Генуя наносит ответный удар (1250-1270). Английское эхо.
Продолжение цикла "За кулисами Столетней войны"
[Оглавление цикла] За кулисами Столетней войны: постановка задачи.
Столетняя война. На исторической сцене - Англия против Франции
Столетняя война. Спонсоры из Флоренции?
Столетняя война. Роль Фламандии: не объект, а игрок.
За кулисами Столетней войны. Век XIV: Фландрия против Генуи
За кулисами Столетней войны. Век XV: Милан против Венеции.
Трехсотлетняя война: задача двух тел.
Начало Трехсотлетней войны. Венеция в главе католического мира. Покорение Англии (1204-1235)
(Продолжение) Венеция в главе католического мира (1204-1235)
«Нейтралитет» Венеции. Мир в ступоре. (1235-1250)
Мир в ступоре ( (1235-1250). Монгольское нашествие на Европу.
Трехсотлетняя война. Генуя наносит ответный удар (1250-1270)
Генуя наносит ответный удар (1250-1270). Английское эхо.
Генуя наносит ответный удар (1250-1270). Эхо на востоке и западе Европы.
Трехсотлетняя война: взгляд из Венеции. Союз двух пауков (1270-1291)
Трехсотлетняя война. Следующий раунд (1291- 1299)
Трехсотлетняя война. Мир вверх дном. (1299-1380) Неожиданное завершение цикла.
Итак, главное политическое движение периода Европейской истории в 1250-х и 1260-х годах - это вспышка открытой войны между гегемоном (Венеция) и субгегемоном (Генуя), которая окончилась перемирием 1270-го года, когда враждующие республики временно объединились против Карла Анжуйского. Пока Карл воевал с Ломбардией, Венеция была заинтересована в его усилении. Ведь Карл, создававший проблемы Генуе, выступал таким образом косвенным союзником Венеции. Вместе с ним союзником Венеции теперь оказывалось и Папаство. Именно поэтому гвельфы, столько пострадавшие в предыдущие десятилетия от Фридриха II Гогенштауфена, теперь могли вздохнуть свободно. При косвенной поддержке Венеции они брали верх, в в то время как гибеллины, сторонники Империи, проигрывали по всем фронтам. Венеции было все равно кого из них поддерживать, лишь бы Ломбардия была занята «делом» и не имела времени и сил конкурировать с Венецией.
Но именно поэтому чрезмерное усиление Карла было для Венеции неудобно, а его намерение заново завоевать Византию, с которой у Венеции вот-вот наладились отношения, было и вовсе неприемлемым. К тому же Анжуйский дом и Папство были вообще-то стратегическими противниками Венеции и потому играть на их повышение Венеция могла лишь с большой осмотрительностью. Результатом сложившегося положения и явился мир между Венецией и Генуей, при котором Венеция благожелательно устранилась от дела и наконец предоставила Генуе возможность низвергнуть чрезмерно вознесшегося Анжуйца.
До момента заключения перемирия 1270-го года положение Англии между двумя огромными политическими телами было весьма сложным и противоречивым. С одной стороны, Англией продолжал править Генрих III действовавший до сих пор как самый северо-западный агент Венеции, основной задачей которого было - составлять противовес Людовику IX Святому. С другой стороны, брат Людовика оказался для Венеции полезным и постоянно растущим противовесом Генуе в самой Италии. Потому в это время Англия с Францией не воюет. Напротив, в 1259 году английский король Генрих III и французский король Людовик IX Святой наконец заключили между собой мир на весьма выгодных для Англии условиях, учитывая, что во всех военных конфликтах предыдущего периода победа оказывалась на стороне Франции. Цитирую любопытную книгу Сомерсета Бейтмана «Симон де Монфор»:
По Парижскому миру Людовик IX передавал Генриху III Лимузен, Перигор, Керси и часть Сентонжа, Генрих III со своей стороны отказался от претензий на Нормандию, Мен, Анжу, Тур, Пуату и принес оммаж Людовику IX, как верховному сеньеру Аквитании. Жители Перигора были так недовольны этим обменом, что долго отказывались праздновать день Св. Людовика после его канонизации. Французский совет тоже был недоволен и не согласен со своим королем. Король-миротворец ответил: «Я вижу, что король Англии только что потерял Нормандские земли, но я не восстанавливал какие-нибудь из его владений, потому что все, что я должен делать, - вернуть добрые отношения между его детьми и моими, которые являются кузенами. Это принесет благо еще и потому, что теперь он является моим вассалом». Генрих III отказался от титула герцога Нормандии и графа Анжу и получил в подарок 300 фунтов… Большую часть средств, полученных от Людовика IX, он в дальнейшем использовал для ведения гражданской войны.
