Сегодня, в продолжение
разговора о романе Всеволода Кочетова "Чего же ты хочешь?", я расскажу Вам, товарищ Читатель, о том, чем этот роман не является; о неправильном восприятии этого произведения, которое утвердилось в советском и "постсоветском" общественном мнении, - и, собственно говоря, о том, почему это восприятие, несмотря на своё широкое распространение, является неправильным.
Для начала, думается, нелишне будет пересказать вкратце сюжет, поскольку на него редко обращают внимание. Итак.
В Италии, под вымышленной фамилией, живёт-поживает Петр Сабуров - отпрыск знатного русского дворянского рода; в молодости желание "вернуть себе Россию" привело Сабурова в ряды гитлеровских "охранных отрядов" (СС), - оттуда он вышел ещё до войны, но во время войны принял участие в "походе" немецких фашистов и их союзников, в качестве "специалиста по искусству". В гости к Сабурову, владеющему небольшой семейной гостиницей на средиземноморском побережье, приезжает ещё один "ветеран" СС, Уве Клауберг, и "приглашает" его съездить в СССР в составе группы "искусствоведов". Группа эта, действующая по поручению британского издательства "New World", на самом деле должна будет заниматься расшатыванием устоев советского общества; помимо Клауберга и Сабурова, в её состав входят американская журналистка Порция Браун и американский же фотограф Юджин Росс (позже читатели узнают, что оба - наследники белоэмигрантов; Браун - внучка питерского банкира Цандлера, а Росс - это Юрий Росинский). Основная, можно сказать, сюжетная линия - это приключения "искусствоведов" в СССР; у группы не только настоящие цели не совпадают с заявленными, но и самой группы, как чего-то целого, по сути дела, нет, - Браун и Росс "работают с молодежью", потихоньку выполняют задачи, поставленные им американскими спецслужбами, Клауберг выполняет мелкое поручение руководства западногерманской неонацистской "Национал-демократической партии" (в свободное время он должен "проведать" агентуру, оставленную гитлеровцами в СССР)... ну, а Сабуров, более-менее добросовестно выполняя официально порученную ему работу, общается с советскими людьми, пытается разобраться в том, как изменилась Россия после Октябрьской революции, и, по ходу дела, проникается всё большей симпатией к Советскому Союзу. Попутно Сабуров пытается разобраться ещё и в самом себе, определить своё отношение к Советской России, - приходя, в конце концов, к тому, что Родина для него потеряна навсегда, вернуть её себе он не может, но, в случае необходимости, готов отдать ей последний долг: "То, что слышишь. И если вы,- он надавил на слово «вы»,- когда-нибудь пойдете туда еще раз, я уже буду не с вами, а против. Понял, Уве?".
Там же, в Италии, живёт советская гражданка Валерия Васильева-Спада. Она замужем за журналистом Бенито Спадой, который состоит в рядах Компартии Италии, но постепенно от партийной организации отрывается, - в конце концов его даже исключают. Бенито - "еврокоммунист"; он считает ошибочным "ленинский путь" (при этом, живым символом альтернативного пути ему представляется Троцкий), полагает, что социалистическую революцию можно сделать без диктатуры пролетариата, - и вообще, руководящей силой революционного движения может и должна быть интеллигенция, поскольку рабочие "темны" и "некультурны". Отношения между Валерией и её супругом постепенно ухудшаются, доходит до рукоприкладства, - и, в конце концов, Лера решает уйти от мужа, забрав с собой сына. В конце концов ей, не без труда, удаётся осуществить задуманное, - во многом благодаря помощи, которую ей оказывает гостивший в Италии советский писатель Василий Булатов. Оказавшись в Советском Союзе, Валерия, после долгих мытарств, получает от Спады развод и, в итоге, становится женой советского инженера Феликса Самарина.
