Святая Гора Афон 2005-2009 (окончание)
Начало здесь.
А вот и Ивирон: некогда грузинский а ныне греческий монастырь. Последний его насельник-грузин скончался несколько лет тому назад.
Почти все пространство малого монастырского храма занимает стоящая посреди него огромная Иверская икона Божией Матери.
В первой поездке, под впечатлением от Иверской иконы Божией Матери, я присел на морском берегу. Идти никуда не хотелось, и 21 километр до монастыря Великая Лавра я решил проехать. Маршрутка должна была прибыть часа через два.
Был крайне удивлен, что попытки остановить штук пять попуток окончились неудачей: как было раньше, я уже рассказывал.
И тут подъехала машина со стороны Лавры. Из нее вышли трое: монах и двое мирян. Как выяснилось - из России. Когда они сказали мне, что идут на находящийся рядом с Ивироном источник Божией Матери (о котором я знал, но просто забыл), стало понятно, почему машины, идущие в Лавру, проезжали мимо меня, не останавливаясь.
Источник забил, как говорят, когда монахи выловили из моря Иверскую икону.
Сходив на источник, уже не ждал транспорта и полпути до Лавры прошел пешком, а оставшуюся часть проехал на догнавшей меня маршрутке.
Вход в Лавру.
Лавра с видом на море.
Стена Лавры.
За мощными монастырскими стенами Великой Лавры живет столь же мощный и великий 1000-летний кипарис.
Второй такой же кипарис, стоявший метрах в 20-ти от этого, засох и был срублен несколько лет назад.
День 7 августа 2005-го года был для меня самым трудным на Афоне, хотя начался с 5-тикилометровой прогулки по почти ровной дорожке от Лавры (около ста метров над уровнем моря) к румынскому скиту Продром (на высоте около двухсот метров).
Отсюда путь на скит Кафсокаливион (около 10-ти километров), расположенный примерно на той же высоте, что и Продром, пролегает через отметку 500 метров. Еще почти столько же до скита Святая Анна.
В Кафсокаливионе я долго не мог найти тропу на Святую Анну. Обошел всю окраину скита. Спустился по тропе метров на 100 вниз и вернулся обратно. Еще раз посмотрел на карту. До этого дня я ходил по сравнительно ровным дорожкам и тропам с перепадом высот, не превышающим 200 метров, и не обращал внимания на показатели высоты рельефа. А тут увидел, что мне предстоит подняться на высоту 800 метров.
Разгар дня. Палящее солнце. Южный склон. Температура воздуха - за 40ºC. Остаток воды в полуторалитровой бутылке - четверть ее объема. Тропу найти не могу. Спросить некого: люди как будто вымерли. В перспективе - подъем на означенную высоту. Задрав голову вверх, посмотрел на склон, по которому (даже в случае удачного окончания поисков тропы) предстоит идти - градусов 70 к горизонту. Стало немного не по себе.
Дело усугублялось еще и тем, что, не зная о предстоящем подъеме, но оценив весьма солидную протяженность намеченного маршрута, на спуске к Кафсокаливиону я почти бежал и в результате подвернул правую ногу. Прихрамывая, стал ее беречь и подвернул левую (слава Богу - не так сильно).
Но не оставалось более ничего, кроме тщательного поиска тропы. В конце концов я пошел по самой окраине скита, вдоль забора из металлической сетки, и обнаружил в нем неприметную калитку, открыв которую вышел на заветную тропу.
Каково же было мое удивление, когда, поднявшись метров на десять вверх, я увидел указатель на… Кафсокаливион. Указатель же на Святую Анну встретился мне на высоте около пятисот метров (там я выпил последнюю каплю своего запаса воды). Оба указателя стояли на тропе, не имеющей никаких разветвлений.
Подъем проходил по склону, поросшему жидкой растительностью, немного превышающей по высоте человеческий рост, и для хотя бы минимального охлаждения приходилось время от времени ложиться на землю, чтобы поместить голову в "дырявую" тень. Впрочем, несколько позже я и такую тень почитал за великое благо, поскольку, закончив подъем, долго шел по местности, полностью открытой солнечным лучам.
Наконец, начался спуск на Святую Анну - до высоты 200 метров над уровнем моря. И я снова заплутал. На развилке троп я выбрал более широкую, так как на карте развилка не была показана вовсе. Пройдя с километр, услышал стук топоров и, будучи совершенно обессилен, свернул с тропы и направился прямиком на звук. Почти прополз по скользкому, усыпанному сосновыми иголками, склону метров на сто вверх, и оказался у маленького деревянного скита.
Постучал в дверь, и когда из-за нее появился монах-грек, я понял, что проблемы языкового общения для меня не существует: во рту пересохло настолько, что я не смог произнести ни слова.
