Об исповеди
Давно заметил, что на исповеди люди рассказывают (довольно громко говорят нередко) о своих недолжных поступках. Священник же эти рассказы просто выслушивает. Этим исповедь и ограничивается.
Симеон Новый Богослов определяет грех так: «А грех что есть? Злые помышления, слова и дела» (Слово десятое, 3).
Понятно, что любые слова и дела инициируются ничем иным как помышлениями, то есть являются следствиями помышлений. Поэтому раскаяние в совершении злых дел без упоминания их греховных причин представляет собой раскаяние лишь в следствиях греховных помыслов - собственно грехов, а не в самих грехах.
Но как невозможно устранить причину любого события ликвидацией его последствий, так невозможно раскаяться в грехе раскаянием в совершении вызванного им недолжного поступка. И как возможно повторение любого события без устранения его причины, так возможно повторение недолжного поступка без устранения вызвавшего его недолжного помысла.
Однако, как уже было сказано, священник воспринимает рассказ о недолжных делах как норму. Более того, мне известен случай (уверен: этот случай не единичен), когда на простое перечисление исповедующимся своих грехов (недолжных помыслов - желаний) священник отреагировал удивленным вопросом: «И это всё?» («А из зала мне кричат: давай подробности!»). Но что же еще надо делать на исповеди, если не каяться в своих желаниях, каждое из которых « есть обман и ложь»?
Сосредоточение внимания на греховных делах только отвлекает человека от поиска в своей душе недолжных помыслов.
Действительно, рассказывая о своих поступках и считая этот рассказ сутью исповеди, человек даже не задумывается о причинах своих греховных дел. Причина того, что он поругался с женой, проигрался в казино или набил морду соседу, остается не только нераскрытой на исповеди, но и неизвестной самому исповедующемуся.
Так какой же смысл в подобной исповеди? И является ли она исповедью вообще?
Ведь могут иметь место самые разные причины одного и того же поступка. Причинами проигрыша в казино могут быть жадность, увлеченность, азартность и т. д; ругани с женой - раздражительность, обидчивость, грубость, ревность и т. д; избиения соседа - задиристость, злословие, мятежность и т. д. При этом разные недолжные дела (как, например, ругань с женой и драка с соседом) могут иметь одну и ту же причину. Так в каком же грехе (желании) кается человек, рассказывающий о своих мерзких поступках? Ни он сам, ни священник об этом даже не задумываются.
Не задумываются люди и о том, что не всякий грех непременно выливается в поступки. Имея желание человек зачастую не воплощает его в действие: или по невозможности это действие совершить, или из-за невыгодности для себя его совершения, или из нравственных соображений. Но желание от этого не исчезает. А нереализованных желаний рассказ на исповеди о недолжных делах не затрагивает.
Смысл жизни человека - не в озвучивании своих недолжных дел и даже не в раскаянии в них, но в покаянии. А покаяние, как разъяснил преподобный Иоанн Лествичник, состоит в отвержении (притом - бесскорбном) всякого желания.
Но как отвергнуть свои желания, не ведая о них?
Симеон Новый Богослов определяет грех так: «А грех что есть? Злые помышления, слова и дела» (Слово десятое, 3).
Понятно, что любые слова и дела инициируются ничем иным как помышлениями, то есть являются следствиями помышлений. Поэтому раскаяние в совершении злых дел без упоминания их греховных причин представляет собой раскаяние лишь в следствиях греховных помыслов - собственно грехов, а не в самих грехах.
Но как невозможно устранить причину любого события ликвидацией его последствий, так невозможно раскаяться в грехе раскаянием в совершении вызванного им недолжного поступка. И как возможно повторение любого события без устранения его причины, так возможно повторение недолжного поступка без устранения вызвавшего его недолжного помысла.
Однако, как уже было сказано, священник воспринимает рассказ о недолжных делах как норму. Более того, мне известен случай (уверен: этот случай не единичен), когда на простое перечисление исповедующимся своих грехов (недолжных помыслов - желаний) священник отреагировал удивленным вопросом: «И это всё?» («А из зала мне кричат: давай подробности!»). Но что же еще надо делать на исповеди, если не каяться в своих желаниях, каждое из которых « есть обман и ложь»?
Сосредоточение внимания на греховных делах только отвлекает человека от поиска в своей душе недолжных помыслов.
Действительно, рассказывая о своих поступках и считая этот рассказ сутью исповеди, человек даже не задумывается о причинах своих греховных дел. Причина того, что он поругался с женой, проигрался в казино или набил морду соседу, остается не только нераскрытой на исповеди, но и неизвестной самому исповедующемуся.
Так какой же смысл в подобной исповеди? И является ли она исповедью вообще?
Ведь могут иметь место самые разные причины одного и того же поступка. Причинами проигрыша в казино могут быть жадность, увлеченность, азартность и т. д; ругани с женой - раздражительность, обидчивость, грубость, ревность и т. д; избиения соседа - задиристость, злословие, мятежность и т. д. При этом разные недолжные дела (как, например, ругань с женой и драка с соседом) могут иметь одну и ту же причину. Так в каком же грехе (желании) кается человек, рассказывающий о своих мерзких поступках? Ни он сам, ни священник об этом даже не задумываются.
Не задумываются люди и о том, что не всякий грех непременно выливается в поступки. Имея желание человек зачастую не воплощает его в действие: или по невозможности это действие совершить, или из-за невыгодности для себя его совершения, или из нравственных соображений. Но желание от этого не исчезает. А нереализованных желаний рассказ на исповеди о недолжных делах не затрагивает.
Смысл жизни человека - не в озвучивании своих недолжных дел и даже не в раскаянии в них, но в покаянии. А покаяние, как разъяснил преподобный Иоанн Лествичник, состоит в отвержении (притом - бесскорбном) всякого желания.
Но как отвергнуть свои желания, не ведая о них?