Перед встречей с Валерией Феликс проходит собственный путь, составляющий отдельную сюжетную линию. Будучи отпрыском "хорошей" советской семьи (его отец, Сергей Антропович - "начальник главка одного из машиностроительных министерств", мать, Раиса Алексеевна - интеллигентная домохозяйка), Феликс отказывается "делать карьеру" и, вместо того, чтобы идти в аспирантуру и остепеняться, "защищать диссертацию", отправляется в производственный цех. Раиса Алексеевна деятельно пытается "устроить жизнь" сына, в чём ей не менее деятельно помогает её двоюродная сестра Олимпиада ("Липочка"), - она состоит в браке с художником Антонином Свешниковым, и у этой семейной пары будет своя роль в сюжете, - но ничего путного из этого не выходит: первый брак Феликса, с "внучкой одного из известных авиаконструкторов" Нонной, распадается, "продержавшись" всего три года, а из знакомства со странной советской девушкой Ией Паладьиной (их знакомство "устроила" как раз тётя Олимпиада) не получается ничего, кроме крепкой дружбы (что вполне устроило и Ию, и Феликса, но категорически не устроило "старших"). Ия принадлежит к "очень хорошей" советской семье Зародовых (политрук Георгий Паладьин - первый муж её матери, погибший на фронте), но по своим убеждениям и жизненным установкам (частично, видимо, - во всяком случае, текст романа наталкивает на такую мысль, - обусловленным "другой кровью", "другой наследственностью") она сильно отличается от своего единоутробного брата Геннадия (оборотистого представителя советской "золотой молодёжи) и его отца Александра Максимовича, "крупного ученого", поднявшегося на "разоблачении культа личности"; за плечами у Ии, к слову, как и у Феликса - неудачный брак.
По ходу действия Ия влюбится в писателя Булатова (который сделает некоторые шаги навстречу ей, но ни до ухода литератора из семьи, ни до супружеской измены дело не дойдёт, - и Ия, и Василий Петрович найдут в себе силы, чтобы вовремя остановиться), а писатель Булатов будет бороться за идейное влияние на художника Свешникова; противостоять ему будут поэт Савва Богородицкий, "русский почвенник" и почти монархист, и "западные друзья" в лице, прежде всего, уже помянутой выше Порции Браун, - и в этой "идеологической схватке за душу художника" Булатов, в конце концов, победит, а американская журналистка, к тому же, от него получит по заднице (в прямом смысле). Собственно, Порция Браун в итоге окажется главной неудачницей романа; её попытка сочетать приятное с полезным, затаскивая в постель советских и не только советских (одну из ночей она проведёт с Бенито Спадой) интеллигентов, закончится изнасилованием:
"Клауберг долго сидел, тупо посматривая на тот ералаш, какой остался на столе от компании: на пустые и полупустые бутылки, на огрызки яблок и кожуру бананов, на груды окурков и россыпи пепла. Потом поднялся, подошел к телефонному аппарату и набрал номер Порции Браун. - Я разбудил вас, - сказал он, когда она откликнулась сонным голосом.- Но у меня важное дело. Отомкните вашу дверь. Сейчас приду. Она встретила его встревоженная, в одной нижней сорочке. Он замкнул дверь за собой, сгреб ее и плюхнул плашмя на теплую постель. Она пыталась вскочить, но руки у него были из железа. Одной рукой он держал мисс Браун, другой стаскивал с себя одежды. Она не кричала, она боялась кричать,она шипела: - Бош, бош! Скотина! Ты не посмеешь! - Брось наконец свою проповедь! - рявкнул он на нее, и она затихла", -
а "кульминационный" стриптиз будет, по большому счёту, актом отчаяния, который на советскую "золотую молодёжь" произведёт впечатление, строго обратное ожидаемому ("Посмеиваясь, поеживаясь, гости один за другим выскальзывали за дверь. Всем было неловко, даже Кириллу, который после такого ответа Феликса перестал вязаться к нему с вопросом, кто он такой. У всех было чувство, будто в тот вечер они участвовали в очень грязном деле. Никто бы не смог ответить, как это произошло, с чего началось, кому оно понадобилось"; появление на "месте преступления" Феликса Самарина не определило ход событий, а лишь ускорило его, советские люди из-за этого быстрее пришли в себя), хотя и почему-то выведет из равновесия Ию ("В лицо Ии ударил жар. Не может быть, этого не будет, американка не решится на это, нет!"), которая сама не прочь показать стриптиз:
"Ия при распахнутом во двор окне стучала на машинке. Она была лишь в трусах и в лифчике. Как на пляже.
- В честь чего это ты? - удивилась Липочка, разглядывая завидную фигуру Ии, пока та доставала из-за шкафа легкий халатик. - Неужели тебе так жарко?
