Кажется, роман ломается в момент смерти двоюродного брата главного героя, Иохима: дл меня очевидно, что умереть должен был сам Ганс Касторп, однако, необходимый в иллюстративной назидательности наспех приклеенного эпилога (весьма неубедительного - Манн неубедителен с персонажами и событиями, которые ему неинтересны и нужны для решения сугубо технических задач - такие, скажем, протагонисты как Нафта и Сеттембрини, чьи диалоги оказывались главным искушением ускоренной перемотки).
До смерти Иохима «Волшебная гора» размеренно и поступательно набирает плотность, когда же внутренний ход и нарративная поверхность перестают совпадать, писатель начинает метаться, подкидывая вверх самые разные эффектные штуки - самоубийство голландца (после которого мадам Шоша более не упоминается, хотя именно её татарский образ держал первые три четверти книги), дуэль спорщиков, окончившаяся самоубийством Нафты, появление граммофонных пластинок, вернувших (которые должны были вернуть) Касторпа к жизни в жизни, спиритические сеансы с трансами и появлением мёртвого Иохима.
До точки расхода и разлада роман мчал как отличный гоночный автомобиль, при том (если оглядываться ретроспективно) семилетнее (!) лечение Ганса Касторпа на туберкулёзном курорте совсем уж скудно на события - видно как равномерно Манн распределяет эти «ключевые события», обрастающие подходами и подводами многочисленных и, порой, избыточных подробностей, создающих ощущение непрерывного и активного ландшафта, при том, что постфактум практически все эти события уходят без следа, смазываются и пропадают.
Только последняя четверть романа оказывается переполнена эффектными сценами то в достоевском, то в толстовском духе - Манн усиливает нарративную агрессию, пытаясь возместить сход с маршрута, но это получается у него не сильно убедительно: «Волшебную гору» трясёт, точно старенький тарантас, подскакивающий на каждой многозначительной кочке.
Плавное лейтмотивное полотно, тщательно выстраиваемое в первых пяти главах (с приливами и отливами темы времени, сменяемой в финале буквальным решением вопроса через пересказ содержимого пластинок с детальным описанием оперных арий - то есть, через очевидный экстенсив), сминается, уступив место лихорадочной активности, которая казалась бы логичной, если бы болезнь Касторпа нарастала.
Однако финал приводит Ганса к выздоровлению и возвращению вниз, к людям (на поля сражений Первой мировой), что противоречит нервной прерывистости последних страниц: лихорадочную деятельность сложно объявить проявлением здорового или выздоравливающего организма. Сложно.
На уровне «общественной» или же «социальной» мысли «Волшебная гора» прочитывается как книга, посвящённая немецкому характеру.
Среднестатистический немец, Ганс Касторп, неслучайно окружён представителями других народов - зачем-то Манн достаточно подробно (я бы даже заметил, что необоснованно подробно) описывает судьбу сначала итальянца, затем еврея, ставшего иезуитом, затем обнародует документы «польской фракции», постоянно возвращается к теме «хорошего» и «нехорошего» русского стола (соседей по курорту, создающих повествованию плотный фон), уделяет много внимания голландскому любовнику Шоши.
Русская тема, то приходя, то уходя, сплетаясь с темой времени, окончательно закрепляется в образе инфернальной татарской барышни Шоши, сводящей с ума не только Ганса, но и его дублёра, ещё одного трепетного немецкого юношу.
Шоша - с её раскосыми глазами - очевидный клон Настасьи Филипповны из «Идиота», где Рогожин оказывается голландским негоциантом, а Касторпу с его «рыбьей кровью» уготовано место князя Мышкина (отнюдь не тонкий, ехидный юмор Манна - тема вообще совершенно отдельная).
Иностранцы выглядят бесплотными духами, миражами, полустёртыми изображениями реверса и только немцы выходят в "Волшебной горе" полноценно прорисованными фигурами, с которыми возможна идентификация.
«Рыбья кровь», приводящая к нерешительности и вызывающая медитативную оторванность от жизни, старательную в неё невключённость (несмотря на внешнее пристрастие к научным занятиям, впрочем, безрезультатным, а так же бесконечным прогулкам с возвращением на круги своя) и душевное равновесие во главе угла и есть язвительный приговор, выносимый Манном своим соплеменникам.
Гора немецкого духа видится ему сколь комфортабельной, столь и бесплодной, заколдованной неукоснительным распорядком дня и соответствием штатному расписанию.
Именно поэтому Манн и не видит никакой другой причины сломать существующее положение Германии, как начать активные военные действия.
Зачем-то ему очень нужно разрушить статус кво того, что было, но вот зачем (то есть, типа, что же им и его пером, на самом деле, двигало) это уже мне вообще не интересно.
Дневник читателя. "Волшебная гора"-1:
http://paslen.livejournal.com/1430751.htmlДневник читателя. "Волшебная гора"- 2:
http://paslen.livejournal.com/1431520.htmlДневник читателя. "Волшебная гора"-3:
http://paslen.livejournal.com/1432288.htmlДневник читателя. "Волшебная гора"-4:
http://paslen.livejournal.com/1432919.htmlДневник читателя. "Волшебная гора"-5:
http://paslen.livejournal.com/1442827.htmlВыписки из четвёртой главы "ВГ":
http://paslen.livejournal.com/1432408.html#cutid1