Графство Анжу было захвачено Капетингами уже давно; с 1246 года фактическим графом Анжу был главный герой на исторической сцене данного периода - Карл Анжуйский. Таким образом, отказ Генриха III от Анжу был лишь юридическим закреплением фактического порядка вещей. Но все-таки это момент примечательный: король Англии признает нашего Карла Анжуйского - Анжуйским. Очевидно, незадолго до этого времени Венеция пришла к заключению, что Карл успешно заменяет собою умершего в 1250-м году Гогенштауфена и Генриху намекнули, что упрямиться в этом вопросе ему никак не следует.
Однако Генуя со своей стороны не упускала возможности нанести Венеции удар и попыталась перехватить у неё контроль над Англией или как минимум создать там большие проблемы.
В качестве инструмента этого действия выступили те самые фигуры, которые были инструментами самой Венецией: Франция и Папство. Поскольку влияние Венеции на Рим и на Париж в начале XIII века было явлением временным, это было простое и изящное решение: использовать созданную самой Венецией агентуру в Англии против самой Венеции.
Важной фигурой в этой истории является Элеонора Прованская, вторая дочь графа Прованса Раймунда Беренгера V и его второй жены Беатрисы Савойской. У Элеоноры было ещё три сестры, все три оставили след в истории. Маргарита - жена короля Франции Людовика IX Святого, Санча - жена младшего брата Генриха III, Ричарда Корнуэльского, короля Германии, и Беатриса, которая в 1246 году стала женой нашего Карла I Анжуйского, будущего короля Сицилии. (Беатриса была единственной наследницей Прованса; именно благодаря браку с нею Карл Анжуйский и стал владельцем Прованса, с чего и начался его политический взлёт.)
По отзывам современников, Элеонора отличалась красотой так же как её мать и сёстры.
В 1236 году в возрасте 12 лет она была выдана замуж за короля Англии Генриха III. Можно задаться вопросом: почему Венеция не воспрепятствовала этому браку, как будто бы создавшему у неё в дальнейшем серьезные проблемы с Англией? Я полагаю, у Венеции было сильное влияние в Провансе, и все эти девушки были распределены по Европейским домам с иной, благотворной целью: оказывать полезное влияние на своих супругов. Я полагаю, этот расчет не был неправильным. Ведь подчиненную в 1216 году страну надо было ставить на новые рельсы. А для этого требовались и новые люди. Бейтман:
Вслед за Элеонорой пришел неиссякаемый поток иностранцев. В этот период Генрих III держал своих баронов-соотечественников на расстоянии, а свое доверие отдал иностранцам или
родственникам жены, авантюристам, вышедшим из церковного сословия, или просто выскочкам.
Рассуждая о «баронской революции», которая привела в конечном итоге к созданию прообраза нынешнего английского Парламента, Бейтман говорит:
К этому привели три основные причины. Первой из них было пристрастие короля к иностранцам… «Королева привезла так много французов, что права англичан обратились в ничто; король позволял им все, словно сами они короли. Они забирали добро бедняков, но сами ничего не платили». Людям такого склада, как Генрих III, вежливые манеры и изысканность иностранцев нравились гораздо больше, чем грубоватость и прямолинейность его соотечественников. Элеанора Прованская приехала в Англию в сопровождении своего дяди по матери Вильгельма … он организовал один из секретных внутренних советов, рекомендациям которого король старался следовать.
