Сорок четвертая глава Иллюстрация к повести Фазиля Искандера "Кролики и удавы"
Конечно, сегодня смешно читать про все эти переживания из-за перестройки и гласности, которые то тормозились, то не развивались... В принципе, я, конечно, понимал, что "процесс пошел", и его не остановить, но мне хотелось, чтобы процесс этот шел быстрее и без зигзагов.
Понимал ли я, что этот процесс идет к разрушению страны? Не совсем. Но повторю еще раз: советская власть до такой степени смертельно надоела, что хотелось ее разрушения любой ценой. Именно такие были у меня ощущения, и изменить их задним числом я не могу и не хочу.
Тут еще разные писатели упоминаются. Ну, Битова и Искандера все знают, про Азольского я сам с трудом вспомнил, хотя он был все-таки настоящим прозаиком, а не пустым графоманом, про Пьецуха помню, хотя можно было бы и забыть, так как он деградировал впоследствии.
А вот кто и что такое Сергей Николаев, сочинивший "Записки ангела", ничего не могу сказать, не нашел никакой информации, как будто "мальчика и не было". Тем более не знаю, стоит ли об этом сожалеть.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
12 сентября 1987 года
Под прицелом спецслужб
Очень плохо с перестройкой! Чебриков такого наговорил в речи по поводу 110-летия "Железного Феликса", что страшно стало: мы все под прицелом спецслужб, интеллигенция увлеклась критиканством, очерняются отдельные этапы истории, мы гордимся каждым прожитым днем!
Мать-перемать, чтоб им сдохнуть, да ничего не выйдет в этой проклятой стране, которая, увы, моя Родина.
15 сентября
Коммунизм как фантастическая капуста
Потрясающая повесть Фазиля Искандера "Кролики и удавы", о некоем обществе, целостном социуме, которое состоит из удавов и кроликов.
Удавы кроликов глотают, гипнотизируя их перед этим. Правит ими питон, правит жестоко диктаторски. Общество весьма напоминает социалистическое, с периферийными удавами, удавами из глубинки, инакомыслящими и пр.
Один из удавов когда-то проглотил кролика, а тот у него в желудке заговорил и оскорбил царя Питона, удава с кроликом в брюхе изгнали и топтали слонами, ибо "удав, из которого говорит кролик, не тот удав, который нам нужен".
Рядом общество, то есть сообщество кроликов со своим королем. Их социум тоже очень похож на сталинскую тоталитарную систему.
Один из кроликов, Задумавшийся, мудрец и мыслитель, понял, что гипноз удавов - это миф, всё дело в страхе кроликов перед ними. Он сообщил это королю, а тот испугался, он при помощи этого страха управляет кроликами, и ему выгодно держать их напуганными и обещать некую фантастическую цветную капусту (читай: коммунизм).
Причем ходят слухи о неких тайных плантациях цветной капусты, где работают "ученые" кролики. Когда кролики исчезают, то народ думает, будто они попадают на эти плантации, а затем туда попадают и семьи тех, кто исчезает.
Буревестник и приближенные к столу
Вообще полу-сталинский террор, "приближенные к столу" и стремящиеся приблизиться и т.д. Да, занятен поэт, страстный любитель бурь и буревестников, полуслепой, принимающий ворон за орлов. Да не стоит дальше пересказывать сюжет.
Искандер разрабатывает темы предательства, карьеризма, грубо говоря. Психологически и философски исследует постепенные этапы предательства. И Поэта, продавшего поэзию за сладкие яства на королевском столе, и Находчивого, который предал на погибель Задумавшегося, мешавшего спокойно править кроликами. И подлость народа, который надо переучивать понемногу, ибо он плевал на перспективы и не хочет терять сегодняшних кусочков, пускай и ворованных, незаконных. И необходимость приносить жертвы ради грядущих изменений, но жертвовать собой, а не другими.
Что-то вроде Оруэлла
Конец пессимистичен. Удавы отказались от гипноза и стали кроликов душить, а те привыкли к этому и предпочли смутным веяниям, пущенным Задумавшимся. Но и кролики, и удавы (вместо "инородца" питона ими стал стал править удав) вспоминают с легкой ностальгией былой "порядок".
Но ничего не изменилось, демократия помаячила вдали и сгинула. Кроликам, то есть, пардон, людям, уже ничто не может помочь.
Искандер не пишет именно о социализме, он выстраивает и модифицирует обобщенную модель человеческого общества, где ближайшие удобства всегда перевешивают отдаленные и неопределенные надежды.
Но очень много конкретных параллелей с нашим "замечательным" советским обществом, и живет этот сложный мир кроликов и удавов по нашим социалистическим законам. Что-то вроде этого описал в свое время Оруэлл в Animal Farm, но он писал со стороны, в принципе, а Искандер хлебнул нашего горького дерьма изнутри.
