Дневник. 1983-86 год. Глава 24. Литераторы и имитаторы
Двадцать третья глава
Сцена из спектакля "Последний срок" по повести Валентина Распутина
Прямо скажем, не самый интересный - для посторонних - фрагмент. Но он дает представление о моей повседневной жизни той поры, интенсивном чтении и не менее интенсивных размышлениях над прочитанным.
Я бывал неоправданно резок - например, в вопросе об "имитаторах", когда зачислил в "бездарности" людей отнюдь не бездарных, но по молодости такое случается.
Любопытно еще, что как раз начался 1985 год, но мы в его первые месяцы еще понятия не имели, насколько этот год важный, исторический и переломный.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
15 февраля 1985 года
Поток сознания умирающей старухи
Читал В. Распутина, "Последний срок". Да, это великий современный русский писатель. Нигде больше я не встречал такого потока сознания умирающей старухи. Ну, только у Фолкнера.
Но Распутин не формально принял его влияние, и потому я термин "поток сознания" употребил без кавычек. У Распутина это естественный поток реального угасающего сознания на пороге смерти, а не нарочитый литературный прием, каковым он является даже у талантливого В. Белова. Распутин глубже и более укорененный, что ли. Более солидный автор.
В "Последнем сроке" обрисовано немало проблем, одна где-то перекликается с заветными мыслями Айтматова из последнего романа: очень легкомысленно мы относимся к смерти, даже к смерти самых родных.
Дети старухи не подлы, не бездушны, но они не могут пожертвовать ничем, чтобы подождать еще день и похоронить мать. Они уезжают, убеждая себя, что мать не умирает, что она выздоровела, но сами не могут этому поверить.
Нет, речь не о равнодушии молодых в банальном смысле, а о каком-то кардинальном, принципиальном отрыве от родных корней, от высокого, вечного, как тайга, затопляемая в другой повести Распутина, которую я еще не читал.
В таком аспекте рассмотрена тема алкоголизма советской деревни, глубокого и коренного. Теперь становится ясно, что сакраментальные фразы, будто на Руси всегда пили, неверны. Уже и статистика говорит, что сейчас пьют гораздо больше, чем даже до войны.
Коснулся этого и Распутин. Сцены пьянства великолепны и неповторимы. И, наверное, из-за них и пытались инсценировать повесть, в чем потерпели полное поражение.
"Деньги для Марии" схематичнее, проще, жестче. И на сцену просятся сразу. Только бездарность В. Андреева загубила спектакль.
Но моральное содержание повести ясно, нравственные уроки тоже, и как-то не задерживает внимания, не увлекает и разочаровывает неясностью финала.
Коллективизация как оккупация
Еще одну сильную повесть я прочел - "Знак беды" Василя Быкова. Как всегда, о войне, но не только о войне. А и о том, как советские люди становились полицаями, и о фашистских методах сталинской колхозной политики. Период коллективизации выглядит у Быкова так же страшно, как период оккупации.
Несчастная белорусская деревня, только и можно сказать. А главные герои на этот раз не партизаны, а пассивные крестьяне, поневоле становящиеся борцами. Повесть крайне мрачна, оптимизма, даже исторического, не ощущается.
9 марта
Игра мыслей Джейн Остин
Джейн Остин - тонкая и изящнейшая английская писательница. Ее психологическая игра мыслей и красок в Northanger Abbey - предвестье Генри Джеймса. Это проза интеллектуальная, полная скрытой и явной иронии, чуть подернутая дымкой женственности. Хотя это не дамское рукоделие, но исследуется психология женская, ее нюансы и противуречия, мужчины более однокрасочны и рассмотрены сквозь призму дамских восприятий и реакций.
Пласт пародийный, насмешка над готическим романом - это утеряно для современного читателя (для меня хотя бы) и не воспринимается - значительная помеха при чтении романа. Но психологическая игра, насыщенность все же забирают внимание. В Англии женщины всегда были сильны в прозе, и Остин одна из первых среди них.
Карьера на народных корнях
В нашей советской прозе проскакивают смелые произведения. "Имитатор" С. Есина - хлесткая повесть о том, как бездарный художник сделал карьеру, возможную только в СССР. Он играет на своих народных, деревенских корнях, на "народности" своего творчества, на друге в партийных инстанциях, которому он давал развратничать в своей студии.
В результате ему поручают ехать в Париж оформлять "русский зал", фактически представлять советское искусство.
Эта повесть, на мой взгляд, не о конкретном художнике, хотя поговаривают о Глазунове, а о том, как у нас можно, имитируя талант, а главное, идейность, партийность и народность (хрен с ним, с талантом), стать крупнейшим деятелем своей области искусств. В пример можно привести Бондарчука, Г. Маркова, А. Пахмутову, С. Ротару (все тут лишние, кроме Г. Маркова, но я в 1985 году написал эту глупость, а из песни слов не выкинешь). Да, Есин высоко замахнулся и на удивление откровенен в своей повести.
Псевдороман в фальшивой обертке
А рядом роман Бондарева (еще один имитатор!) "Игра", как яркий пример, иллюстрация к Есину.
Роман полон псевдо, квазифилософии, мыслей об искусстве в эффектной, но фальшивой обертке. И если автору порой удаются пейзажные зарисовки, то диалог написан таким замысловатым языком, отдаленно напоминающим русский, что читать невозможно. Я и не дочитал, бросил.