И так далее. Жалобы Бейтмана невольно напоминают мне начало XVIII века в России, аналогичные жалобы русских на засилие «немцев». По-видимому, в это время в Англии происходил аналогичный процесс. Провансальцы в некотором смысле «колонизировали» Англию или, если угодно, «цивилизовали», естественно, не упуская при этом и своей личной выгоды:
В 1237 году Вильгельм возвратился домой из Дувра с седельными сумками, наполненными золотом, серебром и другими королевскими подарками. Раздав их в Провансе, он вернулся в Англию. После его смерти в Витербо в 1239 году Генрих III был так глубоко опечален этим известием, что порвал на себе одежду и бросил ее в огонь, отказавшись от кого бы то ни было принимать утешение. В 1241 году в страну прибыл брат Вильгельма, Петр Савойский, которому были пожалованы обширные Ричмондские владения в Йоркшире… В 1247 году Петр привез с собой из Прованса двух знатных девиц, которые были выданы замуж за молодых графов Кента и Линкольна. Годом раньше другой брат Вильгельма, Бонифаций, был избран архиепископом Кентерберийским.
Сомерсет Бейтман рассуждает об этом процессе с патриотических и даже националистических позиции, перенося на ту эпоху наши сегодняшние представления. Однако рассуждения его звучат не слишком убедительно, потому что «патриотическое» движение баронов, как ни странно, возглавил тоже иностранец, француз, граф Симон де Монфор.
Ища этому феномену объяснения, Бейтман справедливо замечает (перечеркивая этим националистическую версию революции 1258-1265 годов):
Англия и Франция в Средние века гораздо в большей степени походили друг на друга, нежели в наши дни, поскольку обе страны принадлежали к феодальному обществу, жившему по единым законам; поэтому французский рыцарь вполне мог чувствовать себя в Англии как дома, а английскому рыцарю было достаточно уютно во Франции.
Тем более, что говорили они на одном и том же языке. (На английском в Англии, повторюсь, в ту пору разговаривало лишь простонародье.)
Тем не менее, нашествие «немцев» вызвало сопротивление местной знати:
Главной целью баронской группировки было разрушить данную систему и заменить королевскую манеру править опираясь на иностранные чины на предыдущую, во главе которой стояли баронские фамилии.
Однако «иностранец-патриот» Симон де Монфор смотрел на дело шире, чем местные бароны:
в одиночку бароны не могли создать прослойку, которая выстояла бы против королевской автократии. Им пришлось обратиться за помощью к другим классам страны... Когда Симон де Монфор, будучи лидером баронской партии, захотел заручиться поддержкой других сословий, на его счастье под рукой оказался готовый инструмент. Идея выборных представителей не являлась новшеством для англичан. Эта традиция имела глубокие корни. Вот почему Симону не составило труда при помощи этого метода перетянуть на свою сторону не только баронов, но и другие классы, и с их помощью усилить свои позиции.
На самом деле произошло нечто интересное и заслуживающее пристального внимания: бароны отстранили короля и захватили власть, однако за первой революционной волной закономерно последовала вторая, которая подняла и приобщила к управлению страной «низшие классы» - то есть, в первую очередь, конечно, города. За «феодальной» революцией последовала «буржуазная». Это мучительно напоминает знакомую нам схему 1917-го года, а также опыт Великой Французской революции. Естественно, с поправкой на эпоху. Ведь у Симона де Монфора «буржуазная революция» как бы не получилась: Симон был убит в битве при Ивземе (1265), после которой революция пошла на убыль.
Однако обращает на себя внимание тот факт, что все основные идеи Симона де Монфора были все-таки внедрены в жизнь наследником Генриха III - Эдуардом I.
Было так: вначале граф Симон де Монфор разбил королевскую армию (1264) и взял в плен короля и его сына, принца Эдуарда. Затем принц Эдуард при странных обстоятельствах бежал из плена, собрал новую армию и разбил войско графа, умертвив при этом его самого (1265).
Сомерсет Бейтман воспевает героическую смерть Симона де Монфора в таких словах:
Где бы ни находился современный человек, наслаждаясь плодами ограниченной монархии, конституционного правительства, участием в законотворчестве через представителей, пусть он никогда не забывает, что обязан этим Симону де Монфору. Как человек, он был почти совершенен, насколько это вообще позволяет бренная природа людей. Симон де Монфор был преданным мужем, добрым отцом, верным другом и образцом средневекового человека из благородного сословия. Как государственный деятель он опережал свое время, но наметил тропинку, по которой пройдут его потомки.