Несколько философских моментов потрясают глубиной, эта повесть намного выше однообразной и выдохшейся серии о Чике.
К Искандеру еще вернусь, а пока о другом прочитанном.
20 сентября
Дебют, затянувшийся лет на 20
Некто Азольский, повесть "Степан Сергеич". Автор - начинающий писатель, но дебют его затянулся лет на 20. Степан Сергеич - туповатый честный офицер, который всё воспринимает буквально, и вредительство, и то, что вокруг враги народа и т.д.
Начинает он в сталинской армии, где всех достает требованиями точно выполнять устав. Затем по нелепой случайности из армии вылетает (хорошо передана атмосфера готовящегося Жуковского путча, так же не удавшегося, как дурацкое бряцание орудиями на заштатном параде). И оказывается в НИИ, при котором функционирует завод.
Там Степан Сергеич вступает в противоборство с гидрой советской плановой экономики, которая самой сутью своей создана для жульничества и воровства, причем личная выгода зачастую не так важна, как вынужденный охмурёж, ради дела, а иначе крышка заводу и людям.
Идиотизм нашего советского планирования и алогизм приказного командования экономикой - это все давно нам известно. Азольский анализирует этот экономико-идеологический маразм (ибо парторг руководит всем, и из его уст извергается: всё ради плана. Наша партия довела нас до этого маразма, и всё это в романе ясно).
Живой и теплый Степан Сергеич
Степан Сергеич всем мешает, лезет во все дыры, но и он в конце концов понимает, как человек занудно-кристалльно чистый и стремящийся дойти до сути, что надо не разоблачать частное жульничество, по-сталински вопя о вредительстве, а надо менять всю систему (хорошо бы строй), а это ему не под силу, и утихомиривается, уйдя в себя.
В то же время те, кто как рыба в воде, ловчил в мутных потоках плановой системы, один за другим устают от непрестанных мошенничеств и покидают завод и НИИ.
Есть огрехи, очень сырые, неподчищенные швы, мысль и нить то и дело рвется, во всем некая спазматичность сюжета, конец оборван, обрублен, как заржавевший трос. Это всё следы неполного профессионализма автора, но это приемлется как данность и не мешает.
Очень живой, теплый сам Степан Сергеич со своей военной прямолинейностью, патологической честностью и вечным клеймом сталинских времен. Остальные персонажи не столь живы, они больше для подчеркивания рассуждений, как живые аргументы, почти шахматно расставленные. Кроме директора Труфанова, мошенника поневоле и незаурядного "хозяйственника" и Игумнова, увертливого антипода Степана Сергеича, разочаровавшегося под конец и уставшего от вечных махинаций, в коих был виртуозом.
Интересный роман, при всей своей рваности и конспективности.
Анатолий Азольский. Об этом писателе и его романе я давно забыл и вспомнил лишь тогда, когда ставл перечитывать свои дневники
Битов балуется
Только что прочел элитарно-интеллигентско зашифрованную повесть Андрея Битова "Преподаватель симметрии", якобы перевод некоего Тайрд-Боффина. Очень странная вещь о третьем писателе, тоже вымышленном, Урбино Ваноски, непризнанном гении, еще более странном человеке, у которого берет интервью некий корреспондент газеты "Йестердей ньюс" (снова юмор проступает сквозь все битовские нагромождения и лабиринты мысли и быта).
Не скажу, что это мне не понравилось, но признаюсь, что в общем я ни хрена не понял.
Есть и вторичные признаки, булгаковская ситуация с незнакомцем на скамейке, и всё похоже на интеллектуальный полубред Борхеса, а порой на Кортасара (оба любили писать о писателях и их странной загадочной судьбе).
Две новеллы, якобы Ваноски, совсем иные, чем вступительный рассказ. Одна о психиатре и юродивом, который говорит, что был на Луне и вообще летает. Между доктором и дурачком идет напряженный философский диалог. А в конце тело юродивого находят так, как будто он свалился с небес и больше ниоткуда (это было и в "Барьере", и много еще где).
Вторая новелла совсем муторно странная, о редакторе энциклопедии, мнящем себя королем всей Земли. Всё это весьма элитарно м пр. Похоже, что Битов балуется.
Исчезнувший дебютант
Прочел я только что, уже после Битова, в той же "Юности" притчу-повесть некоего дебютанта Сергея Николаева - "Записки ангела".
Опять о летающем человеке, но и о борьбе с торговой мафией в провинциальном городишке Хлынь. Пока главный герой творил добрые дела, он летал. Как решил обратить свое умение во зло, летать не смог. Мысль не новая, вся повесть бесхитростная, явно недоработана, некоторые ходы не имеют развития, обрываясь на полуслове, но что-то в этом Сергее Николаеве есть (впоследствии никогда больше о нем ничего не слышал).
