Трехсотлетняя война. Генуя наносит ответный удар (1250-1270)
Продолжение цикла "За кулисами Столетней войны"
Оглавление цикла
Мы переходим к следующему этапу европейской истории, который начинается со смертью Фридриха II Гогенштауфена, благодаря которому Венеции так долго удавалось сохранять "нейтралитет" и носить маску лидера католического мира. Впрочем, к концу этого периода всем было уже понятно, что это лишь карнавальная маска.
Мне хочется начать эту главу с цитаты из Норвича, в которой снова говорится о политической системе Венеции:
«Такой город, как Венеция, владевший огромной и удаленной империей, мог бы быть неспособным править, если бы институты власти в республике были демократическими. Как и английская аристократия, с которой они схожи, венецианский патрициат дал городу Святого Марка семьи, где искусство управления было в некотором роде наследственным, и люди могли сменять друг друга, оставляя неизменными принципы политического духа.
А что же другие венецианцы, составлявшие большинство? Многие из них были богаты, умны и образованны, однако в столь избранное общество войти были не достойны. Естественно, поначалу они возмущались, но прошло поколение, и они привыкли к новому порядку вещей: их досада в большинстве случаев стала не такой острой, как того можно было ожидать.
Невозможно сказать, как долго, поскольку все происходило постепенно, в течение многих лет, но в Венеции сформировалась вторая группа избранных. Это был класс cittadini, граждан. Хотя и не всесильные, в отличие от патрициев, граждане тем не менее гордились превосходством над толпой.
Венеция в то время проявляла политическую мудрость: граждане становились оплотом олигархической системы, а не разрушительным элементом вне ее, особенно с тех пор, как были определены привилегии граждан. Иностранцам, желающим стать гражданами, требовалось прожить в Венеции или ее владениях не менее двадцати пяти лет.»
Такова была венецианская демократия, явившаяся в некотором смысле идеальным прообразом современной демократической системы Запада. Идеальным как в смысле своей эффективности и долгожительства (эта система успешно работала на протяжении тысячи лет), так и в том смысле, что в ней с простотой и даже некоторой наивностью выражаются те черты, которые в современной демократии скрыты ширмой демагогии и подмены понятий. Деление общества на пирамиду, состоящую из трёх слоев - на тех, кто имеет реальную власть, тех, кто пользуется особыми привилегиями и тех, кто особыми привилегиями не пользуется - суть реальной демократии в Британской Империи, а и в любой Империи. Но ведь любое современное государство де-факто является «империей» в смысле Норвича - просто потому, что практически любое из них владеет гораздо более обширными землями, чем владела в свое время Венеция. Исключением могут считаться лишь карликовые самые маленькие государства вроде Монако или Люксембурга, по той или иной причине до сих пор сохранившие реликтовые черты прежних городов-государств.
После этого лирического отступления от основной темы, вернемся теперь к Средневековью - ко времени, когда города-государства были первыми ростками современных государств, первыми проблесками понятного для нас современного образа жизни.
Итак, в 1250-м году умер Генрих II Гогеншауфен по прозвищу Ступор Мунди, который столько лет занимал Северную Италию, не давая ей сосредоточиться на противостоянии Венеции.
Немедленно начинаются активные действия между Генуей и Венецией.
1253-1270 годы - это эпоха как прямых боевых столкновений между республиками, так и тайной дипломатии.
В это время республикой Генуя фактически управляло семейство Фиески, тесно связанное с папством и давшее Римской церкви двух Пап.
Википедия: Первым фамилию Фиески носил Уго, сын графа Лаванья. Избрание его сына папой под именем Иннокентия IV (1243 - 1254) привело к усилению позиций семейства Фиески. Напомню, что Иннокентий IV был самым страшным и непримиримым врагом Фридриха Гогенштауфена (а значит, де-факто и Венеции).
Венецианцы не дремали. Ведь это так несправедливо и недемократично, когда республикой правит какое-то семейство. И вот в 1257 г. народное восстание заставило Фиески покинуть Геную и дали Венеции выиграть ещё несколько лет покоя, но пять лет спустя Фиески в союзе с Гримальди восстановили свою власть в городе. Ступор Мунди был мёртв, бунт на корабле подавлен.
Теперь у Генуи были наконец развязаны руки и она могла начать свою собственную тайную дипломатическую игру, направленную, естественно, против Венеции. Было бы логично ожидать возобновления боевых действий между Англией и Францией. Я думаю, Венецианцы и ждали удара с этого направления. И действительно, в Англии начала раскручиваться новая революция, история которой связана с именем лорда-протктора Англии Симона де Монфора, прообраза лорда-протектора Кромвеля, сыгравшего в чем-то схожую историческую роль в английской истории XVII века. Эти события доставили венецианцам немало хлопот.
Но самый болезненный удар Венеция получила с другой, совершенно неожиданной стороны.
Генуэзцы рассчитали, что именно завоеванная латинянами Византия, именовавшаяся тогда Латинской Империей, является самым слабым звеном в венецианской политической конструкции. Норвич описывает обстановку тех лет в завоеванной Византии следующим образом:
Последний латинский император Балдуин II, во враждебном окружении греческого и болгарского государств, держался в основном на помощи от французского короля Людовика Святого и займах венецианских банкиров, взявших в качестве гарантии его сына. Балдуина постепенно покинули бароны и священнослужители: они вернулись на Запад и прихватили с собой то, что осталось от церковных ценностей. Император вынужден был снять медь с крыши своего дворца и заложить самую главную реликвию города - терновый венец Спасителя - венецианским купцам. Ни он, ни его франкские предшественники на императорском троне не добились ничего, кроме хаоса, разгула воровства и разрушения. Завоевание города принесло им только нищету и страдания.
(Зато оно, напомню, принесло фантастическое богатство и европейскую гегемонию Венеции, которая и была реальной заказчицей этого завоевания.)
Плодом генуэзских интриг явился Нимфейский договор 1261 года - соглашение, заключённое в городе Нимфей между греками, представителями Никейской империи, и Генуэзской республикой.