Однако лично я, учитывая вышеизложенные обстоятельства, дерзну предположить, что гораздо большее значение в истории этой смуты имел человек, который и пришел в конечном итоге к власти: наследник престола Эдуард I. Оказавшись у руля, Эдуард последовательно провел в жизнь все идеи, за которые умер Симон де Монфор, причем пошел в их разработке даже дальше, чем можно было ожидать. Вероятно, Эдуард был очень хорошим сыном своей матери, Элеоноры Прованской, и близко принял к сердцу какие-то мысли и идеи, которые привезли с далекого юга её соотечественники.
Конечно, я далек от мысли, будто Эдуард I и был инициатором восстания против своего собственного отца. Подобная афера была слишком рискованным мероприятием и в подобную конспирологию я не верю. Конечно же, настоящими организаторами смуты были воспрянувшие после 1250 года генуэзцы, которые использовали свои старые связи в среде английской аристократии, попытавшись вернуть колесо истории вспять и низвергнуть провенецианскую монархию. Ну, а всяческий патриотизм и борьба за демократию, если они вообще не приписаны нашим героям по ходу развития исторического предания в последующие века, были всего лишь идеологическими механизмами, при помощи которых умные люди давили на глупых, сдвигая их в желательном для себя направлении.
Масса людей, как и физическая масса, обладает свойством инерции. Люди даже под давлением не сразу отказываются от старых привычки и с трудом приобретают новые. Организация революции - это процедура, требующая гораздо больше времени, чем простая подготовка войска. Этим я объясняю тот факт, что противоречия между королем и баронами достигли стадии открытого бунта лишь в 1258 году, а не сразу же в 1250-м, когда глобальная политическая обстановка в Европе сложилась так, что государственный переворот в Англии сделался возможным.
Впрочем, ясное противостояние короля и баронов обозначилось почти сразу. В 1252 году король под давлением Папы решил взять на себя расходы по вытеснению из Италии Гогенштауфенов (ради обещанного его сыну Сицилийского королевства). Король потребовал от баронов субсидий на экспедицию в Сицилию, с этого всё и началось. Симон де Монфор, сам будучи провансальским "немцем", вдруг решительно перешел на сторону английских "националистов" и возглавил оппозицию королю. "Движение, которое ты не можешь подавить, следует возглавить".
Продолжение:
Генуя наносит ответный удар (1250-1270). Эхо на востоке и западе Европы.
[Оглавление цикла] За кулисами Столетней войны: постановка задачи.
Столетняя война. На исторической сцене - Англия против Франции
Столетняя война. Спонсоры из Флоренции?
Столетняя война. Роль Фламандии: не объект, а игрок.
За кулисами Столетней войны. Век XIV: Фландрия против Генуи
За кулисами Столетней войны. Век XV: Милан против Венеции.
Трехсотлетняя война: задача двух тел.
Начало Трехсотлетней войны. Венеция в главе католического мира. Покорение Англии (1204-1235)
(Продолжение) Венеция в главе католического мира (1204-1235)
«Нейтралитет» Венеции. Мир в ступоре. (1235-1250)
Мир в ступоре ( (1235-1250). Монгольское нашествие на Европу.
Трехсотлетняя война. Генуя наносит ответный удар (1250-1270)
Генуя наносит ответный удар (1250-1270). Английское эхо.
Генуя наносит ответный удар (1250-1270). Эхо на востоке и западе Европы.
Трехсотлетняя война: взгляд из Венеции. Союз двух пауков (1270-1291)
Трехсотлетняя война. Следующий раунд (1291- 1299)
Трехсотлетняя война. Мир вверх дном. (1299-1380) Неожиданное завершение цикла.
Итак, главное политическое движение периода Европейской истории в 1250-х и 1260-х годах - это вспышка открытой войны между гегемоном (Венеция) и субгегемоном (Генуя), которая окончилась перемирием 1270-го года, когда враждующие республики временно объединились против Карла Анжуйского. Пока Карл воевал с Ломбардией, Венеция была заинтересована в его усилении. Ведь Карл, создававший проблемы Генуе, выступал таким образом косвенным союзником Венеции. Вместе с ним союзником Венеции теперь оказывалось и Папаство. Именно поэтому гвельфы, столько пострадавшие в предыдущие десятилетия от Фридриха II Гогенштауфена, теперь могли вздохнуть свободно. При косвенной поддержке Венеции они брали верх, в в то время как гибеллины, сторонники Империи, проигрывали по всем фронтам. Венеции было все равно кого из них поддерживать, лишь бы Ломбардия была занята «делом» и не имела времени и сил конкурировать с Венецией.