Что-то есть и в изящных рассказиках едкого Вячеслава Пьецуха, о коих я забыл в свое время. Надо их припомнить. Особенно один, о городе, где сбываются все мечты, но из него хочется вернуться в привычную жизнь, да и второй - о "биче", проучившем своей высокой честностью местного северного рабочего.
Верлибр мысли
Великолепный идейно-художественный верлибр мысли, свободный полет фантазии демонстрирует Виктор Конецкий в последней повести под сложным названием "Никто пути пройденного от нас не отберет". Там есть всё, мысли автора об искусстве (весьма безыскусные), подробное изложение дрейфа и плавания в северных льдах, со всякими гейгенсами, швортерсами, шмюнерсами (? - не совсем разберу слово) и прочей морской галиматьей, и оттого иной раз (довольно часто) чиать этот опус Конецкого было слишком скучно.
И странички истории, сталинские нравы на флоте, мародерство спасателей и соленые шуточки и картинки зарубежного бытия советских моряков, и чего только нет, даже мемуары об Израильско-египетской войне (в такой степени откровенности, о советских советниках, о трусости и тупости арабов, что я обалдел).
Нагромождение придаточных предложений
С ума сойти, что пишет Искандер в "Кроликах и удавах"?:
"Каждый из освободителей невольно рассматривает свою победу как окончательную победу над мировым злом. Но когда исчезнет то, что зло сейчас, мгновенно наступит то, что зло завтра. Этого не понимали освободители и, добившись победы, впадали в маразм непонимания окружающей жизни.
Не понимая закон обновления тревоги, они воспринимали забвение освобожденными от того зла, от которого они с его помощью освободились, как чудовищную неблагодарность. Поэтому они искусственно заставляли освобожденных, склонных забывать о своем освобождении, справлять праздники освобождения.
Они ненавидели за это друг друга... Потерявшие идеал начинают идеализировать победу. Победа становится истиной. Там, где много говорят о победах, или забыли истину, или прячутся от нее" (жутко мутная цитата. Зачем я ее не поленился переписать? Хрен меня поймет. сегодня ничего особенно умного не вижу в этом нагромождении придаточных предложений)
И всё в таком роде, да, это мудрейшая вещь.
21 сентября
Пора перестраиваться обратно?
Все очень плохо. Егор Кузьмич Лигачев предпринял массированный удар по прессе, которая только-только очухалась. Всё, что было приличного, разгромил. Особенно досталось Егору Яковлеву за некролог Виктору Некрасову, якобы тот антисоветчик и т.д.
Егор даже готов был уйти с поста, но пока остался. Похоже, что пора перестраиваться обратно, прессу взяли в глухие тиски, так что и не пикнешь. Всё мало-мальски смелое, приличное тут же слетело отовсюду. Главные редактора наложили полные штаны, и наш Сырокомский особенно. Вроде бы Коротич сделал хорошую мину и бодр, но последний нумер "Огонька" слабоват, хреноват.
Все надеются, что это предъюбилейная лихорадка, а после Октября откроют оставшиеся клапаны. Ой ли! Не уверен.
Одно ясно: там наверху идет суровая борьба за выбор тактики, за степень радикальности реформ, и кто победит, не знаю.
БОльшая часть аппаратчиков против Горбачева, это очевидно, они не хотят даже символически поступаться даже иллюзорными благами. И Лигачев выражает настроение своего класса. Еще ничего не сделано, только пресса слегка зашевелилась, обнаружила стремление стать оппозицией, и тут ее по мордасам!
Посмотрим, что выйдет. Но мой оптимизм исчерпан, не жду я ничего хорошего от 1988 года, решающего в перестройке, не кончилась бы она.
Егор Кузьмич. Комический персонаж. Тоже казался стр-р-рашным реакционером, а был просто дураком. Им и остался, ему уже почти 99 лет, но глубокая старость не всегда признак мудрости
26 сентября
Конфетка-демократия на экспорт
Пока дело темное, но поговаривают, что Егору Яковлеву звонили, то ли сам Горбачев, то ли его помощник, и сказали, что он нужен, чтоб продолжал спокойно работать и т.д.
Еще бы он им не нужен, он и его однофамилец из ЦК, Большой Яковлев, делают нам имидж перед Западом.
Там сперва в нашей перестройке ни хрена не поняли, не поверили, а теперь слишком всерьез воспринимают, слишком многого ждут.
И наша контрпропаганда блестяще делает из наших малых пустяков, жалких тычков и попыток конфетку-"демократию" на экспорт.
Виктор Платонович Некрасов. Вокруг некролога, посвяшенного этому замечательному писателю, было много шума и пыли
Мои дневники Дневник. Тетрадь №3. 1986-87 Необязательные мемуары