Дневник 1978-79. Глава 9. Непонятая порочность мироздания
Восьмая глава
Спектакль "Эдит Пиаф" в театре имени Моссовета
Мне становится все интереснее и интереснее читать и выкладывать тексты из этой моей старой тетрадки. Чистый эгоизм. Театральным критиком я так и не стал - по факту, но, видимо, мог бы стать, да не сложилось, да и не слишком-то хотелось, впрочем, это совсем другая, гораздо более поздняя и грустная история.
И влюблялся я в актрис, хотя и ненадолго, но безоглядно. При этом явно переоценивая и превознося их. Ну что ж, это вполне укладывается в рамки юношеского восприятия мира и женщин.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
25 июля 1978 года
Полет куда-то вдаль
Нина Дробышева - актриса, о которой невозможно ничего сказать сразу и односложно.
Когда я увидел ее в первый раз, в спектакле "Вечерний свет" (по телевизору)- я решил, что это жеманно-вымученная актриса, причем подражающая О. Яковлевой.
Она действительно внешне схожа с Яковлевой, но сравнивать их никак нельзя, настолько разнородны их свойства.
Яковлева - тончайшая, нюансовая психологическая актриса. Дробышева - очень внешняя, эффектная и грубоватая. Она обладает секретом завораживать зрительный зал, заставлять слушать. Она играет одержимо, безудержно, на самых гибельных верхах, из-за чего создается эффект почти физического преодоления слабости, несовершенства человеческого существа и полета куда-то вдаль. Это получается благодаря тому, что она все время должна переорывать (sic!) песни Эдит Пиаф.
Я веду свой рассказ о спектакле театра Моссовета "Эдит Пиаф". Б. Щедрин создал совершенно несообразный и непонятный по форме, условный моноспектакль. Точнее, он тяготеет к моноспектаклю, но таковым не является, так как Щедрин разработал непонятную, но непростую пластическую жизнь других персонажей. И в рамках этого спектакля про Б. Иванова, А. Адоскина и Л. Евтифьева нельзя сказать, чтобы они просто подыгрывали.
Стихия вместо образа
Жанр мелодрамы близок Н. Дробышевой - Эдит Пиаф, очаровательной и грубовато-женственной. Она актриса эстрадно-площадного типа, целиком работающая на зрителя. Ей нужны громогласные драматические краски, неожиданные повороты, страсти.
У Дробышевой необычный тембр голоса, интонации - неожиданно близкие Эдит Пиаф. Ее голос необузданно лиричен и кажется бескрайним, как и у певицы. Дробышева органична в таком открыто-зло-театральном представлении, но, по моему мнению, она не смогла бы играть обыкновенной роль в какой-нибудь пьесе.
В ее игре нет ни грана психологизма, она не переживает своей роли. Дробышева купается в ее страстях, противоречиях, но постоянно отстранена от нее. Она не создает характера, а создает стихию, внешний образ.
Это губительно в любом серьезном спектакле. "Эдит Пиаф" я считаю несерьезным, экспериментально-хулиганским. Но тем не менее благодаря творческой личности Нины Дробышевой, не менее человеческой, чем актерской, спектакль "Эдит Пиаф" имеет некое идейное наполнение. Хотя я не понимаю цели его создания и причины его популярности.
26 июля
Комедия - дело серьезное
За последнее время мне удалось повидать 3 шекспировские комедии, и еще одна идет в театре Станиславского, так что можно заключить, что комедии эти популярны.
Но разберемся в каждой поподробнее.
"Много шума из ничего" в ГИТИСе (в учебном театре, где играл выпускной курс актерского факультета) - романтический балаган или точнее, детский капустник с большими лирическими включениями, образующее вместе довольно цельное и веселое представление. К сожалению, актеры-студенты по большей части не отличаются большим мастерством - ничто у них не идет дальше добротного ученичества. Только у двоих - А. Блохина и А. Юшина было за душой что-то большее (но и эти двое ничего не добились потом в актерской профессии). Но духу комедии спектакль был верен.
Иное дело - "Двенадцатая ночь" в Современнике - я уже писал и подробно рассмотрел ее, и "Конец делу венец" в театре Ермоловой.
Несмотря на абсолютно разные индивидуальности и даже национальности режиссеров, спектакли оказались схожими и по трактовке материала (тут каждый шел сам), да и по постановочным средствам - здесь несамостоятельность ермоловского коллектива.