Еще сцена из спектакля "Последний срок" по Валентину Распутину
Мои дневники
Дневник. 1983-86 год
Сцена из спектакля "Последний срок" по повести Валентина Распутина
Прямо скажем, не самый интересный - для посторонних - фрагмент. Но он дает представление о моей повседневной жизни той поры, интенсивном чтении и не менее интенсивных размышлениях над прочитанным.
Я бывал неоправданно резок - например, в вопросе об "имитаторах", когда зачислил в "бездарности" людей отнюдь не бездарных, но по молодости такое случается.
Любопытно еще, что как раз начался 1985 год, но мы в его первые месяцы еще понятия не имели, насколько этот год важный, исторический и переломный.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
15 февраля 1985 года
Поток сознания умирающей старухи
Читал В. Распутина, "Последний срок". Да, это великий современный русский писатель. Нигде больше я не встречал такого потока сознания умирающей старухи. Ну, только у Фолкнера.
Но Распутин не формально принял его влияние, и потому я термин "поток сознания" употребил без кавычек. У Распутина это естественный поток реального угасающего сознания на пороге смерти, а не нарочитый литературный прием, каковым он является даже у талантливого В. Белова. Распутин глубже и более укорененный, что ли. Более солидный автор.
В "Последнем сроке" обрисовано немало проблем, одна где-то перекликается с заветными мыслями Айтматова из последнего романа: очень легкомысленно мы относимся к смерти, даже к смерти самых родных.
Дети старухи не подлы, не бездушны, но они не могут пожертвовать ничем, чтобы подождать еще день и похоронить мать. Они уезжают, убеждая себя, что мать не умирает, что она выздоровела, но сами не могут этому поверить.
Нет, речь не о равнодушии молодых в банальном смысле, а о каком-то кардинальном, принципиальном отрыве от родных корней, от высокого, вечного, как тайга, затопляемая в другой повести Распутина, которую я еще не читал.
В таком аспекте рассмотрена тема алкоголизма советской деревни, глубокого и коренного. Теперь становится ясно, что сакраментальные фразы, будто на Руси всегда пили, неверны. Уже и статистика говорит, что сейчас пьют гораздо больше, чем даже до войны.
Коснулся этого и Распутин. Сцены пьянства великолепны и неповторимы. И, наверное, из-за них и пытались инсценировать повесть, в чем потерпели полное поражение.
"Деньги для Марии" схематичнее, проще, жестче. И на сцену просятся сразу. Только бездарность В. Андреева загубила спектакль.
Но моральное содержание повести ясно, нравственные уроки тоже, и как-то не задерживает внимания, не увлекает и разочаровывает неясностью финала.
Коллективизация как оккупация
Еще одну сильную повесть я прочел - "Знак беды" Василя Быкова. Как всегда, о войне, но не только о войне. А и о том, как советские люди становились полицаями, и о фашистских методах сталинской колхозной политики. Период коллективизации выглядит у Быкова так же страшно, как период оккупации.
Несчастная белорусская деревня, только и можно сказать. А главные герои на этот раз не партизаны, а пассивные крестьяне, поневоле становящиеся борцами. Повесть крайне мрачна, оптимизма, даже исторического, не ощущается.
9 марта
Игра мыслей Джейн Остин
Джейн Остин - тонкая и изящнейшая английская писательница. Ее психологическая игра мыслей и красок в Northanger Abbey - предвестье Генри Джеймса. Это проза интеллектуальная, полная скрытой и явной иронии, чуть подернутая дымкой женственности. Хотя это не дамское рукоделие, но исследуется психология женская, ее нюансы и противуречия, мужчины более однокрасочны и рассмотрены сквозь призму дамских восприятий и реакций.
Пласт пародийный, насмешка над готическим романом - это утеряно для современного читателя (для меня хотя бы) и не воспринимается - значительная помеха при чтении романа. Но психологическая игра, насыщенность все же забирают внимание. В Англии женщины всегда были сильны в прозе, и Остин одна из первых среди них.
Карьера на народных корнях
В нашей советской прозе проскакивают смелые произведения. "Имитатор" С. Есина - хлесткая повесть о том, как бездарный художник сделал карьеру, возможную только в СССР. Он играет на своих народных, деревенских корнях, на "народности" своего творчества, на друге в партийных инстанциях, которому он давал развратничать в своей студии.
В результате ему поручают ехать в Париж оформлять "русский зал", фактически представлять советское искусство.
Эта повесть, на мой взгляд, не о конкретном художнике, хотя поговаривают о Глазунове, а о том, как у нас можно, имитируя талант, а главное, идейность, партийность и народность (хрен с ним, с талантом), стать крупнейшим деятелем своей области искусств. В пример можно привести Бондарчука, Г. Маркова, А. Пахмутову, С. Ротару (все тут лишние, кроме Г. Маркова, но я в 1985 году написал эту глупость, а из песни слов не выкинешь). Да, Есин высоко замахнулся и на удивление откровенен в своей повести.
Псевдороман в фальшивой обертке
А рядом роман Бондарева (еще один имитатор!) "Игра", как яркий пример, иллюстрация к Есину.
Роман полон псевдо, квазифилософии, мыслей об искусстве в эффектной, но фальшивой обертке. И если автору порой удаются пейзажные зарисовки, то диалог написан таким замысловатым языком, отдаленно напоминающим русский, что читать невозможно. Я и не дочитал, бросил.
Еще сцена из спектакля "Последний срок" по Валентину Распутину
Мои дневники
Дневник. 1983-86 год