Договор предоставлял генуэзцам широчайшие торговые привилегии в обмен на помощь в отвоевании Константинополя, прежней столицы Византии. Инициатива в заключении договора исходила от Генуи, желавшей отомстить венецианцам за свои поражения в палестинской войне святого Саввы, в особенности - за изгнание из Акры в 1258 году, и, в свою очередь, изгнать своих врагов из Константинополя. Согласно генуэзским анналам, «помня венецианские обиды, генуэзцы не останавливались ни перед чем для того, чтобы создать трудности для своих противников». Предложение Генуи пришлось кстати для никейского императора Михаила VIII Палеолога, которому неудачная осада Галаты весной 1260 г. показала необходимость иметь сильный флот для отвоевания Константинополя у латинян. Михаил, озабоченный слухами о том, что папа римский собирает войска для помощи Латинской империи, надеялся найти в Генуе естественного союзника против венецианцев; последних никейский император хотел полностью изгнать за пределы государства. В конце 1260 года из Генуи на восток отбыли послы Гвиллермо и Гварнеро, наделённые неограниченными полномочиями. Договор был заключён 13 марта 1261 в принадлежащем Никее городе Нимфей, расположенном в Малой Азии. 28 апреля текст договора был подписан Михаилом VIII, а затем отправлен в Геную с никейским посольством, в которое входили паракимомен Исаак Дука, дядя императора, Феодор Квирикиот и архидьякон Лев. 10 июля договор был ратифицирован генуэзскими властями.
Генуя получала полную свободу торговли на всей территории империи, а также в Чёрном море, которое объявлялось открытым только для греческих, генуэзских и пизанских судов. Генуя также получала право основать фактории в Смирне, Алеа, Адрамитии, Фессалониках, Сосандрах, на Хиосе, Лесбосе, а также на Эвбее и Крите, ещё не отвоёванных греками. Все венецианские владения в Константинополе и других регионах передавались генуэзцам, а венецианские корабли должны были быть изгнаны из всех портов. В свою очередь, Генуя обязалась послать флот для захвата Константинополя, вооружить за счёт Никеи 50 кораблей и предоставить греческим купцам незначительные торговые привилегии в Лигурии. Любой генуэзец проживающий в империи мог быть зачислен в греческое войско, но оставался подсуден только своим консулам и подеста Константинополя.
Заключив договор с Генуей, греки взялись за дело.
В ночь на 25 июля 1261 несколько воинов проникли в Царьград через тайный ход и отворили ворота для остального войска. Византийцы ворвались в город и атаковали сонных латинян. Чтобы посеять панику среди врагов, они пустили огонь по крышам домов ночного Константинополя, предав пожару венецианские кварталы. Радостные греки вышли на улицы с криками «Да здравствует император Михаил», «Да здравствует ромеи». Когда Латинский император Балдуин II проснулся и понял, что на город произошло нападение, он тщетно пытался собрать разбросанных по ночлегам и сонных французов. Никто не знал, какими силами и откуда в Константинополь проникли византийцы, а потому император решил, что греки привели в город огромное войско. Бросив знаки императорского достоинства, Балдуин бежал на Эвбею.
Латиняне Эвбеи не стали терять времени и, срочно погрузившись на корабли, отплыли к городу, надеясь штурмом вернуть его обратно. Однако никто не знал, какими силами византийцы захватили его, и хитрый Алексей Стратигопул постарался создать видимость многочисленного войска. Он привлек местных жителей, восторженно приветствовавших свержение латинян, переодев их в воинов и вооружив. И когда латиняне подплыли к стенам, они увидели множество воинов. В конце концов, боясь потерпеть сокрушительное поражение, последние остатки французской армии отплыли в Италию, чтобы сообщить страшную для Запада весть о кончине Латинской империи.
Норвич ревниво замечает относительно успеха генуэзского предприятия:
Нимфейский договор не принёс грекам никаких практических результатов. Помощь генуэзских кораблей в Босфоре не понадобилась - никейцы заняли Константинополь собственными силами (25 июля 1261 г.). Напротив, договор отрицательно повлиял на всю последующую историю Византии, став крупнейшей ошибкой византийской дипломатии. Было положено начало генуэзскому господству в Чёрном море и на рынке самого Константинополя. В 1265 году Михаил VIII, опасаясь экономического усиления Генуи, вернул венецианцам часть прав, разрешив их кораблям доступ в Чёрное море.
Эти события очень сильно ударили по Венеции. Эпоха благоденствия и максимального взлета Венеции (1204-1250) завершилась. Теперь ей приходилось иметь дело со смертельно опасным конкурентом.
Венеция пострадала от крушения Латинской империи… эта новость означала серьезный политический и финансовый кризис: ведь Венеция обладала не только тремя восьмыми самого Константинополя, ее колонии и торговые фактории были рассыпаны по побережью Эгейского моря, вокруг Восточного Средиземного и Черного морей. До сих пор их защищал мощный венецианский флот, базировавшийся в бухте Золотого Рога, а теперь стоянка там была им запрещена. От Михаила Палеолога они не ожидали ничего, кроме неприкрытой враждебности. Его империя была истощена и доведена до нищеты, а потому сам он не мог быть для Венеции серьезным соперником. Но он был не один: за несколько месяцев до его победы он вступил в союз с генуэзцами, которые почти сто лет оспаривали первенство Венеции в Леванте. В обмен на военную и финансовую помощь он пообещал им налоговые и таможенные уступки и собственные территории в главных портах империи, включая и сам Константинополь, - короче, все те привилегии, которые в 1082 году даровал Венеции Алексей Комнин и на которых было основано коммерческое благополучие республики.
В свете этих событий можно понять, какую услугу оказал Венеции Фридрих II Гогенштауфен, перед этим связавший Генуе руки на несколько десятков лет!
Оценивая всю историю латинского завоевания Византии в целом, Норвич говорит:
Хотя правление латинян на Босфоре длилось менее шестидесяти лет, греческая империя так и не вернула былой мощи и утратила влияние на бывшие владения. При твердом руководстве сильная и процветающая Византия могла бы остановить турецкое нашествие. Однако экономика ее теперь была подорвана, она лишилась части территорий, а потому и не смогла защитить себя от оттоманского нашествия. Ирония судьбы: восточные христиане пятьсот лет вынуждены были страдать от мусульманского ига, а обрекли их на это люди, шедшие под знаменем Святого креста. Людей этих от имени Венецианской республики перевез, вдохновил и повел за собой Энрико Дандоло. Из этой трагедии Венеция извлекла для себя огромную выгоду, однако и она, и ее великолепный старый дож должны нести главную ответственность за разорение мира.