Но начнем с главного. Обе комедии решены в штампах обычной комедии Шекспира, и я бы сказал -0 в общекомедийных штампах, т.е. цель представления - смех, увеселение.
И конечно в этой области П. Джеймс несравненно ушел вперед, очень оригинально и изобретательно обыграв текст, а режиссер ермоловского спектакля И. Соловьев (Иван Соловьев, народный артист РСФСР, актер, поставивший описываемый спектакль и сыгравший в нем одну из главных ролей) едет на проверенных банальных остротах, рассчитанных на низший сорт публики и даже шекспировский юмор звучит у него слабо, Соловьев не уловил горький, циничный, разочарованный его тон.
Банально, тривиально и стереотипно
Многие приемы явно взяты из Современника, а, например, актер А. Жарков в роли Пароля повторяет К. Райкина - Эгьючика, только намного хуже.
Далее, в "12 ночи" есть не только смех, режиссер создал, как я уже говорил, сексуально-лирическую комедию, однородную и единую.
"Конец делу венец" лишен цельности, он дробен, эпизодичен. Это происходит из-за постоянного тушения света между сценами и какой-то бесформенной музыки, всё это разделяет сцены, а не сращивает их.
Да кроме того, лирическая и комедийная линии существуют в спектакле отдельно. Комедийную линию и линией-то не назовешь - это просто ряд сцен, банальных и низкосортно остроумных, и очень по-разному сыгранных актерами. Единственный, кто действительно в русле шекспировского юмора - это шут - Г. Энтин, очень умно, со знанием материала, с затаенным цинизмом и презрением сыгранный этим небезынтересным актером (вспомним его эвенка Еремеева в "Прошлым летом").
Другие же актеры - А. Жарков, А. Шейнин, В. Петченко - не обладают ярко различимыми творческими индивидуальностями и весьма тривиальны и стереотипны.
Сладостный голос оранжеватого тембра
Намного сильнее и интереснее в спектакле лирическая линия. Она лучше не в режиссерском отношении, режиссер И. Соловьев проявляет себя режиссером лишь в комических трюках, и не с лучшей стороны.
Сила этой линии - в замечательной актрисе В. Ивановой, играющей Елену. Она актриса молодая, недавно вышедшая на главные роли. У нее прекрасные данные. Она очаровательная и хорошенькая женщина, несколько пухленькая, но от этого еще более приятная. Она легко держится на сцене. И у нее чудесный, даже сладостный, оранжеватый тембр голоса (Кстати, как я выяснил, Валентина Иванова была уже тогда достаточно опытной актрисой, а вовсе не дебютанткой, ей уже было 34 года, ну а потом она так и сгинула в болоте Ермоловского театра, хотя периодически снималась в кино, но не запомнилась).
И самое главное - она искренна и простосердечна. Роль не столь проста. Мы должны полюбить эту девушку, поверить, что она иначе не могла - ведь она сама добивается любви и даже подменяет собой любовницу своего мужа, чтобы получить ребенка и любовь от Бертрама.
Не порочная женщина
Это типично маньеристская ситуация, обычная у Тирсо, принявшая мрачноватую и безотрадную окраску в "Мере за меру". Есть эта безотрадность и мрачность в "Конце", но нет ее в спектакле. Впрочем, об этом - дальше.
Иванова на удивление естественно смотрится в неестественной ситуации. Она так убеждает нас в силе своей любви к Бертраму, что принятое ею решение воспринимается зрителем с облегчением.
Ни на минуту не кажется Елена порочной женщиной, несмотря ни на что, нетронутой проносит сквозь окружающий ее разврат чистоту и девственность, чудесный дар природы. И вот то, что В. Иванова убедила нас в необходимости свершенной подмены, доказывает глубокое раскрытие
сердцевины образа и присутствие божьего дара - таланта. У актрисы нет фальшивых жестов, интонаций, она справилась со сложнейшими стихотворными монологами, преодолела преграды и штампы современной манеры. Это прекрасно. Появилась еще одна талантливая актриса (увы, как появилась, так и исчезла).
Без опоры и подтекста
К сожалению, В. Иванова играет одна, почти без опоры.
Бертрам - А. Шейнин ей не помощник, актер заблудился между гордым характером героя и смешными трюками. И очень характерный, глубокий шекспировский образ, часто встречающийся в позднем Ренессансе, да и современный всем другим временам, не прозвучал. Шейнин слишком дробит его и играет в неверной манере, анекдотично.