Но именно поэтому чрезмерное усиление Карла было для Венеции неудобно, а его намерение заново завоевать Византию, с которой у Венеции вот-вот наладились отношения, было и вовсе неприемлемым. К тому же Анжуйский дом и Папство были вообще-то стратегическими противниками Венеции и потому играть на их повышение Венеция могла лишь с большой осмотрительностью. Результатом сложившегося положения и явился мир между Венецией и Генуей, при котором Венеция благожелательно устранилась от дела и наконец предоставила Генуе возможность низвергнуть чрезмерно вознесшегося Анжуйца.
До момента заключения перемирия 1270-го года положение Англии между двумя огромными политическими телами было весьма сложным и противоречивым. С одной стороны, Англией продолжал править Генрих III действовавший до сих пор как самый северо-западный агент Венеции, основной задачей которого было - составлять противовес Людовику IX Святому. С другой стороны, брат Людовика оказался для Венеции полезным и постоянно растущим противовесом Генуе в самой Италии. Потому в это время Англия с Францией не воюет. Напротив, в 1259 году английский король Генрих III и французский король Людовик IX Святой наконец заключили между собой мир на весьма выгодных для Англии условиях, учитывая, что во всех военных конфликтах предыдущего периода победа оказывалась на стороне Франции. Цитирую любопытную книгу Сомерсета Бейтмана «Симон де Монфор»:
По Парижскому миру Людовик IX передавал Генриху III Лимузен, Перигор, Керси и часть Сентонжа, Генрих III со своей стороны отказался от претензий на Нормандию, Мен, Анжу, Тур, Пуату и принес оммаж Людовику IX, как верховному сеньеру Аквитании. Жители Перигора были так недовольны этим обменом, что долго отказывались праздновать день Св. Людовика после его канонизации. Французский совет тоже был недоволен и не согласен со своим королем. Король-миротворец ответил: «Я вижу, что король Англии только что потерял Нормандские земли, но я не восстанавливал какие-нибудь из его владений, потому что все, что я должен делать, - вернуть добрые отношения между его детьми и моими, которые являются кузенами. Это принесет благо еще и потому, что теперь он является моим вассалом». Генрих III отказался от титула герцога Нормандии и графа Анжу и получил в подарок 300 фунтов… Большую часть средств, полученных от Людовика IX, он в дальнейшем использовал для ведения гражданской войны.
Графство Анжу было захвачено Капетингами уже давно; с 1246 года фактическим графом Анжу был главный герой на исторической сцене данного периода - Карл Анжуйский. Таким образом, отказ Генриха III от Анжу был лишь юридическим закреплением фактического порядка вещей. Но все-таки это момент примечательный: король Англии признает нашего Карла Анжуйского - Анжуйским. Очевидно, незадолго до этого времени Венеция пришла к заключению, что Карл успешно заменяет собою умершего в 1250-м году Гогенштауфена и Генриху намекнули, что упрямиться в этом вопросе ему никак не следует.
Однако Генуя со своей стороны не упускала возможности нанести Венеции удар и попыталась перехватить у неё контроль над Англией или как минимум создать там большие проблемы.
В качестве инструмента этого действия выступили те самые фигуры, которые были инструментами самой Венецией: Франция и Папство. Поскольку влияние Венеции на Рим и на Париж в начале XIII века было явлением временным, это было простое и изящное решение: использовать созданную самой Венецией агентуру в Англии против самой Венеции.
Важной фигурой в этой истории является Элеонора Прованская, вторая дочь графа Прованса Раймунда Беренгера V и его второй жены Беатрисы Савойской. У Элеоноры было ещё три сестры, все три оставили след в истории. Маргарита - жена короля Франции Людовика IX Святого, Санча - жена младшего брата Генриха III, Ричарда Корнуэльского, короля Германии, и Беатриса, которая в 1246 году стала женой нашего Карла I Анжуйского, будущего короля Сицилии. (Беатриса была единственной наследницей Прованса; именно благодаря браку с нею Карл Анжуйский и стал владельцем Прованса, с чего и начался его политический взлёт.)
По отзывам современников, Элеонора отличалась красотой так же как её мать и сёстры.