Естественно, отношение Константинополя к Венеции после всего этого было не самым радужным. Однако венецианцы не сдавались и стремились по мере возможности восстановить утраченное:
Новый император Византии, Михаил Палеолог, был осторожным человеком. Он знал, что венецианская морская мощь превосходит генуэзскую... Он принял благоразумное решение: натравливал республики друг на друга. Для этого разрешил венецианцам сохранить свою колонию в Константинополе и оставил им мелкие торговые привилегии. Их официальный представитель был разжалован из подесты (теперь им стал генуэзец) и занял более низкую должность - байло. К императорскому столу по большим церковным праздникам его уже не приглашали. Часть венецианского квартала города передали генуэзцам, и их колония быстро расширялась. Несколько лет спустя к ней прибавился весь район Галаты. За пределами столицы венецианцы вынуждены были стоять в стороне: их соперники заняли торговые рынки, на которые у венецианцев раньше была монополия: так это стало в Смирне, на Хиосе, Лесбосе и, что обиднее всего, на побережье Черного моря, откуда их с тех пор изгнали.
Унижение было тем сильнее, что их флот до сих пор оставался лучшим. У Михаила Палеолога до сих пор не было достойного флота, и, если бы венецианцы решили бороться за утерянные привилегии, он не смог бы им противостоять. Но им нужно было подумать о своей колонии в Константинополе: Михаил держал ее как залог их покладистости. Пока и речи не шло о реальном дипломатическом сближении: стороны слишком были разгневаны друг на друга.
Михаил Палеолог, император без империи, зато вооруженный хитростью и всем опытом управления, который накопила Ромейская аристократия за века правления Империей. Человек, способный противостоять Венеции, используя Геную как инструмент.
Между тем оскорбительное высокомерие и заносчивость генуэзцев в Константинополе сделали их еще более непопулярными, чем венецианцев, так что, когда новости об очередных победах венецианского флота стали доходить до императорского дворца, симпатии Михаила изменились. Он тоже вел войну против оставшихся князьков латинского Востока и греческих деспотов Эпира: никто из них не хотел возвращать свои территории восстановленной империи. Такая политика получала мощную поддержку папы и сына Фридриха II, Манфреда Сицилийского. Михаилу отчаянно требовались деньги на восстановление и столицы, и разрушенного флота. Союз с Генуей вместо выгоды вовлекал его в огромные расходы, а в ответ он почти ничего не получал.
К 1264 году в Венецию прибыли греческие послы, и на следующий год был заключен договор, согласно которому республике предлагали привилегии, если и не сравнимые с утраченными, то во всяком случае улучшившие безрадостное положение дел. Но венецианцы не торопились. На византийском Востоке царила сумятица, а пока будущее Европы оставалось неопределенным, не было смысла принимать на себя обязательства. Только в 1268 году республика наконец решилась принять предложение Михаила. Даже и в этом случае согласилась не более чем на пять лет перемирия. В этот период, однако, венецианцы обещали соблюдать принцип ненападения и не помогать врагам империи, а также освободить греческих пленных, содержавшихся на Крите, Модоне и Короне, трех главных оплотах, оставшихся у них в Эгейском море. В ответ император обещал уважать венецианские поселения и в Греции, и на архипелаге и снова разрешил венецианским купцам свободно жить, путешествовать и торговать во всех своих владениях. Его условия были как нельзя более кстати. Двух вещей, правда, недоставало: трех восьмых от доходов и эксклюзивности, которая была у них раньше, ибо Михаил выдвинул условие, что генуэзцы сохранят данные им права. Он сознавал опасность старой политики, при которой одной из республик давалось полное преимущество за счет другой. С этих пор между ними настанет свободная конкуренция.
Забегая вперед, надо заметить, что Венеция уже никогда не вернула себе былую гегемонию на Черном море. В следующем веке, к 1360-м годам, Генуя окончательно вытеснила Венецию оттуда. А потом Черное море подпало под контроль Турции, так что разгром даже Генуи в 1380-м году положения уже не исправил.
Такой была истинная подоплека Венецианского активного «нейтралитета» в борьбе Фридриха Гогенштауфена против Ломбардии. Германская Империя долгое время выступала фактической союзницей Венеции в борьбе с городами в Северной Италии. Венеция легко играла на имперских амбициях немцев, то и дело натравливая их на конкурентов. Теперь ситуация в Ломбардии изменилась (для Венеции) к худшему. Норвич замечает:
В дни, когда Барбаросса, Генрих VI и Фридрих II совершали периодические нападения на Ломбардию, а войны между гвельфами и гибеллинами были в самом разгаре, у этих городов были другие заботы: им приходилось прокладывать точный курс через штормовые моря имперско-папской политики, а Венеция, защищенная своей лагуной, могла позволить себе обратить внимание на куда более привлекательный Восток. Однако времена менялись. Имперская угроза растаяла, и вместе с ее исчезновением города вздохнули и окрепли. Довольно кровопролития, теперь они хотели получить свою долю богатства, которым так долго наслаждалась Венеция. Им не нравилась самоуверенность, с которой она принимала подарки судьбы как должное.
Ломбардия видела слабость Венеции и теперь обнаруживала явную враждебность:
В 1268 году был неурожай, и несколько месяцев спустя в Венеции наступил голод. Из-за недостатка плодородной земли город на протяжении всей своей истории зависел от импорта зерна, и это было главной его слабостью. Теперь же открылась еще одна - зависть соседей. Напрасно обращалась Венеция за поставками в Падую, Тревизо и другие города. Напрасно напоминала о помощи, которую оказывала им во время правления Эццелино. Все наотрез отказали. Падуя даже прекратила выплату ежегодной ренты, которую выдавала в виде зерна венецианским церквям и монастырям. Венеция направила корабли в Сицилию и даже в русские княжества, и катастрофу удалось предотвратить.
Венеции пришлось повоевать с Болоньей и Анконой. Усмирять Триест. Случился бунт и на Крите. Следовало срочно найти Ступору Мира какую-то достойную замену.
И эта замена нашлась сама собой.