Не помогает актрисе и весь строй постановки. Елена не кажется порочной женщиной, она и не должна ею быть. Елену вынуждает на столь необычные поступки порочность мира, его несправедливое устройство, когда люди оценивают друг друга по внешним признакам, а не по сути. Именно этой порочности мира, порождающего Бертрамов и Паролей (их образы также вышли очень анекдотичными, не обобщенными), этого несовершенства мира в спектакле нет.
Занавес представляет собой радужную, веселенькую картинку поля, леса и стогов, картину более приложимую к пьесе Шекспира "Как вам это понравится".
И вся декорация решена художником В. Серебровским в светло зеленых радостных тонах. Зеленый цвет преобладает в спектакле, зеленый задник, зеленые стены и нечто вроде зеленых диванных подушек, мотающееся все время по сцене и изображающее самые разные предметы.
Но внешние различия уступают перед внутренним сходством - отсутствием шекспировского внутреннего плана, второго плана. Если применительно к "12 ночи" это очень частая ошибка, да и не настолько ясен там подтекст. Но в "Конце" мрачновато-маньеристская окраска разочарования, прозрения - вполне различимы. И если уж надо было ставить это редко появляющееся на сценах России произведение, надо было бы ясно разглядеть его сложность и глубокий смысл.
Как актер победил режиссера
Но самое странное: то, чего не увидел Соловьев-режиссер, очень ясно видно в его исполнении роли короля. Соловьев-актер понял и второй, и первый план, и потому образ, им созданный, по-шекспировски непрост, многообразен.
Соловьев играет вариацию образа Дука из "Меры за меру", и ироничный, маньеристский дух наполняет все его монологи, он сквозит в его голосе, в его глазах. И именно этот дух определяет условно-театральный финал, графично-тонко проведенный актером - жаль, что он логически не проистекает из всей постановки, а лишь из одной роли.
Сцены из спектакля "Конец делу венец"
Слева - та самая "ермоловская" Валентина Иванова в фильме "Угрюм-река", на 10 лет раньше, чем события, описываемые в моем дневнике. Справа - Нина Дробышева, но ее и так хорошо знают
Дневник 1978-79
Мои дневники
Спектакль "Эдит Пиаф" в театре имени Моссовета
Мне становится все интереснее и интереснее читать и выкладывать тексты из этой моей старой тетрадки. Чистый эгоизм. Театральным критиком я так и не стал - по факту, но, видимо, мог бы стать, да не сложилось, да и не слишком-то хотелось, впрочем, это совсем другая, гораздо более поздняя и грустная история.
И влюблялся я в актрис, хотя и ненадолго, но безоглядно. При этом явно переоценивая и превознося их. Ну что ж, это вполне укладывается в рамки юношеского восприятия мира и женщин.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
25 июля 1978 года
Полет куда-то вдаль
Нина Дробышева - актриса, о которой невозможно ничего сказать сразу и односложно.
Когда я увидел ее в первый раз, в спектакле "Вечерний свет" (по телевизору)- я решил, что это жеманно-вымученная актриса, причем подражающая О. Яковлевой.
Она действительно внешне схожа с Яковлевой, но сравнивать их никак нельзя, настолько разнородны их свойства.
Яковлева - тончайшая, нюансовая психологическая актриса. Дробышева - очень внешняя, эффектная и грубоватая. Она обладает секретом завораживать зрительный зал, заставлять слушать. Она играет одержимо, безудержно, на самых гибельных верхах, из-за чего создается эффект почти физического преодоления слабости, несовершенства человеческого существа и полета куда-то вдаль. Это получается благодаря тому, что она все время должна переорывать (sic!) песни Эдит Пиаф.
Я веду свой рассказ о спектакле театра Моссовета "Эдит Пиаф". Б. Щедрин создал совершенно несообразный и непонятный по форме, условный моноспектакль. Точнее, он тяготеет к моноспектаклю, но таковым не является, так как Щедрин разработал непонятную, но непростую пластическую жизнь других персонажей. И в рамках этого спектакля про Б. Иванова, А. Адоскина и Л. Евтифьева нельзя сказать, чтобы они просто подыгрывали.
Стихия вместо образа
Жанр мелодрамы близок Н. Дробышевой - Эдит Пиаф, очаровательной и грубовато-женственной. Она актриса эстрадно-площадного типа, целиком работающая на зрителя. Ей нужны громогласные драматические краски, неожиданные повороты, страсти.