Реалистично оценив ситуацию, монах молча усадил меня за стол (правда, под палящим солнцем) и, выставив передо мной типовое афонское угощение, включавшее и порцию узо, добавил к нему большой кувшин с водой.
Только выпив добрую половину кувшина, я пришел в состояние, хоть как-то пригодное для объяснений. Оказалось, что тропа, которой я пренебрег на развилке, и ведет в Святую Анну.
Спуск был крутым, и при каждом сделанном вниз шаге, сопровождавшемся - по необходимости - резким торможением, я сомневался в его конечном результате: подвернутые и почти онемевшие от усталости ноги не давали никакой гарантии успешного продвижения.
Наконец, спустившись в ущелье и оказавшись на развилке троп, я увидел Святую Анну. Проблема была лишь в том, что скит был виден практически посредине ущелья, а окружающий рельеф не давал возможности достоверно определить, по какой из троп идти. Конечно же, в полном соответствии со сложившейся в этот день традицией, немного постояв, я выбрал не ту тропу. К счастью, шел по ней недолго, и на чистой интуиции, не имея каких-либо оснований для изменения направления движения, повернул назад и пошел на другую тропу. Она и привела меня вскоре к цели.
Подошел к заборчику метровой высоты. Калитка была заперта. С трудом перенося ногу через препятствие, казавшееся мне в тот момент практически непреодолимым, я увидел направлявшуюся в мою сторону огромную черную "собаку Баскервилей". Но выбора не было, и я перешагнул через заборчик.
Страшное "чудовище" приблизилось и, не издав ни звука, сопроводило меня до скита. Встретившиеся монахи предложили мне подняться по лестнице в 2 десятка ступеней, ведущей к архондарикам, но силы окончательно покинули меня, и я, сев на одну из нижних ступеней, минут сорок оставался недвижим.
Все это время монахи пребывали рядом, засыпая меня угощениями и расспросами. Узнав о пройденном мной за день пути, они непритворно изумились и проявили еще большую заботу.
Да, и "чудовище" не отходило от меня, изредка обнюхивая и глядя мне в глаза с искренним сочувствием.
Труднейший переход был окончен, и ничто уже не предвещало неприятностей. Я оставил свой любимый маленький рюкзачок у постели, на которой предполагал провести ночь, и отправился на трапезу. Однако, вернувшись, рюкзачка не обнаружил. А в нем были все мои документы, деньги, фотоаппарат, в памяти которого хранились дорогие мне снимки. Но если без фотоаппарата проблемы возвращения домой не возникало, то без денег и, тем более, документов ситуация становилась несколько иной.
Прошло достаточно много времени, пока я нашел пропажу с помощью молодого грека, видевшего, как кто-то из группы людей, пришедших в скит после меня и решивших, что мой рюкзачок мешает им поселиться в одной комнате вместе, вынес его из помещения и поставил (уже в почти кромешной темноте) на парапет над обрывом к морю.
Анатолий, напуганный моим рассказом об этом переходе, не выразил желания идти в Кафсокаливион, и мы, поднявшись от Продрома (куда были доставлены в кузове монахами, по своей инициативе подобравшими нас на выезде из Лавры) на высоту 500 метров, плавно продолжили подъем и добрались до Святой Анны без особого напряжения.
На этом, найденном в сети, снимке можно увидеть тропы, по которым проходят оба маршрута: один - почти прямой, другой - с подъемами и спусками в сказочно красивые ущелья.
На спуске к Святой Анне нам встретились люди, перевозившие грузы на мулах. Один из них, увидев у меня фотоаппарат, с удовольствием позировал.
Теперь в этой, горной, части Афона можно нередко видеть албанцев, подрабатывающих извозом и очищающих тропы от продуктов жизнедеятельности мулов. Четыре года назад я не сталкивался с ними ни разу.
В первой поездке из Святой Анны я ушел в монастырь Святого Павла; во второй - мы предварительно предприняли радиальную вылазку на Карули - самую "дикую" часть Афона, где в маленьких скитах живут выбравшие себе наиболее трудные условия существования монахи-отшельники, значительную часть которых (очевидно превышающую общий процент афонских православных монастырей, а лучше сказать: единственного православного монастыря - Эсфигмену) составляют зилоты.
По этому склону через хорошо заметный на фотографии перевал ведет тропа из Святой Анны на Карули.
Это - так называемое внешнее Карули.
А это - внутреннее Карули. Скиты на скалах - прибежища здешних монахов.
Прощальный взгляд на Святую Анну.
От Святой Анны тропа ведет через монастырь Святого Павла и монастырь Дионисиат к монастырю Григориат и далее к монастырю Симонопетр.