У Генуи и других городов Ломбардии появился новый враг. Это знаменитый Карл I Анжуйский (1227-1285), брат французского короля Людовика IX Святого, который вначале был всего лишь графом Прованса. К 1250-му году, году смерти Фридриха II Гогенштауфена, его звезда только начинала восходить.
В 1248 году Карл в сопровождении жены Беатрис отправился в VII крестовый поход в Египет. Во время его отсутствия в Провансе вспыхнуло восстание.
В 1250 году брат (Людовик Святой) отпустил Карла домой и в октябре он вернулся в свои владения. С помощью военной силы и дипломатии Карл сумел к августу 1252 года подчинить мятежные города, они были вынуждены признать Карла своим сюзереном.
В 1258 году королем Сицилии стал Манфред, сын покойного Фридриха II Гогенштауфена. Желая сместить Манфреда, папы искали правителя, который мог бы завоевать королевство. Папа Римский думал о Карле, однако брат Карла, Людовик IX Святой, эту идею не поддержал.
В 1261 году, напомню, позиции Венеции резко ослабели из-за потери Констнтинополя, а Генуя усилилась.
В 1262 году в Провансе вспыхнуло новое восстание, которое было поддержано Генуей и сыновьями короля Арагона. Карлу пришлось договориться с генуэзцами, отдав им прибрежные земли.
В 1265 году новый Папа Климент IV призвал в Рим Карла Анжуйского, который за это время успел заключить несколько союзов со знатью в северной Италии. 21 июня ему официально вручили сенаторские знаки отличия, причем Карл пообещал папе, что откажется от них после завоевания Сицилийского королевства. 28 июня Карла был официально провозглашён королем Сицилии и коронован папой. Началась война Карла с Манфредом.
В 1266 году в битве при Беневенте король Сицилии Манфред был убит. Карл Анжуйский захватил Сицилию и Южную Италию. Это начало Анжуйской династии в Южной Италии.
В 1266-1267 годах практически вся Ломбардия оказалась в руках Карла и его союзников.
В 1267 году его войска подошли к Флоренции. Это вызвало бегство правящих во Флорентийской республике гибеллинов и приход к власти радикальных гвельфов. Карл Анжуйский был избран подестой Флоренции и оставался на этом посту в течение 13 лет, руководя внешней политикой республики. Он также был назначен генеральным папским викарием в Тоскане.
Подчинив Флоренцию, Карл продолжил экспансию в отношении других гибеллинских коммун Тосканы.
В 1269 году в сражении у Коле флорентийско-французскими войсками Карла Анжуйского были разбиты силы гибеллинских коммун во главе с Сиеной. В результате в Сиене, а затем в Пизе и других городах Тосканы к власти пришли правительства гвельфов, подконтрольные Карлу Анжуйскому. Утвердив свою власть над Южной Италией, а также став протектором гвельфов Ломбардии и Тосканы, сохранив в своих руках Анжу и Прованс, Карл теперь считался самым влиятельным аристократом Европы.
28 ноября 1268 года умер папа Климент IV, после чего Рим перешёл под контроль Карла - его избрали сенатором. Новый папа, Григорий X, был выбран только осенью 1271 года, до этого Карл единовластно распоряжался в Италии, присвоив в отсутствие папы право назначать императорских наместников в Италии. К концу 1270 года он подчинил себе всю Тоскану. Весной того же года Карлу удалось подавить и восстание на Сицилии.
Теперь Генуе опять стало плохо. Генуэзцы начали копать под Карла и вражда с Венецией отодвинулась на задний план. Внутри самой Генуи произошел государственный переворот, к власти пришло семейство Спинола в союзе с семейством Дория, оба лояльные по отношению к Венеции. Враждебные венецианцам Фиески были изгнаны из Генуи. И вот в 1270 году Венеция и Генуя заключают перемирие (которое продлилось до 1291 года).
Таким образом, главное политическое движение данного периода (1250-1270), если рассматривать его как задачу двух тел - это вспышка открытой войны между гегемоном (Венеция) и субгегемоном (Генуя).
Своеобразие же сложившегося положения заключалось в том, что Венеция продолжала сохранять тесные связи с французским Анжуйским домом в то время как Генуя выступила его противницей, вырвав из-под контроля франков Византию. Фактически Карл Анжуйский выступил на этом этапе союзником Венеции и противником Генуи. Карл действует в Италии под идейным прикрытием Папы Римского, а значит, как противник Империи. Таким образом, Венеция теперь действует на стороне Франции, Папы и гвельфов и против Императора и гибеллинов. Это очень редкое сочетание, совершенно нехарактерное для изучаемого периода истории Венеции.
Норвич в подобных случаях с непревзойденной британской невозмутимостью объясняет неожиданные повороты политики Венеции особыми, нравственными соображениями:
Реньеро Дзено (дож Венеции) ... в 1256 году оказал активную поддержку папскому крестовому походу против Эццелино да Романо. После смерти Фридриха тот использовал имперский штандарт для удовлетворения собственных амбиций. Один из первых великих синьоров Северной Италии - и самый первый, сохранивший власть более чем на двадцать лет, - Эццелино нечеловеческой жестокостью заработал себе репутацию чудовища, которого в Ломбардии, Фриули и Марчесе все ненавидели и боялись. Благодаря успеху венецианской политики нейтралитета он имеет лишь косвенное отношение к ее истории. Не станем рассказывать об ослепленных узниках и изуродованных детях, за что папа отлучил его от церкви. Отметим лишь свидетельство Мартино о том, что в 1259 году Эццелино наконец-то был пойман и убит, «церковные колокола звонили по всей Венеции, как это бывает в праздники святых. На следующий вечер священники забирались на вершину колоколен и зажигали свечи и факелы, чтобы все видели свет и слышали звон» - типичное венецианское отношение. Однако, как отмечает Мартино, празднества вызваны были не столько исчезновением монстра и восстановлением мира и спокойствия в неспокойном регионе, сколько тем, что венецианские церкви снова стали получать ренту со своих владений на континенте.
(Вот он, один из тех извергов рода человеческого, что заставили Венецию предать Империю и пойти на союз с Папством.)
Ну, как не оказать помощи изуродованным детям против изверга рода человеческого, особенно когда эта помощь сулит денежный доход!