В 1236 году в возрасте 12 лет она была выдана замуж за короля Англии Генриха III. Можно задаться вопросом: почему Венеция не воспрепятствовала этому браку, как будто бы создавшему у неё в дальнейшем серьезные проблемы с Англией? Я полагаю, у Венеции было сильное влияние в Провансе, и все эти девушки были распределены по Европейским домам с иной, благотворной целью: оказывать полезное влияние на своих супругов. Я полагаю, этот расчет не был неправильным. Ведь подчиненную в 1216 году страну надо было ставить на новые рельсы. А для этого требовались и новые люди. Бейтман:
Вслед за Элеонорой пришел неиссякаемый поток иностранцев. В этот период Генрих III держал своих баронов-соотечественников на расстоянии, а свое доверие отдал иностранцам или
родственникам жены, авантюристам, вышедшим из церковного сословия, или просто выскочкам.
Рассуждая о «баронской революции», которая привела в конечном итоге к созданию прообраза нынешнего английского Парламента, Бейтман говорит:
К этому привели три основные причины. Первой из них было пристрастие короля к иностранцам… «Королева привезла так много французов, что права англичан обратились в ничто; король позволял им все, словно сами они короли. Они забирали добро бедняков, но сами ничего не платили». Людям такого склада, как Генрих III, вежливые манеры и изысканность иностранцев нравились гораздо больше, чем грубоватость и прямолинейность его соотечественников. Элеанора Прованская приехала в Англию в сопровождении своего дяди по матери Вильгельма … он организовал один из секретных внутренних советов, рекомендациям которого король старался следовать.
И так далее. Жалобы Бейтмана невольно напоминают мне начало XVIII века в России, аналогичные жалобы русских на засилие «немцев». По-видимому, в это время в Англии происходил аналогичный процесс. Провансальцы в некотором смысле «колонизировали» Англию или, если угодно, «цивилизовали», естественно, не упуская при этом и своей личной выгоды:
В 1237 году Вильгельм возвратился домой из Дувра с седельными сумками, наполненными золотом, серебром и другими королевскими подарками. Раздав их в Провансе, он вернулся в Англию. После его смерти в Витербо в 1239 году Генрих III был так глубоко опечален этим известием, что порвал на себе одежду и бросил ее в огонь, отказавшись от кого бы то ни было принимать утешение. В 1241 году в страну прибыл брат Вильгельма, Петр Савойский, которому были пожалованы обширные Ричмондские владения в Йоркшире… В 1247 году Петр привез с собой из Прованса двух знатных девиц, которые были выданы замуж за молодых графов Кента и Линкольна. Годом раньше другой брат Вильгельма, Бонифаций, был избран архиепископом Кентерберийским.
Сомерсет Бейтман рассуждает об этом процессе с патриотических и даже националистических позиции, перенося на ту эпоху наши сегодняшние представления. Однако рассуждения его звучат не слишком убедительно, потому что «патриотическое» движение баронов, как ни странно, возглавил тоже иностранец, француз, граф Симон де Монфор.
Ища этому феномену объяснения, Бейтман справедливо замечает (перечеркивая этим националистическую версию революции 1258-1265 годов):
Англия и Франция в Средние века гораздо в большей степени походили друг на друга, нежели в наши дни, поскольку обе страны принадлежали к феодальному обществу, жившему по единым законам; поэтому французский рыцарь вполне мог чувствовать себя в Англии как дома, а английскому рыцарю было достаточно уютно во Франции.
Тем более, что говорили они на одном и том же языке. (На английском в Англии, повторюсь, в ту пору разговаривало лишь простонародье.)
Тем не менее, нашествие «немцев» вызвало сопротивление местной знати:
Главной целью баронской группировки было разрушить данную систему и заменить королевскую манеру править опираясь на иностранные чины на предыдущую, во главе которой стояли баронские фамилии.
Однако «иностранец-патриот» Симон де Монфор смотрел на дело шире, чем местные бароны:
в одиночку бароны не могли создать прослойку, которая выстояла бы против королевской автократии. Им пришлось обратиться за помощью к другим классам страны... Когда Симон де Монфор, будучи лидером баронской партии, захотел заручиться поддержкой других сословий, на его счастье под рукой оказался готовый инструмент. Идея выборных представителей не являлась новшеством для англичан. Эта традиция имела глубокие корни. Вот почему Симону не составило труда при помощи этого метода перетянуть на свою сторону не только баронов, но и другие классы, и с их помощью усилить свои позиции.