- Да, знаешь, жарковато. В Москве нынче, как в Сахаре. По радио сообщали, что такой жары не было восемьдесят с чем-то лет. А главное - посмотри туда. Видишь окно? Вон там, на четвертом этаже…
- Вижу.
- Там один старый идиот сидит с подзорной трубой. Окно, заметь, темное. Он гасит свет и глазеет на меня. Жена в это время на кухне жарит котлеты. У них бывают жуткие побоища, когда она ловит его возле трубы. Он по всем окнам шарит, не я одна в поле его зрения.
- А ты бы задернула занавеску.
- Зачем! Пусть его. Ты не представляешь, какие у них изумительные свары.
- Ия, на тебя это совсем не похоже. Ты же добрая.
- К идиотам? Нет.
Они посидели, поспорили так. В конце концов Ия задернула занавеску", -
но, надо понимать, психологически не готова к тому, что это будут делать другие, да ещё и в её присутствии, на "её территории" (возможно, тут был ещё и чисто личный момент, связанный с тем, что писатель Булатов, в которого Ия была влюблена, как уже говорилось выше, тесно контактировал с американской журналисткой: "Ия смотрела на Булатова все более и более строгим взглядом. Ей было обидно, что он сделал так; та шкура недостойна была этого; он не должен был ее касаться, не должен. У нее даже слезы выбились из-под ресниц. Она почувствовала их и незаметно для других стерла пальцем", - странная советская девушка, по всей видимости, мечтала, чтобы писатель Булатов коснулся её, поэтому "более удачливая" в этом отношении Порция Браун стала для неё столь сильным раздражителем).
Заканчивается же роман "Чего же ты хочешь?" тем, что "западные гости" разъезжаются из Советского Союза по домам, несолоно хлебавши, Сабуров, как уже сказано, выбирает своё место в истории, Ия Паладьина улетает в Индию преподавать русский язык, её единоутробный брат Геннадий (получив
трёпку от Клауберга и
установочный вопрос от Сабурова) начинает-таки задумываться о смысле жизни, - а Феликс Самарин, женившись на Лере, решает стать писателем и, в финале, приносит Булатову свою рукопись, которую, однако, после общения с литератором "похищает", осознав её незрелость, "чтобы через какой-то срок принести, конечно, вторую, третью, двадцатую".
Основные события романа происходят в Москве конца 60-ых годов XX века (в большинстве "крупных" произведений Кочетова, - от "Журбиных" до "Секретаря обкома", - место действия было вымышленным; с "Угла падения", однако, всё изменилось, и судя по тому, что известно о незаконченном романе "Молнии бьют по вершинам", дальше Всеволод Анисимвоич собирался писать так же). В отличие от других произведений Кочетова, здесь, по существу, не действует Коммунистическая партия; она есть, работает: "Ничего, ничего! Очень осмотрительно сегодня шло дело. Моего зама проработали. Доклад выслушали спокойно, прения шли благополучно, вот-вот и конец уже был виден. Вдруг встает одна наша старая работница, еще с довоенных лет в наркомате была, опытная, справедливая, и как давай по моему заму реактивными бить! Все ему выдала: сотрудников он не принимает, ни с кем не советуется, дурацкие отчетности придумал, шофер у него не шофер, а человек на побегушках. Куйбышева вспомнила. Орджоникидзе вспомнила, с которыми она работала. А вы, говорит, молодой, да ранний. Вам еще только тридцать восемь. Что же к пятидесяти из вас сформируется! Бронзой с головы до ног оплывете! Что поднялось! Давно у нас так откровенно не говорили. Каким-то, знаешь, добрым ветром большевизма потянуло! А то в «великое»-то, пережитое нами, десятилетие на людей, как на кнопки, нажимали. А кнопки, как известно, безголосы. Осуждали понятие «винтики». Но винтики работают - они рабочая часть машины. Кнопки же - они и есть кнопки, управленческая деталь", - но как бы на заднем плане, "фоном". Там же, на заднем плане, находятся и советские спецслужбы: "милейший домик на площади Дзержинского" пугает местных и иностранных недругов Советской власти своим внешним видом, но до дела, в большей части случаев, не доходит, - а те дела советских спецслужб, которые Всеволод Анисимович описывает, заканчиваются неудачами (капитан госбезопасности Пшеницын во время войны дважды упускает фашистского пособника Кондратьева, что в первый раз заканчивается приходом на место их встречи фашистских солдат и убийствами мирных жителей, а во второй сам капитан едва не погибает, Кондратьев же успешно обзаводится поддельными документами, превращается в "Голубкова" и становится успешным подпольным торгашом; родители художника Свешникова, советские разведчики, как можно понять, провалили своё задание и погибли, невольно превратив, - чтобы втереться в доверие к гитлеровцам, они изобразили приветливую встречу пришедших в их родную деревню оккупантов, а ребёнок это увидел и понял по-своему, - своё дитя в "сына врагов народа"). Сам автор "замолкает": в "Чего же ты хочешь?", в отличие от других романов Кочетова, нет авторских рассуждений от первого лица, - Всеволод Анисимович не особо скрывает, на чьей стороне его симпатии, но всё, что в романе говорится, говорят (друг другу или самим себе) сами герои.