Продолжение:
Генуя наносит ответный удар (1250-1270). Английское эхо.
Оглавление цикла
Мы переходим к следующему этапу европейской истории, который начинается со смертью Фридриха II Гогенштауфена, благодаря которому Венеции так долго удавалось сохранять "нейтралитет" и носить маску лидера католического мира. Впрочем, к концу этого периода всем было уже понятно, что это лишь карнавальная маска.
Мне хочется начать эту главу с цитаты из Норвича, в которой снова говорится о политической системе Венеции:
«Такой город, как Венеция, владевший огромной и удаленной империей, мог бы быть неспособным править, если бы институты власти в республике были демократическими. Как и английская аристократия, с которой они схожи, венецианский патрициат дал городу Святого Марка семьи, где искусство управления было в некотором роде наследственным, и люди могли сменять друг друга, оставляя неизменными принципы политического духа.
А что же другие венецианцы, составлявшие большинство? Многие из них были богаты, умны и образованны, однако в столь избранное общество войти были не достойны. Естественно, поначалу они возмущались, но прошло поколение, и они привыкли к новому порядку вещей: их досада в большинстве случаев стала не такой острой, как того можно было ожидать.
Невозможно сказать, как долго, поскольку все происходило постепенно, в течение многих лет, но в Венеции сформировалась вторая группа избранных. Это был класс cittadini, граждан. Хотя и не всесильные, в отличие от патрициев, граждане тем не менее гордились превосходством над толпой.
Венеция в то время проявляла политическую мудрость: граждане становились оплотом олигархической системы, а не разрушительным элементом вне ее, особенно с тех пор, как были определены привилегии граждан. Иностранцам, желающим стать гражданами, требовалось прожить в Венеции или ее владениях не менее двадцати пяти лет.»
Такова была венецианская демократия, явившаяся в некотором смысле идеальным прообразом современной демократической системы Запада. Идеальным как в смысле своей эффективности и долгожительства (эта система успешно работала на протяжении тысячи лет), так и в том смысле, что в ней с простотой и даже некоторой наивностью выражаются те черты, которые в современной демократии скрыты ширмой демагогии и подмены понятий. Деление общества на пирамиду, состоящую из трёх слоев - на тех, кто имеет реальную власть, тех, кто пользуется особыми привилегиями и тех, кто особыми привилегиями не пользуется - суть реальной демократии в Британской Империи, а и в любой Империи. Но ведь любое современное государство де-факто является «империей» в смысле Норвича - просто потому, что практически любое из них владеет гораздо более обширными землями, чем владела в свое время Венеция. Исключением могут считаться лишь карликовые самые маленькие государства вроде Монако или Люксембурга, по той или иной причине до сих пор сохранившие реликтовые черты прежних городов-государств.
После этого лирического отступления от основной темы, вернемся теперь к Средневековью - ко времени, когда города-государства были первыми ростками современных государств, первыми проблесками понятного для нас современного образа жизни.
Итак, в 1250-м году умер Генрих II Гогеншауфен по прозвищу Ступор Мунди, который столько лет занимал Северную Италию, не давая ей сосредоточиться на противостоянии Венеции.
Немедленно начинаются активные действия между Генуей и Венецией.
1253-1270 годы - это эпоха как прямых боевых столкновений между республиками, так и тайной дипломатии.
В это время республикой Генуя фактически управляло семейство Фиески, тесно связанное с папством и давшее Римской церкви двух Пап.
Википедия: Первым фамилию Фиески носил Уго, сын графа Лаванья. Избрание его сына папой под именем Иннокентия IV (1243 - 1254) привело к усилению позиций семейства Фиески. Напомню, что Иннокентий IV был самым страшным и непримиримым врагом Фридриха Гогенштауфена (а значит, де-факто и Венеции).
Венецианцы не дремали. Ведь это так несправедливо и недемократично, когда республикой правит какое-то семейство. И вот в 1257 г. народное восстание заставило Фиески покинуть Геную и дали Венеции выиграть ещё несколько лет покоя, но пять лет спустя Фиески в союзе с Гримальди восстановили свою власть в городе. Ступор Мунди был мёртв, бунт на корабле подавлен.
Теперь у Генуи были наконец развязаны руки и она могла начать свою собственную тайную дипломатическую игру, направленную, естественно, против Венеции. Было бы логично ожидать возобновления боевых действий между Англией и Францией. Я думаю, Венецианцы и ждали удара с этого направления. И действительно, в Англии начала раскручиваться новая революция, история которой связана с именем лорда-протктора Англии Симона де Монфора, прообраза лорда-протектора Кромвеля, сыгравшего в чем-то схожую историческую роль в английской истории XVII века. Эти события доставили венецианцам немало хлопот.
Но самый болезненный удар Венеция получила с другой, совершенно неожиданной стороны.
Генуэзцы рассчитали, что именно завоеванная латинянами Византия, именовавшаяся тогда Латинской Империей, является самым слабым звеном в венецианской политической конструкции. Норвич описывает обстановку тех лет в завоеванной Византии следующим образом:
Последний латинский император Балдуин II, во враждебном окружении греческого и болгарского государств, держался в основном на помощи от французского короля Людовика Святого и займах венецианских банкиров, взявших в качестве гарантии его сына. Балдуина постепенно покинули бароны и священнослужители: они вернулись на Запад и прихватили с собой то, что осталось от церковных ценностей. Император вынужден был снять медь с крыши своего дворца и заложить самую главную реликвию города - терновый венец Спасителя - венецианским купцам. Ни он, ни его франкские предшественники на императорском троне не добились ничего, кроме хаоса, разгула воровства и разрушения. Завоевание города принесло им только нищету и страдания.
(Зато оно, напомню, принесло фантастическое богатство и европейскую гегемонию Венеции, которая и была реальной заказчицей этого завоевания.)
Плодом генуэзских интриг явился Нимфейский договор 1261 года - соглашение, заключённое в городе Нимфей между греками, представителями Никейской империи, и Генуэзской республикой.
