим проектом арендовать одну из парижских церквей ' и просил нашей поддержки. Я не могу сказать, осуществил ли он свой проект. Это маловероятно. В течение обоих месяцев революции во всех парижских церквах с католическим духовенством продолжалось богослужение. Пасха была отпразднована как обычно, только по вечерам некоторые из церквей превращались в клубы. Как бы то ни было, церковь Св Элуа испытала довольно печальную судьбу. Настоятель и его оба викария были арестованы. Во время майских дней церковь служила складом снарядов и чуть не сгорела. Во всем этом обвиняли бедного аббата Перрена. Конечно, без всякого основания. На меня он произвел впечатление мягкого человека, единственным недостатком которого была вера в евангелие первых христиан.
По вопросу о безбрачии священников он должно быть также держался принципов первых христиан. Однажды он пришел к нам на улицу Круассан в сопровождении прелестной молодой женщины. Он рассказал нам трогательную историю о том, как любовь вошла в его сердце священника. В тот день мы позавтракали вместе. Больше я его не видел.
Аббат Перрен был арестован по доносу и отправлен в Версаль. Один из моих друзей, также арестованный и отбывший добрых
восемь лет на острове Ну - в то время каторга была уделом храбрейших - встретил аббата Перрена в тюрьме Шантье. Священник-бунтарь не растерял своих убеждений. Когда он узнал, что ему придется предстать перед военным судом, он решил появиться перед своими судьями в церковном облачении. Кто-то из друзей - может быть верная подруга, которую я видел с ним на улице Круассан - принес ему его рясу. Об этом было дано знать властям. От него потребовали отказаться от своего намерения. Так как он настаивал, то от него силой отняли платье, которое он собирался надеть, и бывший викарий Св. Элуа должен был предстать перед своими судьями в гражданском платье.
Его прежние товарищи в своих показаниях перед судом старались всячески очернить бедного аббата Перрена. Аббат Гебель, викарий церкви Св. Элуа, обвинял его в том, что он «громогласно употреблял слово гражданин и давал это звание национальным гвардейцам».
- Свидетель ставит мне в вину то, что я называл национальных гвардейцев гражданами, - возражал аббат Перрен, - я напомню ему, что святой Павел обошел весь мир, повторяя: Cms romamis sum (Римский гражданин есмь). Поэтому я нахожу странным, что свидетель вменяет мне в преступление произнесение слова гражданин.
Председатель суда перебивает его:
- Не приводите цитат, - говорит он обвиняемому, - и отвечайте: призывали вы к нарушению порядка или нет?
- Я решительно отрицаю этот факт, - отвечает аббат Перрен, - я думаю, что лучше выполнял свой долг, чем свидетель. Не стану упоминать о некоторых подробностях, рисующих его далеко не в благоприятном свете. Скажу только, что моя отзывчивость вошла в поговорку в квартале и что я был самым неутомимым из моих коллег в посещении бедных и больных.<
Аббат Перрен отделался двумя годами тюрьмы. Что сталось с нашим гражданином аббатом? Где он? Что делает? Раскаялся ли он? Жив ли еще? Никто из нас ничего не слыхал о нем со дня его осуждения".
Не могу удержаться, еще кусочек.
"- Гражданин, внизу ждет священник, который хочет с вами переговорить.
Это наш горбун Обуэн вошел ко мне с таким сообщением.
Я собираюсь спуститься. Надеваю свое кепи поручика и наскоро соображаю: священник... священник!.. Какого чорта ему нужно от меня?.. Выхожу на улицу. Высокий парень в коричневой куртке стоит, облокотившись на прилавок торговца.
- Вот - гражданин священник, - говорит мне Обуэн со своим смехом добродушного Квазимодо
Я рассматриваю этого так называемого священника. Стройная фигура, вьющиеся темные волосы, открытое лицо... что ж!
Впечатление хорошее... Невольное любопытство заставляет меня поднять глаза к месту тонзуры. Да, это священник: волосы на затылке недавно отросли. Я начал первый.
- Что вам угодно, гражданин? Чему обязан я чести вашего посещения?
- Я, - отвечает священник,- аббат Перрен, викарий церкви Св. Элуа, находящейся, как вам известно, на улице Рейи. По правде сказать, уже несколько дней, как я больше не викарий. Мое начальство, аббат Дени объявил мне на днях о моей отставке. Причина: я - республиканец. Впрочем, прочтите это письмо, за опубликование которого в вашей газете я был бы вам очень признателен.