На самом деле произошло нечто интересное и заслуживающее пристального внимания: бароны отстранили короля и захватили власть, однако за первой революционной волной закономерно последовала вторая, которая подняла и приобщила к управлению страной «низшие классы» - то есть, в первую очередь, конечно, города. За «феодальной» революцией последовала «буржуазная». Это мучительно напоминает знакомую нам схему 1917-го года, а также опыт Великой Французской революции. Естественно, с поправкой на эпоху. Ведь у Симона де Монфора «буржуазная революция» как бы не получилась: Симон был убит в битве при Ивземе (1265), после которой революция пошла на убыль.
Однако обращает на себя внимание тот факт, что все основные идеи Симона де Монфора были все-таки внедрены в жизнь наследником Генриха III - Эдуардом I.
Было так: вначале граф Симон де Монфор разбил королевскую армию (1264) и взял в плен короля и его сына, принца Эдуарда. Затем принц Эдуард при странных обстоятельствах бежал из плена, собрал новую армию и разбил войско графа, умертвив при этом его самого (1265).
Сомерсет Бейтман воспевает героическую смерть Симона де Монфора в таких словах:
Где бы ни находился современный человек, наслаждаясь плодами ограниченной монархии, конституционного правительства, участием в законотворчестве через представителей, пусть он никогда не забывает, что обязан этим Симону де Монфору. Как человек, он был почти совершенен, насколько это вообще позволяет бренная природа людей. Симон де Монфор был преданным мужем, добрым отцом, верным другом и образцом средневекового человека из благородного сословия. Как государственный деятель он опережал свое время, но наметил тропинку, по которой пройдут его потомки.
Однако лично я, учитывая вышеизложенные обстоятельства, дерзну предположить, что гораздо большее значение в истории этой смуты имел человек, который и пришел в конечном итоге к власти: наследник престола Эдуард I. Оказавшись у руля, Эдуард последовательно провел в жизнь все идеи, за которые умер Симон де Монфор, причем пошел в их разработке даже дальше, чем можно было ожидать. Вероятно, Эдуард был очень хорошим сыном своей матери, Элеоноры Прованской, и близко принял к сердцу какие-то мысли и идеи, которые привезли с далекого юга её соотечественники.
Конечно, я далек от мысли, будто Эдуард I и был инициатором восстания против своего собственного отца. Подобная афера была слишком рискованным мероприятием и в подобную конспирологию я не верю. Конечно же, настоящими организаторами смуты были воспрянувшие после 1250 года генуэзцы, которые использовали свои старые связи в среде английской аристократии, попытавшись вернуть колесо истории вспять и низвергнуть провенецианскую монархию. Ну, а всяческий патриотизм и борьба за демократию, если они вообще не приписаны нашим героям по ходу развития исторического предания в последующие века, были всего лишь идеологическими механизмами, при помощи которых умные люди давили на глупых, сдвигая их в желательном для себя направлении.
Масса людей, как и физическая масса, обладает свойством инерции. Люди даже под давлением не сразу отказываются от старых привычки и с трудом приобретают новые. Организация революции - это процедура, требующая гораздо больше времени, чем простая подготовка войска. Этим я объясняю тот факт, что противоречия между королем и баронами достигли стадии открытого бунта лишь в 1258 году, а не сразу же в 1250-м, когда глобальная политическая обстановка в Европе сложилась так, что государственный переворот в Англии сделался возможным.
Впрочем, ясное противостояние короля и баронов обозначилось почти сразу. В 1252 году король под давлением Папы решил взять на себя расходы по вытеснению из Италии Гогенштауфенов (ради обещанного его сыну Сицилийского королевства). Король потребовал от баронов субсидий на экспедицию в Сицилию, с этого всё и началось. Симон де Монфор, сам будучи провансальским "немцем", вдруг решительно перешел на сторону английских "националистов" и возглавил оппозицию королю. "Движение, которое ты не можешь подавить, следует возглавить".
Продолжение:
Генуя наносит ответный удар (1250-1270). Эхо на востоке и западе Европы.