Договор предоставлял генуэзцам широчайшие торговые привилегии в обмен на помощь в отвоевании Константинополя, прежней столицы Византии. Инициатива в заключении договора исходила от Генуи, желавшей отомстить венецианцам за свои поражения в палестинской войне святого Саввы, в особенности - за изгнание из Акры в 1258 году, и, в свою очередь, изгнать своих врагов из Константинополя. Согласно генуэзским анналам, «помня венецианские обиды, генуэзцы не останавливались ни перед чем для того, чтобы создать трудности для своих противников». Предложение Генуи пришлось кстати для никейского императора Михаила VIII Палеолога, которому неудачная осада Галаты весной 1260 г. показала необходимость иметь сильный флот для отвоевания Константинополя у латинян. Михаил, озабоченный слухами о том, что папа римский собирает войска для помощи Латинской империи, надеялся найти в Генуе естественного союзника против венецианцев; последних никейский император хотел полностью изгнать за пределы государства. В конце 1260 года из Генуи на восток отбыли послы Гвиллермо и Гварнеро, наделённые неограниченными полномочиями. Договор был заключён 13 марта 1261 в принадлежащем Никее городе Нимфей, расположенном в Малой Азии. 28 апреля текст договора был подписан Михаилом VIII, а затем отправлен в Геную с никейским посольством, в которое входили паракимомен Исаак Дука, дядя императора, Феодор Квирикиот и архидьякон Лев. 10 июля договор был ратифицирован генуэзскими властями.
Генуя получала полную свободу торговли на всей территории империи, а также в Чёрном море, которое объявлялось открытым только для греческих, генуэзских и пизанских судов. Генуя также получала право основать фактории в Смирне, Алеа, Адрамитии, Фессалониках, Сосандрах, на Хиосе, Лесбосе, а также на Эвбее и Крите, ещё не отвоёванных греками. Все венецианские владения в Константинополе и других регионах передавались генуэзцам, а венецианские корабли должны были быть изгнаны из всех портов. В свою очередь, Генуя обязалась послать флот для захвата Константинополя, вооружить за счёт Никеи 50 кораблей и предоставить греческим купцам незначительные торговые привилегии в Лигурии. Любой генуэзец проживающий в империи мог быть зачислен в греческое войско, но оставался подсуден только своим консулам и подеста Константинополя.
Заключив договор с Генуей, греки взялись за дело.
В ночь на 25 июля 1261 несколько воинов проникли в Царьград через тайный ход и отворили ворота для остального войска. Византийцы ворвались в город и атаковали сонных латинян. Чтобы посеять панику среди врагов, они пустили огонь по крышам домов ночного Константинополя, предав пожару венецианские кварталы. Радостные греки вышли на улицы с криками «Да здравствует император Михаил», «Да здравствует ромеи». Когда Латинский император Балдуин II проснулся и понял, что на город произошло нападение, он тщетно пытался собрать разбросанных по ночлегам и сонных французов. Никто не знал, какими силами и откуда в Константинополь проникли византийцы, а потому император решил, что греки привели в город огромное войско. Бросив знаки императорского достоинства, Балдуин бежал на Эвбею.
Латиняне Эвбеи не стали терять времени и, срочно погрузившись на корабли, отплыли к городу, надеясь штурмом вернуть его обратно. Однако никто не знал, какими силами византийцы захватили его, и хитрый Алексей Стратигопул постарался создать видимость многочисленного войска. Он привлек местных жителей, восторженно приветствовавших свержение латинян, переодев их в воинов и вооружив. И когда латиняне подплыли к стенам, они увидели множество воинов. В конце концов, боясь потерпеть сокрушительное поражение, последние остатки французской армии отплыли в Италию, чтобы сообщить страшную для Запада весть о кончине Латинской империи.
Норвич ревниво замечает относительно успеха генуэзского предприятия:
Нимфейский договор не принёс грекам никаких практических результатов. Помощь генуэзских кораблей в Босфоре не понадобилась - никейцы заняли Константинополь собственными силами (25 июля 1261 г.). Напротив, договор отрицательно повлиял на всю последующую историю Византии, став крупнейшей ошибкой византийской дипломатии. Было положено начало генуэзскому господству в Чёрном море и на рынке самого Константинополя. В 1265 году Михаил VIII, опасаясь экономического усиления Генуи, вернул венецианцам часть прав, разрешив их кораблям доступ в Чёрное море.
Эти события очень сильно ударили по Венеции. Эпоха благоденствия и максимального взлета Венеции (1204-1250) завершилась. Теперь ей приходилось иметь дело со смертельно опасным конкурентом.
Венеция пострадала от крушения Латинской империи… эта новость означала серьезный политический и финансовый кризис: ведь Венеция обладала не только тремя восьмыми самого Константинополя, ее колонии и торговые фактории были рассыпаны по побережью Эгейского моря, вокруг Восточного Средиземного и Черного морей. До сих пор их защищал мощный венецианский флот, базировавшийся в бухте Золотого Рога, а теперь стоянка там была им запрещена. От Михаила Палеолога они не ожидали ничего, кроме неприкрытой враждебности. Его империя была истощена и доведена до нищеты, а потому сам он не мог быть для Венеции серьезным соперником. Но он был не один: за несколько месяцев до его победы он вступил в союз с генуэзцами, которые почти сто лет оспаривали первенство Венеции в Леванте. В обмен на военную и финансовую помощь он пообещал им налоговые и таможенные уступки и собственные территории в главных портах империи, включая и сам Константинополь, - короче, все те привилегии, которые в 1082 году даровал Венеции Алексей Комнин и на которых было основано коммерческое благополучие республики.
В свете этих событий можно понять, какую услугу оказал Венеции Фридрих II Гогенштауфен, перед этим связавший Генуе руки на несколько десятков лет!
Оценивая всю историю латинского завоевания Византии в целом, Норвич говорит:
Хотя правление латинян на Босфоре длилось менее шестидесяти лет, греческая империя так и не вернула былой мощи и утратила влияние на бывшие владения. При твердом руководстве сильная и процветающая Византия могла бы остановить турецкое нашествие. Однако экономика ее теперь была подорвана, она лишилась части территорий, а потому и не смогла защитить себя от оттоманского нашествия. Ирония судьбы: восточные христиане пятьсот лет вынуждены были страдать от мусульманского ига, а обрекли их на это люди, шедшие под знаменем Святого креста. Людей этих от имени Венецианской республики перевез, вдохновил и повел за собой Энрико Дандоло. Из этой трагедии Венеция извлекла для себя огромную выгоду, однако и она, и ее великолепный старый дож должны нести главную ответственность за разорение мира.