Вид с тропы на монастырь Святого Павла.
Вход в монастырь.
Сложенный из камней ковер при входе со стороны монастыря Святого Павла в монастырь Дионисиат.
Дионисиат с тропы на Григориат.
На подходе к Григориату.
Вход в Григориат.
Григориат с другой стороны.
Монастырь Симонопетр.
Путь от Григориата до афонского порта Дафни пролегает по сильно петляющей широкой пыльной дороге, и я преодолевал его на пароме.
Так выглядит Дафни с моря.
Недалеко от Дафни расположен монастырь Ксиропотам.
Внутренний двор Ксиропотама.
Отсюда путь лежит в русский Свято-Пантелеймонов монастырь, населенный, большей частью, украинцами.
Так случилось, что в первую поездку я пришел в Свято-Пантелеймонов монастырь 9 августа 2005 года, в день празднования 1700-летия упокоения святого Пантелеймона.
В поисках распорядителя архондариков я прошел по их первому этажу. Везде была мертвая тишина. Только в одной комнате я нашел трех закусывающих мужиков. Ждать пришлось часа полтора. Оглядываясь по сторонам, обратил внимание на висевший при входе в архондарики распорядок празднования. Из него я уяснил, что гости праздника отбыли катером за час до моего появления в монастыре. В ожидании беседовал с подошедшим вскоре монахом, ранее подвизавшимся в этом монастыре, впоследствии ушедшим в скит (на скит, как говорят на Афоне), а теперь пришедшим в монастырь на праздник. Кроме нас желающих остановиться в монастыре не было. Наконец, подошел архондаричный по имени Философ. Надо сказать, что таких огромных архондариков нет ни в одном афонском монастыре. Это трехэтажное здание, метров 100 в длину, на 700 мест.
Монах, подойдя к Философу, попросился на ночлег. Я стоял немного в стороне, ожидая своей очереди. Монах получил отказ. «А вам чего?», - встретив мой испытующий взгляд, спросил Философ, отвернувшись от монаха и обращаясь ко мне. И стал объяснять, что монахи 2 месяца готовились к приему гостей, устали и обслуживать нас уже не могут. Впрочем, ни я, ни упомянутый монах не просили об обслуживании, а хотели просто переночевать - без всяких предварительных условий. Русский монастырь оказался единственным, где меня не приняли на Афоне.
В 2009-м году Свято-Пантелеймонов монастырь встретил нас развешенными на каждом видном месте объявлениями следующего содержания: "Не благословляется (строго запрещается) фотосъемка на всей территории монастыря". Порадовавшись такой заботе о монастыре и увидев занимавшие целую стену при входе в архондарики правила (объемом с Талмуд) для посетителей, где среди прочего нас уведомляли, что сделают ручкой каждому, имеющему просроченный диамонитирион (который, как я уже говорил, выдается на 4 дня, а у нас это был уже 10-й день на Афоне), мы поняли, что остановиться здесь не сможем. Да уже и не хотим. И в ответ на делание ручкой с радостью сделали ноги, запечатлев напоследок вполне отвечающий духу современности русский монастырь.
Гораздо гостеприимнее оказался монастырь Ксенофонт: здесь в 2009-м году нас поселили в комнате с видом на море, а монахи персонально пригласили на трапезу.
Конечным пунктом обоих путешествий был монастырь Дохиар.
С ним связано одно из самых ярких моих впечатлений от контактов с "православными" монахами. В первой поездке я пришел сюда к концу дня моего изгнания Философом из Пантелеймона.
В отличие от Философа, здешний распорядитель архондариков Христодул не отказал мне в ночлеге, но пообещал указать мое место после службы и удалился. Не имея намерения участвовать в экуменическом служении, я остался ждать. Появившись снова, Христодул сказал: «Иди на службу». Я ответил, что очень устал. Он повторил свой приказ. Я заметил ему, что хочу спать и усну на службе. Лицемерил, конечно: хотя я и шел, как обычно, целый день, но устал не настолько, чтобы не быть в состоянии посидеть в храме. «Иди, - говорит, - спи на службе». «Нехорошо спать на службе» возразил я. Он повторил свой приказ снова. Тогда я ответил, что на службу не пойду, и сел, где стоял, прислонившись к столбу. Слава Богу, больше я Христодула не видел: часа через полтора проходивший мимо жизнерадостный монах, удивленный моим сидением на каменном полу, проводил меня в архондарики - вот эту "голубятню" наверху. Комната (площадью около 15 м2) была плотно заставлена двухэтажными кроватями, среди которых незанятых не было.
Через четыре года Анатолий запечатлел меня в память об этом "сидении" - на том же месте и в той же позе. Правда, с другим выражением лица.
Последний взгляд. Прощай Афон.