У Дробышевой необычный тембр голоса, интонации - неожиданно близкие Эдит Пиаф. Ее голос необузданно лиричен и кажется бескрайним, как и у певицы. Дробышева органична в таком открыто-зло-театральном представлении, но, по моему мнению, она не смогла бы играть обыкновенной роль в какой-нибудь пьесе.
В ее игре нет ни грана психологизма, она не переживает своей роли. Дробышева купается в ее страстях, противоречиях, но постоянно отстранена от нее. Она не создает характера, а создает стихию, внешний образ.
Это губительно в любом серьезном спектакле. "Эдит Пиаф" я считаю несерьезным, экспериментально-хулиганским. Но тем не менее благодаря творческой личности Нины Дробышевой, не менее человеческой, чем актерской, спектакль "Эдит Пиаф" имеет некое идейное наполнение. Хотя я не понимаю цели его создания и причины его популярности.
26 июля
Комедия - дело серьезное
За последнее время мне удалось повидать 3 шекспировские комедии, и еще одна идет в театре Станиславского, так что можно заключить, что комедии эти популярны.
Но разберемся в каждой поподробнее.
"Много шума из ничего" в ГИТИСе (в учебном театре, где играл выпускной курс актерского факультета) - романтический балаган или точнее, детский капустник с большими лирическими включениями, образующее вместе довольно цельное и веселое представление. К сожалению, актеры-студенты по большей части не отличаются большим мастерством - ничто у них не идет дальше добротного ученичества. Только у двоих - А. Блохина и А. Юшина было за душой что-то большее (но и эти двое ничего не добились потом в актерской профессии). Но духу комедии спектакль был верен.
Иное дело - "Двенадцатая ночь" в Современнике - я уже писал и подробно рассмотрел ее, и "Конец делу венец" в театре Ермоловой.
Несмотря на абсолютно разные индивидуальности и даже национальности режиссеров, спектакли оказались схожими и по трактовке материала (тут каждый шел сам), да и по постановочным средствам - здесь несамостоятельность ермоловского коллектива.
Но начнем с главного. Обе комедии решены в штампах обычной комедии Шекспира, и я бы сказал -0 в общекомедийных штампах, т.е. цель представления - смех, увеселение.
И конечно в этой области П. Джеймс несравненно ушел вперед, очень оригинально и изобретательно обыграв текст, а режиссер ермоловского спектакля И. Соловьев (Иван Соловьев, народный артист РСФСР, актер, поставивший описываемый спектакль и сыгравший в нем одну из главных ролей) едет на проверенных банальных остротах, рассчитанных на низший сорт публики и даже шекспировский юмор звучит у него слабо, Соловьев не уловил горький, циничный, разочарованный его тон.
Банально, тривиально и стереотипно
Многие приемы явно взяты из Современника, а, например, актер А. Жарков в роли Пароля повторяет К. Райкина - Эгьючика, только намного хуже.
Далее, в "12 ночи" есть не только смех, режиссер создал, как я уже говорил, сексуально-лирическую комедию, однородную и единую.
"Конец делу венец" лишен цельности, он дробен, эпизодичен. Это происходит из-за постоянного тушения света между сценами и какой-то бесформенной музыки, всё это разделяет сцены, а не сращивает их.
Да кроме того, лирическая и комедийная линии существуют в спектакле отдельно. Комедийную линию и линией-то не назовешь - это просто ряд сцен, банальных и низкосортно остроумных, и очень по-разному сыгранных актерами. Единственный, кто действительно в русле шекспировского юмора - это шут - Г. Энтин, очень умно, со знанием материала, с затаенным цинизмом и презрением сыгранный этим небезынтересным актером (вспомним его эвенка Еремеева в "Прошлым летом").
Другие же актеры - А. Жарков, А. Шейнин, В. Петченко - не обладают ярко различимыми творческими индивидуальностями и весьма тривиальны и стереотипны.
Сладостный голос оранжеватого тембра
Намного сильнее и интереснее в спектакле лирическая линия. Она лучше не в режиссерском отношении, режиссер И. Соловьев проявляет себя режиссером лишь в комических трюках, и не с лучшей стороны.