Естественно, отношение Константинополя к Венеции после всего этого было не самым радужным. Однако венецианцы не сдавались и стремились по мере возможности восстановить утраченное:
Новый император Византии, Михаил Палеолог, был осторожным человеком. Он знал, что венецианская морская мощь превосходит генуэзскую... Он принял благоразумное решение: натравливал республики друг на друга. Для этого разрешил венецианцам сохранить свою колонию в Константинополе и оставил им мелкие торговые привилегии. Их официальный представитель был разжалован из подесты (теперь им стал генуэзец) и занял более низкую должность - байло. К императорскому столу по большим церковным праздникам его уже не приглашали. Часть венецианского квартала города передали генуэзцам, и их колония быстро расширялась. Несколько лет спустя к ней прибавился весь район Галаты. За пределами столицы венецианцы вынуждены были стоять в стороне: их соперники заняли торговые рынки, на которые у венецианцев раньше была монополия: так это стало в Смирне, на Хиосе, Лесбосе и, что обиднее всего, на побережье Черного моря, откуда их с тех пор изгнали.
Унижение было тем сильнее, что их флот до сих пор оставался лучшим. У Михаила Палеолога до сих пор не было достойного флота, и, если бы венецианцы решили бороться за утерянные привилегии, он не смог бы им противостоять. Но им нужно было подумать о своей колонии в Константинополе: Михаил держал ее как залог их покладистости. Пока и речи не шло о реальном дипломатическом сближении: стороны слишком были разгневаны друг на друга.
Михаил Палеолог, император без империи, зато вооруженный хитростью и всем опытом управления, который накопила Ромейская аристократия за века правления Империей. Человек, способный противостоять Венеции, используя Геную как инструмент.
Между тем оскорбительное высокомерие и заносчивость генуэзцев в Константинополе сделали их еще более непопулярными, чем венецианцев, так что, когда новости об очередных победах венецианского флота стали доходить до императорского дворца, симпатии Михаила изменились. Он тоже вел войну против оставшихся князьков латинского Востока и греческих деспотов Эпира: никто из них не хотел возвращать свои территории восстановленной империи. Такая политика получала мощную поддержку папы и сына Фридриха II, Манфреда Сицилийского. Михаилу отчаянно требовались деньги на восстановление и столицы, и разрушенного флота. Союз с Генуей вместо выгоды вовлекал его в огромные расходы, а в ответ он почти ничего не получал.
К 1264 году в Венецию прибыли греческие послы, и на следующий год был заключен договор, согласно которому республике предлагали привилегии, если и не сравнимые с утраченными, то во всяком случае улучшившие безрадостное положение дел. Но венецианцы не торопились. На византийском Востоке царила сумятица, а пока будущее Европы оставалось неопределенным, не было смысла принимать на себя обязательства. Только в 1268 году республика наконец решилась принять предложение Михаила. Даже и в этом случае согласилась не более чем на пять лет перемирия. В этот период, однако, венецианцы обещали соблюдать принцип ненападения и не помогать врагам империи, а также освободить греческих пленных, содержавшихся на Крите, Модоне и Короне, трех главных оплотах, оставшихся у них в Эгейском море. В ответ император обещал уважать венецианские поселения и в Греции, и на архипелаге и снова разрешил венецианским купцам свободно жить, путешествовать и торговать во всех своих владениях. Его условия были как нельзя более кстати. Двух вещей, правда, недоставало: трех восьмых от доходов и эксклюзивности, которая была у них раньше, ибо Михаил выдвинул условие, что генуэзцы сохранят данные им права. Он сознавал опасность старой политики, при которой одной из республик давалось полное преимущество за счет другой. С этих пор между ними настанет свободная конкуренция.
Забегая вперед, надо заметить, что Венеция уже никогда не вернула себе былую гегемонию на Черном море. В следующем веке, к 1360-м годам, Генуя окончательно вытеснила Венецию оттуда. А потом Черное море подпало под контроль Турции, так что разгром даже Генуи в 1380-м году положения уже не исправил.
Такой была истинная подоплека Венецианского активного «нейтралитета» в борьбе Фридриха Гогенштауфена против Ломбардии. Германская Империя долгое время выступала фактической союзницей Венеции в борьбе с городами в Северной Италии. Венеция легко играла на имперских амбициях немцев, то и дело натравливая их на конкурентов. Теперь ситуация в Ломбардии изменилась (для Венеции) к худшему. Норвич замечает:
В дни, когда Барбаросса, Генрих VI и Фридрих II совершали периодические нападения на Ломбардию, а войны между гвельфами и гибеллинами были в самом разгаре, у этих городов были другие заботы: им приходилось прокладывать точный курс через штормовые моря имперско-папской политики, а Венеция, защищенная своей лагуной, могла позволить себе обратить внимание на куда более привлекательный Восток. Однако времена менялись. Имперская угроза растаяла, и вместе с ее исчезновением города вздохнули и окрепли. Довольно кровопролития, теперь они хотели получить свою долю богатства, которым так долго наслаждалась Венеция. Им не нравилась самоуверенность, с которой она принимала подарки судьбы как должное.
Ломбардия видела слабость Венеции и теперь обнаруживала явную враждебность:
В 1268 году был неурожай, и несколько месяцев спустя в Венеции наступил голод. Из-за недостатка плодородной земли город на протяжении всей своей истории зависел от импорта зерна, и это было главной его слабостью. Теперь же открылась еще одна - зависть соседей. Напрасно обращалась Венеция за поставками в Падую, Тревизо и другие города. Напрасно напоминала о помощи, которую оказывала им во время правления Эццелино. Все наотрез отказали. Падуя даже прекратила выплату ежегодной ренты, которую выдавала в виде зерна венецианским церквям и монастырям. Венеция направила корабли в Сицилию и даже в русские княжества, и катастрофу удалось предотвратить.
Венеции пришлось повоевать с Болоньей и Анконой. Усмирять Триест. Случился бунт и на Крите. Следовало срочно найти Ступору Мира какую-то достойную замену.
И эта замена нашлась сама собой.