Священник протянул мне письмо. Я развернул его и быстро пробежал:
«Гражданин редактор,
«Беру на себя смелость писать вам эти строки в надежде на то, что вы не откажетесь оказать мне честь, дав им скромное место на столбцах вашей газеты.
Я протестую, во имя права и свободы, против несправедливости клерикального деспотизма по отношению ко мне. Граждане
Дени, настоятель церкви Св Элуа и Корнюбер, его викарий и представитель, ставят всевозможные препятствия к выполнению
мною обязанностей, которых требуют от меня наша церковь и мои религиозные убеждения.
Если я республиканец по духу и убеждениям, то это не должно быть причиной к тому, чтобы преследовать меня. Слишком долго уже наше низшее духовенство стонет под игом унизительного рабства. Пора освободить его от детских пеленок и показать нашим деспотам, что нами должен руководить разум, и что мы не согласны ради куска хлеба жертвовать своими убеждениями, честью и независимостью.
Аббат Перрен».
Пока я читал это письмо, гражданин-священник продолжал стоять.
- Вы твердо решили опубликовать это письмо? - спросил я его.
Он сделал утвердительный жест.
- Хорошо! Завтра же оно будет в «Социальной Революции».
Письмо было опубликовано. Само собой разумеется, оно только обострило ссору аббата Перрена с его настоятелем. Аббат Перрен еще раз навестил нас. Он поделился с нами своим проектом арендовать одну из парижских церквей ' и просил нашей поддержки. Я не могу сказать, осуществил ли он свой проект. Это маловероятно. В течение обоих месяцев революции во всех парижских церквах с католическим духовенством продолжалось богослужение. Пасха была отпразднована как обычно, только по вечерам некоторые из церквей превращались в клубы. Как бы то ни было, церковь Св Элуа испытала довольно печальную судьбу. Настоятель и его оба викария были арестованы. Во время майских дней церковь служила складом снарядов и чуть не сгорела. Во всем этом обвиняли бедного аббата Перрена. Конечно, без всякого основания. На меня он произвел впечатление мягкого человека, единственным недостатком которого была вера в евангелие первых христиан.
По вопросу о безбрачии священников он должно быть также держался принципов первых христиан. Однажды он пришел к нам на улицу Круассан в сопровождении прелестной молодой женщины. Он рассказал нам трогательную историю о том, как любовь вошла в его сердце священника. В тот день мы позавтракали вместе. Больше я его не видел.
Аббат Перрен был арестован по доносу и отправлен в Версаль. Один из моих друзей, также арестованный и отбывший добрых
восемь лет на острове Ну - в то время каторга была уделом храбрейших - встретил аббата Перрена в тюрьме Шантье. Священник-бунтарь не растерял своих убеждений. Когда он узнал, что ему придется предстать перед военным судом, он решил появиться перед своими судьями в церковном облачении. Кто-то из друзей - может быть верная подруга, которую я видел с ним на улице Круассан - принес ему его рясу. Об этом было дано знать властям. От него потребовали отказаться от своего намерения. Так как он настаивал, то от него силой отняли платье, которое он собирался надеть, и бывший викарий Св. Элуа должен был предстать перед своими судьями в гражданском платье.
Его прежние товарищи в своих показаниях перед судом старались всячески очернить бедного аббата Перрена. Аббат Гебель, викарий церкви Св. Элуа, обвинял его в том, что он «громогласно употреблял слово гражданин и давал это звание национальным гвардейцам».
- Свидетель ставит мне в вину то, что я называл национальных гвардейцев гражданами, - возражал аббат Перрен, - я напомню ему, что святой Павел обошел весь мир, повторяя: Cms romamis sum (Римский гражданин есмь). Поэтому я нахожу странным, что свидетель вменяет мне в преступление произнесение слова гражданин.
Председатель суда перебивает его:
- Не приводите цитат, - говорит он обвиняемому, - и отвечайте: призывали вы к нарушению порядка или нет?
- Я решительно отрицаю этот факт, - отвечает аббат Перрен, - я думаю, что лучше выполнял свой долг, чем свидетель. Не стану упоминать о некоторых подробностях, рисующих его далеко не в благоприятном свете. Скажу только, что моя отзывчивость вошла в поговорку в квартале и что я был самым неутомимым из моих коллег в посещении бедных и больных.<
Аббат Перрен отделался двумя годами тюрьмы. Что сталось с нашим гражданином аббатом? Где он? Что делает? Раскаялся ли он? Жив ли еще? Никто из нас ничего не слыхал о нем со дня его осуждения".