Ни партия, ни спецслужбы, по сути дела, не помогают "простым" советским людям, столкнувшимся с "западными гостями"; это можно истолковать, как "провал" партии и спецслужб, - и современные критики нередко именно так это и толкуют, - но по сюжету романа получается так, что эта помощь им, "простым людям"... и не нужна.
Тут я советую Вам, товарищ Читатель, вспомнить разговор Кочетова со студентами Литературного института, ссылку на стенограмму которого я
уже давал. Тогда, говоря о романе "Братья Ершовы", - "Чего же ты хочешь?" ещё даже не был задуман, - Всеволод Анисимович признавался: "Я хотел показать и конкретные проявления самой “лихорадки” в известной среде, и ту крепость организма нашего общества, который способен сопротивляться болезни, который и на этот раз справился с болезнью и будет справляться с любыми недугами и впредь". Если смотреть на роман "Чего же ты хочешь?" как на то, чем он является, (а не на то, что в нём хотят разглядеть как ненавистники Кочетова, так и иные его "поклонники"), - то нетрудно заметить, что писатель стремится показать там ровно то же самое, что он старался показать в "Братьях Ершовых": крепость организма советского общества, который (организм) отторгает чуждые идеологические влияния, даже без помощи партии и спецслужб. "Официальные структуры" не помогают героям романа, "простым" советским людям, бороться с "западными гостями", - потому что "простые люди" сами прекрасно справляются. "Иммунитет организма" работает, - и когда "западные гости" переходят грань, советская "золотая молодёжь"
запевает хором "Священную войну", а "ритуал стриптиза" прерывается появлением простого советского инженера, и все всё понимают. К этому можно относиться как угодно, - но позиция автора была именно такова, и просто из уважения к Кочетову её следует принять в расчёт.
Однако позиция автора романа "Чего же ты хочешь?", к сожалению, мало кого волновала полвека назад, - и мало кого волнует сейчас. Куда больше число людей волнуют, например, пресловутые "прототипы героев"; едва роман вышел в свет, советские интеллигенты бросились "угадывать", кого же из реальных лиц Кочетов "вывел" на страницах своего произведения, - и это "угадывание" продолжается до сих пор. Всеволод Анисимович сделал любителям "литературного угадывания" настоящий подарок, изобразив некоторых персонажей очень похожими на некоторых своих современников и разбросав по тексту романа разнообразные "намёки", так что "угадывание" не требовало особого труда: поэт Богородицкий "сильно напоминал" литератора Солоухина, художник Свешников "мало чем отличался" от художника Глазунова,
Порция Браун "имела сходство" с американской лево-либеральной журналисткой Патрисией Блэйк, Бенито Спада "явно походил" на итальянского "евро-коммуниста" Витторио Страду, в образе Василия Булатова "угадывался" сам Кочетов... отец Феликса Самарина имел отчество Антропович, а сына "назвал в память" Дзержинского, - это же "явная отсылка" к КГБ СССР ("Ведомству Дзержинского"), которым руководил Андропов. Предполагаю, что все эти "отсылки для угадывания" Кочетов сделал исключительно для того, чтобы поиздеваться над надоевшими ему ещё в пятидесятые "кампаниями угадывания, кто из реальных лиц стоит за тем или иным персонажем того или иного романа"; в этот раз Кочетов постарался всё обставить так, чтобы угадывать ничего было не нужно, (Спада - Страда, Браун - Блэйк и так далее; правда, поэт Богородицкий фамилией напоминал не Солоухина, а Рождественского и Вознесенского, одновременно, но это могло быть воспринято, как элемент некоей "литературной игры", своеобразное "литературное кокетство") - и "любители угадывания", разумеется, повелись... но вместе с ними, увы, "повелась" и почти вся советская читающая публика. Не только "либеральная", но и вполне "советско-патриотическая" интеллигенция занялась "разгадыванием" отсутствующих загадок, не замечая, что ведь, последовательно идя по этому пути, придётся