У Генуи и других городов Ломбардии появился новый враг. Это знаменитый Карл I Анжуйский (1227-1285), брат французского короля Людовика IX Святого, который вначале был всего лишь графом Прованса. К 1250-му году, году смерти Фридриха II Гогенштауфена, его звезда только начинала восходить.
В 1248 году Карл в сопровождении жены Беатрис отправился в VII крестовый поход в Египет. Во время его отсутствия в Провансе вспыхнуло восстание.
В 1250 году брат (Людовик Святой) отпустил Карла домой и в октябре он вернулся в свои владения. С помощью военной силы и дипломатии Карл сумел к августу 1252 года подчинить мятежные города, они были вынуждены признать Карла своим сюзереном.
В 1258 году королем Сицилии стал Манфред, сын покойного Фридриха II Гогенштауфена. Желая сместить Манфреда, папы искали правителя, который мог бы завоевать королевство. Папа Римский думал о Карле, однако брат Карла, Людовик IX Святой, эту идею не поддержал.
В 1261 году, напомню, позиции Венеции резко ослабели из-за потери Констнтинополя, а Генуя усилилась.
В 1262 году в Провансе вспыхнуло новое восстание, которое было поддержано Генуей и сыновьями короля Арагона. Карлу пришлось договориться с генуэзцами, отдав им прибрежные земли.
В 1265 году новый Папа Климент IV призвал в Рим Карла Анжуйского, который за это время успел заключить несколько союзов со знатью в северной Италии. 21 июня ему официально вручили сенаторские знаки отличия, причем Карл пообещал папе, что откажется от них после завоевания Сицилийского королевства. 28 июня Карла был официально провозглашён королем Сицилии и коронован папой. Началась война Карла с Манфредом.
В 1266 году в битве при Беневенте король Сицилии Манфред был убит. Карл Анжуйский захватил Сицилию и Южную Италию. Это начало Анжуйской династии в Южной Италии.
В 1266-1267 годах практически вся Ломбардия оказалась в руках Карла и его союзников.
В 1267 году его войска подошли к Флоренции. Это вызвало бегство правящих во Флорентийской республике гибеллинов и приход к власти радикальных гвельфов. Карл Анжуйский был избран подестой Флоренции и оставался на этом посту в течение 13 лет, руководя внешней политикой республики. Он также был назначен генеральным папским викарием в Тоскане.
Подчинив Флоренцию, Карл продолжил экспансию в отношении других гибеллинских коммун Тосканы.
В 1269 году в сражении у Коле флорентийско-французскими войсками Карла Анжуйского были разбиты силы гибеллинских коммун во главе с Сиеной. В результате в Сиене, а затем в Пизе и других городах Тосканы к власти пришли правительства гвельфов, подконтрольные Карлу Анжуйскому. Утвердив свою власть над Южной Италией, а также став протектором гвельфов Ломбардии и Тосканы, сохранив в своих руках Анжу и Прованс, Карл теперь считался самым влиятельным аристократом Европы.
28 ноября 1268 года умер папа Климент IV, после чего Рим перешёл под контроль Карла - его избрали сенатором. Новый папа, Григорий X, был выбран только осенью 1271 года, до этого Карл единовластно распоряжался в Италии, присвоив в отсутствие папы право назначать императорских наместников в Италии. К концу 1270 года он подчинил себе всю Тоскану. Весной того же года Карлу удалось подавить и восстание на Сицилии.
Теперь Генуе опять стало плохо. Генуэзцы начали копать под Карла и вражда с Венецией отодвинулась на задний план. Внутри самой Генуи произошел государственный переворот, к власти пришло семейство Спинола в союзе с семейством Дория, оба лояльные по отношению к Венеции. Враждебные венецианцам Фиески были изгнаны из Генуи. И вот в 1270 году Венеция и Генуя заключают перемирие (которое продлилось до 1291 года).
Таким образом, главное политическое движение данного периода (1250-1270), если рассматривать его как задачу двух тел - это вспышка открытой войны между гегемоном (Венеция) и субгегемоном (Генуя).
Своеобразие же сложившегося положения заключалось в том, что Венеция продолжала сохранять тесные связи с французским Анжуйским домом в то время как Генуя выступила его противницей, вырвав из-под контроля франков Византию. Фактически Карл Анжуйский выступил на этом этапе союзником Венеции и противником Генуи. Карл действует в Италии под идейным прикрытием Папы Римского, а значит, как противник Империи. Таким образом, Венеция теперь действует на стороне Франции, Папы и гвельфов и против Императора и гибеллинов. Это очень редкое сочетание, совершенно нехарактерное для изучаемого периода истории Венеции.
Норвич в подобных случаях с непревзойденной британской невозмутимостью объясняет неожиданные повороты политики Венеции особыми, нравственными соображениями:
Реньеро Дзено (дож Венеции) ... в 1256 году оказал активную поддержку папскому крестовому походу против Эццелино да Романо. После смерти Фридриха тот использовал имперский штандарт для удовлетворения собственных амбиций. Один из первых великих синьоров Северной Италии - и самый первый, сохранивший власть более чем на двадцать лет, - Эццелино нечеловеческой жестокостью заработал себе репутацию чудовища, которого в Ломбардии, Фриули и Марчесе все ненавидели и боялись. Благодаря успеху венецианской политики нейтралитета он имеет лишь косвенное отношение к ее истории. Не станем рассказывать об ослепленных узниках и изуродованных детях, за что папа отлучил его от церкви. Отметим лишь свидетельство Мартино о том, что в 1259 году Эццелино наконец-то был пойман и убит, «церковные колокола звонили по всей Венеции, как это бывает в праздники святых. На следующий вечер священники забирались на вершину колоколен и зажигали свечи и факелы, чтобы все видели свет и слышали звон» - типичное венецианское отношение. Однако, как отмечает Мартино, празднества вызваны были не столько исчезновением монстра и восстановлением мира и спокойствия в неспокойном регионе, сколько тем, что венецианские церкви снова стали получать ренту со своих владений на континенте.
(Вот он, один из тех извергов рода человеческого, что заставили Венецию предать Империю и пойти на союз с Папством.)
Ну, как не оказать помощи изуродованным детям против изверга рода человеческого, особенно когда эта помощь сулит денежный доход!
Продолжение:
Генуя наносит ответный удар (1250-1270). Английское эхо.