Сила этой линии - в замечательной актрисе В. Ивановой, играющей Елену. Она актриса молодая, недавно вышедшая на главные роли. У нее прекрасные данные. Она очаровательная и хорошенькая женщина, несколько пухленькая, но от этого еще более приятная. Она легко держится на сцене. И у нее чудесный, даже сладостный, оранжеватый тембр голоса (Кстати, как я выяснил, Валентина Иванова была уже тогда достаточно опытной актрисой, а вовсе не дебютанткой, ей уже было 34 года, ну а потом она так и сгинула в болоте Ермоловского театра, хотя периодически снималась в кино, но не запомнилась).
И самое главное - она искренна и простосердечна. Роль не столь проста. Мы должны полюбить эту девушку, поверить, что она иначе не могла - ведь она сама добивается любви и даже подменяет собой любовницу своего мужа, чтобы получить ребенка и любовь от Бертрама.
Не порочная женщина
Это типично маньеристская ситуация, обычная у Тирсо, принявшая мрачноватую и безотрадную окраску в "Мере за меру". Есть эта безотрадность и мрачность в "Конце", но нет ее в спектакле. Впрочем, об этом - дальше.
Иванова на удивление естественно смотрится в неестественной ситуации. Она так убеждает нас в силе своей любви к Бертраму, что принятое ею решение воспринимается зрителем с облегчением.
Ни на минуту не кажется Елена порочной женщиной, несмотря ни на что, нетронутой проносит сквозь окружающий ее разврат чистоту и девственность, чудесный дар природы. И вот то, что В. Иванова убедила нас в необходимости свершенной подмены, доказывает глубокое раскрытие
сердцевины образа и присутствие божьего дара - таланта. У актрисы нет фальшивых жестов, интонаций, она справилась со сложнейшими стихотворными монологами, преодолела преграды и штампы современной манеры. Это прекрасно. Появилась еще одна талантливая актриса (увы, как появилась, так и исчезла).
Без опоры и подтекста
К сожалению, В. Иванова играет одна, почти без опоры.
Бертрам - А. Шейнин ей не помощник, актер заблудился между гордым характером героя и смешными трюками. И очень характерный, глубокий шекспировский образ, часто встречающийся в позднем Ренессансе, да и современный всем другим временам, не прозвучал. Шейнин слишком дробит его и играет в неверной манере, анекдотично.
Не помогает актрисе и весь строй постановки. Елена не кажется порочной женщиной, она и не должна ею быть. Елену вынуждает на столь необычные поступки порочность мира, его несправедливое устройство, когда люди оценивают друг друга по внешним признакам, а не по сути. Именно этой порочности мира, порождающего Бертрамов и Паролей (их образы также вышли очень анекдотичными, не обобщенными), этого несовершенства мира в спектакле нет.
Занавес представляет собой радужную, веселенькую картинку поля, леса и стогов, картину более приложимую к пьесе Шекспира "Как вам это понравится".
И вся декорация решена художником В. Серебровским в светло зеленых радостных тонах. Зеленый цвет преобладает в спектакле, зеленый задник, зеленые стены и нечто вроде зеленых диванных подушек, мотающееся все время по сцене и изображающее самые разные предметы.
Но внешние различия уступают перед внутренним сходством - отсутствием шекспировского внутреннего плана, второго плана. Если применительно к "12 ночи" это очень частая ошибка, да и не настолько ясен там подтекст. Но в "Конце" мрачновато-маньеристская окраска разочарования, прозрения - вполне различимы. И если уж надо было ставить это редко появляющееся на сценах России произведение, надо было бы ясно разглядеть его сложность и глубокий смысл.
Как актер победил режиссера
Но самое странное: то, чего не увидел Соловьев-режиссер, очень ясно видно в его исполнении роли короля. Соловьев-актер понял и второй, и первый план, и потому образ, им созданный, по-шекспировски непрост, многообразен.
Соловьев играет вариацию образа Дука из "Меры за меру", и ироничный, маньеристский дух наполняет все его монологи, он сквозит в его голосе, в его глазах. И именно этот дух определяет условно-театральный финал, графично-тонко проведенный актером - жаль, что он логически не проистекает из всей постановки, а лишь из одной роли.
Сцены из спектакля "Конец делу венец"
Слева - та самая "ермоловская" Валентина Иванова в фильме "Угрюм-река", на 10 лет раньше, чем события, описываемые в моем дневнике. Справа - Нина Дробышева, но ее и так хорошо знают
Дневник 1978-79
Мои дневники