не только приписать самому Кочетову "ночные прогулки со студенткой" (хотя "роман" Булатова и Ии не закончился супружеской изменой, но прогулки-то у них были; а "студентка" к тому же, как показано выше, была склонна к стриптизу) и желание похлопать американскую журналистку по заднице, но и заключить, что не советские "либеральные интеллигенты", кучковавшиеся вокруг журнала "Новый мир" (где впервые опубликовали Солженицына, и с которым вёл длительную идеологическую полемику "Октябрь" Кочетова), "прислуживают Западу", но, напротив, "западная агентура" находится на побегушках у "Нового мира" ("группа искусствоведов" в составе "ветерана-нациста" Клауберга, Порции Браун, Юджина Росса и Карадонны-Сабурова отправляется в СССР по заданию "издательства "New World"", а "New World" в переводе с английского на русский означает "Новый мир").
Работая над романом "Чего же ты хочешь?", Кочетов попытался создать советский роман воспитания, - произведение о становлении нового советского писателя (произведение заканчивается тем, что Феликс Самарин делает первые шаги в художественной литературе), нового советского интеллигента, которое показывается с точки зрения окончательно погибшего старого русского интеллигента (роман начинается с русского эсэсовца Карадонны-Сабурова, который, в конце концов, после поездки в Советский Союз, осознаёт, что Родина для него потеряна навсегда, принимает это и старается определить, какдожить свою жизнь). Роман стал творческой неудачей писателя, - не потому, что разразилась вышеописанная "эпидемия угадываний", стали плодиться "пародии", в ЦК КПСС полетели "критические обращения", сильно смахивающие на доносы (и, тем более, не потому, что Кочетов и его единомышленники "проиграли идеологическую войну"; они-то, в отличие от очень многих, по крайней мере, приняли бой), а потому, что на материале, в который Кочетов вложился (и ради которого, как мне представляется, пожертвовал собой; Кочетов, по моему мнению, нарывался на скандал, он хотел, чтобы на него в связи с именно этим романом писали "пародии" и доносы, он желал "кампании угадывания", хотел шума вокруг своего произведения, - и добился своего), так и не удалось никого воспитать. "Чего же ты хочешь?" читают до сих пор, - некоторые с ненавистью, а иные и с сочувствием к "писателю-сталинисту", - но никому из читателей не приходит в голову пойти "путём Феликса" самому или попробовать направить по нему своих детей.
И всё же, в этом неудачном произведении содержится здравое зерно, которое, к сожалению, мало кто замечает. Сейчас рассуждения о "крепости организма советского общества" кажутся смешными и наивными, - и это обоснованно; однако... и вот тут я попрошу Вас, товарищ Читатель, напрячь внимание. "Организм советского общества" был разрушен изнутри, и разрушен внутренними контрреволюционными силами, - "правой", реакционной, мелкобуржуазной по своим устремлениям частью партийно-советского руководства,
опиравшейся на широкие массы работников умственного труда. Главные разрушители советского строя
не были агентами "Запада", - есть основания предполагать, самое большое, взаимовыгодное и вполне равноправное ("Новая Россия" забрала себе место СССР в Совбезе ООН и осталась при ядерном оружии), - а более-менее откровенные "поклонники Запада", "диссиденты"
и прочая подобная публика, в лучшем для неё случае, были использованы контрреволюционерами в качестве обслуги (ныне многие из них оказались не удел и воют про "возрождающийся Совок", что показывает степень их действительного влияния на происходившие события; их потому без труда "переместили в оппозицию", что "их время", на самом деле, никаким "их временем" не было). Показав, что "организм советского общества" легко справляется с "ударами", наносимыми "агентурой Запада", Кочетов не ошибся: опасность для Советской власти и социализма, действительно, исходила не от "Порции Браун", "поэта Богородицкого" и прочей мелочёвки.